Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный…
А.С. Пушкин
— Зачем вам его имя? — искренне не понимаю я.
— Его имя держится в секрете от всех! — горячо шепчет Моника-Лариса, заставляя меня вспомнить, что кое-что я об этом слышала. — Елене оно очень нужно! Очень!
— Зачем? — недоумеваю я, вспомнив, что безопасность всей Империи зависит от этой тайны.
— Я не знаю… — искренне (так мне кажется) отвечает Моника-Лариса. — Но это твой шанс вернуться домой!
— Как ж тебя переправили? — живо интересуюсь я, услышав слово «дом». — Разве это возможно? Я отчетливо помню, что у тебя не было никаких прорывов.
— Мне помогли Елена и Антон, — сверкая голубыми глазами, говорит девушка из моего мира. — Елена сказала, что я смогу здесь остаться!
— Зачем? — повторяю я свой первый вопрос, одурев от силы ее напора.
— Чтобы устроить свою судьбу! — четко констатирует моя «товарка».
С интересом смотрю на «соотечественницу»: она так же внимательно взирает на меня, ища в моей мимике понимание и принятие.
Вспоминаю свою лучшую подругу Полинку, по которой смертельно скучаю, она тоже считала, что ее судьба — попасть в мистический мир, нарисованный современной массовой литературой про попаданок. Вот ее бы сюда… К Решающему, Их Величествам и чокнутому Бернарду… Поняла бы она, что в нашем мире жить — счастье невероятное!
Вздыхаю. Моника-Лариса хлопает ресницами:
— Как ты думаешь? — нервно спрашивает она. — Насколько быстро я смогу найти его?
— Его? — туплю я. — Кого его?
— Своего мужчину! Обязательно Мага! — горячо шепчет Моника-Лариса. — Как Обещанная, я имею право принять предложение руки и сердца от представителя окружения самого Императора! А они все — Маги!
— Как Обещанная… — медленно повторяю я, размышляя об этом. — А как тебе удалось стать воспитанницей Лефевра?
— Понятия не имею! — пожимает пухлыми оголенными плечами Моника-Лариса. — Елена может всё! Главное, чтобы ты узнала имя!
— Он мне не скажет! — уверенно и твердо отвечаю я. — Это главная тайна Империи!
— Скажет! — девушка крепко хватает меня за локоть и ведет к роскошному красному дивану. — У меня для тебя инструкция!
Инструкцией оказывается заученная наизусть информация. Моника-Лариса закатывает к потолку свои нежно-голубые глаза и со скоростью спринтера тарахтит:
— Перед Алтарем Решающий должен произнести свое настоящее имя.
— Прекрасно! — соглашаюсь я. — Почему невестой должна быть я? Если это часть ритуала, то он может жениться на ком угодно! И вы все услышите имя Решающего у Алтаря!
— Ты должна узнать его раньше венчания! — продолжает тараторить Моника-Лариса, не глядя на меня.
— Зачем и как? — логично спрашиваю я.
— «Зачем» — это дело Елены, не наше, а вот «как» — очень даже просто! — Моника-Лариса наконец-то смотрит мне в глаза. — Его надо соблазнить!
— Ага! — искренне хохочу я. — Алтарь червивое яблочко не примет!
— Я не про постель! — покраснев, машет на меня руками девушка. — Я про доверие!
— Ага! — повторяю я выбранное для выражения крайних эмоций междометие. — И с какого перепуга ему так доверять мне?
— Елена сказала, что если ты так хочешь домой, то придумаешь, как и что сделать, чтобы это узнать, — просительно заглядывает мне в глаза Моника-Лариса и тут же удивляется. — А как ты глаза зеленые перекрасила? Магией?
Легкий скрип двери пугает Монику-Ларису, и она больно хватает меня за руку. Я старательно вывожу, пытаясь не переврать мелодию и надеясь, что «землячка» ее знает и подхватит:
Я ехала домой, душа была полна
Неясным для самой, каким-то новым счастьем.
Казалось мне, что все с таким участьем,
С такою ласкою глядели на меня.
Надо отдать должное моей новой-старой подруге, она ориентируется мгновенно:
Я ехала домой… Двурогая луна
Смотрела в окна скучного вагона.
