Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого

Глава 8. Список

Если судьба подкинула тебе кислый лимон —

подумай, где достать текилу и

отлично повеселиться.

Аль Пачино

Свет от масляной лампы всполохами дрожит на стене, напоминая мне, что я не дома. И я не могу сейчас позвонить Полинке, не могу включить телевизор, не могу порыться в интернете в поисках нужной мне информации.

Я бессильна помочь себе сама. Мой фамильярный фамильяр сидит на моей кровати у меня в ногах и задумчиво смотрит на лампу, распространяющую не только свет, но и стойкий аромат какого-то цветка, название которого я никак не могу вспомнить.

— Интересно-интересно, — бормочет он, суча короткими ножками. — Портрет, говоришь? Настоящей Лунет? Очень… очень интересно…

— Интересно?! — почти кричу я. — Тебе интересно? Если мне отрубят голову, то и тогда тебе будет интересно?

— Почему отрубят? — спокойно спрашивает Франц и живо интересуется. — В твоём мире преступникам рубят головы?

— В моем мире мораторий на смертную казнь, — устало отвечаю я, лежа на кровати в роскошном бальном платье, которое я не дала снять Нинон, отправив ее восвояси.

— Зачем? — совершенно искренне недоумевает Франц. — Что за дикость!

— Дикость — не убивать себе подобных? — иронизирую я.

— Дикость — прощать того, кто отнял чужую жизнь, — высокомерно реагирует фамильяр. — Или в вашем мире бессмертие? Или есть долгожители?

— Долгожители имеются. В основном, горные народы. А бессмертие только у души, — рассказываю я.

— И сколько? Пятьсот? — интересуется Франц.

— Чего пятьсот? — не понимаю я.

— Лет. Сколько лет живут ваши долгожители? — раздражается от моей глупости старичок.

Вот уверена, что фамильяр не может сердиться на хозяина. Стопудово!

— У нас долгожители — это люди за девяносто-сто лет. Больше ста двадцати, по-моему, и не жил никто никогда, — отвечаю я.

— Ерунда полная! — противненько смеётся Франц. — Наши долгожители дотягивают до семисот!

— Все?! — восклицаю я.

— Лучшие из лучших, — объясняет фамильяр. — Средненькие живут до пятисот лет.

— Средненькие умом, здоровьем или богатством? — любопытствую я.

— Средненькие энергией, — охотно объясняет он.

— А казнят у вас как? — напряженно спрашиваю я. — Вешают? Топят? Расстреливают?

— Казнят? — Франц пожимает плечами. — За мелкие преступления каторга на границе с Тьмой или высылка за пределы Империи. За крупные — проклинают.

— Всего-то? — тихо радуюсь я.

— Ты не знаешь, что это такое? — догадывается фамильяр и мерзко (ну, мне так кажется) хихикает. — Тебе лучше не знать. Ты очень… впечатлительная!

— И всё-таки? — настаиваю я, похолодев.

Франц вздыхает и неохотно отвечает:

— Верховный жрец Бернард читает парочку текстов — и виновного… как бы тебе объяснить… немного переклинивает.

— Что значит, немного переклинивает? — не отстаю я от фамильяра.

— Ну… человек теряет свою сущность… становится пустым… только оболочка… — непонятно объясняет Франц и неожиданно добавляет. — Но тебе переживать не стоит. Тебя не проклянут.

— Почему? — требую я ответа.

— Это невозможно. Ты Sorcière, Колдунья. Ты способна вернуть проклятье на голову проклинающего, преумножив его силу в тысячи раз, — говорит Франц. — Согласно легенде, пятьсот лет назад последняя Sorcièr прокляла отца нынешнего Императора и всю Империю.

Я без сил сажусь на диван. Судьба последней Sorcièr начинает меня волновать не меньше собственной.

— И что с ней сделалось? — спрашиваю я.

— А никто не знает! — беспечно отвечает Франц. — Она исчезла.

— А отец Императора? — нервничаю я. — Он стал оболочкой?

— Не успел стать, — доверительно сообщает Франц. — Решающий, тогда это был Гастон, успел перекрыть проклятие. На такое способны только Решающие. Но это стоило ему потери всех сил и возможностей. Кроме того, в Империи перестали рождаться Решающие. Нынешний — первый и последний за пятьсот лет.

