Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого

Глава 21. Предвенчальный вечер

Есть две причины, по которым мы не доверяем людям.

Первая — мы не знаем их.

Вторая — мы их знаем.

Неизвестный

— Мы все? Безмозглые? — спокойно реагирую я вопросами на недовольство Елены в образе неприятной пожилой женщины. — Тогда пораскинь своими мозгами, если такая башковитая, и скажи мне правду, ту, которую скрываешь от всех. От меня, от Моники-Ларисы, от всех.

— Правду? — глаза Елены становятся черными и глубокими, как бездна. — Тебе не нужна эта правда! Тебе всего-то нужно узнать его имя!

— Вот сама и спроси! — советую я с огромным довольствием. — Подойди и спроси: «А как вас зовут, Ваше Высокопревосходительство?» И он такой: «Федор Петрович!» Или нет! «Петр Федорович!»

— Идиотка! — почти рычит Елена. — Домой, видимо, не хочешь? Ни к маме, ни к папе. Ни к брату.

С большим трудом сдерживаюсь, чтобы не вцепиться в лицо старушенции с потрясающе красивыми желтыми глазами. Но всё-таки беру себя в руки.

— Он не скажет мне свое имя, — спокойно говорю я. — На этом секрете держится существование всей Империи. Он не будет рисковать ее судьбой. Это же так очевидно!

— Он впервые в жизни влюблен. По-настоящему, — так же спокойно отвечает она. — А влюбленный мужчина уже не Его Высокопревосходительство. Это просто мужчина, из которого веревки можно вить.

— Влюбленный? — иронично спрашиваю я. — И на каком основании ты сделала такие глубокомысленные и нелепые выводы? Он Решающий. Его задача — спасти Империю от гибели. По его мнению, эта задача может быть решена только венчанием с Sorcière, за которую он меня принимает. Все они меня принимают.

— Но мы же знаем, что ты… — начинает говорить Елена.

— Не она, — заканчиваю за нее я.

— Вот именно! — в сухом старческом голосе собеседницы появляются ехидные нотки. — Не она! Ты просто зеленоглазая землянка из другой реальности!

— И я сказала ему об этом, — перебиваю я, приводя Елену в состояние, похожее на полуобморок.

— Что ты сделала?! — почти вопит она, оглядываясь по сторонам.

— Сказала ему правду о себе, — улыбаюсь я.

— И он? — нервно улыбается в ответ странная старушка.

— Он не поверил. Потом поверил. Потом снова не поверил, — смеюсь я.

Но Елене не до смеха. Это понятно по сморщившемуся до состояния сухофрукта старушечьему лицу, сияющему пронзительно синим взглядом.

— Зачем?! — не понимает она. — Зачем ты сказала ему о том, что ты не из этого мира?! У тебя вообще нет чувства самосохранения?!

— Именно потому, что оно есть, — парирую я. — Именно потому. Он мог бы мне помочь.

— Помочь тебе могу только я! — фыркает Елена. — Что он может? В этом мире не верят в существование других миров! Только в существование Тьмы!

— Кто ты? — тихо спрашиваю я, схватив ее за руку. — Кто? Зачем в моем мире ты зарабатываешь таким странным и сомнительным способом, как курсы для попаданок?

Елена молчит, вглядываясь в мое лицо и чего-то ища, но, судя по ответу, не находит:

— Что значит в твоем мире? Это и мой мир.

— Ага! — искренне и громко смеюсь я. — Для нас обычное дело — ежеминутно менять цвет глаз и шляться между мирами!

— Я просто аномалия, — пожимает она плечами. — Ты же взрослая девочка, прекрасно знаешь, что люди с редкими генетическими заболеваниями встречаются в соотношении один к миллиону, а то и больше.

— Глупости! — возражаю я. — Не бывает таких заболеваний!

— Много ты знаешь! — Елена злится. — Сумасшедшая психопатка, променявшая родную семью на выгодного мужа!

— Психопат — это человек, страдающий хроническим психическим расстройством с ненормальным или насильственным социальным поведением, — парирую я. — Это твой портрет!

— Довольно! — Елена становится равнодушно-серьезной, ее карие глаза отливают шоколадной глазурью. — Тебе до такой степени безразлична судьба собственной семьи?

— Это шантаж? — всё во мне холодеет, руки начинают трястись.

— Констатация факта, — абсолютно спокойно говорит она. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Матери, отцу и брату, сразу всем троим, чтобы не тратить много времени, оптом устроим автокатастрофу. Не справится твой папочка с управлением автомобилем — и всё.

— И всё?! — я хватаю мерзкую старушенцию за куцые плечики. — И всё?!

Злость, ненависть, желание раздавить эту лицемерную и двуличную особу захлестывает меня целиком и полностью. Елена вскрикивает то ли от боли, то ли от испуга, почему-то постепенно приобретая свой прежний потрясающий облик, являясь передо мной в знакомом мне образе сказочно красивой женщины со стальным характером. Но это видение длится не более нескольких секунд. И вот уже привычно противная пожилая женщина скрежещет желтыми зубами, надеюсь, вставными.

