Мелкие горести и неглубокая любовь
живучи.
Великая любовь и великое горе
гибнут от избытка своей силы.
Оскар Уайльд
Лишь очень немногим хватает смелости
быть счастливыми.
Мадемуазель де Соммери
— Девочка моя! — ласковый голос мамы заставляет меня болезненно сморщиться.
До скрипа сжимаю челюсть. Ни за что не буду открывать глаза. Ни за что.
— Любаша… — кто-то, подражающий голосу моей матери, настойчиво пытается заставить меня открыть глаза.
Это Франц… Больше некому… Сволочь… Издевается над несчастной, обманутой собственным отцом девушкой…
— Изыди! — вкладываю в свой ответ фамильяру злость и досаду.
— Люба! — этот паразит настойчив, как никогда. — Я здесь… Я рядом…
Ладно. Сейчас я тебе покажу. Предатель хозяйки и прислужник Елены!
Елена! Император! Венчание!
Воспоминания валятся на меня, как крупный град, от которого нигде не укрыться. Градины бьют больно, оставляя на душе синяки и ссадины. Вот отец, он же Надзирающий, серьезный и настойчивый. Вот Полинка, она же лучшая и единственная подруга, испуганная и счастливая одновременно. Вот Бернард, он же Великий Священнослужитель, Главный Уничтожитель Sorcière, рассерженный и расстроенный. Вот Елена, она же предыдущая Sorcière, прекрасная и ужасная в своей невероятной красоте. Вот Фиакр, он же Последний Решающий Империи (или Предпоследний…), уставший, так одиноко стоящий на одном колене подле Алтаря и строгим жестом запрещающий к себе подходить… Фиакр!
Резко сажусь на… на какой-то кровати. Честно говоря, кровать не какая-то, а о-о-очень какая! Размером с кухню в старом доме родителей. В брачную ночь новобрачным на ней можно и не встретиться, если начать поиски друг друга с разных краев.
Я лежу. Вернее, сижу. Лежала только что. На мне длинная и широкая белая рубашка. В похожей я играла привидение в школьном спектакле, совершенно восхитив своей игрой даже Мымру Борисовну.
Рядом со мной, на краю кровати сидит… моя мама! Мама!
— Мама! — кричу я хрипло. — Мама!
— Бог мой! Сережа! — мама обнимает меня, прижимая к себе так, что трудно дышать.
— Очнулась! — возле меня и папа.
Он встает на колени и порывисто обнимает нас обеих. Я плачу. Мама плачет. Папа подозрительно сопит.
— Как же так?! — освобождаясь от родительских объятий, спрашиваю я самых родных мне людей. — Как такое вообще может быть?
— Мы понимали… Мы думали… Мы знали, что тебе будет сложно нам поверить, — начинает говорить мама.
— И мы старались пока тебя не пугать и не беспокоить, — подхватывает отец.
— Разве ты бы поверила нам, расскажи мне тебе обо всем этом? — мама широко разводит руки. — Разве поверила бы?
— Ни за что бы не поверила! — подтверждаю я. — И сейчас не хочу верить… Но, видимо, придется… Других вариантов у меня нет… Разве только для психиатра…
Мама целует мои руки и счастливо смеется.
— Папа! — обращаюсь я к отцу. — Ты Главный Надзирающий Империи. Ты попал в мой мир и женился на моей маме? И родилась я? И я Sorcière?
— Если коротко, то да, — в уголках родных серых отцовских глаз вижу новые морщинки. — Я вынужден был скрыться в тот мир, чтобы сбылось Великое Предсказание.
— Обо мне? — вздыхаю я.
— И о тебе, — странно улыбнувшись, подтверждает отец.
— Что со мной было? И что теперь будет со всеми нами? — меня начинает трясти нервная дрожь — последствие пережитого.
— Есть несколько вариантов, — с той же странной улыбкой отвечает на мои вопросы отец.
Тихий стук в огромную дверь этой огромной комнаты с этой огромной кроватью заставляет меня вздрогнуть. Отец же совершенно спокойным голосом разрешает стучащему войти. Это сияющая улыбкой миловидная женщина в сером платье и белом переднике. У нее внушительная прическа и не менее внушительная грудь, на которой лежит цепочка с кулоном, именно лежит.
