Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого

Глава 28. Худший сценарий

Хочу, чтобы в старости у меня была подруга,

которой можно было позвонить и

старческим дрожащим голосом воодушевленно заорать:

Ну чо, старая коза, когда пойдём пенсию тратить?!

Шутка из Интернета

Любовь — это огонь.

Но никогда неизвестно,

согреет ли он твое сердце

или спалит твой дом.

Джоан Кроуфорд

— Настаивайте на том, чтобы меня назначили вашей фрейлиной, — идеально красивым почерком написано в записке.

Ничего себе! Хоть какая-то движуха! Фрейлиной так фрейлиной!

Осознание того, что есть хоть малейший шанс что-то изменить в сценарии моей несчастной жизни, воодушевляет меня чрезвычайно. Я быстро и без капризов помогаю Воробушку себя одеть. Серебристо-фисташковое платье делает мой образ торжественно-целомудренным, что в общем-то соответствует действительности.

Когда мама и папа возвращаются ко мне, я практически готова. Папа в строгом костюме серого цвета, мама в роскошном платье серо-голубого цвета. Я вдруг впервые замечаю, как идут маме «театральные» наряды, как хорош отец в костюме «благородного дворянина».

Родители же, трогательно взявшись за руки, любящими взглядами окидывают меня всю, от завитых распущенных волос, в которые Воробушек вплела нити с какими-то драгоценными камнями темно-зеленого цвета (сапфиры, наверное), до кончиков атласных зеленых туфелек (бесполезное и бессмысленное изобретение со сроком службы один вечер, если будет бал), выглядывающих из-под края чудесного платья.

— С таким декольте нельзя! — строго и даже раздраженно восклицает отец, глядя на мои голые плечи.

Смешной… Он еще спину не видел…

— Дорогой… — мама мило улыбается папе. — Всё… твоя дочь выросла и выходит замуж. Это самый модный фасон сезона для невест. Его изготовили без применения бытовой магии. Церемониймейстер проверил и утвердил.

— Церемониймейстер?! — Главный Надзирающий Империи пыхтит, как земной самовар. — Решать мне, а не ему!

— Абсолютное знание не подсказало тебе фасончик? — деланно сочувственно спрашиваю я.

— Абсолютное знание не включает в себя такую ерунду, — ворчит отец.

— Что же ты разволновался из-за ерунды? — логично спрашиваю я.

— Нельзя! — еще громче говорит папа.

— Не волнуйтесь, господин! — Воробушек практически падает на колени перед Надзирающим. — К платью полагается накидка. Ее госпожа не снимет в течение вечера. Платье без накидки она наденет во второй день после венчания!

Второй день после… Юмористы и оптимисты…

Воробушек достает из круглой коробки нечто прозрачное и невесомое, блестящее и переливающееся таинственным серебряно-зеленым блеском. Накидка кладется мне на плечи, и папа почти стонет…

— Нет… Стало еще… еще…

— Еще лучше! — нервно-бодро помогает ему мама.

Я отражаюсь в зеркале в платье с накидкой. Папа прав… Стало еще… неприличнее. Открытые участки тела вроде бы закрыты легким и сказочно красивым материалом, но само платье, те его части, которые покрыты накидкой, стали словно прозрачными.

— Не думал я… — вздохнув, говорит отец. — Что это будет так непросто…

— Мне полагается фрейлина? — отвлекаю я родителей вопросом.

— Фрейлина? — недоумевает отец.

— Да. Фрейлина, — злюсь я. — Подруга и служанка в одном лице. Надо же мне с кем-то сплетничать и поручать кому-то что-то делать за себя!

— Прямо сейчас? — недоумевает уже мама. — Я готова быть рядом с тобой почти всегда!

— Мне подруга нужна! — психую я. — А не родственница! Девушка как Полинка!

— Хорошо, — миролюбиво соглашается отец. — Тебе представят подходящих придворных дам сразу после венчания на праздничном обеде.

— Не после, — с трудом удается не кричать. — Не после, а до! Или давайте — возвращайте мне мою Полинку!

— Хорошо-хорошо! — стараясь не расстроить меня еще больше, соглашается мама. — Попросим Его Императорское Величество — и тебе представят достойных этой должности дам уже сегодня после ужина. Узнав, что тебе так будет спокойнее, Раймунд, конечно, согласится.

— Не после, — не унимаюсь я, торопясь и надеясь. — Не после, а до!

