Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого

Глава 29. Глупая ложь и глупая правда

Каждый из нас придумывает свою жизнь,

свою женщину, свою любовь и даже самого себя.

Анатолий Мариенгоф

Любовь — это то, что побуждает мужчину

говорить женщине глупую ложь,

а женщину —

говорить мужчине глупую правду.

Хелен Роуленд

Не пролить ни капли… Я помню… Но всё равно боюсь…

После слов Франца о том, что Алтарю можно отдать и Решающего, меня переклинило.

— Справимся… — Фиакр поворачивается ко мне, загораживая широкой спиной от взглядов других. — Будь осторожна и… счастлива, Люба…

Он отпускает меня, решая погибнуть у Алтаря сам? Потому что так решил? Потому что Решающий? Потому что никто из сотен Обещанных ему не подошел? Значит, подошла только я?

Мне до зубовного скрежета тяжело справиться с новыми эмоциями и новой мыслью. Эта новая мысль звучит неправдоподобно и даже нелепо. Но… Я не хочу, чтобы Фиакр погиб. Не хочу… Эта мысль отчетливая, яркая, навязчивая, мучающая…

Переживания о родном братике, который остался там, в «моем» мире, тоже гложут, но слова папы о том, что Шурке нельзя в этот мир по какой-то важной, но секретной причине, уже кажутся мне правдой, а не отговоркой.

Переживания о единственной верной подруге, которую Елена на несколько минут затащила в этот магический мир, а потом безжалостно, по ее же собственным словам, вернула обратно, тоже заглушаю в себе, не давая разрастись и довести меня до отчаяния.

Кубки Равновесия великолепны и… неподъемны. Еле-еле держу свой за толстенную ножку.

— Чугунные что ли… — бормочу я, отдуваясь, как цирковой силач, тягающий гири.

Как мне не пролить ни капли? Да я поднять выше живота его не могу!

Решающий, бледный почему-то, но, как всегда, решительный (положено по статусу) держит свой Кубок легко и даже изящно.

Ритуал оказывается «совершенной ерундой»! Надо по очереди перелить из одного Кубка Равновесия в другой терпкое, почти черного цвета вино, а потом сделать ровно три глотка из своего, глядя друг другу в глаза. Звучит проще, чем является на деле.

Во-первых, переливать вино надо на уровне глаз партнера. Во-вторых, нельзя разлить ни капли. P.S. «Наш» обычай кусать по очереди свадебный каравай просто великолепен и прост, по сравнению с этим. Да и результат показывает другой. Отхватил кусок побольше — будешь главой семьи.

— Если он прольет — у тебя после венчания появится возможность принять одно решение, противоречащее его решению, — шепчет мне мама.

— Если ты прольешь, — добавляет папа, — то должна будешь во всех семейных спорах уступать всю вашу совместную жизнь.

Равнозначно. Справедливо. Не то слово… Как и всё в этом странном мире.

— Если не выдержишь его взгляд после первого глотка, — продолжает мама, — то вкус вина покажется тебе до боли отвратительным и на пару минут оно станет неким эликсиром правды, на все вопросы Решающего ты ответишь только то, что думаешь и чувствуешь на самом деле.

— А если не выдержит твоего взгляда он, — подхватывает папа, — то… не могу себе такого представить…

— Чудесно! — мой сарказм меня же и поддерживает в трудную минуту.

— В этом мире большая часть придворных магических браков так и не заключается, поскольку ответы невест получаются… неудобными… — ласково смотрит на меня мама.

С этого момента начинаю нервничать еще больше. Вот не понравятся всем мои ответы. Столько у меня претензий накопилось к этой Империи, беспомощной без меня и моих несуществующих способностей.

— Вы должны мне пообещать! — горячо прошу я родителей. — С Шуркой будет всё в порядке — и я в этом удостоверюсь не теоретически, а как-то реально!

— Конечно! — подозрительно очень легко соглашается отец, переглянувшись с мамой.