— Ваше Сиятельство! — женщина делает легкий поклон. — Он опять приехал.
— Опять?! — поражается чему-то мама. — В седьмой раз?
— Настойчив, — кивает на ее слова отец. — Чему тут удивляться?
— Что-то случилось? — пугаюсь я.
— Пока нет, — таинственно отвечает отец, вставая и на глазах буквально превращаясь в Главного Надзирающего.
И осанкой, и выражением лица, и блеском глаз.
— Мы примем Его Высокопревосходительство в большом зале! — отдает он распоряжение женщине, которая буквально лучится счастьем.
— Слушаюсь! — подобострастно и радостно реагирует она, уходя, предварительно сделав еще один поклон.
— Я ее боюсь, — шепчет мама папе.
Только сейчас я обращаю внимание на то, что мама в милом голубом домашнем платье и с высокой прической, украшенной крупными жемчужинами.
— Не бойся! Марго воспитала меня и управляет этим домом уже пару сотен лет, — смеется отец, ласково гладя мамину руку. — Она любит меня и всех, кого люблю я. Еще будешь по дому бегать от нее и ее внимания. Надо приготовить Любу… Николетт к встрече. У жениха терпение на исходе.
Точно! Я же Николетт… Мне нужна моя Великая Книга Имен Империи.
— Победительница народов, — нежно потрепав меня по щеке, говорит отец и, глядя на мои удивленно поднятые брови, добавляет. — Я не читаю твои мысли. Стараюсь быть деликатным.
— Мама! — встаю я с постели, заботливо поддерживаемая руками родителей. — Ты когда узнала?
— Что папа… из другого мира? — она легко догадывается, о чем я спрашиваю.
— Угу… — бормочу я, качнувшись от головокружения.
— Узнала раньше, чем ты родилась. А поверила, когда ты родилась, — отвечает она, снова поддерживая меня. — Сергей… Твой отец рассказал мне… Я была напугана. Не верила. Думала, что вышла замуж за сумасшедшего, за маньяка.
— Бегала от меня по городам и весям! — хохочет отец. — Беременная убежала, представляешь?!
— Представляю… — бормочу я. — Я вообще теперь всё могу себе представить. Я здесь столько пережила!
— Родная наша! — мама крепко меня обнимает. — Мы хотели тебя подготовить, но не успели…
— Елена успела раньше, — говорит отец.
— Она теперь Императрица? — вспоминаю я. — Она меня укокошит!
— Не укокошит! — улыбается отец. — Она вернула себе любимого мужчину. Она счастлива.
— И она Sorcière! — вспоминаю я. — Не я — она!
— Она больше не Sorcière, — подав маме платье, видимо, для меня, рассказывает отец. — Sorcière, вышедшая замуж не за Решающего, становится обыкновенной бессмертной.
— Обыкновенной бессмертной? — поражаюсь я. — Ничего себе обыкновенность!
— У нее такая сложная и несчастная судьба! — добавляет мама, совершенно меня раздражая. — Если бы ты только знала, сколько бед она пережила!
— И знать не хочу! — я возмущена несказанно. — Она меня заставляла. Она мне угрожала. Она хотела вас всех уничтожить!
— Она мстила и боролась за свою любовь, — говорит отец. — Да. Методы выбрала жестокие, но… Поверь мне, она никому из нас не причинила бы вреда.
— Ага! — тут же злорадно соглашаюсь я. — Просто уничтожила бы Империю вместе со всеми нами!
— Не уничтожила бы, — отрицает отец. — Но хотела. Ты права.
— Ты всё-всё знаешь? — недоверчиво спрашиваю я. — Кошмар, какой груз!
— Почти всё, — кивает отец. — Но не так, как тебе кажется. По-другому. Многовекторно. Многовариантно. Альтернативно. И никогда не знаешь, какой вариант случится и случится ли вообще. Но многое, очень многое скрыто и от меня. Иначе я был бы Творцом, а не каким-то Надзирающим.
