Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого

Глава 3. Именуемые, Предназначенные и Обещанные

За женщиной остается последнее слово в любом споре.

Всякое слово, сказанное мужчиной после этого,

является началом нового спора.

Марк Леви

— Любка! Дрянь такая! — Полинины вопли будят меня на самом интересном месте.

Я не увидела, что же было дальше, после того, как Бернард ранил Фиакра.

— Что? — недовольно ворчу я, чувствуя легкую тошноту и головокружение, словно каталась на карусели и спрыгнула на ходу.

— Открой глаза, мерзавка! — в голосе подруги настоящая злость. — Антон Константинович! Это второй раз за неделю! Может, опять скорую вызвать?

— Опять?! — в ответе Антона досада и раздражение.

Ага! Пробила я его защиту! Потерял он образ святого пилигрима.

— Ей скорая капельницу делала! — сдает меня с потрохами единственная лучшая подруга, а ведь ее даже не пытали, не шантажировали жизнями сестер малолетних.

— Низкое давление. Еле-еле прощупываемый пульс. Упадок сил до обморока, — перечисляет Антон, видимо, стоящий надо мной.

Я на всякий случай не открываю глаза, наблюдаю за происходящим вокруг меня при помощи ушей.

— Да-да! — подобострастно поддакивает Полина. — Всё так и было!

— А я тебя от Мымры Борисовны столько раз прикрывала… — устало, но гордо напоминаю я.

— Люба! Посмотрите на меня, пожалуйста! — настойчиво просит Антон. — Откройте глаза!

Трусливо открываю правый глаз: Антон и Полина стоят надо мной. В глазах подруги искреннее беспокойство. В глазах инструктора инквизиторское подозрение. Открываю левый глаз. Теперь считываются и Полинкин страх, и Антонова досада.

— Надо поговорить, — непривычно жестко заявляет Антон.

— Наедине не буду! — выставляю первое условие.

— Хорошо, — быстро соглашается он. — Полина останется с нами.

— Вы не будете меня воспитывать! — готово и второе условие.

— Ни в коем случае! — подозрительно быстро отвечает тренер. — Всё? Это все ваши условия?

— Пока да! — важно отвечаю я, ничего больше не придумав.

— Тогда и у меня будет одно условие, — усмехается Антон и, увидев мой милостивый кивок, продолжает. — С моей стороны тоже будет еще один свидетель нашего разговора.

— Кто? — синхронно спрашиваем мы с Полиной.

— Я, — раздается за спинами Антона и Полины бархатный женский голос.

Они расступаются, и я вижу женщину… мечты. Не моей, конечно. Мужской. По моему скромному мнению, именно так должна выглядеть… Женщина. Так должна была выглядеть первая Женщина — Ева. Так должна будет выглядеть Женщина — посланница планеты Земля на Всегалактическом съезде (слете) женщин, чтоб всем остальным формам жизни было от чего сдохнуть. От зависти.

— Добрый день! — Женщина медленно подходит к нам, приветливо мне улыбаясь.

— Ой, здравствуйте! — получается сказать у Полинки, которая открывает рот от изумления и забывает закрыть от восхищения.

— Виноват! — вытягивается в струнку Антон, изменившись на глазах.

Перед нами не молодой приятный инструктор, тренер, лектор, а строгий взрослый мужчина, умеющий нести ответственность за свои слова и поступки.

— Виноват, — мягко соглашается Женщина, но это обманчивая мягкость, за которой чувствуется железная воля.

— Прошу дать мне шанс всё исправить! — бодро докладывает Антон.

— Исправить уже нельзя, — шепчет Женщина, поймав мой взгляд своим цепким взглядом больших васильково-синих (синих?) глаз. — И ты это прекрасно знаешь…

Клянусь, что они только что были свинцово-серыми, как оловянные солдатики моего младшего брата.

— Мы постараемся! Еще не всё потеряно! — в голосе Антона появляется нервная дрожь.

— Стараться будем уже вместе, — как-то равнодушно по отношению к переживаниям Антона говорит Женщина, наконец, обратив на нашего тренера взгляд (о господи!) ядовито-зеленых глаз.

Антон заметно бледнеет, стоически ожидая ее ответа. Очень надеюсь, что у меня не поехала кукушка. Но и реальностью это быть не может! Торгуюсь со своим сознанием и сговариваюсь на том, что это продолжение сна. Делаю попытку встать.

— Сиди…те! — мгновенно реагирует Женщина, сверкнув карими глазами и смягчив резкость тона словом «пожалуйста».