— И Полинка! — я хватаю отца за руки. — Как-то можно перенести ее сюда? Это же ее мечта — не моя! Есть такая… техническая возможность?

— Если всё во время предварительных ритуалов и венчания у Алтаря пройдет так, как надо, — осторожно, даже аккуратно говорит отец, — можно будет попробовать. Не обещаю, но обещаю, что очень постараюсь.

— Что значит попробовать?! — возмущаюсь я. — У Елены это запросто получилось!

Мы с родителями стоим невдалеке от Их Величеств и Елены. Хотя, что это я… Елена теперь тоже Ее Императорское Величество.

Мама и папа готовят меня к ритуалу с Кубками, а не менее сотни гостей ждут самого действа. В зале нет ни Ребекки, ни Лефевра. Значит, мои «партизаны» провалились? К смешанным чувствам страха перед неизвестным, переживаниям за Шурку и Полинку добавляются неловкость и даже стыд за то, что так подвела помогающих мне. Их же там много… Непрощенных…

— Это была не Полинка… — мягко берет мои руки в свои мама. — Это был только ее… облик… не знаю, как объяснить… оболочка…

— Голограмма? — не понимаю я. — Это была она, Полина! Я ее своими глазами четко видела!

— Нет, это недолгое пребывание в этом мире за счет прорыва энергии Магмы и преодоления энергии Тьмы, — пытается объяснить мама.

— О! — радостно выдыхаю я. — У моей Полинки прорывы? У нее получилось!

— Дорогая, — теперь мои руки берет в свои папа, — мы сделаем всё, что сможем. Еще раз обещаю. Пора приступать к ритуалу.

Мы с Фиакром на почтительном расстоянии встаем друг напротив друга у подножия тронной площадки. В зале с застывшим от предвкушения уникального зрелища и понимания грандиозности события «бомондом» Империи гробовая тишина.

«Жених» тоже держит свой Кубок. Но уже на уровне моих глаз. Легко, словно он весом, как пластиковый стаканчик. Конечно! Он же Маг! И качок, наверное, есть же у них здесь тренажерные залы.

— В Императорском дворце нельзя использовать магию, — догадывается, о чем я думаю, отец. — Это его врожденные способности.

— Вы же помните, что я тяжелее коньков ничего в руках не держала? — с испугом спрашиваю я родителей.

— Ты Sorcière, — ласково напоминает мама. — На твои способности сейчас никто и ничего подействовать не может. Даже пологи, наложенные Магами Империи.

— Господа! — голос Его Императорского Величества громок, тверд, радостен. — Начнем церемонию! Прошу Вас, дорогие новобрачные!

— Ирен и Селестина, которые дошли до Алтаря с Решающим, как-то же прошли эту церемонию… — бормочу я, поддерживая саму себя.

— Они ее не проходили, — шепчет мама. — Они не Sorcière.

— Ни фига себе! — возмущаюсь я. — Это нечестно!

Я начинаю поднимать свой Кубок — и он вдруг становится легче легкого. Неужели силы Sorcière? Где раньше были? Тоже прорывами прорываются?

Фиакр делает шаг в мою сторону.

— Моя госпожа! — на почтительном расстоянии делает он легкий, но уважительный поклон.

— Мой господин! — неожиданно для самой себя ответствую я, кланяясь ему.

Мои родители, Их Величества и двор смотрят на нас, не отрывая глаз, и с таким пафосно-радостным удовлетворением, словно у всех одновременно исполнилось заветное желание.

Груз ответственности начинает давить все сильнее. И еще страх… Страх за жизнь… нет… не всех граждан Империи, а одного упрямого и невыносимого Мага.

— Сходитесь! — торжественно говорит Император.

И у меня возникает логичная ассоциация с дуэлью двух заклятых друзей.

Мы делаем по два шага навстречу друг другу. По исказившемуся лицу Фиакра я вижу, что невидимая сила начинает давить на него, не давая приблизиться ко мне. У меня же появляется стойкое ощущение сильной тошноты.

