— Ты чего пиздишь? — рявкаю. — Какой на хер выкидыш?
— Такой, блядь! — прямо выплевывает. — О чем ты, сука, думал, когда ее замуж звал? Когда ребенка заделал? Мог бы сперва свое дерьмо разгрести. Или хотя бы снова на рожон не лезть. Так и не понял, как Катю подставил?
Будто по затылку врезает. Мощно прикладывает.
Разжимаю захват. Отпускаю его.
— Она же аборт сделала, — бросаю.
— Аборт? — кривится Лебедев.
— Я документы видел. Выписку из больницы. Заключение врача. Слова их всякие. Заумные, медицинские. Да что ты мне задвигаешь? Она за тебя замуж вышла. А от моего ребенка сразу после свадьбы избавилась.
— Ну ты и долбоеб.
— Завали…
— Ты что, Катю не знаешь?
Лебедев усмехается. Мрачно. Башкой мотает.
— Катя беременная была. Тебя за решетку отправили. Куча уродов хотели тебе отомстить. За бойню в клубе. Но ты же далеко, хуй доберешься до твоей глотки. А Катя рядом. Здесь.
Оседаю в кресло.
Лебедев тоже присаживается напротив. На автомате поправляет съехавший в сторону галстук.
— Как это случилось? — спрашиваю.
— Я не за этим пришел, — отрезает. — Чтобы о прошлом с тобой болтать. Душу тебе облегчить.
— Говори, — чеканю. — Как это было?
— Ты держись от нее подальше, — заявляет Лебедев. — Я не дурак. Видел, что ты хотел сделать с ней в офисе. Если бы я не помешал… если бы задержался.
Он замолкает. Взглядом меня буравит.
— Тронешь без ее согласия — уебу, — выдает.
— Не о том говоришь.
— Удавлю тебя, — обещает холодно. — Катя повзрослела. Поумнела. Больше тебя и близко не подпустит.
Рывком подаюсь вперед. Хватаю его.
— Говори, блядь, — требую. — Раз начал про выкидыш, то заканчивай. Что тогда случилось?
Молчит.
А меня изнутри раздирает.
Должен узнать. Должен понять. Должен… блять.
— Не трону Катю, — бросаю, наконец. — Слово даю, что не трону ее. Но только если ты сейчас ответишь на все мои вопросы.
Паузу держит. После резко кивает.
— Кто-то напал на нее? — спрашиваю. — Напугал?
— Нет, — обрубает.
— Она упала? Это был несчастный случай?
— Нет.
— Тогда что?
Ладонью по затылку проходится. Морщится.
— Хуево ей было. Каждый день рыдала. Не могла успокоиться. Потом время прошло. Вроде легче стало. Я даже на море ее собирался отвезти.
Мрачнеет. Взглядом по мне проходится.
— Будто ты, блядь, рядом маячил. Всю душу из нее выматывал. О тебе уродце, блять, думала.
Лебедев откидывается на спинку кресла. Прикрывает глаза. А потом снова на меня смотрит. Прямо припечатывает.
— Сука, прибить бы тебя, — цедит. — Ей же через время и правда лучше становилось. Свадьба уже прошла. Она даже улыбаться начала. Выдохнула. Мы собирались на море поехать. Билеты купил. А потом…
Его лицо каменеет.
— Возвращаюсь с работы, а Катя, — тут его голос срывается. — Она на диване лежит. Без сознания. Вся в крови. Пульт на полу. А на экране твое ебало. Репортаж про ту бойню полным ходом.
Глотку сдавливает.
Пиздец.
Перед глазами сизый туман.
— Трогаю ее, а она холодная, — продолжает Лебедев. — Бледная вся. Едва дышит.
Здесь будто мне самому прилетает под дых.
— Сам не помню, как скорую вызывал. Потом знакомых врачей на ноги поднял. Всех вызвонил. Несколько дней Катя между жизнью и смертью была. В реанимации.
Он замолкает.
— Дальше, — бросаю глухо.
— Почти год ушел на реабилитацию, — добавляет Лебедев.
Кровь по вискам будто молотом.
Горло точно в тисках.
— Что то был за репортаж? — спрашиваю. — Кто снял?
— А не похуй? — рявкает он. — Ты ее добил. Ясно? Ты. Сам. Нихуя бы не было, если бы ты за берега не вышел. Скотина ты. Должен был Катю беречь. Охранять, а по итогу…
Усмехается.
— Вот опять, блять, заявился, — прикладывает отрывисто. — Чтобы ей нервы трепать. Уебок. Свалил бы ты на хуй. На глаза ей не лез.
Крыть нечем.
А вообще, нет. Есть.
Лебедев рядом с Катей. Всегда. Оберегает, блять.
— А на хер ты ее сестру выебал? — спрашиваю. — И не раз. Да? Сука.
Молчит. Но по роже видно — яростью давится.
— Такой любящий, — хмыкаю. — Заботливый, блядь. Пиздец. А полгода эту сучку ебешь.
За пачкой сигарет тянусь.
— И нашел же кого.
Щелкаю зажигалкой.
— Сестру, блять. Стоп. Или тебя это и прет? Она же по тебе охуеть как тащится. Трахаешь ее — и видишь Катю.
Так и молчит сучара.
Но по его перекошенной роже вижу. Все четко в цель попало.
— Что? — оскаливаюсь. — Теперь тебе самому твоя правда не нравится?
— Теперь — иди на хуй, — бросает.
Закуриваю.
А Лебедев рывком поднимается с кресла. Уебывает из моей квартиры, пока делаю очередную затяжку.
Нихуя сигареты не помогают.
Встаю. Иду к бару. Беру первую подвернувшуюся бутылку. Покрепче. Прикладываюсь к горлышку.
Глоток за глотком. Нихера отпускает.
Достаю телефон. Набираю Каримова.
Привык сам за рулем быть. Но сегодня другой случай.
— Водитель нужен, — говорю. — Сейчас.
— Понял, — бросает Рамиль. — Отправлю.
Выхожу на улицу. Морозный воздух почти не ощущается. Ничего не ощущается. Меня к ней тянет. К моей Кате.
Видеть ее нужно. Чувствовать. Запах вдыхать.
Водитель приезжает быстро. Вскоре подъезжаем к дому. Вокруг дохуя охраны. Лебедев же все усилил. Так просто не пройти.
Ловлю взгляд водителя. Отрицательно качаю головой.
“Силовой” вариант сегодня не пройдет. Достаточно наворотил, чтобы еще больше добавить. Надо нормально зайти.
— Отдай охране приказ, — бросаю, набрав Лебедева. — Пусть не мешают мне пройти внутрь.
— Чего? — цедит. — Ты совсем охуел?
— Я зайду, — чеканю. — При любом раскладе. Ты же понимаешь. И… не трону ее. Но пусть твои люди меня сами пропустят.
Молчит.
— Давай без шума, — говорю. — Ты же знаешь. Не остановлюсь.
Убираю телефон.
Выхожу из тачки.
Охрана не делает ни единой попытки меня тормознуть. Держаться в стороне. Так что поднимаюсь на крыльцо, стучу.
Она открывает не сразу. Распахивает дверь и выглядит как будто сонной. Но увидев меня на пороге, меняется в лице. В момент напрягается. Вся струной вытягивается.
Пробует захлопнуть дверь.
— Нет, — говорю. — Не так быстро, Катя.
Ногу ставлю так, что закрыться ей не удается. Надавливаю. Вынуждаю ее отступить назад.
Она обнимает себя руками. Отшатывается.
— Уходи, — бросает сухо.
Нет. Только не сегодня.