— Нам столько надо тебе рассказать! — мама гладит меня по спине, как в детстве, заставляя расправить плечи и поднять подбородок. — Ты обязательно узнаешь нашу с папой историю. Она очень… занимательна. Но это вопрос не одного дня, не одного месяца… Раньше говорить с тобой было бы бессмысленно… Это сюжет для романов, которые твоя подружка запоем читает.
— Полинка! — восклицаю я. — Что с ней?
— Она в нашем… том мире, — успокаивающе говорит отец. — Не волнуйся! С ней всё проще. Она была ко всему подготовлена, благодаря своему увлечению и святой в него вере.
— Но она там, не здесь, — возражаю я. — Она там совсем одна. Ее сочтут сумасшедшей.
— Не волнуйся напрасно, — мама настойчиво тянет меня за огромную ширму. — Надо переодеться, дорогая! У нас прием.
— Это комната великана? — спрашиваю я, поражаясь не только размерам кровати, ширмы и секретера, но и ваз, диванов, кресел и всей остальной мебели в этом… зале.
— Это моя детская! — смеется отец. — Ты еще сам дом не видела!
— Это твой дом? — удивляюсь я, хотя… чему удивляться.
— Да, — отец смеется снова. — Я в нем родился, рос, воспитывался, принимал Их Королевских Величеств и Его Императорское Величество. Здесь хранилось Абсолютное Знание.
— Хранилось? — переспрашиваю я. — А где оно сейчас?
— Оно закрыто мной перед перемещением в мир твоей матери, — печально вздохнув, отвечает он. — Спасая Империю, я вынужден был закрыть его заговором, не имеющим обратной силы. Даже для меня.
— И что теперь?! — этот вопрос я выкрикиваю уже из-за ширмы, куда настойчивая мама меня увлекает. — Как его вернуть, Знание это?
— Эта часть истории Империи для меня закрыта, — вздыхает отец. — У меня есть предположение, но оно, скорее, надежда, а не знание. На данный момент Империя в сложном положении…
— Она всегда в сложном положении! — ворчу я, помогая маме одевать на меня многочисленные нижние юбки. — Сколько я ее знаю…
— Венчание Его Императорского Величества и Ее Императорского Величества… — слова отца меня шокируют.
Точно! Елена теперь жена Императора Раймунда. Она меня уконтропупит…
— Эта дрянь меня арестует и казнит! — нервно сглотнув, кричу я из-за ширмы.
Голос мой звучит глухо через плотную ткань платья, одетого мне на голову мамой.
— Благодаря тебе она и стала Императрицей! — ласково смеется мой отец. — Благодаря тебе она смогла вернуться в этот мир. Она больше сотни лет скиталась по мирам, копя злость и лелея месть. Но любовь ее к Императору Раймунду так велика, что заставила ее искать пути возвращения. Чтобы вернуть любовь или отомстить. Для этого она использовала тебя.
— Это знание было скрыто от папы, — шепчет мама мне на ухо, поправляя локон волос. — Он страшно переживал, что не смог тебя уберечь от всего, что с тобой произошло.
— Ты… прекрасна! — восклицает мой отец в тот момент, когда мама выводит меня из-за ширмы.
Богато украшенное нежно-зелеными драгоценными камнями темно-зеленое платье, конечно, впечатляет даже меня.
— Бедный-бедный Решающий! — с хитрой улыбкой причитает мама. — Сейчас пришлю тебе служанку, которая сделает соответствующую случаю прическу.
— Случаю? Прическу? — подозрительно спрашиваю я. — Какому такому случаю?
— Встреча невесты с женихом, — отец прячет от меня усмешку, но у него плохо получается, потому что он даже не старается. Совсем.
— Он здесь? — паникую я. — Он пришел. Зачем?
— Очевидно… зачем, — мягкими и теплыми интонациями отец пытается меня успокоить. — Вы избраны этим миром для его спасения. Решающий и Sorcière. Ты же это сама поняла. Тьма не дает вам соединиться — ты почувствовала это на себе. И во время прорывов, предполагаю я. И вчера в Храме.