— Это сложный выбор! — спорит сердитый отец. — Ты никого не знаешь!

— Я уже выбрала! — радостно сообщаю я пораженным родителям. — И она мне нужна сейчас! Сию минуту! А то вам придется волочь меня к Алтарю за волосы!

— И кто же это? — поглаживая папу по локтю, спрашивает мама. — Кто?

— Ребекка! — умоляюще сложив ладони, говорю я. — Моя любимая подруженька Ребекка! Вы представит не можете, как мы сблизились за эти месяцы!

Судя по удивленным взглядам, представить себе такое они действительно не могли. Да что там! И я не могла…

— Ну, хорошо… — соглашается Надзирающий. — Я сейчас же поговорю с Императором и Решающим.

— Императора недостаточно? — возмущаюсь я. — Зачем Решающий?

— Потому что он Решающий, — мягко объясняет мама. — Он должен знать всё. И еще он должен разрешить.

— Разрешить? — возмущаюсь я. — Он Решающий, а не Разрешающий!

— Люба… Николетт… — мама волнуется, называя меня разными именами. — Мы сейчас попробуем всё устроить! Это такая маленькая просьба, дорогой! Она так волнуется, ей так страшно… Вспомни меня…

Мама тянет отца за дверь.

— Госпожа! — восхищенно шепчет Воробушек. — Вы прекрасны!

— Что ты! — смеюсь я. — До нашей-вашей Императрицы мне далеко!

— Она другая, — не соглашается со мной Воробушек. — Она… идеальная и… холодная. Вы искренняя и удивительно теплая.

— Спасибо… — совершенно теряюсь я от такого неожиданного, но приятного комплимента.

В распахнутую дверь входит Ребекка. Решительная. Строгая. И очень довольная. Ее золотое платье с не менее дерзким декольте великолепно и делает ее бархатную смуглую кожу экзотически загорелой.

— Госпожа Sorcière, — Ребекка ныряет в глубокий поклон. — Ваша фрейлина, госпожа Ребекка.

— Оставь нас! — тороплю я Воробушка.

Служанка тут же исчезает за дверью.

— Встаньте, дорогая, — противно милым голосом прошу я застывшую в поклоне девушку.

Ребекка выпрямляется и смотрит на меня настороженно, без привычной дерзости и наигранного превосходства. Смотрит внимательно, подмечая и роскошь серебряно-фисташкового платья, и волшебство полупрозрачной накидки, и качество драгоценных камней в волосах.

— Мне нужна твоя помощь, — без предисловия говорю я, абсолютно не веря в смирение и доброжелательность «своей» фрейлины.

— Всё, что смогу! — горячо, с придыханием говорит она.

В моем школьном театральном кружке даже новички играли лучше.

— Всё не надо, — морщусь я.

Ее услужливость не радует — раздражает. Неприязнь к Ребекке просыпается с новой силой. Не раздражайся, Люба… От этой… может быть, зависит твоя жизнь.

— Мне нужно выбраться из этого мира, как можно скорее. Помоги не оказаться у Алтаря.

Она надеялась. Именно на такие слова. Но всё-таки поражена. И счастлива.

— Мы поможем вам, — Ребекка не переходит на «ты», но меня удивляет ее «мы».

— Мы? — предсказуемо переспрашиваю я.

— Мы, — кивает она. — Мы сильны. Нас много.

— Вас? — глупо переспрашиваю я, продолжая играть в местоимения.

— Позвольте мне рассказать вам, что нужно делать, — шепчет Ребекка.

— Ты знаешь, что надо делать? — нервничаю я, решаясь довериться той, кого презирала и почти ненавидела столько времени.

— У вас есть сомнения? Вы боитесь? — девушка серьезна и решительна.

— Сомнений нет. И я не боюсь, — быстро отвечаю я. — Но я переживаю за…

— За родителей? — подхватывает Ребекка. — Они справятся, зато вы будете спасены!

— Я действительно могу погибнуть у Алтаря? Что ты знаешь об этом? — требую я ответа.

— Алтарь не может допустить того, чтобы Решающий умножил свою силу, — твердо говорит Ребекка и вдруг выдает потрясающую меня информацию. — Это не нужно ни Тьме, ни Магме.

— Решающий, Надзирающий и Их Величества уверены в обратном, — напоминаю я.

— Это одна из легенд… — неуверенно реагирует на мои слова девушка.

— У тебя… у вас… тоже только легенда… одна из… — логично возражаю я.