Далёкий благовест заутреннего звона
Пел в воздухе, как нежная струна…
Мамочки! Какой вагон? Какой благовест? Что я наделала! Паника охватывает меня, и кончики пальцев на ногах холодеют до боли. Встретившись взглядами, мы с удвоенной силой, томно вращая испуганными глазами, старательно поем третий куплет в надежде на то, что слышащие нас не обратят внимание на содержание второго куплета:
Я ехала домой, я думала о Вас,
Тревожно мысль моя и путалась, и рвалась.
Дремота сладкая моих коснулась глаз.
О, если б никогда я вновь не просыпалась…*
Перед нами Бошар и Лефевр.
— У вас, Лунет, несомненный талант! — рассыпается в комплиментах мой Хранитель.
— Как и у госпожи Моники, — неприятно улыбается ее Хранитель.
Моника-Лариса радостно кивает мужчинам, делая легкий поклон. Видимо, благодарит за комплимент. Я принимаю решение не кланяться: переживаю, что лопухнулась с выбором песни. Нервно тереблю оборку на платье — изображаю крайнюю степень стеснения.
— Его Императорское Величество и Их Королевские Величества будут счастливы услышать ваше ангельское пение! Кто автор этой чудесной песни?
Ага! Мария Пуаре. Но не рассказывать же правду!
— Одна скромная поэтесса, — начинаю вдохновенно врать, — не желающая славы и связанной с этим суеты.
— Сегодня Черный Бал! — сообщает Лефевр, поедая меня взглядом, колючим, цепким.
Поскольку мы молчим, то Бошар торопится объясниться:
— В трудные, трагические для Империи дни придворные стараются поддержать друг друга и Их Величеств. Для этого проводится Черный Бал. Мы скорбим о погибших… — в голубых глазах Бошара неподдельная печаль.
Понятно… Это у них поминки такие… В формате бала…
— Их Величества просили нас передать вам, нашим воспитанницам, свое личное приглашение! — слишком пафосно произносит Лефевр.
— Его Превосходительство, господин Решающий готов в течение трех дней объявить свое решение! — не менее пафосно провозглашает Бошар.
— О! — выдавливаю я из себя не очень-то уважительно, портя торжественность момента. — Господин назначил кого-то любимой женой?
Губы Моники-Ларисы дергаются в еле сдерживаемой улыбке. Конечно, она же смотрела любимый фильм большинства моих соотечественников. Хранители, не знакомые с советским кинорепертуаром, реагируют на реплику из фильма «Белое солнце пустыни» довольными взглядами.
— Да! — синхронно говорят мужчины, демонстрируя редкое единодушие.
— Господин Решающий либо выберет себе одну из Обещанных… — горделиво и неторопливо начинает объяснять Бошар, многозначительно глядя на меня и явно намекая на то, что это именно его воспитанница, — либо объявит, что выбор будет сделан из следующего набора.
— Выбор, конечно же, будет сделан именно сейчас! — зловеще хмыкнув и еще более многозначительно взглянув на свою воспитанницу, перебивает Бошара Лефевр.
— Первый раз соглашусь с вами! — старательно изображая почтение, сквозь зубы выговаривает Бошар. — Это очевидно!
— Это неизбежно! — поправляет Лефевр. — Слишком долго Империя ждет брака Решающего и спасения от Тьмы!
— Первопричина не в этом! — фыркает Бошар. — Просто он выбрал свою настоящую невесту.
— Еще не выбрал! — огрызается Лефевр.
Мужчины пыхтят и даже краснеют от возмущения и досады, явно перегреваясь в присутствии друг друга.
— Что требуется от Обещанных на Черном балу? — отвлекаю я вечных соперников вопросом.
— Утешение Их Величеств и Его Превосходительства, — мягко отвечает Бошар, спохватившись, что напугал нас.
— Чем же мы можем утешить величественные особы? — робко улыбаясь, спрашивает Моника-Лариса.
— Как чем? — бодро говорит Лефевр. — Конечно, пением!