— Папа! — паника охватывает мое еще не пришедшее в нормальное состояние тело. — Папа!
Я бросаюсь к нему. В памяти всплывают его слова, сказанные в Храме перед Алтарем. «Она для этого и была рождена!»
— Я не хочу спасать чужую мне Империю! — практически истерю я, хватая его за руки. — Это не мой мир!
Отец крепко обнимает меня и строго говорит:
— По-другому не получится, родная моя! Это твое предназначение.
Мама ласково гладит меня по спине:
— Он любит тебя, разве ты не видишь? Не может женщина этого не почувствовать. Не может!
— Фиа… Да он вылеплен из ответственности, долга и высокомерия. А сверху приправлен чванством и самолюбием! — сопротивляюсь я. — Я не могу к этому миру привыкнуть! Вы хоть представляете, что я уже пережила?!
— Можешь не сомневаться! — теплые мамины руки берут мое лицо в нежные объятия. — А ты представляешь, что пережила я, беременная тобой, в нашем, моем мире, когда любимый человек, по моему представлению, совершенно сошел с ума, называя себя пришельцем из другого мира. Я несколько месяцев от него скрывалась и просто теряла разум сама от мысли, что это сумасшествие передастся тебе! Да ты и половины моих страхов еще не испытала!
— Еще как испытала! — бросаюсь я в атаку.
Как этот спор напоминает мне множество таких же семейных разборок в моем, слышите — моем! мире…
— Ты думала, что папа сумасшедший, а я от мысли о собственном сумасшествии бросалась к мыслям об ответственности за ваши жизни и о смерти! — завожу я себя, поднимая из глубин памяти все свои переживания и эмоции, с ними связанные. — Тебя никто не шантажировал смертью родителей и брата…
Запинаюсь за слово «брата».
— Шурка! — вырываюсь я из рук мамы и начинаю метаться по комнате (ну… как метаться, здесь это забеги на марафонскую дистанцию). — А Шурка где?
Мама и папа озабоченно переглядываются.
— Саша остался там. Пока… — странно переглядываясь с отцом, отвечает на мои слова и метания мама.
— Почему? — удивляюсь я, испытав облегчение от мысли о том, что с братом всё в порядке.
— Так надо, — строго говорит отец. — Сейчас важно, чтобы ты осознала…
— Важность моего венчания с Решающим? — возмущаюсь я. — Разве венчания Императора с его избранной недостаточно?
— Это спасло душевное равновесие Императора и всех его подданных. Остановило Елену в ее мстительном порыве уничтожить Империю. Кстати, порыв этот заранее был обречен на провал. С таким количеством Высших Магов, с их силой и желанием защитить Империю… С величием и возможностями Последнего Решающего… Победа над Еленой — часть Абсолютного Знания. Но чтобы победить Тьму на долгие столетия, надо, чтобы Последняя Sorcière обвенчалась с Его Высокопревосходительством Господином Решающим! — передо мной вовсе не мой отец, это грозный и неумолимый вершитель судеб — Надзирающий Империи.
— Надо, — начинаю по-настоящему злиться я, не уступаю отцу ни силой характера, ни глубиной логики, — надо поставить перед Алтарем влюб-лен-ных!
— И что не так, моя любовь? — нежно спрашивает мама.
— Всё! — ору я — Всё не так! Нет никаких влюбленных! Нет! Что говорит об этом Абсолютное Знание?
Отец мрачнеет, но честно отвечает:
— Не знаю. Сейчас оно мне недоступно.
— Вот и хорошо! — резюмирую я, трясущимися руками проверяя прочность камней, украшающих мое платье. — Поэтому, мои дорогие родители, отправляйте меня обратно. В мой мир. Настаиваю — он мой. Я там поживу. С Полинкой и Шуркой. А вы в гости приезжайте, если сможете!
— Я говорила, — странно радостно реагирует на мои слова мама. — Я говорила тебе, Сережа…
— Говорила, — мрачно подтверждает папа. — Но это не меняет ситуацию. Ты хочешь, Люба, чтобы эта Империя исчезла вместе с твоими родителями?