Полина без разрешения садится в соседнее кресло, в котором для нее и начиналось сегодняшнее наше занятие. Она напугана и одновременно счастлива. Ее бледное лицо на скулах горит лихорадочным румянцем. И вообще она похожа на нелепо накрашенную актрису провинциального театра.

Женщина взглядом заставляет Антона поставить для нее кресло напротив нас. Антон встает за ее спиной как верный паж королевы. Да! Точно! Королева!

Королева смотрит на меня внимательно, но как-то недоуменно, словно она не ожидала, что я именно так выгляжу.

— Я слушаю вас! — вызывающе говорю я, напав первой. — У меня к вам нет вопросов. А у вас?

— А у нас есть, — Женщина некоторое время думает, улыбаться мне или нет, потом всё-таки улыбается.

Бл-и-и-и-н! Так и ориентацию сменить недолго! Как можно быть такой красивой?! Это же просто непорядочно по отношению ко всем нам, оставшимся в мире женщинам.

— Слушаю, — нервно сглатываю я.

— Сколько прорывов? — ее первый вопрос, и ухмылка идеальных губ.

— Ни одного. Пять глупых снов, — мой ответ, и гордый взгляд писающегося щенка.

— Место одно и то же? — второй вопрос, и смена цвета радужки на сиреневый.

— Места разные. Все пять, — мой ответ, и нахально вздернутый нос.

— Люди. Звуки. Запахи. Повторы были? — третий вопрос, и ее наклон ко мне, и аромат смородины с чем-то острым, сбивающий с мысли, почти парализующий.

— Один и тот же человек во всех пяти снах, — мой ответ, и я ловлю себя на ощущении полного счастья и достижения жизненной гармонии.

Вот так бы сидела всю свою жизнь и отвечала на любые ее вопросы, лишь бы она была рядом и хоть что-то спрашивала.

— Тебя кто-то видит? — четвертый вопрос меня радует (она обратилась ко мне на «ты»!) и расстраивает (слишком строго!).

— Только он. Больше никто. Но его это не радует, — честно отвечаю я и добавляю. — Это его бесит!

— Можно тебя коснуться? — вежливо спрашивает она.

Одурев от счастья, киваю. Она встает и заходит за мою спину. Как раньше Антон, Женщина кладет руку на мою макушку. Странно, ожидая блаженство, почти нирвану, испытанную с Антоном, я чувствую только нервное ожидание и досаду.

— Неожиданно, — шепотом говорит Женщина и обращается к Антону. — Не переживай! Твоя вина минимальна. Она не стандарт.

Пока я решаю, обижаться или нет на то, что меня забраковали, Женщина продолжает:

— Это она.

— Не может быть! — в блаженном ужасе шепчет Антон, пугая Полинку и веселя меня.

— Не может! — подтверждаю я. — Точно не может! Что бы это ни значило!

Женщина обходит мое кресло и, наклонившись, ласково заглядывает в мои глаза своими черными глазами.

— Я искала тебя, — доверительно сообщает она. — Но всё идет слишком быстро. Сделаем, что сможем. Но…

— Что значит но?! — вдруг тоненько, но смело в происходящее сумасшествие вмешивается Полина. — Моей подруге что-то угрожает?

Женщина разворачивается к Полине, по-матерински глядя на нее голубыми глазами. А я дала бы ей не больше двадцати пяти!

— Вашей подруге, — медленно и чувственно отвечает она (Полинку на «вы» называет!), — не угрожает ничто, кроме нее самой. Ну… и судьба…

— Как это? — спрашиваем мы хором. — Какая судьба?

— Лучше счастливая, — беспечно отвечает Женщина. — Ведь лучше?

— Да! — соглашается Полина немедленно.

— Я никуда не буду перемещаться! — протестую я, впервые по-настоящему испугавшись.

Пугают меня не слова этой потрясающей красавицы, а ее постоянно меняющие цвет глаза. Либо меня психотропными травят порционно несколько дней, либо я всё-таки сплю.

— От вас, Люба, это уже не зависит, — вздыхает Антон. — Можно было бы выстроить линию защиты, но…

— Время упущено! — бодро, нарочито весело говорит Женщина. — Но это не значит, что ты не справишься. Есть шанс. Где-то три к десяти. Или даже четыре! Еще троечка от меня. Единичка от Антона. Единичка от Генриетты Петровны. Наберем до восьми или девяти. Иначе…

— Иначе? — подсказываю я настойчиво, поскольку Женщина вдруг замолкает на полуслове.

