Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого

Глава 27. Тщетные попытки

Любовь — это игра в карты,

в которой блефуют оба:

один, чтобы выиграть,

другой, чтобы не проиграть.

Анри Ренье

Любовно исторические романы —

единственный вид печатной продукции,

где невинность чего-то стоит.

Барбара Картленд

Серые глаза отца недовольно щурятся. Голубые глаза матери огорченно распахиваются. Черные глаза Фиакра… смеются. Смеются? Четыре пары глаз — Императора и Его Величеств — горят предвкушением чего-то интересного и крайне занимательного. В черных глазах Елены легкое сожаление и даже грусть.

Фиакр смотрит на Короля Базиля и едва заметно наклоняет голову. Наглый оскал, который Король Южного Королевства явно считает улыбкой, предназначен для меня.

— Говорите громче, госпожа Николетт! — неожиданно заявляет он и даже разводит свои королевские руки в стороны. — Мы ничего не услышали.

— Жаль! — еще громче говорю я, злясь и негодуя из-за их нелепой детской выходки. — Очень жаль!

Их Величества с плохо состряпанным выражением сожаления и нагло смеющимися глазами часто кивают мне, словно автомобильные собачки.

— Имею честь завтра стать Вашим мужем! — как ни в чем не бывало повторяет свои слова Фиакр.

— Возраст сказывается?! — радостно хамлю я. — Пара сотенок это вам не шутка!

— Имею честь завтра стать Вашим мужем! Смиренно жду вашего решения, госпожа! — черные глаза Фиакра сверкают дерзкой усмешкой, кажется, даже крупный прозрачный камень, украшающий его жабо, подмигивает. Самонадеянно и издевательски.

— Имею честь отказать Вам, Ваше Высокопревосходительство! — почти рычу я, потеряв самообладание.

— Прекрасно! — с трона встает Император Раймунд и подает руку Императрице. — Ваше согласие, госпожа Николетт, наполняет наши сердца радостью и надеждой! У Империи счастливое будущее!

Крики радости, возгласы поддержки, аплодисменты разрывают гнетущую тишину зала. Придворные ликуют.

«Веселится и ликует весь народ…» — вспоминаются мне слова песни Глинки.

— Это сговор! — кричу я, пытаясь найти поддержку у отца и матери.

Но они счастливо улыбаются мне, словно долго ждали этого момента и наконец-то дождались. Хотя… что это я… Именно в таком порядке: ждали и дождались.

Придворные дамы и кавалеры восхищенно аплодируют Фиакру, который принимает поздравления от Императорской четы. В зале два расстроенных происходящим фарсом человека: я и Ребекка.

Ребекка!

Она стоит, растерянная, разозленная, несчастная, рядом с Лефевром, довольным, радостным, даже умиротворенным. Встречаюсь с ее ненавидящим взглядом и начинаю двигать бровями, пытаясь подозвать ее к себе. Ненависть в глазах Ребекки меняется на удивление и непонимание. Вот дура…

— Иди сюда… — губами говорю я ей. — Сюда иди!

Ребекка хлопает ресницами в полном недоумении.

Хаос веселья после моего «согласия» на венчание с Решающим заменяется упорядоченным и странным танцем, уже крайне удивлявшим меня на предыдущем балу, танцем, состоящим из множества поклонов танцующих пар друг другу. Первая пара — Их Императорские Величества, потом Их Королевские Величества с придворными дамами, далее мои родители, потом я и успевший пригласить меня Лефевр, сияющий почти отеческой улыбкой, за нами через одну пару придворных Фиакр и Ребекка.

Надо назвать этот дурацкий танец «Сдохни, поясница». По крайней мере моя нетренированная ноет и просится полежать.

— Ваше венчание — наша общая победа! — пафосно заявляет мне партнер. — Вы сделали правильный выбор, госпожа.

Выбор? Мне давали выбрать?

Я не произношу эти вопросы вслух. Я пытаюсь встретиться взглядом с Ребеккой. Она совершенно меня не понимает, отвечая еле сдерживаемым пренебрежительным взглядом. Фиакр похоже решил, что я не свожу глаз именно с него: он, гордо расправив плечи, не отрываясь смотрит на меня через головы и плечи танцующих.