— Я, Люба, — голосом выделяя свое земное имя, громко говорю я, но голос предательски дрожит. — Не согласна быть Sorcière. Не хочу быть какой-то там Николетт, покорительницей народов. Не желаю жить в этом мире. Свободу Любкам! Верните меня к Шурке! И к Полинке!
— Ты обещал не давить… — строго напоминает отцу мама. — Ты клялся…
— С вами совершенно невозможно! — сердится Главный Надзирающий Империи. — Это просто бабье войско какое-то! Это вам не ваш мир! Это Магическая Империя! И ее надо спасать даже ценой собственной жизни! Это мой долг! Это ваш долг!
— Не смей нарушать обещания! — не менее грозно вступает в борьбу мама. — Ты знаешь и без Абсолютного Знания, что меня тебе не переспорить! Это наша дочь! Сначала это дочь! И только потом Sorcière!
— Нет! — крик отца превращается в рык. — Будет так, как сказал я! Будет так, как надо!
Отец хмурится — и по комнате с закрытыми окнами проносится настоящий вихрь, который поднимает завесы полога над огромной кроватью, роняет огромную вазу с чудовищным количеством роз, задирает наши с мамой юбки.
— Ваше Сиятельство! — в открываемую дверь протискивается уже знакомая мне приятная женщина. — Их Превосходительство ждут и сердятся!
Ее добрые серые глаза с какой-то сумасшедшей любовью смотрят на всех нас: на отца, на мать, на меня.
— Пусть ждет! — говорит отец женщине и потом обращается ко мне. — Делайте прическу, мадемуазель, мы принимаем гостя!
— Прическу мне может делать только Нинон! — вредничаю я. — Мне не нужна другая служанка.
— Хорошо, — внезапно соглашается отец. — Будет тебе Нинон, но ты примешь участие в приеме высокого гостя добровольно. Ясно?
— Так точно! — раздраженно отвечаю я.
Через полчаса в моей новой спальне (то есть на футбольном поле), даром что детская моего отца, появляется счастливая и испуганная Нинон.
— О! Госпожа! — падает она мне в ноги. — Моя Госпожа! Благодарю вас за то, что не забыли о моей просьбе! О! Какое платье!
— Давай! — тороплю я ее. — Приступай! И рассказывай, что знаешь!
Пока преданная Нинон, время от времени закатывающая глаза от счастья, делает мне прическу и болтает, я внимательно слушаю новую для себя информацию.
Император и Императрица устраивают Великий Бал в честь своего венчания и возвращения Великого Надзирающего. Приглашена вся Великая Империя.
Начались народные гуляния в честь Императрицы, героя Империи — Последнего Решающего и его невесты — Sorcière. В Империи разрешен зеленый цвет в одежде, но пока ни одна дама не решилась на это.
Главное — все заключают пари, за сколько дней Решающий добьется взаимности от Sorcière и каким вином будут всех поить на свадьбе тысячелетия. Говорят, Короли поставили на три дня, а Король Базиль на два. Ее Императорское Величество Елена на один.
Последняя информация приводит меня в бешенство. Хочется ломать мебель, бить посуду и переворачивать всё вверх дном.
Нинон пораженно ахает — моя-папина кровать поднимается над поверхностью пола, потом с грохотом падает на свое место.
— Это я? — удивляюсь я.
Ничего себе! Начинаю силой мысли передвигать по комнате предметы. Получается очень легко. Какая прелесть!
Нинон в испуге и в восторге.
— Я личная служанка самой Sorcière! — причитает она, с опаской глядя на летающую мебель.
— Пора, моя дорогая! — в спальню возвращается мама.
Она в нарядном бело-золотом платье. Красивая и незнакомая мне госпожа.
— Как ты с этим справилась, мама? — удивляюсь я. — Как не сошла с ума?
— Ради его любви ко мне. Ради моей любви к нему. Ради тебя, — просто отвечает строгая дама.
Большая гостиная оказывается неприлично большой. В ней стоит длинный стол, украшенный подсвечниками с горящими свечами и накрытый для торжественного обеда. Накрытый на двух концах стола.