— Да! — громко поддерживает его Бошар. — Я не все слова понял…
— А как вам вот такая песня? — перебивает его Моника-Лариса и начинает петь вторым голосом:
День и ночь роняет сердце ласку,
День и ночь кружится голова,
День и ночь взволнованною сказкой
Мне звучат твои слова…
Лихорадочно соображая, есть ли в этом романсе «опасная» лексика, подхватываю:
Только раз бывает в жизни встреча,
Только раз судьбою рвется нить,
Только раз в холодный зимний вечер
Мне так хочется любить!
Мужчины восхищенно слушают нас.
Гаснет луч пурпурного заката
Синевой окутаны цветы
Где же ты желанный мой когда-то
Где же вы — уснувшие мечты? **
Черный бал. Уже более двух часов хлопочут надо мной мадам Амели с тремя помощницами: мадам Кувёз, Нинон и Воробышком. Горы черного и пепельно-серого атласа, ворохи серебряно-угольного кружева.
— К прекрасным карим глазам госпожи надо подобрать правильные драгоценности! — поучает Бошара портниха.
«Правильными» драгоценностями оказываются бриллиантовые серьги, похожие на крупные капли дождя, и колье, практически повторяющее рисунок кружев.
— Вы прекрасны! — констатирует Андрэ Бошар, разглядывая тонкую вышивку на моих длинных бальных перчатках.
— Кареглазым очень идет черное! — авторитетно говорит мадам Амели.
— Черное идет всем! — поджимая губы, ворчит ревнивая Нинон, ползающая у моих ног и поправляющая кружева на нижней юбке. — И голубоглазым, и зеленогла…
Нинон испуганно замирает и начинает бормотать что-то про плохо отпаренное кружево.
— Вы знаете, — вдруг доверительно шепчет мне и Бошару портниха, — моя мать, которая когда-то передала мне секреты своего мастерства, молоденькой шила платье самой… Sorcière.
— Той, которая жила в Императорском дворце и исчезла? — так же шепотом спрашивает любопытная Нинон.
— Той, — кивает госпожа Амели. — Мама рассказывала мне, что прекрасные изумрудные глаза Sorcière не могло испортить ни одно платье, даже завернутая в рулон простенькой ткани, она была великолепна!
— Да… — задумчиво реагирует Бошар. — Это интересно…
Мадам Амели взглядом показывает на своих помощниц и за локоть отводит Хранителя к окну. О чем они там шепчутся, не слышно. Об их ноги трется изящный серый кот, вымаливая ласку. Время от времени то Хранитель, то портниха наклоняются и гладят его по благородной серебряной шерсти.
Вскоре все, кроме моей личной служанки, покидают меня, пожелав нам произвести впечатление на Их Величеств своим великолепным пением.
Мои завитые волосы Нинон поднимает к затылку, открывая плечи, скромно покрытые кружевами. Колье в отблесках многочисленных свечей играет всеми красками радуги.
— Очень уместно для поминок… — раздраженно говорю я, поворачивая голову перед зеркалом и наблюдая, как радужные светлячки подмигивают мне, перемещаясь с колье на серьги и обратно.
— Борьба с Тьмой тяжела и долга! — вздыхает Нинон. — Их Величества хотят поддержать дух подданных, потерявших своих близких и друзей.
— Балом? — удивляюсь я.
— Сплочением, — вежливо поправляет меня Нинон и бодро объявляет. — Но скоро тяжелые времена закончатся! Ваш союз с господином Последним Решающим спасет нашу Империю!
— Тебе бы партию какую возглавить… — грустно смеюсь я. — Столько энергии!
— Партию? — не понимает меня служанка.
Ох… Придется целыми днями молчать…
— Ты очень энергична, — тороплюсь поправиться я.
— Я буду личной служанкой супруги Последнего Решающего! — хватая мою руку и целуя ее, без сомнений и вопросов продвигает себя по карьерной лестнице служанка Первого Хранителя Империи.
— Вряд ли… — сомневаюсь я.
— Обязательно! — спорит со мной Нинон. — У господина Бошара нет жены и детей, а я с детства мечтала стать личной служанкой прекрасной дамы!
Перестаю возражать возбужденной девушке, чтобы не расстраивать ее. Это ее самое заветное желание, жаль, что оно не совпадает с моим — попасть домой. Закрываю глаза, вызывая в памяти лица самых близких мне людей. Господи! Да я сейчас зацеловала бы брата Шурку до беспамятства, хотя он терпеть не может нежностей.