— Помоги ему! — шепчет отец.

Как? Я не понимаю. А мне кто поможет?

— Помоги ему! — шепчет мать.

Я смотрю на Фиакра и не знаю, как ему помочь. Мне почему-то совсем не хочется, чтобы ему было больно. В это мгновение лицо Решающего разглаживается, становится умиротворенно спокойным. И я с удивлением понимаю, что боль ушла.

Глупо хихикаю и вспоминаю слова Полинки о том, что все невесты в день своей свадьбы глупеют от счастья. Я невеста. Сегодня день моей свадьбы. Я счастлива? У меня нет ответа на этот вопрос. Есть ответ на другой.

Я глупа, если решила остаться. И идти к Алтарю. И поверила обещаниям отца. Я точно глупа. Но я не передумаю. Мысль о том, что Фиакра уничтожит Тьма, не даст мне спокойно жить в своем привычном мире. Наверное, я просто очень добрая. Остановимся на этой аксиоме. Образ глупой, но доброй невесты снова меня смешит.

Наши Кубки Равновесия почти соприкасаются. Фиакр наклоняет свой и переливает в мой немного вина. Не проливает ни капли, кто б сомневался!

Несмотря на волшебную и неожиданную легкость, даже невесомость Кубка, руки мои немного дрожат. Решающий вдруг кладет свою правую ладонь на мои руки и помогает мне наполнить его Кубок частью моего вина.

— О! Ах! — разносится в переполненном зале.

«Бомонд» поражен, видимо, Фиакр сделал что-то необычное. Брови моего отца взлетают вверх, губы улыбаются. Мамины глаза наполняются слезами. Их Величества начинают громко аплодировать. Император Раймунд откровенно доволен. Елена мягко прикусывает идеальную нижнюю губу идеальными верхними зубками. То ли волнуется за меня, то ли прячет улыбку, а может быть, насмешку.

— Отпейте из своих Кубков! — громогласно командует Раймунд.

Так громко говорить нет никакой надобности. Тишина практически абсолютная. Присутствующие, кажется, даже не дышат.

Черные глаза Фиакра горят каким-то странным внутренним огнем. И вообще он какой-то слишком взрослый, слишком «мужской», слишком… страстный. Он медленно, слишком медленно делает глоток из своего Кубка, удерживая мой взгляд. Решающий смущает меня таким неожиданным откровением. Я осторожно отпиваю первый глоточек терпкого вина. Оно приятно своим сладким бархатным вкусом.

Разговор двух взглядов продолжается. Кажется, что Фиакр уже рассмотрел меня всю в золотом платье Ребекки, которое вдруг кажется мне абсолютно прозрачным и вообще отсутствующим на теле. Но это только кажется. На самом деле он не отрывает взгляда от моих глаз и на платье совсем не смотрит.

Чувствую себя странно, неуютно и уютно одновременно. Как будто в дверную щель подсматриваю, какой фильм смотрят мои родители по телевизору, выставившие меня в детскую из большой комнаты. В детстве меня немедленно удаляли от экрана, если герои начинали целоваться, не говоря уже обо всем остальном. Меня же эти экранные поцелуи необычайно волновали, заставляли мечтать о таких же. Например, с Виталькой из параллельного класса. Высокий, красивый, спортивный. В него была влюблена армия девчонок от начальной школы до выпускных классов. Именно его я выбирала в своих снах для волшебных поцелуев. В них он был и принцем, и пиратом, и рыцарем.

Смешно… Мои родители оказались не теми, кем были для меня. А Виталька, который не обращал на меня внимания, сейчас бы точно облез от зависти.

Господи! О чем я думаю?! Правильно. О чем угодно, только не о том, что мурашки ползут по телу, что щеки пылают, что огонь его глаз прожигает насквозь и смущает меня, словно я все та же влюбленная школьница.

В глубине глаз Решающего я вдруг вижу… себя и его… поцелуи, объятья, шепот на ухо, его рука на моей спине… Голой спине!