— Так что ты выбираешь?

— Семью! — бессильно выдыхаю я. — Как ты мне гарантируешь ее безопасность? Как докажешь, что с ней всё в порядке? Видеозвонком?

— Хорошая идея, — неожиданно кивает мне успокоившаяся Елена. — Так это и назовем. Видеозвонок. Хотя технически это будет просто магия.

Мы сидим на скамье. Елена достает из ридикюля небольшое овально зеркало. И вместо своего отражения я вижу в нем… родителей и брата. Они сидят за обеденным столом. Шурка о чем-то оживленно рассказывает, наматывая на вилку супер длинные макароны. Мама и папа его внимательно слушают, очень странно улыбаясь. Улыбка эта, как нарисованная, не касается родительских глаз.

Мое сердце начинает бить с перебоями и стучит так громко, что его стук слышит и моя собеседница.

— О чем они говорят? — еле-еле выдавливаю я.

Появившийся звук почти лишает меня сознания от радости слышать родные голоса.

— Люба же приедет к моему дню рождения? — звучно всасывая макаронину, спрашивает Шурка. — Чего она на мои смс-ки не отвечает?

— Там связь плохая, — бесцветным голосом отвечает мама, бросив быстрый взгляд на отца.

— Связь отвратительная, — подтверждает папа, и я отчетливо чувствую в тоне его голоса гнев и бессилие одновременно.

— Нечестно было так уезжать! — заявляет семилетний брат и возмущенно хлюпает носом.

— Это была горящая путевка с приличной скидкой, — оправдывается мама.

— Отель высоко в горах, — будничным тоном продолжает папа. — Связь нестабильная, но сестра обязательно поздравит тебя. Вот увидишь!

— Поздравит?! — Шурка недоволен словами отца. — Не приедет? Поздравит?

Слезы щекочут горячие щеки. В зеркале вместо моей семьи моя расквашенная горем физиономия с горящими любовью и ненавистью карими глазами. Елена убирает зеркало.

— Узнаешь его имя до венчания — и свободна!

— Это невозможно! — сопротивляюсь я.

— Ты даже не пробовала! — возражает она.

— Зачем? — спрашиваю я. — Кто ты? Почему ты так стремишься уничтожить этот мир? Ты точно посланница Тьмы!

— Поверхностные выводы, девочка! — тихо смеется Елена. — Да тебя тут в свою веру обратили!

— Обрати в свою! — огрызаюсь я. — Их легенда о Тьме и имени Решающего вполне себе состоятельная. Развлеки своей версией!

— Тебе и без моей версии не скучно будет! — зловеще обещает Елена. — Я сразу верну тебя. Сразу же. Но если ты этого не сделаешь, то твоя семья…

— Не повторяйся! — почти рычу я и с огромным удовольствием иронизирую. — Включи логику. Хотя где тебе! Верно наши мужики говорят: все красавицы — дуры! До венчания он имени своего не выдаст. Во время венчания имя Решающего будет произнесено только после принятия меня Алтарем. Ну? А дальше что?!

— Что? — цедит сквозь зубы Елена. — Я тебе, умница, как раз вариант до Алтаря и предлагаю. А ты тут митингуешь! До, понимаешь?! До!

Я задумываюсь, отворачиваясь от Елены и глядя на помпезный памятник Решающему. Она права. Другого способа, даже если она обманывает, нет. А она точно обманывает. Чувствую. Только догадаться не могу, в чем фишка… Но если есть хоть один шанс вернуться домой…

— Ладно… — сквозь зубы соглашаюсь я. — Ладно. Я попробую. Ничего не обещаю. Ни-че-го!

— Сыграй на его влюбленности… — радостным шепотом советует Елена. — В их Империи с настоящими чувствами напряженка. Всё по правилам, уложениям, распорядку. А он влюблен — я тебе это гарантирую!

— Допустим… — нехотя допускаю я. — Но это не причина предавать. Он слуга Империи и Императора. Он на посту. Он отвечает на все и за всех. Неужели влюбленность в странную девицу, не то иномирянку, не то Колдунью, не то сумасшедшую, выше чести и достоинства?

— Высокие слова, дорогая, — устало отвечает Елена, пристально глядя на меня пронзительно голубыми глазами.

— Может, ты сама попробуешь? — вдруг осеняет меня новая мысль. — В твоем репертуаре зеленые глаза есть?

Я впервые понимаю, что в гирлянде цветов ее радужной оболочки ни разу не было зеленого.

— Могла бы… — саркастически замечает Елена. — Но — увы… Хоть серо-буро-малиновый… Но не зеленый. А по поводу чести и достоинства… От тебя всё зависит. От силы твоей любви к семье.