— Иначе тебя пришлепнет любая девятка или десятка, — до обидного просто отвечает она.

— Пришлепнет? — иронизирую я, наконец, всё поняв.

Они точно пичкают нас какими-то синтетическими наркотиками, постепенно увеличивая дозу. Отсюда Полинина одержимость, мои приключенческие сны, ее разноцветные глаза. Да нет! Вообще вся она! Это божественно красивый наркотический глюк!

Естественно, мы подсядем — и наша зависимость будет приносить им прибыль. Сколько таких дурочек, как Полинка, они уже обманули и обманут! Не у всех есть здравомыслящая и не поддающаяся на любовный фэнтези-бред лучшая подруга!

— Порвут, пришьют, кокнут, — рассеянно уточняет Женщина.

— Елена! — подобострастно обращается к Женщине Антон. — А сколько у нас времени?

— Не знаю, — задумчиво отвечает она.

Елена! А то! Теперь понятнее становится, из-за каких женщин началась когда-то Троянская война.

— Как ты себя чувствуешь сейчас? — Елена прожигает меня черным взглядом. — Попробуешь еще раз расслабиться на границе между сном и явью? Сможешь?

— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Скорее всего, смогу. И делать-то ничего не надо.

— Надо, — мягко не соглашается Антон, получив разрешающий кивок от Елены. — Надо, чтобы вы позволили мне и Генриетте Петровне держать вас за руки.

— Держите! — соглашаюсь я.

Мне страшно любопытно, что там с рукой у Фиакра и почему такой милый Бернард (кстати, Полинка сказала, что его имя по-французски — Медведь) бросился на меня, вернее, бросил в меня кинжал.

Моя правая рука ладонью ложится на ладонь Антона, а левую осторожно берет маленькой сухонькой ручкой беззвучно появившаяся Генриетта Петровна. Елена садится напротив. Вот как у нее получается сидеть на офисном стуле, как на троне?

— Считайте от десяти до одного, — шепчет мне Антон. — Сосредоточьтесь на любом из чисел, самом приятном. Придумайте ему образ. Четкий. Значимый.

Какое число выбрать? В школе, конечно, любила пятерки и четверки. Их? Или счастливое во многих культурах число семь? Очень красива восьмерка… Но то ли предыдущие запугивания и упоминание моих ничтожных шансов, один к трем, то ли обещание повысить мою плохонькую троечку сработали, но именно на ней я неожиданно для самой себя сосредоточилась. Троечка дразнилась и кривлялась, подозрительно походила на Генриетту Петровну, маленькую, тоненькую, сморщенную, замумифицировавшуюся в образе строгой старушки с этикетными замашками ссыльной герцогини.

Буду спать. Пусть себе караулят и гипнотизируют. Даже интересно! Талантливые мошенники!

— Ваш эпатаж не приведет ни к чему хорошему! — знакомый женский голос кого-то высокомерно воспитывает.

Надеюсь, не меня.

— Эпатаж? Долго подбирали слово, милая Ирен? — сарказм в голосе Фиакра отчетлив и насмешлив. — И чем же я эпатировал публику?

— Неуместной дерзостью! — рычит Ирен, которую я прекрасно помню, но сейчас не вижу.

Я по-прежнему ощущаю себя лежащей в глубоком кресле офиса мошенников и держащейся за руки Антона и Генриетты Петровны. Глаза крепко закрыты, веки тяжелы, в теле приятная, но тяжеловатая истома.

— Это была не дерзость, — лениво отвечает Фиакр, а я пытаюсь открыть глаза.

— А что?! — кричит Ирен, и я помню, что это красивая высокая брюнетка, а ее имя обозначает «мир».

— Подвиг, — скромно реагирует Фиакр, и я размыкаю веки: вот наглец с завышенной самооценкой!

Это вовсе не кресло. Это огромная… кровать. Я лежу на ней в своем зеленом легком летнем брючном костюме, широкая юбка-брюки и приталенный жакет на одной пуговице, большой, изумрудно-травяной, под цвет глаз. Я ради этой пуговицы, собственно, и шила такой дорогой костюм на серебряную свадьбу родителей. Сегодня Полина, предполагая, что после тренинга мы пойдем в бар, уговорила меня его надеть.

Я ж его изомну в этой кровати под черным плотным балдахином! Прекратите держать меня за руки! Мне неудобно!