— Глотай! — шепчет отец. — Держи взгляд!

Держу, как могу. Не могу… В этом взгляде между нами уже то, что и описать нельзя без маркера плюс восемнадцать. Я опускаю взгляд в содержимое Кубка и делаю второй глоток. Куда исчезли его бархатистость и сладость? Во рту у меня нечто кислое и вязкое.

— Уф… — в панике шепчет мама.

— Госпожа! Вы отвели взгляд! — громко, но мягко говорит Его Императорское Величество и обращается к Решающему. — Мы ждем вопроса, Ваше Высокопревосходительство!

Да. Отвела. И что? Там… там… эротика плавно переходила в фильм для самых-самых взрослых… Конечно же, я их видела. Но не с собой же в главной роли!

— Что он тебе показал? — мама не на шутку паникует. — Напугал?

— Пообещал кое-что… — бормочу я в ответ. — О чем он спросит?

— О чем бы ни спросил, — вздыхает отец, — ты ответишь только правду.

Ага! Сейчас! Мне уже не стыдно, мне снова смешно. Вернулись «фишки» невесты.

— Ваше Высокопревосходительство! — терпеливо, но настойчиво напоминает Раймунд.

— Каково ваше заветное желание, госпожа Николетт? — хриплым голосом спрашивает Фиакр меня, а я пытаюсь избавиться от ощущения, что выпила бражку с соседом-алкоголиком Петькой со второго этажа, добрым, умным и совершенно пропащим молодым человеком.

— Можно закусить? — совершенно серьезно спрашиваю я родителей, хотя Петька никогда не закусывает — «Закуска градус крадет!»

Отец закатывает глаза.

— Твое воспитание! — ворчит он, обращаясь к матери.

— Наше, — миролюбиво поправляет его мама. — Люба… Николетт… ты должна ответить жениху.

— Я всем должна, — вздыхаю я расстроенно.

— Каково ваше заветное желание, госпожа Николетт? — повторяет Фиакр.

Не чувствую никакого влияния бражки на честность.

— Вернуться домой, в мой мир, — отвечаю я.

— Почему же согласились на венчание? — тихо спрашивает Решающий, чем-то огорченный. — Если вы не пылаете страстью к жениху и не чувствуете ничего к этому миру?

— Я чувствую вину и ответственность за вашу жизнь, — быстро отвечаю я.

— Ответственность? — в тоне Фиакра растерянность и что-то еще.

— Я узнала, что вы можете погибнуть у Алтаря, если невеста будет не та, — дружелюбно рассказываю я.

— Вы беспокоитесь за мою жизнь? — грустно усмехается он.

— Конечно! — ласково отвечаю я. — Вы мне не безразличны. Вы тот, с кем я здесь провела больше времени, чем с месье Бошаром. А он Хранитель меня, то есть мой Хранитель, если что…

— Значит, вы жертвуете своим заветным желанием? — Фиакр хмурится.

— Это не вопросы, а допрос, — тихо возмущаюсь я. — Я ответила.

— Ответьте и на этот на этот вопрос, — настаивает он.

— Не то чтобы жертвую… — я подбираю слова. — Просто это для меня самое важное и нужное. Как-то так… Надо… Пришлось выбрать — и я выбрала.

Теперь хмурятся все. Все Величества, все придворные и все родители. Вернее, оба моих родителя.

— Я удовлетворен! — строго, даже жестко говорит всем Решающий.

— Церемония окончена! — провозглашает Император Раймунд. — Сделайте последний глоток, чтобы завершить ритуал!

Мы с Фиакром одновременно глотаем вино. Оно снова сладкое и приятное на вкус.

— Почему все так недовольны моими ответами? — интересуюсь я у мамы, когда мы уходим из зала в родительскую комнату дворца.

Родители спокойны, но не так воодушевлены и бодры, как перед церемонией.

— У всех появились сомнения, — тихо объясняет мама.

— Да, — кивает отец. — лучше бы ты выдержала взгляд.