Какой Решающий? Меня абсолютно точно ждет мой суженый в моей нормальной реальности, а не в этом странном магическом мире. Не может Любка Тихомирова быть связующим звеном между Тьмой и Магмой, между жизнью и смертью…
— У Империи мало времени! — торжественно говорит мне Бошар, пришедший сопровождать меня в Главный зал. — Но Их Величества не торопят Его Превосходительство. Решение сочетаться браком у священного Алтаря — самое важное решение не только в жизни самого Решающего, но и в судьбе Империи. Ошибка погубит невесту: если Алтарь ее не примет, то она либо лишится памяти, даже разума, либо вообще погибнет.
— Прекрасная перспектива! — глумливо реагирую я. — И вы, мой Хранитель, желаете мне такой судьбы?
— Моя дорогая! — в голубых глазах Бошара отеческая любовь. — Вы уникальная воспитанница. Вы Sorcière. Я ценю честь, выпавшую на мою долю. Но… если позволите… я хотел бы честно сказать… Судьба Империи мне дорога, но ваша судьба важнее. Мы доподлинно не знаем, действительно ли Sorcière — настоящий выбор Решающего. Это старинная легенда может быть просто легендой. В последнее время мне кажется, что, выбрав кого-то из свиты Императора, вы обретете покой и счастье.
«Я обрету покой и счастье дома!» — кричат моя душа, мое сознание, мой разум в унисон. Известный афоризм «Как сделать человеку хорошо? Сначала надо сделать ему плохо, а потом вернуть всё, как было!» Я хочу домой! К маме и папе! К Шурке! К Полинке! Даже к Мымре Борисовне! Но для этого мне надо узнать истинное имя Решающего до Алтаря. До… Как это сделать?
Главный зал дворца полон. Одетые в черно-серые цвета придворные тихо переговариваются. Нет того шума, который я слышала на предыдущих балах. Легкий шепот многих людей складывается в неясный скромный и скорбный гул.
Все внимают речи Императора Раймунда.
— Наши подданные! Мы скорбим о страшной потере. Мы скорбим по нашим близким. Мы скорбим по нашим друзьям. Наше существование под угрозой. И гибель наших придворных не только страшная потеря, но и великий подвиг во имя существования Империи!
Интересно… Пиар службы во всех мирах работают одинаково…
Моника-Лариса, затянутая в корсет и кажущаяся довольно стройной, ждет меня вместе со своим Хранителем возле черного рояля. Иссиня-черное платье идет ей. Но талия непривычно тонка. Сможет ли она вообще петь?
— Как договорились? — шепчет она мне, быстро, завистливым взглядом оглядывая мое траурное платье.
Киваю со скорбным достоинством. За ночь мы выбрали романсы и подвергли их беспощадной цензуре, проверив каждое слово на предмет существования в лексике этого мира.
— Если мы перепоем весь репертуар Мосэстрады, — смеялась я вчера, — нас с тобой заставят выдать имена авторов. — Будем воровать? Чур, это мой стартап!
— Поделимся, — примирительно отвечала Моника-Лариса.
Его Императорское Величество милостиво кивает нам. Решающий стоит возле трона рядом с Их Величествами. Он хмур и напряжен. На меня посмотрел мельком и очень недружелюбно. Похоже, Бошар ошибается. Не я первая в списке этого «гаранта» безопасности Империи.
Не уходи, побудь со мною,
Здесь так отрадно, так светло.
Я поцелуями покрою
Уста, и очи, и чело.
Я поцелуями покрою
Уста, и очи, и чело.
Побудь со мной,
Побудь со мной!
Как хорошо, что у Моники-Ларисы профессиональное умение петь. Вчера выяснилось, что она закончила вокальное отделение института культуры.
Не уходи, побудь со мною.
Я так давно тебя люблю.
Тебя я лаской огневою
И обожгу, и утомлю.
Тебя я лаской огневою
И обожгу, и утомлю.
На слова «и обожгу, и утомлю» Решающий как-то мгновенно подбирается, расправляет и без того широкие плечи. Испугался!
Не уходи, побудь со мною.
Пылает страсть в моей груди.
Восторг любви нас ждет с тобою…
Не уходи, не уходи!