Нас специально разделили многими метрами мозаичного пола. Ага! Боятся нашего контакта. Я и сама его боюсь. Нет никакого желания мучительно задыхаться и думать только о том, чтобы не потерять сознание или не умереть от недостатка воздуха.

Когда по окончании танца я пытаюсь подойти ближе к Ребекке, мне не позволяют это сделать. Вместе с Лефевром я вынуждена встать подле трона, на который возвращаются Их Императорские Величества и Короли. Фиакр, проводивший Ребекку к одному из мраморных столбов зала, возвращается и встает за спиной Императора.

Начинаю игру в гляделки с Еленой. Она, конечно, хороша, как никогда. Золотое платье с многослойными пышными юбками придает ее царственной осанке, открытым плечам идеальной формы, гордой шее и прекрасному лицу достойную огранку. Предыдущая Sorcière великолепна. Как же жаль, что последняя не она, а я.

В отличие от Ребекки, Елена мгновенно считывает мои ужимки и даже на несколько секунд прикрывает веки, чтобы показать мне, что поняла.

— Господа! — Император встает с трона и подает руку Императрице. — Через час имею честь встретиться с вами на праздничном ужине.

Мог бы и из зала объявить. Зачем переться обратно к трону? Император, твою мать… Вот интересно, а кто был его матерью? Тоже Sorcière? Предпредпоследняя?

Весь двор совершает глубокий поклон и замирает в этом поклоне, пока Император, Елена, Решающий и Короли выходят из зала.

— Тебе надо отдохнуть, родная, — рядом со мной мои родители.

— Что это было?! — цежу я сквозь зубы. — Что это было?!

— Так надо, — спокойно и строго отвечает отец.

— Надо?! — задыхаюсь от возмущения. — Надо?!

— Это часть ритуала, она проведена. Так надо, — подхватывает мама.

— Он… — злобно смотрю на отца. — Он… понятно… местный. Но ты, мама! Ты!

— Я теперь тоже местная, — успокаивающе гладя мою руку, говорит мама. — Мы все теперь… местные.

Родители ведут меня по какому-то длинному коридору в какую-то комнату.

— Отдохни тут, дорогая, — мама усаживает меня на мягкий диванчик. — Давай помогу лечь так, чтобы платье не помялось.

— Я сама, — протестую и плюхаюсь на диван так неуклюже, чтобы помять платье как можно качественнее, и пытаюсь воззвать к совести родителей в последний раз. — Скажите честно, я приемная?

— Что за глупости! — хмурится отец. — Я в общих чертах рассказал тебе, что и как у нас с мамой вышло. И ты, и Шурик — наши родные дети.

— Тогда почему вы так стремитесь от меня избавиться? — почти плача спрашиваю я этих родных-чужих мне людей, одетых по последней моде этого магического мира и напоминающих мне участников маскарада того, бывшего моего мира.

— Всё будет хорошо! — строго говорит отец. — Решающий влюблен в тебя. Его чувство поймет и Алтарь. Его почувствуют и Тьма, и Магма.

— Насколько я помню, — перебиваю я, — невеста перед Алтарем тоже должна быть… влюбленной. Его Святейшество подробно мне обо всем рассказывал.

— Его Святейшество сообщил тебе часть легенды, — сердится отец. — Только часть. Им же и приукрашенную. Я же говорю об Абсолютном Знании.

— Оно же для тебя теперь закрыто! — не сдаюсь я.

— Оно закрыто для меня в настоящий момент времени, — кивает папа. — Со временем здесь не так, как в том мире, где ты выросла. Но Абсолютное Знание понимаемо и ощущаемо мною долгие годы. Сейчас оно закрыто. После вашего венчания оно откроется мне снова. Я знал это еще до твоего рождения. Если точнее, до твоего зачатия.

— Теперь это твоя легенда? — догадываюсь я. — Ты не знаешь точно, но веришь. Это никакое не Абсолютное Знание. Это просто вера.