— А как его зовут? — вспоминаю я так интересующий меня вопрос. — Того, предпоследнего, звали Гастон. А этого?

— Никто не может знать настоящего имени Решающего до поры, — объясняет фамильяр. — У него сотни имен, но настоящее может услышать только его истинная избранница во время венчания, и только потом все остальные.

— Как так? — спрашиваю я. — Почему?

— С истинной Решающий получает непобедимую силу, — Франц болтает ножками в новых туфлях (похоже, этот модник фетиширует на обуви). — Если до этого Тьма могла использовать его настоящее имя против него же, то после венчания Решающий становится неуязвимым.

— А если Решающий влюбится не в ту… девушку. Ну, в неподходящую? — вдруг, неожиданно для себя самой, спрашиваю я. — Что тогда?

— Влюбиться, скажем, теоретически, может, — беспечно комментирует предложенную ситуацию Франц. — Но венчаться не сможет. Алтарь не пропустит.

— Ясно, — шепчу я, глядя на высокий лепной потолок, объемные барельефы на нем, изображающие какие-то цветы, кажется, колышутся в отсветах пламени. — Вернемся к моему опекуну и портрету Лунет. Если его сравнят со мной…

— Что-нибудь придумаем! — бойко обещает фамильяр. — Сначала я узнаю, где этот портрет сейчас.

— Ты это можешь? — я даже сажусь на постели.

— Это могут и Низшие фамильяры! — небрежно фыркает Франц.

— Да-да! — вспоминаю я. — А ты — просто Средний?

— Я… — начинает с возмущением Франц, потом передумывает что-то говорить и просто исчезает.

С трудом избавившись от платья сама, отправляюсь к зеркалу. Мой привычный облик в комплектации с карими глазами вместо зеленых кажется мне необычным и таинственным. Вот интересно? А какая она, эта Лунет? Похожи ли мы? И куда делась она? Ведь где-то в этом магическом большом мире должна быть и она. А если и ее убили?

Ночью все страхи обостряются, становятся отчетливее и выпуклее. Мир, затянувший меня, враждебен. Зачем я ему? Неужели в качестве жертвы? А своих претенденток не хватает? Надо из моего мира их поставлять? Хорошо они устроились тут! Просто прекрасно!

Хранитель Бошар час назад пожелал мне спокойной ночи через дверь, которую я не открыла, сославшись на испуг от неожиданных новостей и легкую панику на фоне этого. Он заверил меня, что бояться мне нечего, что его силы достаточно, чтобы защитить меня. Что королевские и имперские ищейки быстро разберутся с обстоятельствами смерти моего дорогого опекуна. А сам Андрэ уверен, что опекун стал жертвой грабителей-перебежчиков с «той стороны», из-за границы с Тьмой.

Я поспешно согласилась с Хранителем.

— Милая моя! — негромко проговорил за дверью Андрэ Бошар. — Этот негодник… то есть, простите, его Превосходительство Решающий, ничем вас не обидел?

— Нет! Что вы! — восхищенно пропищала я, как и положено восторженной Обещанной. — Его Превосходительство был очень тактичен и любезен. Но почему вы, мой господин, так спешно уехали с бала?

— Видите ли, дорогая, — я почувствовала через огромную дубовую дверь, как тщательно мой Хранитель подбирал слова для ответа на этот вопрос. — Я давно не готовил Обещанных для Решающего. Последняя, до вас… Моя дорогая Ирен… Я был уверен — станет ему настоящей невестой. Но в последний момент Решающий передумал. Поэтому сейчас у нас несколько натянутые отношения… Но всё нормализуется, как только Решающий узнает, что вы — Sorcière.

— А что это меняет? — на свой страх и риск спросила я.

— Ваш опекун готовил вас к вашей судьбе? — недоуменный вопрос Хранителя заставил меня прикусить нижнюю губу до крови.

— Он слишком оберегал меня, — аккуратная версия предложена мною Андре в надежде, что теперь опровергнуть ее некому.

— Да, понимаю, — согласился Хранитель. — Понимаю. Давайте всё спокойно и неспешно обсудим завтра, когда вы немного успокоитесь, придете в себя.

— Хорошо, — послушно согласилась я, сообразив, что весть о смерти опекуна должна была не только напугать его воспитанницу, но и безумно огорчить ее.

Ночь проходит беспокойно: я ворочаюсь и не могу остановить бег мыслей. Что у нас в сухом остатке?