— Ну, пусть сомневаются! — бодро говорю я. — Я сказала так, как чувствую и понимаю. Можно было магией мое вино и не бодяжить.

— Дорогая… — мама усаживает меня на кушетку. — Мы понимаем, что для тебя всё происходит слишком быстро, слишком… непонятно. Я, как себя вспомню, в ужас прихожу, понимая, что именно ты испытываешь! Но ты сделала верный выбор. Даже если он огорчил Его Высокопревосходительство.

— Огорчил? — не понимаю я. — Чем? Я согласилась идти к Алтарю. Добровольно.

— Добровольно — это не всё, — тихо говорит отец. — Но огорчиться ему было от чего…

Я смотрю на родителей и снова задаюсь теми же вопросами.

— Как?! Мама! Как ты так быстро привыкла к этому чужому для тебя миру? — нервно спрашиваю я.

— Мой мир там, где мой любимый мужчина, — как-то совсем просто, не пафосно отвечает мама. — И потом… к встрече с этим миром твой отец готовил меня больше двадцати лет…

— Почему же вы не готовили меня? — такой логичный и такой простой вопрос я задаю родителям впервые.

Они смотрят на меня почти виновато. Почти.

— А ты бы нам поверила? — грустно смеется отец.

— Кому-то одному — нет, — соглашаюсь я. — Но вам обоим я бы поверила. Не сразу, но поверила бы.

— В том мире поверить в это — обречение на сумасшествие, — мягко говорит отец.

Давно в его голосе не было такой нежности ко мне.

— Ты жила бы в постоянном стрессе, — мама целует мои руки. — Верила бы нам — и не верила. И жили бы, как три сумасшедших.

— Хватить обсуждать, что было бы, — хмурится отец. — Важнее, что будет.

— А что будет, папа? — устало спрашиваю я. — Что будет?

— Венчание у Алтаря. Обмен энергией. Победа Магмы над Тьмой. Надолго. Если не навсегда, — четко и быстро отвечает отец, сразу понятно, что именно в такой последовательности ему и представляется мое и наше будущее.

— Об этом говорит Абсолютное Знание? — догадываюсь я.

— Да. Об этом я знал задолго до твоего рождения. Задолго до перемещения в другой, не магический мир. Задолго до встречи с твоей матерью, — подтверждает отец.

— Мне это не нравится, — горячо реагирую я. — Не нравится совсем. Я не хочу знать всё-всё наперед. Это… страшно. Это… скучно. Это… нечестно.

— Это очень давит, согласна, — кивает мама. — Меня это тоже поначалу страшило. Но потом твой отец объяснил, что Абсолютное Знание — это только главная дорога, у которой множество ответвлений. На них мы переходим добровольно.

— Но если ты знаешь о своей миссии, то всё равно вернешься на главную, — добавляет отец. — А ты о своей миссии знаешь.

— В чем я пойду к Алтарю? — спрашиваю я родителей. — В том, что шили мне до этого?

— Нет, — улыбается мама. — За сегодняшнюю ночь сошьют тебе новое платье. Зеленое платье Sorcière.

— Помнится мне, что в зеленом нельзя, — напоминаю я.

— Было нельзя из-за паранойи Его Святейшества, — усмехается отец. — Культ Непрощенных и прочее.

— Бернард не имеет отношения к Культу, — вспоминаю я о том, о чем мне рассказала Ребекка. — Мне одно время казалось, что именно он его и создал. Но оказалось, что нет. По крайней мере, убегать мне помогал не он. И Ребекка уверяла меня в этом же. Что с ней?

— Как только она появилась в зале в твоем платье, — говорит мама, — Его Высокопревосходительство Господин Решающий встал и объявил, что это не ты.

— Даже под вуалью? — удивляюсь я. — Мы с ней одного роста.

— Да, — хмурится отец. — Мы, твои родители, не заметили, а он сразу понял.

— Наблюдательный какой… — фыркаю я пренебрежительно.