Дергаюсь в попытке освободиться — не получается! Вот ведь вцепились!

— Антон! — зову я тренера и поворачиваю голову набок.

Потом на другой. Ни Антона, ни Генриетты Петровны нет. Мои руки длинными черными шелковыми веревками привязаны к спинке этой самой огромной, королевского размера кровати. Ничего себе глюки-фантики!

— А если бы вы погибли?! — истерично возмущается Ирен.

— Вы смеетесь надо мной? — так же лениво спрашивает Фиакр, но в его голосе появляется угрожающая интонация.

Верхний белый полупрозрачный балдахин колышется от легкого ветра, открывая моему взгляду Фиакра, стоящего у окна, и Ирен, нервно ходящую туда-сюда мимо него.

— Вы не женилмсь на Селестине! — жестко напоминает Ирен.

— Да, — кивает Фиакр, сложивший руки на груди и снисходительно наблюдающий за собеседницей. — И вы прекрасно знаете, почему я это сделал. Кроме того, вы были категорически против этой женитьбы, если мне не изменяет память.

— Против женитьбы — да! — женщина резко останавливается напротив Фиакра. — И вы прекрасно знаете, по какой причине!

— Напомните, — иронизирует Фиакр, высокий, широкоплечий, с моего места обзора похожий на памятник от благодарных потомков какому-то правителю, грозному, но справедливому.

— Вы можете составить более выгодную партию! — страстно выдыхает Ирен, элегантная в строгом голубом платье с белоснежным жабо, украшенным большой брошью с синим камнем.

— Я могу сочетаться браком только с женщиной, чье имя примут боги, ну… или с Destine, — отвечает Фиакр разгневанной женщине спокойно, слегка пренебрежительно. — И это не вы, Ирен. И, как выяснилось, и не Селестина.

— Да. Это была неожиданность, — соглашается Ирен. — В существование Destine верите только вы с Бернардом да ваши полусумасшедшие фанатки. А вот женщину, которую примут боги, найти вероятно, тем более, когда на вас работают все королевские, да что там! Имперские ищейки!

— Они ее и нашли! — смеется Фиакр. — Селестину.

— Но алтарь ее не принял… — закончила за Фиакра Ирен. — Значит…

— Значит, я опять в поиске и снова свободен! — звучно смеется мужчина.

Что-то я не вижу никаких ран на его руке и никаких повязок. Может, в моем сне прошло много времени с того страшного момента?

— Вы будете искать новую Nomme? — обвиняюще спрашивает Ирен. — Или сосредоточитесь на поиске Destine?

— Именуемую вместо Предназначенной? — подсказывает Фиакр. — Вас это не касается!

— Еще как касается, Леонард! — поджимает губы брюнетка.

О, черт! Я и забыла, что в сценах с Ирен он — Леонард! Бред какой! Может, он злостный неплательщик алиментов и скрывается от местной полиции под разными именами? Или брачный аферист? Или то и другое?

Впрочем, сейчас важнее освободиться от веревок. Вдруг они меня заметят, и Ирен тоже, как и Бернард, вооружена?

Старясь не привлекать к себе внимания, тихо-тихо подергиваю руки, выворачивая их, — бесполезно.

— Вы прекрасно знаете, каково решение императора. Только наш король заступается за вас перед ним и тянет время, поддавшись вашим уговорам! — расстроенная Ирен садится на маленький диванчик.

— Император погорячился и сейчас жалеет о своем решении, — отвечает ей Фиакр, ой, Леонард.

Нет уж! Она его пускай, как хочет, так и называет! А я итак первая в очереди в психушку. Всё! Решено! Для меня он Фиакр. Ворон. А не какой-то там Леонард — Лев или Мэтью — Подарок Бога! В моем сне черт ногу сломит!

— Его решение было принято в тяжелую минуту личного разочарования, — спокойно говорит Фиакр. — Потеряв свою любовь, он не пожелал такого мне, своему другу.

«Своему другу» Фиакр произносит почти угрожающе — и достигает цели. Ирен бледнеет и садится еще прямее и аккуратнее, хотя и до этого ее осанке можно было только позавидовать.

— Можно подумать, вы способны кого-то полюбить! — не сдается храбрая Ирен, но спорит все-таки шепотом.

— Вы зря иронизируете! — картинно сокрушается Фиакр. — Думать регулярно — полезное занятие даже для благородной женщины вашего происхождения.