— И от силы его любви к Империи! — горячо возражаю я. — Тут всё под него заточено! Всё! Вся Империя считает его своим героем по определению! Он не станет терять такое доверие из-за юбки!

— Это ты не станешь терять мое доверие из-за своих сомнений! — завершает разговор Елена. — Тебе не должно быть дела до этой Империи!

— Мне и нет дела… — бормочу я. — Ни до Империи, ни до ее Решающего.

— Вот и славно! — завершает наш разговор Елена.

Я должна вспомнить. Должна. У меня же была стройная система. Ну, положим, не стройная, но система.

Что Меня Ожидает — Неведомо Мне,

Скорбь Рождает Раздумье О Завтрашнем Дне.

Так… Чеснок, мелисса, одуванчика зелень, незабудки цветок, масло… забыла, какое масло, соли щепотка, розовая вода, рисовая вода, огуречная вода, зверобой, дынный сироп.

— Хочу приготовить отвар для волос, — беспечно улыбаясь, говорю я Нинон. — Поможешь?

Нинон низко кланяется и радостно кивает.

— Конечно, госпожа! Императорская свита голову сломала, пытаясь разгадать секрет окраски ваших волос!

Моих волос? Так даже лучше!

— Ну вот, только ты и будешь секрет знать! — ласково улыбаюсь я, аккуратно перечисляя ингредиенты.

— Масло какое? — воодушевленно спрашивает Нинон, совершенно не удивившись моим запросам, чем несказанно обрадовала меня: и чеснок, и дыня тут есть.

Чёрт! Масло! Какое же там было масло? Помогай, Хайям!

Что меня ожидает — неведомо мне,

Скорбь рождает раздумье о завтрашнем дне.

Подсолнечное? Оливковое? Кунжутное? Хоть убейте — не помню!

— Масло? — рассеянно переспрашиваю я. — Дорогое. Редкое. Может, и не получится ничего.

— Неужели масло арганы? — спокойно интересуется Нинон, а я вспоминаю это слово.

— Да. Аргановое, — подтверждаю я.

— У господина Бошара патент на продажу арганового масла, — с непонятной гордостью отвечает служанка. — У единственного в Империи.

— А! Он еще и предприниматель? — усмехаюсь я, но Нинон меня не слышит, она убегает выполнять задание.

— Что ты будешь делать? — Франц, сидящий рядом со мной на кушетке и разглядывающий свои новые желтые туфли, бросает свое любимое занятие и выпучивает на меня глаза, маленькие, черные, удивленные. — Опаивать Решающего?

— Не опаивать! — хмуро возражаю я. — Подпаивать.

— Он Первый Маг Империи, — откровенно смеется надо мной мой Фамильяр. — Его нельзя опоить или подпоить! Вернее, можно, но бессмысленно!

— Почему? — искренне расстраиваюсь я, теряя последнюю надежду.

— Сама подумай! — Франц поражается моей глупости. — Если бы всё так просто было — зачем Империи такой Решающий, которого можно опоить?

— Во-первых, — обижаюсь я, — я подумала. Во-вторых, этот рецепт из моего мира от очень сведущего человека. Эликсир № 5.

— Номер 5? — недоумевает Франц. — Он для чего?

— Я не знаю точно, — пожимаю я плечами. — Это если надо добиться чего-то очень быстро и на короткое время. На Решающего не действуют средства этого мира. А про мой ничего не известно еще! Попробую, у меня выхода нет!

— А если с ним что случится? — Франц поражается моей жестокости. — Что делать будем?

— Ты прёшь против своей логики, Францик! — смеюсь я. — По ней с Решающим вообще ничего случиться не может!

— Верно… — Франц отвлекается на свои туфли. — Это я с тобой такой пугливый стал! Не ожидал, что тебе вообще в голову какое-то зелье придет!

— Меня на курсах для чего-то же обучали их варить, — резонно возражаю я. — Он, как Кощей, бессмертный. Отравлю вряд ли, а вот воздействие возможно. Шансов немного, но проверить не мешает.

— Ну, не знаю… — Франц с большим сомнением качает седой головой и ножками. — Попробуй! Сама-то не боишься, что он тебя… развеет?

— Немного страшновато, но… — храбро улыбаюсь я, вспоминая угрозы Елены. — Мне надо узнать его имя до…венчания. И домой!

Приглашение на вечерний чай Его Высокопревосходительства Господина Решающего я обставляю по всей форме: приглашение передано через канцелярию Его Императорского Величества. Нинон получает приказание накрыть чайный столик в моем «будуаре». Ни у кого это обстоятельство не вызывает никаких сомнений или возражений.

— А как же девичья честь и все другие прибамбасы? Например, дуэньи? — спрашиваю я Монику-Ларису, которая пришла ко мне узнать последние новости и заодно порепетировать для выступления на Предвенчальном Вечере. Оказывается, надо провести церемонию обмена подарками между женихом и невестой. Мне, кроме песни, подарить Решающему нечего.