— Любаша… — мама использует запрещенный прием, называя меня моим родным именем. — Девочка моя! Неужели ты способна подумать, что мы… что я… могу отправить тебя на мученическую смерть? Это действительно единственный способ выжить для Империи, для всех нас. И единственное средство вернуть сюда Сашу…

— Шурку? — поражаюсь я новой для себя информации. — Почему?

— Он не может здесь находиться, пока… — начинает отвечать мама.

Но отец ее останавливает:

— Молчи! Это нельзя облекать в слова!

— Как вы надоели мне со всеми своими тайнами! — кипячусь я, не сдаваясь, борясь за себя и свою такую короткую жизнь. — Оставьте меня… Мне надо отдохнуть… Еще ужин этот дурацкий…

Мама хочет что-то сказать, но папа ей не дает. Крепко взяв ее за руку, он отправляется вместе с ней к дверям.

— Комната защищена от внешней и внутренней магии, — просто говорит он. — Никому, кроме Решающего, нельзя применять во дворце магию. Поэтому не пытайся что-то предпринять. Кроме того, у дверей охрана, а другого выхода нет. Отдыхай. Скоро тебе понадобятся все твои силы. Да… Решающий просил еще один разговор наедине. Я пока не разрешил.

— Ну, хоть одна хорошая новость, — иронизирую я, отворачиваясь к стене.

— Мы зайдем за тобой, дорогая, — нежно говорит мама моей гордой деревянной спине, но я не реагирую.

Я не реагирую. Я не плачу. Я мучительно стараюсь что-то придумать. Поплакать еще успею.

— Капризничаешь? — тихий вопрос, заданный голосом Елены, заставляет меня подпрыгнуть лежа. Это от неожиданности.

Елена в другом одеянии: белое платье с голубым узором и черный плащ с капюшоном.

— Чего надо? — грублю я.

Это тоже от неожиданности.

— Ты сама хотела меня видеть, — усмехается Елена. — Это мой вопрос, не твой. И чего ж тебе надо?

— Мне надо объяснять? — искренне сомневаюсь я, вставая с дивана, надеюсь, в хорошо помятом платье.

— Не надо, — спокойно отвечает она, легким брезгливым взглядом показывая мне, что да, помятом.

— Ты можешь… Нет! Ты должна… — начинаю я торопливо. — Ты же можешь переправить меня… в мой мир. В тот мир… Ты же стопудово туда-сюда шляешься!

— Шлялась… — так ж спокойно поправляет меня она. — Шлялась… И не туда-сюда. Один раз туда и один раз сюда. Это если быть точной.

— Мне не до деталей! — нервничаю я. — Верни меня домой!

— Ты дома… — Елена серьезна, она вглядывается в мое лицо внимательно и как-то удивленно. — Что не так?

— Всё! — коротко и ясно отвечаю я. — Всё не так! Тебе уже не нужно имя Решающего?

— Конечно, нет! — в непритворном ужасе реагирует она на мой вопрос. — Мне нужно спасти мою Империю, а не погубить ее.

— Твою Империю? Ты так быстро… изменилась… — аккуратно подбираю слова. — Не ты ли так хотела уничтожить эту самую Империю вместе со… всем ее содержимым?

— Я хотела не совсем этого, — так же аккуратно возражает она. — Вернее, совсем не этого.

— Отец говорит, что ты просто вернула себе того, кого потеряла, — продолжаю добывать информацию.

— Твой отец… господин Надзирающий… почти прав, — она не спорит о мной, что само по себе удивительно.

Я сразу цепляюсь за спасительное «почти».

— Почему почти?

— Это ты, — явно нехотя говорит Елена. — Это ты мне его вернула. Если бы не твое упрямство ослиное, я бы ни за что не смогла появиться в зале, несмотря на то, что столько человек мне помогали это сделать.

— Ослиное? — не верю своим ушам. — Ослиное? Ты еще и обзываешься?!

— Констатирую факт, — она не отказывает себе в удовольствии мерзко улыбнуться.