Восторг любви нас ждет с тобою…
Не уходи, не уходи! ***
«Восторг любви» раскрывает черные глаза Фиакра (он же Леонард, он же Мэтью).
Сказать, что все слушающие в восторге, ничего не сказать. Сотни человек замерли и внимают каждому нашему слову. Видимо, с поп-культурой у них тут скромно.
— Вы обе прелестны! — дарит нам комплимент Император Раймунд. — Посмотрим, кто из вас станет выбором господина Решающего.
Судя по неприветливому выражению лица Решающего, он опять выбрал самого себя.
Черный бал течет неспешно: это тихие разговоры придворных, разделившихся на группы, медленные танцы, я бы даже сказала «сонные», неспешные беседы придворных с Их Величествами согласно очереди, в которую их построил церемониймейстер.
«Условный» Фиакр танцует с Обещанными, игнорируя нас с Моникой-Ларисой. Хотя нет… Игнорируя меня. Вот только что он пригласил мою соотечественницу на странный танец под названием «Почтение»: суть танца в бесконечных поклонах друг другу, так без поясницы останешься!
Искренне восхищаюсь Моникой-Ларисой. Она легко и грациозно двигается в паре с Решающим, совершая бесконечные поклоны. И когда успела выучить этот скучный танец? Меня ему тоже учили. Решать многокомпонентные уравнения под язвительные оскорбления Мымры Борисовны было и то веселее.
Церемониймейстер подходит к Бошару и просит разрешения обратиться ко мне.
— Их Величества просят вас спеть!
Используем вторую заготовку, прошедшую цензуру. На уроках танцев я несколько недель назад с удивлением узнала, что вальс у них есть и называется вальс «вальс».
Я помню вальса звук прелестный Весенней ночью в поздний час. Его пел голос неизвестный, И песня чудная лилась. Да, то был вальс прелестный, томный, Да, то был дивный вальс.
Ловлю на себе восторженный взгляд высокого молодого человека в военной форме с золотыми эполетами.
Теперь зима, и те же ели Покрыты сумраком стоят, А под окном шумят метели, И звуки вальса не звучат. Где ж этот вальс старинный, томный, Где ж этот дивный вальс?
Одна бы я прокукарекала этот романс крайне посредственно, но профессионализм Моники-Ларисы выручает: я старательно подпеваю, музыкальный слух у меня есть, но не более того.
Но верю я, промчатся вьюги, И к нам весна придёт опять. Вернутся снова птицы с юга, И снова будет вальс звучать. То будет вальс, старинный, томный, То будет дивный вальс. ****
Мы, конечно, не были уверены, что их птицы тоже возвращаются именно с юга, но всё-таки рискнули…
— Имею честь представиться! — перед нами тот самый молодой человек в форме с золотыми эполетами. — Адъютант Первого Адмирала Имперского флота Готье Перье.
Моника-Лариса густо краснеет от удовольствия. Я вспоминаю, что слышала о нем и от Бошара, и от Фиакра. А! Именно он передал мне через Бошара в подарок Великую Книгу Имен!
— Разрешите пригласить вас на вальс? — Перье смотрит прямо и смело и обращается ко мне.
— Вальс госпожа Лунет танцует со мной! — жестко и твердо говорит Решающий, появившийся из ниоткуда.
Ага! Прямо экранизация девичьей мечты: два блестящих офицера спорят за право танцевать с прекраснейшей на балу.
Открываю рот, чтобы возразить Фиакру, но Бошар и кивком, и взглядом показывает, что это именно так.
— Правила! — губы Первого Хранителя Империи делают мне подсказку без слов.
Странная музыка, только отдаленно напоминающая вальс, звучит печально и размеренно. Твердая рука Фиакра под моей рукой ощущается железобетонной.
— После! — неожиданно зло и резко говорит мне Решающий, кладя руку на мою талию.
— Что после? — мило улыбнувшись ему, спрашиваю я, решив не нервничать, не злиться, а троллить этого наглеца.
— Только после того, как Последний Решающий откажется от Обещанной официально, она может принимать ухаживания другого придворного! — буквально выплевывает из себя Фиакр.
— Удобненько… — нахально реагирую я. — Просто петух в курятнике!