— Откуда такие эмоции? — удивляется мама. — Ты же именно из-за него остаешься здесь.

— Из-за него, — подтверждаю я, — но не для него.

Родители переглядываются, но больше ничего не говорят.

Говорят, что платье невесты — это одна из причин выхода замуж. Не врут. Ибо это не платье — это философия.

Вокруг меня вот уже второй час суетятся мадам Кувёз, Воробышек и моя Нинон.

Оно действительно зеленое. Ярко-зеленый лиф и нежно-зеленые многочисленные юбки. Причем насыщенность зеленого цвета увеличивается, переливаясь и насыщаясь, от нижней юбки к верхней (а всего их семь!).

Серебряно-зеленая фата с вуалью, похожей на гибкое стекло с капельками дождя, крепится к замысловато простой прическе зелеными и прозрачными драгоценными корнями. Нинон завила мне локоны и нарочито хаотично скрепила их на затылке. Серебряные перчатки, прозрачные и паутинообразные, облепили руки выше локтя.

Отец вручает мне колье с неизвестными мне прозрачно-зелеными камнями, которое обхватывает шею, как ворот свитера, и делает меня похожей на греческую богиню.

И да. Бесполезные одноразовые атласные серебряные туфельки на скромном каблучке с зеленым бантом и крупным камнем.

— Бог мой! — причитает мама. — Как мы долго ждали этого дня! Ждали и очень боялись.

— Мы обязательно будешь счастлива! — убеждает меня отец. — Еще спасибо будешь говорить!

Молчу. Не отвечаю. Иначе наш диалог превратится в верный спор. Бессмысленный и ненужный сейчас.

Дежавю. Храм переполнен. Не то что яблоку негде упасть — фруктовая мушка не протиснется ни за что. Все в… зеленом, салатовом, фисташковом… Смешно и грустно. Империя не спала — шила новые наряды.

Когда родители провожают меня к Алтарю, Фиакр уже там. Стоит рядом с Его Величествами. В удивительно красивом темно-зеленом камзоле с белоснежной манишкой. Все они высокие, красивые и такие разные. Елена рядом с Раймундом. Вся в белом. Как Снежная Королева, холодная и недоступная, такая, какой показалась мне в первую нашу встречу. Черные глаза Раймунда при взгляде на нее горят любовью, восхищением, страстью. И он не собирается это скрывать. Вот теперь стало любопытно, какова их история?

Высокий мужчина в золотой рясе спокойно смотрит на меня своими умными голубыми глазами. Бернард?! Он не под арестом? Не изгнан? Вот сюрприз!

Знакомые фразы. Уже известный мне обряд. Бернард встает между нами и ведет нас вокруг Алтаря. По часовой стрелке. Против часовой. Алтарь медленно нагревается, испуская приятный травяной запах и нежно-зеленый дым. Такого еще не было.

В толпе придворных тихие-тихие охи-вздохи. Бормотание Бернарда.

— Перед Его Императорским Величеством, самыми Великими Магами Империи, священным Алтарем прошу вас, господа новобрачные, произнести свои имена! — строго говорит Его Святейшество. — Вас, госпожа новобрачная, прошу, не медля ни секунды, после оглашения имен начать ритуал передачи силы Sorcière господину Решающему!

Вчера ночью мама объяснила мне, что передача силы происходит через поцелуй. Долгий. Добровольный. Страстный. Иначе никак.

— Мое имя Николетт Воклен! — храбро выкрикиваю то, что итак всем известно.

Кстати, сама я свою фамилию Воклен узнала несколько часов назад. Вообще-то я Тихомирова. Мама сказала, что она обозначает «чужестранец».

Алтарь обволакивает более густым зеленым дымом.

— Алтарь принял ваше имя, госпожа! — Бернард торжественен и сух, даже суров.

Мне очень любопытно, что с ним было и почему он сейчас согласился нас венчать?

— Ваше имя, господин Решающий! — теперь голос Бернарда звучит чуть хрипло.

Неужели волнуется?