Первое: Я перемещена в этот мир с какой-то целью, не факт, что с благородной.

Второе: Я — Колдунья, Sorcière, которых никто в этом мире не видел и не слышал пятьсот лет.

Третье: Меня считают некой Лунет, чей опекун зверски убит по никому не известной причине.

Четвертое: Где настоящая Лунет? Жива ли? А если тоже мертва и это скоро обнаружится?

Пятое: Решающий в невестах как в сору роется, выпендривается, которую выбрать.

Шестое: Император и Короли развлекаются на наш с Фиакром счет, зная, что я Sorcière.

Седьмое: Решающий выбрал меня в сотню, считая меня просто необычной Обещанной.

Восьмое: Фиакр похоже влюбился в меня во время прорывов и уже выбрал своей суженой.

Девятое: Любовь Сергеевна Тихомирова ревнует Фиакра к Лунет? Глупости!

Девятое явно надуманное и крайне глупое предположение.

Десятое и главное: Они здесь не рубят головы!

Нинон изо всех сил старается мне угодить. Она выбирает для утренней встречи за завтраком с Хранителем легкое нежно-салатовое платье, тщательно делает прическу. И стоически молчит, не приставая ко мне с вопросами.

Андрэ Бошар кажется встревоженным и расстроенным. Впрочем, не кажется, а таковым и является. Хранитель приветствует меня и целует мне руки.

— Вижу-вижу, — сетует он искренне. — Плохо спали, моя дорогая? Хотя… что я спрашиваю. Это и без моих вопросов понятно.

За завтраком, услужливо предлагая мне попробовать то одно блюдо, то другое, Хранитель рассказывает:

— Только сейчас мне пришло в голову, моя дорогая, что ваш замечательный опекун и не мог вам сообщить всю информацию, — буквально стукнув себя по высокому благородному лбу, говорит Андрэ. — Это я, приближенный к трону, первый Хранитель, владею тем, что простому человеку в нашей Империи просто недоступно.

Киваю, чтобы не сказать лишнего.

— Так вот, — продолжает Хранитель. — Если бы вы были обычной Обещанной, то смиренно ждали бы результата отбора, пройдя испытания на втором и третьем балах.

Господи! Их еще и три!

— Игра их Величеств с этим и связана! — усмехается мужчина, снова обликом своим напомнив мне Ленского. — Им интересно, будете ли это вы!

— А если не буду? — спрашиваю я. — Что тогда?

— Думаю, что это совершенно невозможно! — смеется довольный Хранитель. — Чтобы Решающий преследовал Хранителя с претенденткой лично! Да такого не было никогда! Вы его заинтересовали не на шутку! Поэтому он и злится! Нет! Не злится. Он взбешен!

— Тем более непонятно, — спокойно реагирую я (ох, как это не просто!). — Решающий злится, что нашел свою судьбу? Что у него после предполагаемого союза с Обещанной умножится сила и он станет непобедимым?

— Ну, положим, злится он не поэтому, — Хранитель даже руки потирает от удовольствия. — Его драконит осознание того, что это моя воспитанница.

— Он хотел бы, чтобы это была воспитанница Лефевра? — недоумеваю я.

— Да нет же! — смакуя молодой сыр, отвечает Бошар. — У него ко мне претензии!

— И что же вас в этом так радует? — решаюсь я на дополнительный вопрос.

— Возможность сбить спесь с гордеца! — салютует мне чашкой кофе Хранитель.

— Ясно, — бормочу я, хотя мне ничего не ясно.

Видимо, у этих двоих старые счеты и Хранитель подробностей мне не расскажет.

— Предположим, — осторожно продолжаю я доводить до Хранителя свою главную мысль. — Предположим, что он выберет не меня. Тогда?

— Оставим это их Величествам! — машет рукой Бошар. — Они что-нибудь придумают! Сам Император уверен, что это будете именно вы!

Киваю.

— Теперь к неприятному… — вздыхает Хранитель. — Вашего опекуна уже предали земле. Все необходимые для этого следственные действия произведены.

— Уже?! — пораженно восклицаю я. — Так быстро?

— Работали лучшие имперские сыщики с магическими способностями. Установлен факт ограбления. Кроме той суммы, которую ваш опекун получил от меня, у него с собой оказалось значительно больше личных средств и парочка артефактов, — узнаю я от Хранителя. — И убили его замысловатым способом, характерным для перебежчиков. Да… Жаль… Хороший был человек.