— У них считается, что Решающий непогрешим, поэтому всё можно, — сообщает подруга. — Чем ты недовольна, если этот вечер наедине в твоих интересах?

— Может, на Есенина замахнемся или на Тютчева? — предлагаю я взволнованной девушке.

Она сегодня крайне возбуждена и рассеянна.

— Люююба! — тянет Моника-Лариса. — Послезавтра твое венчание с Решающим! Какая же ты счастливица! Твоя судьба — просто грандиозное доказательство существования других миров! Фантастических миров! Магических миров! Ты символ веры в любовь через тернии! Ты воплощение тайных желаний…

— Тебе в каком-то психолого-пропагандистском кружке приплачивают? — сержусь я, сама нервничая. — Давай Окуджаву?

— Что Окуджаву? — не понимает меня в приступе экзальтации Моника-Лариса. — Куда Окуджаву?

— Песню на стихи Булата Окуджавы! — тащу я девушку к роялю.

— Песню? — тупит она, постепенно приходя в себя. — Почему Окуджавы?

— Потому что подходит к случаю, то есть к событию, — терпеливо отвечаю я.

— Окуджава… Окуджава… — повторяет Моника-Лариса. — Я знаю «А мы с тобой, брат, из пехоты», еще «Ваше благородие, госпожа удача», так… еще «Когда воротимся мы в Портленд».

— Совсем ку-ку? — весело смеюсь я, расслабившись. — Ты еще помнишь тему вечеринки?

— Тогда «Не обещайте деве юной любови вечной на земле», — медленно соображает она.

— Мы не знаем, есть ли у них кавалергарды, — сомневаюсь я.

— Песня про Арбат тоже ведь не подойдет? — вздыхает Моника-Лариса.

— Естественно! — улыбаюсь я. — Вспоминай!

Ещё он не сшит, мой наряд подвенечный, и хор в нашу честь не споёт… А время торопит — возница беспечный, — и просятся кони в полёт.

— Точно! — она радостно хлопает в ладоши и тут же подпевает мне, подыгрывая одной рукой.

Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга, бубенчик не смолк под дугой… Две вечных подруги — любовь и разлука — не ходят одна без другой.

— Какая красота! — рыдающий возглас Нинон пугает нас.

— Разве можно так пугать? — ругаюсь я. — Чего причитаешь?

— Какая красивая песня! — уровень воздействия на Нинон творчества Окуджавы и Шварца превосходит все мыслимые и немыслимые ожидания: мы с Моникой-Ларисой понимающе переглядываемся. — Как может женщина сочинять такие прекрасные песни?

— Ну… — скромно потупившись, говорю я. — Ну… Как-то само собой получается…

— Это талант! — подхватывает Моника-Лариса. — Данный бог… Магмой!

Когда Фиакр сказал, что я, по его догадке, из Северного Королевства, у меня была мысль выдавать все песни за произведения оттуда, но я логично предположила, что и так рисковать не стоит: задастся кто-нибудь целью узнать настоящего автора — и обман будет раскрыт. А так за счет воровства авторских прав в другом мире я, может, и продержусь. Вряд ли между нашими мирами есть хоть какой-то договор о сотрудничестве.

Вдохновленные реакцией благодарной слушательницы, мы продолжаем петь:

Мы сами раскрыли ворота, мы сами счастливую тройку впрягли, и вот уже что-то сияет пред нами, но что-то погасло вдали.

Святая наука — расслышать друг друга сквозь ветер, на все времена… Две странницы вечных — любовь и разлука — поделятся с нами сполна.

По по-детски припухлому личику Нинон катятся крупные слезы умиления. Да… Всё-таки во всех мирах есть восторженные поклонницы романтической любви.

— Это Ваш подарок Решающему? — спрашивает она. — Изумительно!

— Слушай! — вдруг вспоминаю я. — А ведь Ирен доходила до Алтаря, значит у нее тоже был Предвенчальный вечер.

Нинон меняется в лице: резко покраснев, она затем так же резко бледнеет.

— Госпожа Ирен? Да… Был…

— И? — любопытство возбуждает меня. — Что же она подарила Решающему?

— А он ей? — вторит мне Моника-Лариса. — Он ей что подарил?

— Госпожа Ирен подарила Господину Решающему блюдо собственного приготовления из редких грибов фиакробусов, — гордо говорит Нинон.

— А! — отвечаем мы одновременно.

— То есть ах! — поправляюсь я. — Конечно, ах! Это ведь очень трудно — приготовить такие замечательные грибы!

— Не в этом дело! — успокоившись, возражает Нинон. — Приготовление пищи руками высокой особы — это очень редкий случай!

Мы с Моникой-Ларисой переглядываемся и громко хохочем.

— Твой стартап, кстати! — доброжелательно подсказываю я.