По залу, топая каблуками начищенных сапог, раздраженно ходит Фиакр. Он в черном костюме с белым жабо, на котором мрачно и угрожающе сияет какой-то большой темно-синий камень. Отец тоже здесь. Он сидит во главе стола. Внешне спокойный. Даже расслабленный.
Сопровождаемая матерью, я захожу в зал, вижу Фиакра — и у меня почему-то сжимается сердце от дурного предчувствия. Решающий перестает двигаться и замирает, глядя на меня. Я знаю, что выгляжу неплохо. Да что там! Потрясающе! Именно так я подумала, а Нинон произнесла вслух, когда закончила оформлять мою прическу.
— Мадам… Мадемуазель… — хрипло говорит Фиакр, сделав почтительный поклон в нашу сторону.
— Ваше Высокопревосходительство! — не менее почтительно отвечает мама, сделав глубокий поклон и оставшись в нем.
— Встаньте, пожалуйста, — спокойно разрешает Решающий.
А я и забыла, что перед Решающим в Империи обязаны склоняться все, кроме Императора и Королей. А я не буду.
Мамина рука тянет меня вниз. Я тяну мамину руку вверх. Фиакр против воли усмехается.
— Разрешите проводить вас к столу, — приглашает он, но не протягивает мне руку.
— Боитесь, что я заблужусь? — ехидничаю я.
— Опасаюсь, что трусливо сбежите, — парирует он.
— Трусливо?! — возмущаюсь я — и тяжелые портьеры на огромных окнах зала колышутся.
— Николетт! — тихо, но строго предупреждает меня отец.
— Да, Ваше Сиятельство! — иронизирую я. — На Сергея Сергеевича вы больше не откликаетесь?
— Прошу всех к столу! — выдержка не изменяет отцу, хотя выражение глаз говорит об обратном.
— Присоединяйтесь к нашей скромной трапезе! — паясничаю я. — Папенька! Надеюсь, что в нашем меню есть и фиакрус, и фиакрина?
— Говядина в желе, молодой картофель в масле, на десерт взбитые сливки, — медовым голосом говорит руководящая лакеями Марго. — Вам понравится, мадемуазель!
— Жаль! — громко говорю я, хватая руками крыло какой-то жареной птицы и, почти чавкая, добавляю. — Это, наверное, птица фиакриния?
Мама мило краснеет: ей стыдно за поведение взрослой дочери. Папа хмурится, но молчит. Не молчит Фиакр.
— Благодарю вас, мне всё нравится, — обращается он к Марго.
— Зачем пожаловали? — спрашиваю я его.
— Как вы себя чувствуете? — отвечает он вопросом на вопрос.
— Без вас — прекрасно! — вызывающе говорю я.
— А я без вас — отвратительно! — мило улыбнувшись, говорит он.
Меня совершенно раздражает и сражает эта его улыбка. Хочется сказать какую-нибудь важную гадость. И я говорю:
— Всех этих несчастных слуг тоже подвергнете процедуре стирания памяти? Они сейчас глухи, как тогда ваши слуги?
— Да, — одним словом подтверждает он.
— А мои родители? — пугаюсь я.
— С нами всё в порядке! — успокаивает меня мама, аккуратно кушая со своей тарелки маленькие кусочки мяса, или делая вид, что ест.
— А она? — киваю я на Марго.
— Ее не надо ни оглушать, ни лишать памяти, — говорит отец. — Она самый надежный помощник.
В подтверждение папиной мысли серые глаза Марго смотрят на меня с материнской любовью.
— Ясно… — бормочу я и каламбурю. — Зачем пожаловали? С жалобой на то, что я на вас упала? Прошу прощения, я нечаянно.
— Что вы! — нарочито вежливо отвечает Фиакр. — Мне было даже приятно. Правда, когда я пришел в себя — не обнаружил вас в своих объятьях…
В этот момент встает отец и, кивнув маме, подходит, чтобы помочь ей подняться. Не обращая внимание на мои выпученные глаза и открытый рот, родители чинно покидают большую гостиную. За ними удаляются и все слуги.