Дальнейший завтрак проходит в деликатном молчании. По его окончании я встаю из-за стола и, сделав легкий поклон в сторону Хранителя, направляюсь к двери. Сегодня еще не появлялся Франц, отправившийся вчера за нужной нам информацией.

— Лунет! — окликает меня Хранитель. — Имперская канцелярия передала для тебя портрет. Твой портрет. Тот самый, который был в руках у господина Пэти в момент его смерти.

Я холодею от страха и напряжения. Портрет? Вот я и попалась! Может, добрейший Хранитель Бошар пожалеет бедную попаданку?

Хранитель подошел ко мне и протянул небольшой сверток, тщательно упакованный, перевязанный бечевкой, которая закреплена сургучовой печатью.

— Это принадлежит вам, — с почтением говорит Хранитель. — Я думаю, вы должны побыть в одиночестве с вещами вашего опекуна и мыслями о нем.

Пробормотав слова благодарности, я почти бегом отправляюсь в свою комнату, забывая по дороге кивать в знак приветствия слугам, которые при встрече со мной совершают глубокие поклоны.

В моей комнате прибираются Нинон и еще две служанки. Еле сдерживаясь, вежливо прошу их оставить меня одну. Но когда девушки, нырнув в глубокий поклон, быстро уходят, я застываю в страхе, растерянности и недоумении.

Мне просто повезло, что портрет прислали запакованным и запечатанным, а Хранитель Бошар — человек воспитанный и деликатный. Но я боюсь. До внутренней дрожи боюсь увидеть изображение несчастной Лунет, непонятно, куда девшейся и, возможно, тоже погибшей.

Кроме того, не одни же они жили в доме: опекун и его воспитанница. А Институт для Обещанных? Как я могла о нем забыть? Ученицы, преподаватели, слуги — настоящую Лунет знают десятки, а то и сотни людей. Знают и могут опознать!

Стоп! Если на всё Королевство такой Институт один, то добрая часть Обещанных, присутствовавших на вчерашнем балу, тоже там училась. Какое счастье, что на нас были вуалетки!

— Трусишь? — едкий вопрос со стороны кровати заставляет меня вздрогнуть.

Франц, переобувшийся в золотые туфли с бантами и на каблуках, ехидно прищурившись, смотрит на меня маленькими блестящими глазками.

— Ещё как! — честно подтверждаю я, решая не врать и не рисоваться.

По сути, кроме Франца, правду обо мне в этом странном мире не знает никто. Он мой единственный собеседник и помощник.

— Полагаю, что совершенно зря! — неожиданно доброжелательно реагирует на мою искренность фамильяр.

Он соскакивает с кровати, на которой сидел и болтал ножками, и, подойдя ко мне, выхватывает портрет Лунет, тут же начиная его распаковывать.

— Подожди! — восклицаю я, но Франц не реагирует на мой крик.

Деловито, быстро он ломает сургучовую печать, снимает бечевку и обертку и без всякого любопытства разглядывает портрет Лунет, словно то, что он видит, совпадает с тем, что он ожидал увидеть.

— Ну? — выдыхаю я с глубоким стоном.

— Не нукай! — голосом моей мамы отвечает Франц.

И пока я, ошарашенная, стою перед фамильяром с открытым ртом, Франц окончательно и бесповоротно переходит со мной на нахальное «ты», сопровождая переход голосом моего отца:

— Всё в полном порядке, госпожа! Не волнуйся!

Франц протягивает мне портрет, который я беру дрожащими руками. Из серебряного обрамления, как из овального окошечка, шаловливо выглядывает пухлая юная Лунет в нежно-голубом кружевном платье с открытыми детскими плечиками. На портрете кареглазая девочка не старше двух лет.

— Это Лунет? — шепотом спрашиваю я, испытав невероятное облегчение. — Это тот самый портрет?

— Тот самый! — подтверждает Франц голосом моего младшего брата Шурика.

— Как ты это делаешь? — поражаюсь я, чувствуя, как шевелятся крохотные волоски на руках.

— Легко и просто! — хвастливо отвечает фамильяр, и я узнаю тембр Хранителя Бошара.

— Офи… обалдеть! — удивляюсь я и тут же подозрительно спрашиваю. — Но как? Ты же никогда не слышал голоса моих родных!