К вечернему чаепитию с Фиакром все готово: накрыт на двоих чайный столик, в прозрачном чайнике на медной подставке дымится зелено-желтый ароматно пахнущий напиток, это отвар, которым я заменила чай, принесенный Нинон, на многоярусном блюде десятки пирожных с кремами самых разнообразных цветов. Поджидая Решающего, не сдерживаюсь, и с огромным удовольствием съедаю одно с малиновым кремом. Нинон смотрит на меня в ужасе.

— Фто? — с набитым ртом спрашиваю я. — Фто тахое? Фто не тах?

— Вы зачем их едите? — пораженно спрашивает служанка, вытаращив на меня свои голубые глаза, и тут же поправляется. — Ой, простите…

— Нельзя? — удивляюсь я, проглотив остатки сладкого и облизывая пальцы.

— Стол накрывается для… для… — Нинон никак не может подобрать нужных слов.

— Для антуража? — догадываюсь я, точно зная, что это французское слово, но меня такая ситуация не устраивает, не для того я это чаепитие устроила.

— Да, — кивает служанка и бросается ко мне с влажным теплым полотенцем, мешая мне облизывать пальцы.

— А куда потом всё это девается? — показываю я на сладкое изобилие.

— Отдается слугам на кухню, — несколько удивленно отвечает Нинон, как будто и это я должна знать сама.

— Мне Решающего тоже по рукам бить? — живо интересуюсь я, так и представив себе, как он ест один из эклеров или корзиночку, а я шлепаю его по сильным руках, скорчив оскорбленную гримасу.

— Бить?! — пугается Нинон. — Нет! Бить нельзя!

— Не буду! — клянусь я и смеюсь, успокаивая служанку. — Только сдачу дам, если потребуется!

И эта шутка не проходит: глаза Нинон увеличиваются от ужаса.

— Очень рад, что вы захотели провести и этот вечер со мной! — голос Фиакра спасает меня от дальнейших шуток в сторону Нинон, которая, услышав и увидев Решающего, низко кланяется и быстро выходит.

— Надеюсь, нам никто не помешает! — искренне говорю я «жениху», провожая Нинон взглядом.

— Это невозможно! — своим обычным горделивым тоном возражает Фиакр. — Нас никто не увидит и не услышит.

— Чудесно! — искренне радуюсь я полученной информации. — Просто прекрасно! Уровень доверия к Последнему Решающему просто поражает! Так можно девушек сотнями компрометировать — и тебе ничего не будет!

— Я сотнями могу только осчастливливать, — странно усмехаясь, произносит Фиакр.

Эти слова звучат несколько мелодраматично, но я прощаю собеседника за его неадекватную самооценку: он не виноват, виновато окружение и порядки этого странного мира.

— Я пригласила тебя, чтобы расспросить о том, что ты хочешь подарить мне завтра, на Предвенчальной вечеринке, ну, вечере, — мои слова неожиданны для гостя.

— Разве тогда это будет подарком? — удивляется он и садится без моего разрешения за чайный столик.

— Конечно! — убеждаю его я, проглотив обиду и тоже сев.

Это неправильно, когда этикет не распространяется на Главного Решающего. Тоже мне, высокопоставленная особа!

— А как вы выбирали подарок для Ирен? — томно закатив глаза, интересуюсь я. — Трудно было определиться?

Правая бровь Фиакра изумленно поднимается, изображая недоумение и неудовольствие.

— Откуда ты… — начинает он сердиться. — … Откуда? Впрочем, понятно. Ирен не упустила случая…

— Вовсе не Ирен! — хихикаю я. — У меня много способов узнать интересующую меня информацию!

— Не так уж и много, — резонно возражает он. — Ирен, Нинон да Бошар.

— А вот и нет! — насмехаюсь я над его сообразительностью и логикой. — Зачем беспокоить людей и компрометировать их? Так узнала, по-своему, по-колдуньи.

— Как интересно… — медленно говорит Фиакр. — Сегодня вы настроены по-другому. Сегодня вы всё-таки Sorcière?

— Какая разница, кто я сегодня, кем была вчера и кем буду завтра? — пожимаю я плечами. — Ты зомбированный. Бернард чокнутый. Бошар невинно обвиненный. Ирен с придурью, видимо, безнадежно влюблена. Лефевр завистливый и мстительный. Их Величества беспечные. Короче, Империя в опасности!

— Что на твоем языке называется «зомбированный»? — сухо спрашивает Фиакр.

— То есть по всем остальным диагнозам претензий нет? — легкомысленно уточняю я, изо всех сил стараясь вывести его из себя. — В моем мире так говорят про потерявших свою личность из-за слепой веры во что-то единственно правильное. Да! Еще есть литература и фильмы про зомби. Типа живые мертвецы.

— Я живой мертвец? — искренности его удивления можно только позавидовать. — Я бессмертный!