— Да, — не спорит Ребекка. — И это легенда. Ни первую, ни вторую не доказать. Но мы свято верим в ту, что должна спасти нашу Империю. И, если я не ошибаюсь, вы тоже верите именно в нашу…

— Версию, — заканчиваю я. — Я не хочу и не могу позволить убить себя у Алтаря. У меня есть серьезные сомнения по поводу оптимизма моих… родных. И еще… у меня дела в другом… месте… Важные…

— Вы не хотите стать супругой Его Высокопревосходительства Господина Решающего? — задает главный для нее вопрос Ребекка.

— Я бы уточнила твой вопрос, — иронизирую я, совершенно не стараясь задеть недавнюю соперницу, — я не хочу становиться соломенной вдовой этого Высокопревосходительства или делать его счастливым вдовцом.

— Соломенной? — переспрашивает Ребекка, но я не собираюсь читать ей лекцию о фразеологизмах моего мира.

— Забудь… — небрежно говорю я. — Вы, если вас так много, сможете устроить мой побег?

— Мы сможем вас спрятать на какое-то время, — аккуратно отвечает девушка. — А вы уже сами, пользуясь своей силой, сможете отправиться…

— К чертям собачьим… — заканчиваю я.

Тонкие брови Ребекки взлетают в недоумении. Но это уже не важно.

— Можете — прячьте! — прошу, как приказываю.

Когда по длинным и разветвленным коридором дворца я с мамой и папой иду на праздничный ужин, устроенный в честь завтрашней помолвки, план Ребекки кажется мне нереальным.

Когда весь двор склоняется при нашем появлении, а Елена как-то по-сестрински мне улыбается со своего украшенного камнями редкой красоты трона, план Ребекки кажется мне неправдоподобным.

Когда Фиакр, в темно-сером блестящем костюме и шпагой (зачем Магу шпага?), торжественный и строгий, не просто кланяется, а встает на одно колено, план Ребекки кажется мне невыполнимым.

Когда Император Раймунд громко приветствует меня и моих родителей, объявляя этот вечер последним вечером тревог и переживаний за Империю, к которому вся Империя шла несколько столетий, план Ребекки кажется мне утопическим и сюрреалистичным.

Когда Король Базиль, вторя Императору, заявляет, что мое появление в мире Магмы — подарок мироздания всей Империи за искренность и веру в мое появление, план Ребекки кажется мне сумасшедшим.

Сидя за богато накрытым столом, я рассматриваю придворных и размышляю, кто же из них входит в это «мы». Стопудово чокнутый Бернард, несомненно, завистливый и умный Лефевр, и еще кто-то из этих не отрывающих от меня глаз придворных и слуг. Это если верить самой Ребекке, которая может оказаться и одинокой сумасшедшей.

Остро ощущаю отсутствие рядом верной своей подруги Полинки. Вспоминаю, как мы клялись с ней прожить жизнь рядом, дружить во взрослой жизни семьями и даже поженить наших детей.

Время от времени смотрю на маму и папу, сидящих возле меня по левую и правую руку. Найти, чтобы потерять… Я их подведу… Но я не могу не попробовать. Не могу. Мне нужны мой мир и моя жизнь.

Сам по себе торжественный ужин состоит из невероятного количества смены блюд и тостов. Я не успеваю не только запомнить названия угощений, но и попробовать хотя бы одно. Мое сердце стучит так громко и так быстро, что, кажется, представители этих магических семей не могу не слышать этого бешеного стука. Но нарядные дамы и их кавалеры ведут себя так, как будто всё в полном и понятном всем порядке.

— Дорогая… — шепчет мне мама. — Сейчас тебе надо будет принять участие в церемонии передачи кубка.

— Какой кубок и кому я должна передать? — устало спрашиваю я, глядя на то, как слуга убирает из-под моего носа крылышки кого-то в блестящем желе и ставит чьи-то маленькие ножки под белым соусом.

— Кубки Равновесия, — это уже отец. — Их два. Они символизируют равноправие вашего брака и гармонию ваших отношений.

— Он мне передает, а я ему? — уточняю я. — И что будет в кубке? Из него надо пить? Или в него надо наливать?

— Эти кубки передадим вам обоим мы, твои родители, — важно и строго говорит отец. — У Его Высокопревосходительства нет родителей.

— Жаль… — мерзко улыбаюсь я. — Я бы предъявила им парочку претензий. Но… и плюсы есть: ни свекрови, ни свекра…

Мама смеется, пряча смех в пышный рукав платья.