— Вы меня прекрасно поняли! — фыркает она в ответ на явную грубость. — И я осмелюсь вам напомнить, что по решению вашего друга императора и при поддержке вашего друга и нашего короля вы вынуждены будете выбрать не Nomme и не Destine, а Promis.

— Я помню, милая Ирен, что вы из числа Обещанных, — не теряет самообладания Фиакр. — Не забываю и о том, что вы в этом списке первая.

— Да! Я! А не Флор и не Сюзет! — резко встает с диванчика женщина. — Сколько бы вы не развлекались на стороне, вы мой!

Ох! Какой востребованный товарищ! И Предназначенные, и Именуемые, и Обещанные! Нет, конечно, как экземпляр мужской красоты и силы, он вполне себе… Подходящий… Но каков петух! Выпендривается перед влюбленной в него женщиной, как прыщавый подросток перед малолеткой!

И, как по заказу, Фиакр, смеясь, ласково упрекает разгневанную женщину:

— Вопрос спорный и открытый, дорогая Ирен! Вашего любовного опыта не хватит для справедливого оценивания моего. Не хотите же вы солгать и заявить, что любите меня?

— Смысл? — скрипит зубами Ирен, и меня передергивает от этого скрипа, словно брат дразнит меня и специально трет куски пенопласта друг об друга над моим ухом — Смысл лгать первому Décisif Империи?

— И последнему! — грозно напоминает Фиакр, обернувшись и возвышаясь над ней. — Вы достаточно сказали на сегодня, Ирен. Извольте покинуть мой дом! Арман!

В комнате появляется пожилой, но очень элегантный дворецкий, которого я уже видела.

— Арман! Мадам, к сожалению, торопится! — Фиакр рисует на лице фальшивое сожаление, даже не стараясь быть искренним.

— Мадам! — склоняется в уважительном, но неглубоком поклоне Арман.

— У вас три месяца, Леонард! — угрожающе отвечает Ирен и, сопровождаемая Арманом, покидает комнату.

Фиакр отворачивается к окну и долго смотрит в него. Странно… Прошло явно больше десяти минут, а я не просыпаюсь. Это происки Антона и Генриетты Петровны! Из-за их «дополнительной энергии» я здесь так задержалась.

Фиакр поднимает и выставляет вперед руку, внимательно рассматривая ее при дневном свете.

— Неужели это ты? — вдруг говорит он.

Мне? Не мне? Увидел? Не увидел? Если увидел, то как давно? Или он сам с собой разговаривает?

— Ваше Превосходительство! Excellence! — в комнату возвращается Арман. — Ее светлость просила вам передать…

— Не надо, Арман! Я приблизительно догадываюсь… Устал от приемов и общения. Оставь меня. Вернешься через два часа, — распоряжается Фиакр, и я вижу настоящую усталость на его лице, словно при Ирен он держался изо всех сил, а сейчас отпустил себя, расслабился.

— Слушаюсь! — с достоинством кивает Арман и немедленно выходит.

Фиакр движется в моем направлении, и я вжимаюсь в перину всем телом, перестав дышать. Мужчина откидывает полог и замирает.

Нет. Не видел. Увидел только сейчас. Его лицо каменеет, глаза вспыхивают… восторгом и облегчением.

— Ты?! — выдыхает он. — Вернулась?!

— Можно и так сказать… — очень осторожно отвечаю я. — Не совсем вернулась… Ты не мог бы меня отвязать?

— Кто тебя привязал? — ошарашенно спрашивает Фиакр. — Кто тебя смог увидеть?

— Не имею представления! — честно отвечаю я. — Какие-то нехорошие люди! Я спала и не видела их. Это точно не ты?

— Я? — растерянно переспрашивает он, вставая на колени перед кроватью и протянув ко мне руку.

Отодвигаюсь как можно дальше, насколько это позволяет длина веревки на левой руке. Фиакр продолжает тянуть ко мне руку и, наконец, кладет ее на мое запястье. Сильная судорога прошивает мое тело сладкой болью. Его тоже дергает не по-детски. Никакой техники безопасности!

— Скажи, что это ты! — шепотом просит он, пожирая мое лицо и тело горячим взглядом.

— Смотря что ты подразумеваешь под «ты», — аккуратно подбираю слова.

Крепкий захват моего запястья — и сотни маленьких огоньков, похожих на бенгальские, брызжут во все стороны.

— Я приговорен? — нежно шепчет он и тянет к себе мою руку. — Сколько вы мне дали?

— Чего дали? — недоумеваю я.