Ну, хорошо, не мерзко, очаровательно, сногсшибательно, феерично…

— Получается, я уже спасла Империю и тебя! — не без гордости, нахально заявляю я. — Теперь не моя очередь.

— Ты делаешь вид, что не понимаешь? — искренне, как-то по-женски спрашивает Елена, и тень, отбрасываемая невероятно длинными ресницами на высокие скулы, нежно дрожит. — Вот уж не поверю…

— Почему же? — недоумеваю я, в ответ картинно хлопая своими ресницами, которые ошибочно считались мною длинными до встречи с этой потрясающе красивой женщиной. — У девушки с ослиным упрямством вполне себе могут быть куриные мозги.

— Я понимаю тебя, — неожиданно мягко говорит Елена и даже берет меня за руку. — Правда, понимаю. Просто я тебя старше, опытнее. То, что очевидно мне, закрыто от тебя…

— Глухому не расскажешь, слепому не покажешь, дураку не докажешь. Аминь… — устало отвечаю я. — Эта формула во всех мирах работает безотказно…

— Я не могу вернуть тебя в тот мир, — грустно говорит Елена. — Я теперь вообще ничего не могу. Я добровольно отдала все свои силы Алтарю. Чтобы быть вместе…

— С Императором Раймундом? — говорю я за нее.

— С Раймундом… — мечтательно соглашается она. — Почти не верила в то, что это еще возможно…

— Ты любишь его? — детский вопрос вырывается у меня сам собой.

Черные глаза Елены наполняются светом нежности и радости.

— Да. Люблю, — просто отвечает она.

Эти слова в моем воображении так не вяжутся с ее привычным образом, созданным еще на курсах, что я пораженно молчу некоторое время. Потом земная логика подсказывает мне следующие слова.

— Существование такого древнего и могущественного магического мира зависит от… от любви? Твоей и Императора?

— От любви, — подтверждает Елена, — вернее, от силы любви. Sorcière и Решающего.

— Очень ненадежное основание для существования целой Империи! — парирую я. — И, если ты ее так любишь, эту Империю, вот сама бы и выходила за Решающего. Как Sorcière.

Елена громко и весело смеется, даже слегка откидывает голову назад.

— Ты думаешь, Алтарь можно обмануть?

— Хотелось бы в это верить, — подтверждаю я. — Может, если его разрушить…

— Дитя… Какое же ты дитя… — вздыхает Елена.

— Тем не менее ты хотела это дитя использовать… — обиженно напоминаю я. — И вовсе не в детской игре.

— Я была зла, рассержена, обижена, напугана… — сопротивляется Елена.

— Ага, напугана, — иронизирую я, — так я и поверила!

— И всё же это так и было… — настаивает она.

— Короче! — дергаюсь я, ища глазами часы на пустых стенах. — У меня совсем нет времени. Я тороплюсь. Тороплюсь вернуться домой…

— Я не могу тебе помочь, — твердо и однозначно говорит она. — Более того, прошу тебя прислушаться к себе. Понять себя. Это твой мир. Здесь теперь твоя семья. Решающий…

— Решающий пусть решает! — почти кричу я. — Но не за меня! За себя!

Елена вздыхает и говорит устало:

— Твоя молодость — твой главный враг. Мой тебе совет — настройся на то, что тебя ждет, и ты поймешь, что твое место здесь. Не из-за семьи, а из-за самой себя. Из-за тех чувств, которые в тебе уже зародились и которые ты не понимаешь и не принимаешь.

— Не поможешь? — подытоживаю я.

— Я как раз помогаю, — подытоживает она.

— Понятно. Свободна! — дерзко хамлю я новоиспеченной Императрице и с размаху плюхаюсь на диван.

Елена уходит, сначала тяжело вздохнув специально для меня.

Примерно через полчаса, по моим внутренним ощущениям времени, возвращаются родители.

— Люба! — мягко окликает мама, осторожно сев на край дивана. — Надо либо привести это платье в порядок, либо переодеться.

— В камуфляж? — капризно интересуюсь я.

— Почему в камуфляж? — смеется мама.

— Ну… Империя же в опасности… — небрежно объясняю я.