— А я ему и тещу, и тестя на блюдечке с голубой каемочкой! — продолжаю я.

Теперь улыбку от гостей прячет и отец.

— Главное, не пролить ни капли напитка, — отец снова становится серьезным. — Это плохая примета.

— Нафига вам приметы? — злюсь я. — Вы же все Маги! Какого черта!

— Хорошо, — отец терпелив. — Не примета. Знак.

— Ага! — усмехаюсь я. — Знак чего?

— Того, что у Алтаря будут проблемы, — тихо и испуганно отвечает за отца мама.

— А вы думали, что их не будет?! — искренне поражаюсь я такой не оправданной ничем наивности.

Взгляд отца откровенно тяжелеет.

— Как ты можешь думать, что мы не беспокоимся о тебе? — возмущается он. — Будь аккуратна и внимательна. И всё будет хорошо.

— Этому вы тоже такой наказ дали? — спрашиваю я.

— Этому? Решающему? — догадывается мама. — Ему не нужны наказы. Он не прольет ни капли.

— Понято… — бормочу я, и вдруг меня осеняет.

Чтобы выиграть время и предпринять попытку спрятаться, мне нужно, как минимум, выйти из зала. Беру за тонкую ножку высокий бокал с тонкими стенками, наполненный густой ярко-фиолетовой жидкостью. Вот точно вино из фиакринии — ягоды, названной в честь жениха. И когда мама, наклонившись ко мне, начинает бормотать что-то успокаивающее, я, делая вид, что заинтересованно прислушиваюсь, подставляю под ее руку бокал с вином. Бокал падает с хрупким, едва слышным звоном — не разбивается, но вино разливается по белоснежной скатерти и яркими брызгами ложится на пышный рукав маминого роскошного серо-голубого платья.

— Ой! — талантливо пугаюсь я и, как в детстве, добавляю — Я нечаянно!

— Ничего… — спокойно реагирует мама.

Я с ужасом смотрю, как пятна на скатерти медленно, но верно исчезают, как брызги, испортившие мамино платье, волшебным образом бледнеют и испаряются на глазах.

— И скатерть, и посуда, и наряды всех гостей созданы бытовой магией, — улыбается мама. — Но будь аккуратнее, доченька. Уронив Кубок Равновесия, получишь необратимые последствия.

— И магии всей Империи может не хватить, чтобы это исправить, — хмурится отец, глядя на меня с подозрением.

— Понятно… — расстроенно говорю я, прижимая руку к животу, в котором что-то урчит и булькает то ли от страха, то ли от голода.

Холодная кожа ладони прикасается к чему-то мокрому.

— Ужас! — шепотом ахает мама. — Твое платье уникально! Оно испорчено!

Я вспоминаю мамины слова о том, что платье мое изготовлено без применения магии.

— Продукт без ГМО? — нервно хихикаю я, стараясь скрыть радость от того, что на моем платье яркое, отчетливо видное фиолетовое пятно.

— Позвольте помочь? — за моей спиной появляется Ребекка.

— Да! Конечно! — неэлегантно вскакиваю я, привлекая внимание окружающих.

— Идите за мной, госпожа, — Ребекка делает глубокий поклон.

Во взгляде отца недоверие и предупреждение. Во взгляде матери любовь и предупреждение. Во взгляде Короля Базиля восхищение и предупреждение. Во взгляде Елены, красота которой сегодня просто крышесносная, жалость и предупреждение. Во взгляде Ребекки затаенная радость и предвкушение победы, маленькой женской победы. Во взгляде Фиакра, сидящего напротив, предупреждение и еще какое-то чувство, которое я не могу прочесть.

Сопровождаемые не слугами, а десятком офицеров, мы с Ребеккой выходим из зала и отправляемся в дамскую комнату с потрясающе красивым интерьером. Офицеры остаются за дверью.

— Ну! — призывно говорю я своей фрейлине, укрощая частое и тяжелое дыхание.

— Сейчас, — тоже волнуясь и явно нервничая, отвечает Ребекка. — Сейчас. Мы объединились для спасения Империи и вашего спасения. Нас много, но у Его Императорского Величества, Их Королевских Величеств и Его Высокопреосвященства сил больше, чем у нас. Мы должны успеть переправить вас в относительно безопасное место, в котором вы будете способны применить свои магические способности, способности Sorcière.