— Унизительное сравнение! — еле сдерживаясь, отвечает Решающий.
— Какому нервному человеку Империя доверила свою безопасность! — ехидничаю я, ощущая, как рука Фиакра сжимает мою талию, видимо, жалея, что это не шея. — Ваше Превосходительство! Держите себя в руках! Тьма не дремлет!
— Вы бросаете мне вызов? — поражается он, умело ведя меня в танце. — Пользуетесь своей исключительностью?
— Я? — томно хлопаю ресницами, подражая героиням немого кино. — Разве не вы?
— Бернард настаивает на вашем допросе в Тихой комнате, — вдруг серьезно и очень тихо говорит Фиакр.
— Вы должны помнить, что я сама настаивала на этом, — беспечно отвечаю я.
— Тихая комната лишит вас силы! — недоуменно говорит Решающий. — А Империи нужна ваша сила!
— Никаких сил у меня нет! — очень стараюсь говорить спокойно. — Я просто из другого мира! И в Тихой комнате это подтвердится! Как у вас относятся к тем, кто попал сюда из другого мира?
— Других миров не существует! — категорично говорит Фиакр. — Это выдумки сумасшедших ученых. Нет ни одного доказательства!
— То есть Тьма существует, Магия существует, Колдуньи существуют, а иные миры нет? — презрительно уточняю я.
— Именно так! — подтверждает Решающий. — Вы Sorcière и станете моей Избранной. И мы вместе спасем Империю. Но сначала вы признаетесь, где были от рождения до этого момента и какое зло намеревались нанести Империи!
— Находилась в своем мире. Раз-два-три… Сюда попала случайно. Раз-два-три… Никаких диверсионных заданий не получала. Раз-два-три… — держусь я.
Музыка прерывается внезапно. По залу несется ропот. Общий выдох нескольких сотен людей. В зал стремительным широким шагом заходит Его Святейшество Бернард, но сейчас данное мною прозвище «Голубая Ряса» ему совершенно не подходит. Потому что он в… красной рясе!
— Ваше Императорское Величество! — глубокий поклон Бернарда Раймунду и еще один поклон Королям. — Ваше Величество!
— Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Император Раймунд. — Ваше одеяние…
— Мое одеяние соответствует величию момента! — торжественно произносит Бернард, и голос его эхом разносится по залу. — Культ Непрощенных поднял голову! Империя в опасности!
— Ваша Империя всегда в опасности… — шепотом ворчу я и непроизвольно прячусь за высокую фигуру Фиакра.
— Тьма отправила к нам своего перебежчика! — продолжает вещать Бернард, оглядывая строгим взглядом притихшую толпу. — И он здесь! Я лично хочу выступить в роли палача, Ваше Императорское Величество!
А! Красная ряса — одеяние палача!
Фиакр неожиданно хватает меня за руку и не дает высовываться из-за его плеча. Видимо, как и я, отгадал, кто же этот перебежчик… Встречаюсь с испуганным взглядом Моники-Ларисы…
— Черный бал — место скорби и утешения, — напоминает Бернарду Раймунд. — У вас должны быть веские доказательства, Ваше Святейшество!
— Надеюсь, это не кто-то из наших очаровательных Обещанных? — грустно шутит Король Базиль, приподняв в удивлении черные брови.
— Хуже! — гремит под сводами зала бас Бернарда. — Это приближенный к вам человек, долгие годы обманывающий всю Империю!
— Надеюсь, что этот псих говорит о вас! — злобно шепчу я на ухо Решающему и добавляю. — Потому что «долгие годы» вам мне не предъявить…
— Что происходит?! — к Бернарду обращается Решающий, по-прежнему не выпускающий из своих рук мою руку.
— Я догадалась! — шепотом продолжаю издеваться я. — Это тебя сейчас арестуют! Слушай! А какое у вас тут летоисчисление? На конце годового номера не тридцать семь?
Фиакр не оценил моего юмора. В гробовой испуганной тишине, как удары грома, звучат слова Бернарда:
— Именем Императора я требую арестовать и казнить господина Андрэ Бошара!
____________________
* Романс на стихи Марии Пуаре
** Романс на слова Павла Давидовича Германа
*** Романс на стихи Александра Блока
**** Романс на слова Николая Листова