Пару минут мы сидим молча. Потом я встаю, специально делаю неуклюжий поклон и тоже направляюсь к дверям. Расстояние не маленькое, я даже успеваю устать. Но огромная дверь не открывается ни внутрь, ни наружу. Оборачиваюсь, чтобы крикнуть Фиакру обвинение и в этом, и натыкаюсь взглядом на его крепкую грудь с жабо и камнем.
— Куда-то торопитесь? — вежливо спрашивает незаметно подошедший сзади Фиакр.
— В свою спальню, — докладываю я и почти не вру. — Устала за вчерашний день. Смертельно.
— Сначала вы дадите слово и только потом сможете выйти, — любезно сообщает он.
— Какое слово? — живо интересуюсь я. — Наверное, честное?
— Естественно, — мило улыбаясь, подтверждает он. — Sorcière дают слово только однажды и никогда его не нарушают.
— Значит, я буду первой, кто это сделает, — решительно говорю я.
— Вы не признаете Абсолютное Знание? — искренне удивляется он.
— Я не признаю вас женихом, — объясняю я доброжелательно, испытывая сильную головную боль.
Судя по выражению лица «моего жениха», ему тоже не так хорошо, как он хочет показать. Это видно по волне боли, затаившейся в глубине его черных глаз.
— Почему? Почему нет? — вдруг говорит он, делая еще один шаг мне навстречу.
Головная боль усиливается.
— Мы прекрасно друг другу подходим, — настаивает Фиакр и снова переходит на «ты». — Мы не только спасем Империю, но и друг друга.
— Я хочу замуж по любви, — с трудом отвечаю я.
Да что со мной?
— Это Тьма, — поясняет Фиакр. — Ее задача — не дать нам быть вместе.
— Прекрасно, — скриплю зубами от боли, которая от головы растекается по всему телу. — Значит, не быть.
— Я не верю, что тебе безразлична судьба такого количества ни в чем не повинных людей! — морщится Фиакр.
— Мне не безразлична их судьба, — возражаю я, говорить трудно, будто кто-то или что-то не дает дышать. — Просто у меня пятерка по математике и логике. И память хорошая, нестираемая. Я помню, что Алтарь примет только искренне влюбленных.
— Моей искренности хватит на двоих, — Фиакр делает еще один шаг мне навстречу и неожиданно хватает меня за плечи.
Сила удара потрясает нас обоих. Так же неожиданно и быстро, как обнял, Фиакр меня отталкивает.
— Почему раньше так не было? — удивляюсь я, медленно сползая спиной по двери.
— Было. Во время твоих прорывов. А потом перестало. Наверное, предыдущая Sorcière перемещалась между мирами. Это единственное объяснение. Тьма сосредоточилась на ней, опасалась только ее, — тяжело дыша отвечает мне Фиакр, который невероятным усилием воли остается на ногах.
Когда Фиакр отходит от меня шагов на десять, дышать становится легче.
— Сегодня ночью Великий Бал, на котором нас объявят женихом и невестой, а завтра на рассвете — венчание перед Алтарем, — сообщает мне Фиакр.
— Алтарь убьет меня, — напоминаю я «жениху». — И Империю не спасу, и себя угроблю…
— Я не дам этому случиться, — уверяет «жених».
До Великого Бала остается менее часа. Вокруг меня суетятся мама, Марго, Нинон и еще пара служанок. Результат потрясает даже отца, который заходит за нами в мою спальню.
Платье черное, с зеленой вышивкой, напоминающей перо павлина — «павлиний глаз». В распущенные волосы вплетены черные, белые и зеленые жемчужины. На шее и груди невероятной красоты колье, напоминающее зеленую татуировку.
— Это серьги моей матери, — отец открывает черную бархатную коробку.
Серьги великолепны: они формой напоминают те же павлиньи перья.
— А где твои родители сейчас? — осторожно спрашиваю я.
В моей земной памяти информация о том, что папины родители умерли, когда он был еще студентом. Мамины родители умерли недавно, уже после рождения Шурки. Успели с ним поводиться.
— Они развеяны Тьмой, — тихо отвечает отец. — Когда мне пришлось исчезнуть из этого мира, их наказала Тьма.