— Так переправляйте! — тороплю я, чувствуя себя выпотрошенной курицей, которую уже не нафаршируешь, потому что она трясется мелкой дрожью и фарш всё равно вывалится наружу.

Новая мысль проходит легкой тенью перед глазами:

— Его Высокопреосвященство? — удивленно переспрашиваю я. — Он не входит в Ваше «мы»?

— Господин Бернард? — не менее удивленно реагирует она. — Конечно, нет!

— Тогда вы… — догадываюсь я.

— Да, — кивает она. — Мы Культ Непрощенных.

— Вас же всех сослали в какой-то там Каньон… — осторожно напоминаю я.

— Да, — снова кивает она. — Но не нас, наших предшественников.

— Понятно… — мало что понимаю я и повторяю. — Переправляйте!

— Для этого надо переодеться, — говорит Ребекка.

— Мне? — догадываюсь я.

— Нам, — поправляет меня она. — Меняемся нарядами!

В ее черных глазах решимость и удовольствие.

Чтобы поменяться платьями и убрать пятно с моего, мы тратим почти полчаса. Ребекка совершенно изменила мое платье, надев его. Оно стало… другим. Вроде такое же фисташково-серебряное, но какое-то строгое и даже скромное. Накидка просто закрыла все оголенные места. Ничего того, что было с моим платьем на мне, не происходит. Ребекка тоже это видит, поэтому досадливо морщится.

Ее золотое платье, созданное магией, на счет раз-два-три самоподгоняется под мою фигуру. Садится идеально. Есть всё-таки тут свои фишечки, которые в моем мире не помешали бы.

— Вашего возвращения в зал ждут, — напоминает Ребекка, — мое невозвращение сначала будет менее заметно. Поэтому поторопитесь!

— Император и Короли, Решающий, мой отец и сотни лучших, самых сильных Магов Королевства в зале! — напоминаю я. — Как вы собираетесь их обмануть?

— Не обмануть, — быстро поправляет меня Ребекка. — Это невозможно. Отвлечь на некоторое время, чтобы успеть вас спрятать. Сейчас мы выйдем из этой комнаты. Я с охраной отправлюсь я зал. Надеюсь, что продержусь у всех на глазах в вашем облике хотя бы пару минут. Надену еще накидку на голову.

— А я? — начинаю нервничать.

— А вы с двумя офицерами, они сами подойдут к вам, уходите в противоположную сторону. Кстати, и накидку на голову вам тоже надо.

С этого момента время не просто побежало, оно понеслось… как коза по ипподрому. То вприпрыжку, то рывками.

Вот мы выходим. Все офицеры, их десяток, щелкают каблуками и одновременно кланяются. Ребекка, скромно опустив голову, уходит направо, окруженная восьмью мужчинами гренадерского роста. Я, подражая ей, тоже опускаю голову и решительно иду налево. Меня опережает один из двух оставшихся офицеров. Коротко кивнув, он стремительно двигается по коридору, не оглядываясь, успеваю ли я. Я успеваю с трудом, иногда даже останавливаюсь, чтобы передохнуть. И тогда слышу за спиной ровное дыхание второго офицера.

Мы идем по длинным, постоянно делающим резкий поворот коридорам. Как они здесь ориентируются, понимаю слабо, но верю, что это так. По моим прикидкам, проходит минут десять, когда мы внезапно останавливаемся. Я даже утыкаюсь носом в спину первого офицера, не успев ничего сообразить.

— Прошло три минуты, — нелогично говорит офицер. — Они давно поняли. Надо спешить.

Три минуты? Давно поняли? Спешить? Запыхавшаяся, уставшая, нервничающая, я ничего не понимаю. Мне кажется, что мы вот так бежим уже минут десять.

— Веди госпожу, Эжен! — первый офицер отдает распоряжение второму, а сам почему-то начинает движение в обратную сторону.

И вот я практически бегу за Эженом. Десятый поворот, пятнадцатый, двадцатый… Огромная кованая дверь. Идеально гладкая. Без замка и ручки.

Эжен, высокий блондин с пронзительно голубыми глазами, кладет на дверь руки в белоснежных перчатках и что-то произносит. Тихо и непонятно. Дверь распахивается быстро и только для того, чтобы мы вошли.

Это большой зал, очень похожий на многочисленные залы Императорского дворца. Белый мраморный потолок, черный мраморный пол, серые колонны. Эжен коротко кланяется, щелкает каблуками и уходит через еще одну дверь в глубине зала. Такую же огромную, гладкую, без замка и ручки.