Черные глазки Франца начинают трусливо бегать, а он голосом Нинон отвечает:

— Само собой получается…

— Значит, мне не стоит бояться этого портрета? — уточняю я.

— Нисколечко! — убедительно подтверждает Франц.

— А можешь что-нибудь сказать голосом Решающего? — лукаво спрашиваю я.

— Что тебе сказать, красавица? — хрипловатый голос Фиакра, льющийся из уст фамильяра, заставляет меня вздрогнуть, по телу сотнями бегут мурашки, то разделяясь на группы поменьше, то сливаясь в единый поток. — Что ты хочешь услышать? Комплимент?

Не в силах вымолвить ни слова, просто киваю.

— Дорогая Лунет! — голос Фиакра обволакивает сознание теплой шалью, той самой, бабушкиной, толстой, теплой, но очень-очень колючей. — Вы еще более прекрасны сегодня утром, чем вчера вечером.

— Круто! — констатирую я.

— Круто? — переспрашивает фамильяр собственным голосом. — А что означает это слово? Круто — под наклоном?

— Круто — это классно! — смеюсь я, понимая, что и это слово ему не понятно. — А разве твой знакомый попаданец из моего мира его не говорил?

— Никогда! — клянется Франц, умоляюще глядя на меня.

— Это здорово, прекрасно, замечательно, — смилостивившись, объясняю я.

— Классно! — задумчиво повторяет Франц, явно запоминая новую информацию.

— Госпожа! — деликатно стучится в дверь Нинон. — Господин Бошар ждет вас в оранжерее, чтобы сообщить важные новости.

Через десять минут Хранитель встречает меня в прекрасной оранжерее, которой бы позавидовал любой ботанический сад, приветственной улыбкой и легким поцелуем в лоб.

— Дорогая Лунет! Пришло письмо от Решающего. Мне хочется вскрыть его в вашем присутствии.

Письмо от Решающего?

— Мне? — пищу я.

— Мне, — улыбается Хранитель. — Каждая Обещанная из сотни сегодня получила письмо Решающего. В нем график его свиданий с потенциальными невестами.

— График? Свиданий? — недоверчиво переспрашиваю я. — Сто свиданий?

— До ста может и не дойти. Личные свидания — способ познакомиться поближе и увидеть лицо невесты, — беспечно машет рукой Хранитель. — Решающий имеет право, определившись с пятьюдесятью претендентками раньше, отказать оставшимся в свидании.

— Мило, — иронизирую я.

Похоже и в этом мире с социальной справедливостью проблемы.

— Ну что вы! — Бошар даже машет рукой. — Вы будете одной из первых. Если не первой!

Хранитель ловко вскрывает письмо ножом для бумаг, поданным на подносе Нинон, и пробегает глазами плотный лист гербовой бумаги, исписанный витиеватым почерком. Благородное лицо его сначала мертвенно бледнеет, потом медленно наливается пунцовой краской.

— Что-то случилось? — вежливо интересуюсь я, потом пугаюсь. — Вам плохо?

— Негодяй! — сквозь плотно сжатые зубы цедит Бошар. — Он решил, что может шутить со мной?!

— Решающий насмешил вас? — осторожно спрашиваю я. — И чем же?

— Он не насмешил меня! Он решил поиграть с вами, а значит, и со мной! — возмущается Бошар.

— На то он и Решающий! — скрывая досаду, напоминаю я. — Чтобы решать за себя и за всех! Я в конце списка?

— Вы — последняя! — трясет листком Хранитель. — Моя воспитанница — последняя в списке свиданий! Такого не было никогда! Это просто безобразие!

Мстит… Как и обещал… Поставил меня последней, чтобы набрать пятьдесят понравившихся, а со мной больше не встречаться. Ну что ж… Посмотрим…

— Что вы собираетесь предпринять? — нарочито робко спрашиваю я.

Андрэ Бошар внимательно смотрит на меня, некоторое время молчит, потом неадекватно весело отвечает:

— Ни-че-го! Решительно ничего! Я пропускаю свой ход! Он ждет моего гнева, моей быстрой реакции, а ее не будет! Все эмоции будут его!

— Хорошо, — ничего не понимая, отвечаю я на его слова. — Не будет, так не будет.

— Ждать фактически не придется! — довольно потирает руки Хранитель. — Решающий, получив мой официальный ответ, придет в ярость и примчится сюда разбираться со мной и требовать встречи с вами.