Впечатление такое, что меня ввели на роль вместо постоянно играющей актрисы без подготовки и даже сценарий прочесть не дали, не то чтобы выучить содержание реплик и их порядок.

— Умно! — неожиданно хвалит меня возбужденный непонятно чем мужчина. — Вы меня простаком считаете?

Обреченно вздыхаю и вежливо спрашиваю:

— А мы — это кто?

— Sorcière! — мне кажется, или его шепот приобретает эротический оттенок.

— Сорсьер? — переспрашиваю я. — Это французский? Простите, не владею. Это что-то плохое?

— Колдунья! — выдыхает он, впившись в мое лицо черным взглядом.

— Чувствую, что это не комплимент, — ворчу я, поежившись под этим глубоким взглядом.

— Месяц? Неделю? Сутки? — продолжает допытываться Фиакр, приближая губы к моей ладони.

Как там говорят в таких случаях? Вы меня с кем-то путаете?

— Я не спал сутки. Ждал тебя, — сообщает Фиакр. — И ты пришла! Зачем этот фокус с веревками? Меня не надо соблазнять. Я согласен.

— Да? Мило! — хрипло восклицаю я. — А на что?

— Взять тебя! — хрипит и он.

— Как это? — туплю я. — Куда взять?

Полные мужские губы вдруг прижимаются к моему запястью, и бенгальские огоньки снопом вырываются на свободу. Впечатление, что кто-то из нас двоих — сварщик.

— Где тебя прятали? — продолжает бредить Фиакр. — Последняя Sorcière для последнего Décisif… Последняя Колдунья для последнего Решающего…

— Ни я, ни Полинка к ним больше никогда не пойдем! — даю я клятву этому странному мужчине из моего многосерийного сна. — Они мошенники!

— Ты удивительная! — отвечает он нелогично и снова целует мою руку, возобновляя бенгальский салют.

— Вернемся к веревкам! — напоминаю я. — Снимешь?

— Почему не сама? — спрашивает он с неожиданным подозрением.

— Не могу! — сознаюсь я в очевидном для меня.

— Не понимаю твоей хитрости, — хмурится он. — Развлекаешься? Играешь? Смертельные игры тебя возбуждают?

Опять про возбуждение! Да что ж такое!

— С развязанными руками я лучше соображаю! — выбираю я первый аргумент. — Причем намного!

— А я думаю, что это часть хитрой игры! — возражает серьезный Фиакр. — Ты боишься, что я не сдержу слово? Ты ж понимаешь, что это невозможно?

— Я не понимаю даже, какое слово! — по-настоящему сержусь я. — Какая мне разница, сдержишь ты его или нет!

— Слово Обрученного с Колдуньей! — важно, даже напыщенно отвечает Фиакр, лицо которого подозрительно расплывается.

— Ладно-ладно! — примирительно соглашаюсь я, обрадовавшись тому, что всё вокруг плывет и размазывается. — Конечно, сдержишь!

— Что?! — грозно выкрикивает он. — Что происходит?!

Две мужские руки крепко сжимают мои запястья, и снопы искр — это последнее, что я вижу во сне.

Бледная Генриетта Петровна. Вспотевший Антон. Спокойная и серьезно задумчивая Елена.

— Убедились, что это всё ваше опаивание, а не прорывы в магические миры? — сержусь я, пытаясь встать.

— Лежать! — резкая команда Елены.

Верчу головой, не видя Полину.

— Где моя подруга? — возмущаюсь я. — Я вас предупреждаю! Я сейчас же обращусь в полицию!

— Это не спасет ни тебя, ни его! — резко отвечает мне Елена, замораживая голубыми глазами.

— Я сама себя спасу! — зло выкрикиваю я. — Где Полина?

— С Полиной всё в полном порядке! — уверяет меня Антон. — В отличие от вас!

— А что со мной не так?! — почти рычу я.

— У вас осталось жизненных сил на пару прорывов. И всё! — горячо говорит Антон.

— Что значит — и всё?! — бешусь я от бессилия.

Я недооценила масштабы их аферы. Это просто непобедимая мафия, как торговцы оружием или наркотиками.

— Ты или останешься там раньше времени или умрешь здесь, — вежливо отвечает на мой вопрос Елена. — Что выбираешь?

— А есть выбор? — ехидничаю я.

— Выбор всегда есть, — пожимает идеальными плечами Елена, подарив мне сладко-розовый взгляд. — Например, подготовиться к встрече с судьбой. Особенно, если хочешь переиграть ее. Ведь хочешь?