— Делать-то что? — кричу я ему вслед.

Тишина.

— Чудненько… — бормочу я в растерянности, оглядываясь вокруг. — Ну хотя бы седушки есть…

По периметру зала стоят большие стулья с резными спинками и подлокотниками. Много. Десятки. Я сажусь на ближайший стул. Вытягиваю ноги. Разглядываю атласные туфельки, которые уже слегка протерлись от быстрой ходьбы по коридорам дворца.

— Стоптала? — ироничный вопрос, заданный знакомым голосом, заставляет меня вздрогнуть от неожиданности.

— Франц! — восклицаю я таким тоном, что мой фамильяр-предатель, возникший ниоткуда в паре метров от меня, болезненно морщится.

— Если что, я вообще ни в чем не виноват! — выкрикивает он в ответ, и воздух в зале начинает легко вибрировать.

— Предатель — и не виноват?! — злюсь я, и вибрация усиливается.

— Я был связан клятвой, которую не нарушишь… — Франц переходит на шепот, нервно поведя тонким плечиком.

— Ты был связан со мной! — тоже шепотом возражаю я и вдруг вспоминаю. — Или ты соврал, что средний? Я поняла! Ты высший!

Франц нехотя кивает.

— Да… Но…

Он осторожно приближается ко мне.

— Она очень сильная Колдунья… Была… Я должен был отработать, чтобы получить свободу.

— Получил? — горько усмехаюсь я. — Проваливай!

— Ты поклялась взять меня с собой, — тоненьким голоском отвечает Франц, приняв облик шоколадной Аленки. — Ты не можешь нарушить своего обещания!

— Не могу? — возмущаюсь я.

— Можешь, конечно, — огорченно сознается Франц и тут же добавляет с воодушевлением, льстиво. — Но ты великодушна и сильна, поэтому не станешь мстить.

— Я? — смеюсь совершенно искренне. — Я стану! Еще как стану!

— Ну ладно… — неискренне смиряется он. — Тогда справляйся одна с последним испытанием.

— Каким еще испытанием? — пугаюсь я.

— А ты думаешь, по щелчку в свой мир попадешь? — криво улыбается Аленка и гладит пухлым пальчиком лакированную поверхность черно-белых штиблетов в стиле двадцатых годов двадцатого века. — Тебе какую инструкцию дали?

— Дурацкую! — психую я. — Сказали, мы тебя спрячем, а дальше — сама! Типа, пользуйся своей силой…

— Тебя хорошо спрятали, — серьезно подтверждает фамильяр. — Оставили в том же дворце. Надеются, что искать тебя будут вне его. А это время. Но переправиться ты сможешь только сама. Между мирами могут путешествовать только Колдуньи и Великий Надзирающий. Ну… и их фамильяры…

— Как? — нетерпеливо спрашиваю я.

— Это знание мне почти недоступно… — вздыхает Франц, вернувшись к облику Хоттабыча. — Если бы я знал все подробности, мы с тобой давно были бы у тебя дома!

— Справился бы без меня, — понимающе вздыхаю я в ответ. — Что посоветуешь? И сколько у меня есть времени?

— У нас… — осторожно поправляет Франц. — Ты не сможешь переправиться, не выполнив клятву.

— Точно? — строго переспрашиваю я.

— Приблизительно… — увиливает он. — Я так думаю… Елена тоже только со мной переправлялась.

— Как ты вообще с ней связался? — удивляюсь я.

— Как? — пожимает он плечами. — Мечты… Желания… Запросы…

— Что ж ты за фамильяр такой? — грустно смеюсь я. — Ты должен жить мечтами и желаниями хозяина.

— Это пусть низшие так живут! — хмурится он и напоминает. — Чтобы спрятать тебя, два королевских офицера уже нарушили присягу! А сколько падет Великих Магов и Магических семей от кары Его Высокопревосходительства и Их Величеств! Они сейчас удерживают этот зал общим пологом тишины и обратной силы. Это делают несколько сотен Магов. А ты тратишь время на пустую болтовню!

— Да не знаю я, как это сделать! Меня никто этому не учил! — почти плачу я.

Действительно. Всё зря. И помощь Культа Непрощенных, и обман вновь обретенных родителей.

— А как это делала Елена? — спрашиваю я, с надеждой глядя на Франца. — Ты же только что намекал про "почти" знаешь.