— И что же будет в официальном ответе? — любопытствую я.

— Вам не стоит забивать голову ненужными проблемами, которые ваш Хранитель способен решить, — ласково уверяет меня Андрэ.

Следующие два часа я провожу с Нинон, которая одевает меня к официальному обеду. В дом Хранителя должны нанести визит самые знатные люди Империи. Теперь, после представления Лунет, воспитанницы Первого Хранителя Империи, на балу его Величеств, меня можно «показывать» любопытной публике.

Нинон выбирает для меня платье цвета молочного шоколада с белоснежными пышными рукавами и такими же снежно-белыми нижними юбками. Бриллиантовые колье и серьги, как прозрачные слезы, дополняют образ невинной красавицы с дерзкими карими глазами.

— Представляете, какой бы вы были в зеленом платье с вашими настоящими глазами? — мечтательно спрашивает Нинон. — Вот бы все ахнули!

— Не хотелось бы, чтобы все ахнули, — настойчиво напоминаю я не в меру активной служанке.

— Да-да! — послушно соглашается Нинон. — Это я мечтаю о вашем блестящем будущем! Простите, госпожа!

Торжественный обед накрыт в большой зале. Гостей человек тридцать. Разряженные и важные мужчины и женщины, откровенно пожирающие меня глазами. Но я в белой вуалетке. Правила предписывают мне оставаться инкогнито, пока Решающий не увидит меня впервые на первом свидании, до которого, если ориентироваться на список, еще пару недель.

Я получаю комплименты от мужчин, с которыми меня знакомит Хранитель. Отвечаю на вопросы дам, которые просят Андрэ Бошара представить их мне лично. Хранитель объяснил мне, что я не обязана поддерживать разговор за столом, но могу сказать парочку ничего не значащих фраз.

Появившаяся только к середине обеда, к шестой перемене блюд, Ирен порывисто обнимает Бошара и восклицает громко:

— Мой Хранитель! Как я по вам соскучилась!

— Я тоже скучаю, дорогая Ирен! — искренне улыбаясь, отвечает Бошар. — Ты редко меня навещаешь!

— Я исправлю это досадное недоразумение! — клянется великолепная брюнетка Ирен, затянутая в синий бархат такого глубокого оттенка, что ее бледно-голубые глаза кажутся темнее и синее. — И тут же успею вам надоесть!

— Ты мне как дочь! — возражает Хранитель. — И никогда мне не наскучишь!

— О! Благодарю вас! — целуя Бошара в щеку, восклицает Ирен и беспечно добавляет. — Вы познакомите меня с вашей новой воспитанницей? Вся Империя только о ней и говорит!

— С удовольствием! — польщенный Хранитель ведет Ирен ко мне, отдыхающей после перемены блюд возле стеклянной стены, открывающей огромный фонтан в центре сада.

Журчание воды и блеск капелек на солнце, распадающийся на множество радуг, поддерживают умиротворяющее спокойствие, которое я в себе старательно культивирую. Медитирую, так сказать…

— Лунет! Позволь представить тебе мою дорогую Ирен! — важно говорит Бошар.

— Милая Лунет! Как вы молоды! — хищно улыбаясь, говорит Ирен. — В этой вуалетке вам не дашь больше шестнадцати!

— Мне девятнадцать, — усмехаюсь я. — Я лет на пять-шесть вас моложе.

На красивом лице Ирен резко обозначаются скулы. Моя бойкость и мои слова ей явно не нравятся.

Хранитель с изумлением смотрит на меня и хочет что-то сказать, но не успевает. В обеденную залу стремительно, без доклада заходит Решающий. Он великолепен в темно-синем парадном костюме и черной сорочке с белым шейным платком и заколкой с черным камнем. Успеваю подумать о том, как в этом наряде он подходит Ирен. Просто сладкая парочка!

— Как это понимать?! — без приветствия, нарушая этикет, но негромко, чтобы не услышали присутствующие, находящиеся кто в парке, кто в оранжерее, жестко спрашивает Фиакр.

— Что именно, Ваше Превосходительство? — приторно-сладко интересуется Бошар. — Отсутствие приглашения на обед? Так это всё по вами же утвержденным правилам! Вторая встреча с невестой из сотни может быть только по вашему приглашению.