— Сочувствую! — не менее искренне говорю я. — Это просто ужас какой-то, а не счастье! И жена твоя будет бессмертной, и дети твои?

— Да! — гордо отвечает Фиакр.

— Куда же делись предыдущие Решающие? — интересуюсь я. — Мне говорили, что они погибли. Это разве не смерть?

— Это хуже смерти, — хмуро говорит он.

— Значит, не бессмертный! — настаиваю я.

— Уничтожить Решающего может только Тьма. Но мы научились с ней бороться! — еще больше хмурится он.

— Но предыдущие Решающие? — намекаю я.

— Предыдущие Решающие погибли. Но это не смерть. Это… — Фиакр сомневается, стоит ли говорить дальше.

— Напоминаю тебе о необыкновенной духовной близости жениха и невесты перед Алтарем, — покорно и ласково говорю я.

Фиакр вздыхает совсем по-человечески и отвечает:

— Погибшие Решающие становятся слугами Тьмы.

— Офигеть! — констатирую я. — Просто офигеть тут у вас можно!

— Я не знаю, что такое «офигеть», — снова вздыхает Фиакр. — Вряд ли что-то хорошее.

Давно избавившись от необходимости при Решающем подбирать слова, я не стесняюсь в выборе лексики.

— Ладно! — бодро улыбаюсь я. — Приступим к чаепитию!

Меня слегка потрясывает, но я почему-то надеюсь на чудодейственное влияние отвара, состав которого с таким трудом вспомнила не без помощи Хайяма. Чеснок, мелисса, одуванчика зелень, незабудки цветок, аргановое масло, соли щепотка, розовая вода, рисовая вода, огуречная вода, зверобой, дынный сироп.

Решающий смотрит на меня, как на сумасшедшую, предложившую ему, трезвеннику, хлопнуть по сто граммов и закусить соленым огурчиком.

— В моем мире, когда приглашают на чай, то пьют чай! — торжественно говорю я. — Или ты отравления боишься?

— Меня нельзя травить или опоить! — важничает Фиакр. — Это невозможно!

— Я тебя просто угощу новым чаем… сбитнем, можно сказать, — нервничаю я. — Для меня наша встреча за чайным столом не формальность, а попытка познакомиться поближе.

Фиакр долго смотрит на меня пронзительным взглядом, таким по-настоящему мужским, что у меня начинает сосать под ложечкой и кружится голова. Всё-таки он редкий экземпляр. В моем мире такие только в рекламных роликах и в кино встречаются. Но даже вечную жизнь с таким мужчиной я не променяю на короткую земную жизнь с моими родными.

— Главный Надзирающий сохранил для Империи Абсолютное Знание, согласно которому эмоции и чувства — наши главные враги и лучшие друзья, — неожиданно говорит Фиакр. — Поддавшись им, мы потеряем Империю, отказавшись от них, мы потеряем Империю.

— Замкнутый круг, — тихо соглашаюсь я. — Мудрая мысль, а не Абсолютное Знание. Ваш Надзирающий, скорее всего, исчез потому, что ничем не мог помочь Империи.

— Его забрала Тьма, так считает Бернард, — рассказывает Фиакр, пристально наблюдая, как я, встав, разливаю по чашкам зелено-желтый напиток.

— Скорее всего, — покорно соглашаюсь я. — Угощайся. Рекомендую малиновый эклер.

Фиакр берет из моих рук чашку с теплым отваром.

— Только вместе с тобой, — мягко говорит он. — Иначе не буду.

— Бессмертный боится? — хорохорюсь я. — Чего же больше? Отравления? Опьянения?

— Бессмертный хочет равноправия и правды, — поправляет он меня. — Всё остальное невозможно даже для настоящей Sorcière.

Я поднимаю свою чашку, изображая тост:

Что меня ожидает — неведомо мне,

Скорбь рождает раздумье о завтрашнем дне.

Пей, Хайям! Не пролей ни глотка этой влаги,

Этой жизни, которой все меньше на дне.

— Кто такой Хайям? — спрашивает Решающий, не сводя с меня черных глаз.

— Один очень пьющий, очень мудрый и очень талантливый человек из моего мира, — охотно рассказываю я, смело отпивая большой глоток и уже надеясь, что сила приворотов сомнительной конторы Елены очень преувеличена.

Мы пьем отвар, оказавшийся удивительно приятным на вкус, медленно и поэтому долго. Нежное тепло согревает горло, уменьшает внутреннюю тревогу, успокаивает ноющее от дурного предчувствия сердце. Наши чашки пусты. Наши сердца полны доверия и понимания.

Какой же он замечательный человек, этот Фиакр! Ну… или замечательный Маг, прекрасный Последний Решающий! Вот лучший из всех Последних Решающих! Какой у него высокий умный лоб! Какие у него выразительные глаза! А подбородок! Это же просто голливудский подбородок! Я еще про скулы ничего не сказала — слов подобрать не могу…

— Ты самая удивительная девушка из всех, что я встречал, — произносит он земную банальность, приводящую меня в щенячий восторг. — Главный Надзирающий когда-то сказал мне, что выбор суженой будет для меня простым и сложным одновременно и его этот выбор радует и огорчает с одинаково силой. Но он уже ничего изменить не может. Так всё равно будет. Уверен, он одобрил бы мой выбор.