— Это важное "почти"! — Франц смотрит на меня честными черными глазами. — Точно знаю, что с большим трудом. Она долго концентрировалась, возвращала себе какими-то неимоверными усилиями зеленый цвет глаз и смотрела в зеркало.

— Приехали! — психую я. — Где ж я это зеркало возьму?

Франц оглядывается по сторонам, будто за нами наблюдают сотни глаз, и вытаскивает из кармана халата небольшое серебряное зеркало.

— Офигеть! — громко возмущаюсь я. — Это я трачу время на пустую болтовню?!

— Елена тебе передала со словами «Бессмысленно всё, кроме любви», — говорит Франц.

Беру в руки старое мутное зеркало. Франц бросается к моим ногам и цепляется за правую ногу ручонками и ножками, как годовалый малыш.

— Я с Еленой так… передвигался, — умоляющим шепотом объясняет он.

— Черт с тобой! — соглашаюсь я дрожащим от страха и предвкушения голосом. — Может, отвалишься по дороге.

Неужели сейчас, посмотрев в это зеркало, я смогу вернуться домой… В мой мир… Мир, в котором я выросла. К Шурке, к Полинке, к Мымре Борисовне… Мама. Папа. Простите… Но ваше решение — не мое решение.

— Отрешись от всего, — советует Франц. — Не думай о прошлом, не думай о будущем. Помни только о том, куда и к кому тебе надо.

— Прости, папа… — бормочу я, чувствуя боль в сердце и горечь в горле. — Спасайте с Фиакром свою Империю сами.

— Это вряд ли… — торопит меня Франц, дергая за подол платья. — Империя теперь обречена — и черт с ней, как ты говоришь!

— Выкрутятся! — парирую я. — У них тут Магов, как собак нерезаных, пруд пруди.

— В твоем мире режут собак? — испуганно спрашивает Франц.

— Не то чтобы режут… — отвечаю я, не решаясь смотреть в зеркало. — Хотя… некоторые даже едят…

— Брр! — морщится Франц брезгливо. — Ну что ж… Идеальных миров не существует… Этот долго и достойно сражался за свое существование.

— Они тут все бессмертные! — напоминаю я. — Почти все… Или чертовы должгожители…

— Как и ты! — напоминает он.

— Вернусь домой — всё изменится, — уверена я. — В моем мире нет ни бессмертия, ни таких фантастических долгожителей.

Воздух вокруг как будто теряет прозрачность и опять дрожит, как речная вода, легкой рябью.

— Действуй! — снова торопит фамильяр. — Это защита Магов Культа Непрощенных дрожит под силой Решающего, Надзирающего и Их Величеств. Долго они не смогут удерживать этот зал.

— А что значит «Бессмысленно всё, кроме любви»? — вспоминаю я слова Елены.

— То и значит, — огрызается Франц. — Что тебе не понятно? Какое слово?

— Мне понятны все слова, — огрызаюсь я. — Я не понимаю — это заклинание для перемещения или заумная фраза к профилю и аватарке?

Меня трясет мелкой дрожью от страха перед тем, что со мной сейчас будет. Франца трясет мелкой дрожью от нетерпения. Воздух трясет невидимой силой.

С оглушительным стуком распахивается первая дверь. И я сразу вижу отца. Он страшно зол. Рядом Фиакр. Он странно спокоен. За их спинами Их Величества. Они серьезны и неподвижны.

— Николетт! — грозный окрик отца. — Остановись! Ты не всё знаешь!

— Я знаю достаточно, чтобы решать за себя самостоятельно! — кричу я.

Воздух становится таким же насыщенным, как тогда у Алтаря. Магма и Тьма снова скрестили шпаги.

— Вы позволите погибнуть целой Империи? — как-то нежно спрашивает Его Императорское Величество Раймунд, словно разговаривает с неразумным подростком.

— Мне моя жизнь дороже, — осторожно отвечаю я.

— Не болтай! — сердится Франц. — Отражайся давай!

Дрожащими руками прижимаю к груди зеркало.

— А я? — отец холоден и даже неприятен мне сейчас. — А мама?

— А Шурка?! — сопротивляюсь я. — А я?

— Ваше Высокопревосходительство! — мой отец обращается к Фиакру. — Почему Вы не убираете их защиту? Ради чего тянете время?

— Пусть делает, как решила! — твердо, даже как-то равнодушно отвечает Фиакр. — Это ее жизнь и судьба.

— Господин Решающий! — окликает Фиакра взволнованный Раймунд. — Ваша клятва…

— Я выполню свое предназначение! — почти рычит Фиакр.