В глазах прислуживающей мне Марго блестят слезы. Мне становится жутко. Еще одно напоминание о том, что я не в сказке, как думает Полинка, как считает Моника-Лариса, а в магическом мире, где опасно.
— Во время танца ты должна дать согласие, — наставляет меня отец в темноте огромной кареты.
— Танца? — недоверчиво переспрашиваю я. — Нам невозможно прикасаться друг у другу.
— Будете танцевать на расстоянии, — просто отвечает он.
Большой тронный зал дворца Императора полон празднично разодетыми придворными. Все возбужденно счастливы.
Возле трона Императора Раймунда установлен второй трон — для Императрицы Елены. Император и Императрица в золотых одеждах. Возле трона Императора Короли и Фиакр.
Как же Елена прекрасна! Особенно теперь, когда спокойна и счастлива.
Отец подводит маму и меня к тронам. В зале такая тишина, что слышно, как все дышат, боясь пропустить хоть слово.
— Ваши Императорские Величества! — отец делает легкий поклон. — Ваши Королевские Величества! Ваше Высокопревосходительство!
Мама, необычно красивая в темно-синем платье, делает глубокий уважительный поклон.
— Ваше Сиятельство! — Раймунд улыбается радостно и доброжелательно. — Госпожа Клер! Госпожа Николетт! Как мы счастливы видеть вас на нашем общем празднике!
О! Моя мама, Светлана Петровна, теперь Клер?! А я и спросить не догадалась.
Черноглазая Елена растерянно смотрит на меня. Губы ее беззвучно двигаются. Всё! Нет способности передать мне мысли на расстоянии и наговорить гадостей! Слабо мне верится, что Елена теперь лишена своих способностей! Надо спросить ее про Антона и Генриетту. С ними-то что?
Фиакр торжественно красив. Он во всем фиолетовом. Жабо теперь черное, а камень на нем прозрачный. Он не отрываясь смотрит на меня.
— Sorcière… Sorcière… Sorcière… — разносится по залу шепот.
— В честь нашей свадьбы мы объявляем танец Его Превосходительства Господина Решающего и Госпожи Николетт, дочери Его Сиятельства Господина Надзирающего! — объявляет Император Раймунд. — Музыка!
Оркестр начинает играть что-то легкое и непонятное по жанру. Как танцевать это танец, не имею ни малейшего представления.
Фиакр делает мне издалека легкий поклон. Отвечаю тем же. Мгновенно освобождается центр зала. Все встают вокруг. Начинается наше движение по кругу, сопровождаемое бесконечными поклонами. Каждый поклон Фиакра публика воспринимает, как нечто замечательное. Это охи, ахи, аплодисменты. Каждый мой поклон встречается гробовым молчанием. Это что за дискриминация? И вдруг в моей голове голос Фиакра.
— «Они по-прежнему считают тебя порождением Тьмы»
— «Чудненько. И их мне надо спасти ценой своей жизни?»
— «Всех нас. И не ценой жизни. Я не дам случиться плохому»
— «Как же ты не дашь?»
— «С твоей помощью»
— «Я планирую вернуться домой, в свой мир»
— «Я не отпущу тебя»
— «Я не собираюсь спрашивать у тебя разрешения»
— «Ты способна предать отца?»
— «Он же меня отдает на Алтарь…»
— «Он должен. Он ответственен»
— «Как и ты…»
— «Как и я…»
Музыка заканчивается.
— Мы объявляем Господина Решающего и Госпожу Николетт женихом и невестой! — голос Раймунда, глубокий и сильный, занимает собой всё пространство. — Завтра, с первыми лучами солнца, состоится венчание у Алтаря. До спасения нашей Империи остались считаные часы!
Придворные выкрикивают слова одобрения и радости.
— Имею честь завтра стать Вашим мужем! — громко на весь зал заявляет Фиакр.
— «Имею честь завтра стать вашей женой!» — в голове подсказка отца.
А как же деликатность? Зачем мне мир, в котором все мои мысли будут читать отец и муж?
— Имею честь отказать Вам, Ваше Высокопревосходительство! — громко на весь зал заявляю я.