— И мой! — соглашаюсь я, любуясь гордыми чертами его лица — Как жаль, что я не знала этого удивительного человека! Хочешь, я расскажу тебе о своем завтрашнем подарке?

— Нет! — ласково смеется он. — Пусть будет сюрприз! Я уверен, что он будет прекрасен!

— Так что ты подарил Ирен? — спрашиваю я. — Или это секрет?

— У меня нет никаких тайн от своей невесты! — нежность в тоне его голоса льется медом. — Я подарил Ирен возможность скрыть один из своих женских секретов.

— О! — восхищаюсь я щедростью моего великолепного жениха. — И какой же секрет она скрыла?

— Не знаю, — он беспечно усмехается. — Иначе это бы был не подарок.

— Ты удивительный! — с придыханием говорю я, еще раз разливая напиток по чашкам.

И зачем я хотела опоить его эликсиром послушания? Этот, черт его помнит от чего или для чего, тоже неплох.

— Мы будем прекрасной парой! — Фиакр кладет свою горячую ладонь на мое запястье. — Наша свадьба станет событием тысячелетия!

— Прекрасно! — радуюсь я.

Вспомнила! Это же отвар, вызывающий полное доверие и желание во что бы то ни стало угодить окружающим. Сейчас бы вспомнить время действия… Скорее всего, надо торопиться.

— Ну, раз никаких тайн, — кладу свою вторую ладонь поверх его руки. — Тогда доверь мне свое настоящее имя. Сейчас. Не у Алтаря, где ты боишься стать беспомощным, а сейчас.

— Конечно… — шепчет он мне на ухо, усаживая себе на колени.

Какой замечательный отвар! Какой волшебный вечер! Какой сногсшибательный мужчина! А так хочется, чтобы он меня поце… А так…

— Атака! Атака! — сквозь шум в ушах доносится чей-то голос. — Атака! Господин Решающий!

Перед Решающим и мною молодой красавец адъютант Готье Перье, племянник самого Императора и адъютант Первого Адмирала Имперского флота.

— Как вы смогли зайти? — резко спрашивает Фиакр, снимая меня с колен и вставая.

— Атака! Господин Решающий! — повторяет Готье, подобострастно вытянувшись и поедая меня глазами.

— Вас надо научить скромности, адъютант? — сердится Решающий.

— Простите, Ваше Высокопревосходительство! — Готье вытягивается еще больше.

— Я не вижу никакой атаки! — еще больше сердится Решающий. — Я ее не чувствую — значит, ее нет!

Фигня, а не эликсир — расстраиваюсь я. В моей «разведшколе» мало в чем разбираются, как я и думала.

— Веление Императора! — докладывает Готье, откровенно стараясь не смотреть на меня.

— Я прощаюсь с тобой… с вами до завтрашнего вечера! — небрежный поклон в мою сторону — и Решающий с адъютантом уходят.

Но было же что-то! Я же чувствовала! И он готов был…

От огорчения я начинаю поедать пирожные и запивать их бесполезным отваром.

— Не вышло? — напротив Франц в крутых черно-белых штиблетах. — Я предупреждал!

— Почти вышло! — обиженно спорю я, тоже любуясь туфлями фамильяра, какой же он милый… и туфли какие чудесные…

— Францушка! — я протягиваю симпатичному старичку фисташковый эклер. — Угощайся, дорогой!

Франц с опаской смотри на меня и на всякий случай чуть-чуть отодвигается.

— Ты понимаешь, — жалуюсь я. — Он готов был сказать, прошептать… Понимаешь? А тут какая-то атака…

— Дорогая моя Лунет! — ко мне с распростертыми объятьями кидается Андрэ Бошар. — Добрый вечер!

С кресла напротив спрыгивает серебристый императорский кот.

Первый Хранитель Империи сегодня особенно приятен: высокий, стройный, белокурый, голубоглазый. И уши у него такие аккуратные — загляденье!

— Как прогулялись в Великом Парке? — Бошар целует мои руки. — Видели ли Великий фонтан?

— Я всё Великое видела! — радостно сообщаю я.

— Когда вы станете супругой Решающего, — вздохнув и погрустнев, говорит Бошар, — статую Великой супруги Великого Решающего тоже разместят в Великом Парке.

— Да? — при этих словах испытываю странные ощущения.: то ли в шоке от радости, то ли в шоке от гордости. — А почему вы так печальны?

— Я уверен, что Перье был бы вам лучшей партией, — негромко отвечает Хранитель. — Решающему нужна совсем другая женщина. Но вы Sorcière. Это мы изменить не можем, к сожалению.