— В опасности, — строго подтверждает отец. — Но ты и все мы ее спасем.

— Давайте все вы без меня! — дружелюбно предлагаю я. — А меня домой к Шурке.

— Как только ты обвенчаешься с Решающим, — прекрасно владея собой и не раздражаясь, отвечает на мой выпад отец, — твой брат будет с нами.

— То есть опасность потерять Империю всё-таки велика? — допытываюсь я. — Вы боитесь за Шурку. Но не боитесь за меня?

— За Шурку мы действительно боимся, — соглашается с моими выводами отец. — Но по другому поводу.

— И за тебя боимся, — голос мамы дрожит. — Очень боимся. Но мы знаем, что если ты поймешь, поверишь, почувствуешь…

Бесполезно. Их не переубедить. Они меня не поймут. Они мне не поверят. Они мои чувства не примут.

Ладно. Надо идти на ужин. Там люди. Много людей. Там я что-нибудь еще придумаю.

— Переодеваешься? — ласково спрашивает мама.

Киваю. Отец и мама выходят. В комнату заходят служанки, которые приседают передо мной в глубоком поклоне. Потом они раскладывают на диване множество пышных нижних юбок и чудо-платье потрясающего серебристо-фисташкового цвета. Потом все служанки после нового глубокого поклона выходят, остается одна, смутно знакомая. Точно — Воробушек!

Девушка, не веря своему счастью, начинает суетиться вокруг меня.

— Госпожа, поднимите, пожалуйста, руки, — щебечет она, пытаясь аккуратно снять с меня мятое платье.

— Ты знаешь Ребекку? — строго спрашиваю я.

— Госпожу Ребекку? Воспитанницу господина Лефевра, Второго Хранителя Империи? — бесхитростно и быстро соображает она и почти гордо отвечает. — Конечно! Я при дворе уже второй год, госпожа! Мадам Кувез меня выделяет…

— Прекрасно! — радуюсь я больше, чем она сама, этой информации. — Мне нужно передать ей записку.

Замираю, ожидая ответа.

— С радостью! — выдыхает она.

Так просто? Я поражена.

— Сейчас подать бумагу и перо? — подобострастно спрашивает Воробушек.

Меня просто рвет на части от радости, от неожиданно возникшей возможности связаться с Ребеккой. Я просто уверена, что она внимательнее всех отнесется к моим проблемам и желаниям.

— Неси, — деланно безразлично прошу я.

— Сию минуту! — Воробышек делает глубокий поклон и выбегает из комнаты.

Надежда начинает щекотать мое воображение, создавая иллюзию возможности спасения. Конечно, Ребекка не сможет отправить меня домой. Но с ее помощью я, наверное, смогу спрятаться здесь, хотя бы на время, пока не придумаю, как избежать венчания, следовательно, неминуемой смерти.

— Прошу вас! — вернувшаяся девушка ныряет в глубокий поклон, потом протягивает мне лист бумаги и перо с чернильницей.

— Не можете авторучку изобрести? — ворчу я, принимая драгоценные дары.

— Госпожа? — переспрашивает непонимающая Воробышек.

— Забудь! — машу я рукой, бросаясь к небольшому столику возле дивана.

— Госпожа! Надо одеваться! — напоминает служанка.

— Сначала письмо! — отвечаю я, быстро царапая пером по бумаге. — Я могу надеяться, что ты сразу же его передашь?

— Конечно! — Воробушек берет сложенный вчетверо лист и, спрятав его в складках серой юбки, после глубокого поклона выбегает из комнаты.

Трясусь мелкой дрожью в ожидании ее возвращения. Бегут минуты. Чтобы занять свои руки и мысли, перебираю юбки на диване, глажу рукой ткань великолепного платья. Да… без служанки мне даже не разобраться, что на что надевать. Скоро ужин, а на мне нет платья, не говоря уже о прическе.

— Дорогая Ребекка! Мне нужна твоя помощь. Помоги — и Решающий будет твоим! — голос Фиакра сочится сарказмом.