Когда мой отец делает шаг в мою сторону, Решающий стремительно преграждает ему дорогу.

— Отражайся! — молит Франц. — Ну! Столько человек тебе помогали! Ты всех подводишь!

— И так подвожу — и так подвожу! — нервничаю я, теряя смысл происходящего.

На самом деле я просто панически боюсь что-то делать. Шурка, Полинка и моя прежняя жизнь не перетягивают маму, папу и этот Магический мир, но и обратного я не чувствую. Я каждую секунду рискую жизнью здесь. И отвечаю за всех! За всех! Такое впечатление, что и тут, и там!

— По праву своего рождения ты должна поступить так, как предначертано! — голосом искусственного интеллекта говорит мой отец и этим крайне меня озлобляет.

— Родите себе еще одну дочь! — отвечаю я. — Ее и кладите на свой Алтарь!

— Люба! Замолчи! Повинуйся мне! — грозно повелевает носитель Великого Знания — Абсолюта.

— Я принял решение! — перебивает моего отца Решающий. — Госпожа Николетт свободна! Я повторяю: я выполню свое предназначение!

Лица Их Величеств вытягиваются.

— Прекрасно! Эту Империю спасут без меня! — нервно смеюсь я. — Несколько сотен потенциальных невест, селекция и всё прочее… Справитесь!

— Справимся… — Фиакр поворачивается ко мне, загораживая широкой спиной от взглядов других. — Будь осторожна и… счастлива, Люба…

Мое имя в его устах звучит тепло и как-то по-родному что ли…

— Отражайся! — испуганно шепчет трусливый фамильяр трусливой хозяйки.

Начинаю медленно переворачивать зеркало.

— Друг мой! — неожиданные слова Императора, обращающегося к Фиакру, останавливают меня. — Мы не можем позволить тебе…

— Я принял решение! — сердится Фиакр и, сменив интонацию, обращается ко мне. — Делайте, что выбрали, госпожа!

— Даже с Еленой было проще! — возмущается Франц, спрятавшийся в складках моего платья. — Она если решила — действовала!

Лица Их Величеств меня пугают. Они становятся строго отрешенными. На меня они не смотрят. Даже Король Базиль. В глазах отца настоящее отчаяние.

— Это худший сценарий! — потрясенно говорит он Фиакру. — Худший!

— Он лучший для вашей дочери, — настаивает Фиакр.

Поскольку я не понимаю, о чем речь, пугаюсь еще больше.

— Они опять про гибель Империи? — шепчу я Францу.

— Они про гибель Решающего, — нехотя отвечает фамильяр.

— В каком смысле? — не понимаю я. — У Алтаря разве может погибнуть не невеста?

— Можно вообще обойтись без невесты, — Франц еще крепче цепляется за мою ногу. — Можно отдать Алтарю Решающего — и Империя будет спасена на веки вечные.

Мгновенно похолодевшие руки не удерживают маленькое легкое зеркальце. Оно со звоном падает на черный мраморный пол, разлетаясь на множество мелких осколков с хрустально-печальным звоном.

— Зашибись! — вспоминает сленговое слово Франц и демонстрирует знание еще нескольких идиом. — Когда хозяин дурак — слуге пиши пропало!

Встречаюсь с мрачно черными глазами Фиакра. Они горят решимостью и еще чем-то.

— Я освобождаю вас, госпожа Николетт, от неприятной и невыносимой миссии — спасать нашу Империю. Спасайте себя. Вы имеете на это полное право.

— Ага! — в голове голос Франца. — Зеркало одно было!

— Я согласна! — отчетливо говорю я.

В это мгновение воздух вокруг нас становится привычно прозрачным и невидимым.

— На что согласны? — вежливо уточняет Император. — Ваш ответ должен быть свободным и честным.

— На венчание! — выкрикиваю я, перебивая саму себя, заглушая поток внутренней речи трусливой и безнадежно отчаявшейся невинной девушки.

— Какое счастье! — радостно восклицает отец.

Их Величества разом облегченно выдыхают. В складках платья обреченно хнычет Франц. Фиакр строго смотрит на меня, во взгляде нет радости и веры в мои слова.

— Но у меня условие! — спохватившись, добавляю я.

— Какое? Венчаться через пару лет? — иронизирует отец, который по-прежнему не может ко мне подойти, на пути памятником стоит Решающий.

— Нет. Венчаться сегодня. Сейчас.