— Мое имя… — Фиакр чуть медлит, лаская меня взглядом. — Амбруаз Юбер!

Нарастающий гул под сводами Храма заставляет большинство закрыть уши ладонями. Мы делаем шаги навстречу друг другу. Вот сейчас… Прямо сейчас произойдет самый главный поцелуй в моей короткой жизни.

Если всё так, как говорят мой отец и Его Величества, то я отдам Фиакру, тьфу ты, Амбруазу свою неведомую мне самой силу и… И всё… Стану бессмертной и останусь тут, в этом странном и неродном мне магическом мире. Ради семьи, ради Империи, ради всех этих людей…

Губы Решающего приближаются к моим, сердце трепещет, словно я героиня любовного романа. Но поцелуя пока нет. Только легкое приятное мужское дыхание. И шепот вместо поцелуя.

— Я отпускаю тебя… Люба… Расслабься…

Густой, как сметана, зеленый дым. Вой ветра, переходящий в свист. Крики присутствующих.

Мои уши закладывает. Последнее, что я вижу: растерянное лицо матери, рассерженное лицо отца, отчаяние в глазах Императора Раймунда, жалость в глазах Елены и панику в глазах придворных.

— Любка! — истошный крик вызывает головную боль.

Где я?

— Любка! — меня хватают, обнимают, тормошат.

Полинка. Моя лучшая, моя единственная подруга.

— Где я? — озвучиваю свой вопрос и оглядываюсь.

Моя комната в моей квартире. Я в постели под одеялом. Передо мной на стуле перед кроватью сидит встревоженная Полина.

— Слава богу, ты очнулась! — Полинка и плачет, и смеется. — Как ты меня напугала! Я боялась, что ты в кому впала, дрянь такая!

— Еще раз… — прошу я Полинку, резко садясь на кровати и удивленно разглядывая свою пижаму.

— Со вчерашнего дня разбудить тебя не могу, — причитает Полинка.

— Где Фиакр? — оглядываюсь я с тревогой.

— Фиакр? Ворон? — не понимает меня Полина.

— Ну… То есть Амбруаз Юбер… — быстро поправляюсь я.

— Тебе совсем плохо? — дрожащим голосом спрашивает Полина. — Или это был такой долгий прорыв? Целые сутки!

— Сутки? — переспрашиваю я. — Как сутки? А Решающий, а родители, а Фиакр? Ой! А Амбруаз Юбер? А Алтарь?

— Амбруаз Юбер? — заинтересованно спрашивает Полина. — Бессмертный и обнадеживающий сердца? Тебе приснился сон про другой мир? Ты в нем встретила кого-то? Амбруаза?

— Фиакра! — нервничаю я. — Я встретила Фиакра! И не во сне! Не во сне!

Вскакиваю с кровати. Начинаю бегать по комнате.

— Они все погибнут! Он один не справится! Почему? Что значит «расслабься»? Что значит «отпускаю»?

— Не волнуйся! Это просто сон! — Полинка хватает меня за руки. — Остановись!

— Понимаешь, он еще и обнадеживающий сердца! — плачу я.

— Не понимаю… — Полинка меня обнимает. — Это просто сон. Реалистичный, яркий, но сон.

— Нет! — продолжаю сопротивляться. — Нет! Я не согласна! Мне надо обратно!

— Я боюсь за тебя, — волнуется Полина. — Это я во всем виновата! Затащила тебя на эти курсы!

Курсы! Точно!

— Бежим! — кричу я и на самом деле бегу к дверям.

— Стой! Ты же в пижаме! — плачет и смеется моя подруга. — Переоденься сначала!

На месте офиса, в котором были организованы курсы, пусто. Никто ни о каких курсах даже не слышал. Афиш и объявлений не видел. И вообще, этот офис пустует уже месяца три. А до этого был пугкт продажи лотерейных билетов.

— Да ладно… — не верит своим глазам Полинка и поворачивается ко мне. — Давай! Выкладывай! Всё по порядку!