Резко оборачиваюсь. Решающий стоит в дверях с моей запиской в руках и не отрывает от меня странно горячего взгляда.

— Вы выбрали неверную интонацию для чтения, — первое, что приходит мне на ум и на язык. — Для чтения чужого письма. В вашем чудесном магическом мире нет понятий о чести и достоинстве? О том, что читать чужие письма не просто некрасиво или невежливо — постыдно?

Фиакр ничего не отвечает, только странно смотрит на меня через всю комнату.

— Ау! — окликаю я его.

Бесполезно. Он смотрит на меня и сглатывает, будто нервничает. Или голоден… Или с ума сошел…

Бог мой! Я же не одета!

Ну… как не одета. На мне вообще-то много что надето: прозрачная белая сорочка, корсет жемчужного цвета и эти… как их… рейтузы… белые с зелеными ленточками… и чулки, кстати, чулки чудесные, тоже белые, с вышивкой… Грудь в корсете впечатляет даже меня саму. В современном бюстгальтере у меня всё выглядит гораздо скромнее.

Вот! Скромность — нужное слово! Я сама скромность А вот взгляд Решающего нескромный!

Гордо расправляю плечи. Грудь становится еще… выразительнее.

— Вам разве можно в девичью светелку?

— Светелку? — не понимает Фиакр.

— Тяжело в деревне без нагана… — вздыхаю я, тянусь к одной из нижних юбок и залезаю в нее через ноги. — Теперь, Ваше Превосходительство, вам придется на мне…

Вовремя прекращаю зубоскалить. Именно жениться на мне он и собирается. И даже если сейчас в эту комнату сбежится вся Империя, сценарий никто переписывать не будет.

— Со мной наедине разрешено оставаться любой женщине Империи, — говорит Фиакр, с трудом оторвав взгляд от верхней части моего корсета. — Я Решающий!

— Я помню! — срываюсь я на крик. — И с вами все в полной безопасности!

— Именно, — соглашается Фиакр быстро и спокойно.

— Что вы сделали с несчастным Воробушком? — спрашиваю я. — Сожрали?

— Сожрал? — не понимает он.

— Как вы смели читать мое письмо! Это неприлично! — напоминаю я суть нашего разговора и ему, и себе.

— Как вы смели писать свое письмо! Это глупо! — напоминает он суть наших отношений.

— Извольте выйти… вон! — гордо распоряжаюсь я, небрежно сложив руки на груди и слегка выставив вперед ногу.

Именно на нее он переводит свой горящий негодованием взгляд.

— Можно ли мне быть завтра у Алтаря во всем черном? — нарочито вежливо интересуюсь я. — Чтобы вам не пришлось дважды меня переодевать.

Глубоко вздохнув, раздраженный Фиакр делает шаг в мою сторону, но в это же мгновение низкий, какой-то утробный гул в ушах заставляет меня согнуться от боли.

— Тьма — лучшая компаньонка и дуэнья, — удается мне выдавить из себя.

— Этьен тебя возьми! — восклицает Решающий и делает два шага назад.

Боль мгновенно уходит.

— А кто он, этот Этьен? — живо интересуюсь я. — Ваш Люцифер?

— Это наш палач, — улыбается Фиакр.

— Па-палач?! — изумляюсь я. — У вас и палач есть?

— Мы приличная Империя, — черные глаза смеются. — У нас есть Император, Короли и палач.

— И шут… — скаля зубы в улыбке, добавляю я.

— Я подожду вас за дверью, чтобы проводить на ужин, — сердито говорит Фиакр.

— Меня проводит на ужин мой отец! — еще сердитее отвечаю я.

Вернувшаяся Воробушек краснеет от стыда и огорчения.

— Госпожа… — Воробушек буквально падает на пол, пытаясь поклониться. — Он… он… ждал меня. Он… знал…

— Не переживай, — мягко успокаиваю я девушку, с опозданием подумав о том, какой опасности ее подвергла. — Ну… не получилось, и ладно…

— Почему не получилось? — вставая и горделиво расправляя плечи, говорит служанка. — Я принесла вам записку от госпожи Ребекки.