— Это как понимать?! — Фиакр достает из рукава сложенный лист бумаги. — Что обозначает это дерзкое письмо? Вы думаете, что должность Первого Хранителя Империи дает вам гарантию безопасности?

— Почему же дерзкое? — Хранитель жестом приглашает Фиакра пройти в соседнюю комнату, являющуюся огромной библиотекой.

Я и Ирен идем следом. Усадив нас в глубокие кресла, Бошар демонстративно не предлагает Фиакру сесть.

— Почему же дерзкое? — сочится сарказмом Хранитель. — Я так старался доставить вам удовольствие!

— И чем же, позвольте спросить? — говорит Фиакр Бошару, не обращая внимания ни на меня, ни на Ирен, притихших в креслах.

— Ну как же! — восклицает Хранитель. — Сто невест — непосильное бремя! Девяносто девять всё-таки меньше!

Андрэ Бошар демонстративно садится в кресло.

— Господин Решающий! — стремительно встает и бросается к Фиакру Ирен. — Я так рада, что вы пришли! У меня к вам конфиденциальный разговор! Вы же помните, что именно я имею на него право?

— Девяносто девять?!

С неподдельным интересом наблюдаю за кричащим Фиакром. Стройное сильное тело вытянуто струной, резко обозначившиеся желваки выпирают напряженно, кулаки крепко сжаты, черные глаза бешено сверкают. Ни дать ни взять — обманутый муж!

Что же написал Фиакру Бошар? Меня раздирает любопытство, но недолго. Фиакр резко поворачивается в мою сторону, совершенно не обращая внимания на Ирен, висящую у него на локте.

— Писали вместе и смеялись надо мной! — не спрашивает, а утверждает Решающий, почти бросая в меня листом бумаги.

Первый Хранитель Империи Андрэ Бошар имеет честь сообщить Вашему Превосходительству, Последнему Решающему Империи, об отказе госпожи Лунет, находящейся под нашим покровительством, от великой чести быть Обещанной для Вашего Превосходительства, согласно пункту номер 13 утвержденного Вами Свода правил для Обещанных.

Андрэ Бошар и Лунет Пэти благодарят Ваше Превосходительство за внимание, уделенное госпоже Лунет во время первого королевского бала, и желают господину Решающему удачного выбора из оставшихся 99 претенденток.

Уверяем Вас в глубоком почтении и вечной преданности Империи Ламмерт.

Какой молодец мой Хранитель! — первая мысль, пришедшая в голову, но приписка P.S. приводит меня в недоумение.

P.S. Нижайше прошу Вашего разрешения на одобрение одной из кандидатур на место претендента на руку моей воспитанницы. Список прилагается.

Ниже список из… десяти? правда? фамилий. Кто это? Какие еще претенденты? Претенденты на что? То есть на кого? На меня?

— Решили удачно пристроить свое милое личико и неплохую фигурку? Поняли, что я вас не выберу?

С трудом понимаю, что Фиакр обращается ко мне.

— Это ее право! — неожиданно заявляет Ирен. — Пункт номер тринадцать Свода правил.

— Ее права начинаются там, где я решу! — неожиданно успокаивается Решающий.

— Вы приняли решение поставить мою воспитанницу на последнее место в списке свиданий, — обманчиво мягко говорит Бошар, теперь совсем не напоминая Ленского. — Значит, ее вы выбирать не намерены. Зачем время терять, когда такие важные люди готовы составить партию моей Лунет?

— Моей Лунет! — насмешливо напоминает Фиакр Хранителю и обращается ко мне. — Прошу пойти со мной, госпожа!

— С какой стати? — пародирую я интонацию Фиакра.

— Мы отправляемся с вами на первое свидание, — лениво объясняет Решающий, без приглашения садясь в кресло. — Кстати, если вы забыли, господин Первый Хранитель, то сидеть в моем присутствии я вам еще не разрешал.

— Неужели? — не вставая, отвечает вопросом Хранитель. — Значит, мне послышалось.

— Месье… — робко, как и положено Обещанной, обращаюсь я к Бошару. — Что всё это значит?

— Его Превосходительство стал слишком часто менять свои решения, — картинно вздыхает Хранитель. — Но другого Решающего у Империи нет. К сожалению.

— Свидание состоится прямо сейчас! — решительно говорит Фиакр под удивленное восклицание Ирен. — Снимайте вуалетку, госпожа Лунет!