Какой он ответственный! Какой заботливый!

— Какой вы ответственный, какой заботливый! — восхищаюсь я. — Его Высокопревосходительство просто высокопревосходителен! А Господин адъютант…

Я затрудняюсь подобрать комплимент Готье Перье. Как там было сказано о значении его имени в Книге Имен? Великой Книге Имен, конечно. Готье — Правитель Армии. Перье — семья. Замечательно! Семьянин, делающий блестящую военную карьеру.

Бошар странно смотрит на меня и спрашивает:

— Вы в волнении, моя дорогая? Что-то на себя не похожи! Хотя, что я говорю! Вы невеста! У вас через два дня свадьба!

Напоминание о свадьбе снижает уровень симпатии к окружающим и этому миру.

— Я буду иметь честь быть вашим сопровождающим на Предвенчальном Вечере! — прощается со мной Бошар.

— Ты знаешь, хорошая смесь! — хвалю я отвар, лежа в постели и обращаясь к серебристому коту. — Я бы назвала его «Розовые очки» и прописала бы для ежедневного приема Мымре Борисовне. Жаль, что действие короткое. Я весь чайник допила — отпустило быстро. А Фиакр только чашку выпил. Если бы Готье не приперся! И вообще, не лезь на кровать, тварь пушистая!

— Может, ты алкоголичка? — раздается за спиной голос Франца. — С котами разговариваешь! Данных, что здесь есть говорящие коты вроде бы нет.

Фамильяр сидит на другом конце огромной кровати и смотри на меня и на наглого кота.

— Вас двое? — угрюмо спрашиваю я.

— Отпустило? — нагло улыбается Франц. — Передозировка у тебя была знатная. Я думал, ты за всех мужчин разом замуж собралась.

— Я домой собралась! — рычу я. — А не замуж! Я к маме и к папе! К брату собралась!

— Так делай что-нибудь! — выходит из себя и Франц.

— Странный ты фамильяр, — подозрительно говорю я. — Хамовитый какой-то!

— Я просто волнуюсь за тебя и нашу судьбу! — горячо отвечает он.

— Иди на фиг! — возмущаюсь я. — Я тебя призвала. Ты мой слуга. Ты вообще мое мысленное воплощение. Я помню. Мне на курсах рассказывали.

— Троечница! — фыркает Франц, но спорить и грубить перестает.

— Был шанс, — грустно констатирую я. — Но я не успела. Даже не знаю, что теперь придумать.

— Утро вечера мудренее, — прощается со мной Франц голосом моей мамы.

Я начинаю плакать и засыпаю на мокрой подушке.

Оказывается, Предвенчальный вечер — это сходнячок избранных. Его Императорское Величество, Их Королевские Величества, Первый и Второй Хранители Империи, Бернард — и всё! Ну, и жених с невестой.

На несколько минут в малый белый мраморный зал Императорского дворца приводят Монику-Ларису для презентации моего подарка.

Время до венчания тает, как вешний снег в апреле. Внутренняя дрожь сотрясает тело, одетое в мягкое платье вишневого цвета из многочисленной свадебной коллекции. Платье выбирала Нинон — мне было все равно.

Мы поем нервно, от этого даже вдохновенно:

Чем дольше живём мы, тем годы короче, тем слаще друзей голоса. Ах, только б не смолк под дугой колокольчик, глаза бы глядели в глаза.

Влажно блестящие черные глаза Фиакра не отрываются от меня. Я почему-то стараюсь на него не смотреть, хотя песня — подарок ему.

То берег — то море, то солнце — то вьюга, то ласточки — то воронье… Две верных дороги — любовь и разлука — проходят сквозь сердце моё.

Я вижу серьезные и довольные лица Их Величеств, растерянное лицо Бошара, сухое и хищное лицо Лефевра.

— Господа! — громкий голос Решающего кажется мощным в этом небольшом зале. — Мой подарок будет не таким публичным, как подарок моей невесты.

Фиакр подходит ко мне и, наклонившись к моему уху, говорит:

— Я не успел выполнить вашу просьбу вчера. Готов сделать это сегодня. Сейчас.

Боже! Он готов назвать мне свое имя! Неужели! Как так?! Он его назовет, и я буду дома?

Я криво улыбаюсь жениху, руки мои трясутся.

Что с этим Именем будет делать Елена? Как использует его? Тьма уничтожит Империю? Сколько миллионов человек? Господи! Почему мне эти вопросы не приходили на ум раньше? Смогу ли я остаться здесь, ослушавшись Елену?

В это время внимательно наблюдающий за мной Первый Хранитель Империи Андрэ Бошар меняется в лице и достает из обшлага рукава… зеркало Елены, незаметно мне его показывая.

В ушах голосом Франца поет Окуджава:

Когда воротимся мы в Портленд, ей-богу, я во всем покаюсь.

Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда.