Любовь Дикого (СИ)

29

Катя вздрагивает и оборачивается, когда захожу в ванную следом за ней. В кабину она пока пройти не успела. Стоит перед раковиной, пробует расстегнуть колье.

Замок там мудреный. Это удачно. Быстро не разобраться.

Ее пальцы так и застывают возле шеи. Брови ползут вверх.

— Не возражаешь? — спрашиваю.

Она невольно скашивает взгляд на мой член. От брюк я избавился еще в гостиной. Теперь нихуя не мешает. Почти сразу Катя отводит глаза в сторону. Но тут и меньше секунды хватает.

Хер наливается кровью в момент.

— Проходи, — роняет она. — Это же твоя ванна.

А сама вдруг поворачивается. И на выход, блять. Пиздец как резво направляется. К двери. Мимо меня.

— Куда?

За талию перехватываю. Возвращаю обратно.

— Давай, ты первый, раз уже сюда зашел, — бросает она. — А я потом освежусь. После тебя.

Смотрю на нее. Внимательно.

— Пусти, Демьян, — недовольно плечом дергает.

Пусти, да.

Прямо представляю, как это будет. Я тут один остаюсь. А ты одеваешься и без всякого душа валишь.

Хуевая попытка, Кать.

— Ты же в душ собралась.

— Еще успею.

— Давай вместе.

Молчит. Только брови сдвигает, в кисти мои вцепляется, отодвинуть от себя старается, царапается.

— Демьян, — выпаливает, наконец.

И сильнее хмурится, губы поджимает.

— Кабина большая, — говорю. — Места нам хватит.

— Нет.

— А что не так?

— Все, пусти, — шипит.

— Душ примешь — и отпущу, — обещаю.

Даже не вру.

Отпущу, конечно.

Хуй ли нет?

Просто не уточняю, когда это будет. После какого именно душа. Не факт, что после того, который у нас сейчас намечается.

Она ничего не отвечает, но по взгляду понятно — не верит.

— Боишься, что приставать начну? — скалюсь и отпускаю ее, руки вверх поднимаю, будто сдаюсь. — Не трону.

И тут я предельно честен.

Приставать не буду. И трогать тоже.

Только трахну. Выебу. Дурь эту всю бесячую из нее нужно хером выколачивать. И одного раза нихуя не достаточно. Тут и целой ночи мало.

Но ничего. Куда нам спешить? Впереди вся жизнь.

Подхватываю Катю под ягодицы.

— Ай, Демьян! — вскрикивает.

По плечам кулаками стучит.

— Ты что делаешь?!

Вырывается.

Да похер. Не поняла? Поздно уже. Заношу ее в душевую кабину. Опускаю вниз. И тут бы отпустить. Но ладони словно влипают в эту роскошную задницу. Прохожусь по ее попе. Оглаживаю.

— Руки, — выразительно требует Катя.

Убираю.

Дверь кабины задвигаю. Воду врубаю. Залипаю на том, как струи воды по ее груди ударяют, как твердеют соски.

— Подожди, — бормочет она, опять к своему колье тянется, руки заносит так, что весь обзор мне локтями обламывает. — Снять надо.

— Не надо, — бросаю. — Оставь.

Обхватываю ее запястья. Мягко отвожу в сторону. Камни переливаются. А у меня во рту слюна копится от того, как вздувается жилка между острыми ключицами. Как все сильнее пульсирует вена, под язык просится.

— Ты обещал, — заявляет Катя.

Приходится выполнять.

— Все, Демьян, — отворачивается. — Дай мне спокойно помыться.

Отгораживается. Будто чужая. И не она пару минут назад на моем члене кончала, спину мне раздирала, прижималась крепче.

Катя хватает мочалку. Гель для душа.

А потом взгляд мой ловит. И тут же поворачивается спиной, отходит вплотную к стеклянной стенке.

Это зря. Все равно не спрячется.

Вид мне и здесь открывается охуенный.

Точеные лопатки. Спина, по которой так и тянет проложить дорогу губами. От шеи до ямочек над ягодицами. Все ртом обрисовать. Каждую линию.

И засосы оставить. Везде, блять.

Намыливается она тщательно. Точно пеной прикрыться старается. А после чувствует, этого мало. Воду погорячее врубает. Чтобы пар посильнее валил.

Ну не сучка?

Шагаю к ней.

— Демьян! — выдает возмущенно.

Пробует повернуться.

Не разрешаю. Прижимаюсь к ней всем телом. Сзади. Напряженный член между ягодиц упирается. Давит.

Катя замирает. Будто теряется от напора.

— Руки… — начинает она.

А голос срывается.

— Вот, — говорю.

И ладони в запотевшее стекло перед ней впечатываю. По обе стороны границы ставлю. Чтобы и не вздумала дернуться.

— Нет, — заявляет Катя.

— Что — “нет”?

— Все, — шепчет.

Выскользнуть пробует. Но только сильнее об мой член задницей трется. И застывает, ощущая, как хер твердеет и вздергивается.

— Видишь, какая ты бесстыжая.

— Я?!

— Сама на хуй насаживаешься.

Двигаю бедрами. Так, чтобы член прошелся вверх, а потом вниз. Напираю еще больше, вжимаюсь вплотную.

— Нет, Демьян, даже не…

Что именно “не” она так и не договаривает. Остаток слов утопает в приглушенном вскрике, когда я перемещаю хер между ее ног. Не проникаю, не вбиваюсь внутрь.

Подразниваю. Прохожусь по мокрым складкам.

Она судорожно дергается. Всхлипывает.

— Прекрати, — выдает.

— Сама прекрати.

— Ч-что?

— Это.

За шею ее сзади прикусываю.

— Виновата ты, Катя.

— В чем?

— Вкусная.

Дергается. Извивается. Прямо с раздражением. Но вырваться ей не удается. Получается лишь тереться об меня сильнее.

Встаю так, что у нее ни единого шанса выскользнуть нет.

Бедра к бедрам. Крепче.

— Хватит, — бросает она. — Нельзя так. Понял? Не хочу больше. Это ты бесстыжий, Демьян. Бессовестный. Отпусти.

— А я тебя не держу.

Руками — не держу.

А так…

Сам бы отлипнуть рад. Думаешь, не пытался? Пробовал, блядь. Не год и не два. Но ты слишком глубоко вошла. Засела так, что не вырвать. Ничем не вытравить.

И не делай вид, будто не чувствуешь то же, что и я.

Вижу. Каждую твою эмоцию чую. Вбираю внутрь.

— Сволочь ты, Демьян, — выпаливает. — Скотина.

— Хуже.

— Ублюдок!

— Еще какой, — соглашаюсь.

И по плечам ее губами прохожусь, от края до края, заставляя мелко вздрагивать, ежиться.

— Ненавижу, — бросает сдавленно.

— Я помню.

И по ее напряженной спине опускаюсь. Ртом. Ниже и ниже. Как сразу хотел. Целую везде.

А она сама не замечает, как прогибается. Тянется ко мне.

Толчком бедра ее ноги шире расталкиваю. Опускаюсь перед ней на колени. Тут уже похуй становится на все наши договоренности.

Сжимаю ее ягодицы, вынуждая выгнуться еще больше. Накрываю ртом низ живота. Насаживаю ее на свой язык.

Нет. Не то. Херово.

Нужен полный доступ. Прямо сейчас.

Обхватываю за бедра. Разворачиваю к себе. Одну ногу на плечо к себе забрасываю. И похуй, что она прикрыться пытается. Дергает коленом.

Быстро этот бунт пресекаю.

Целую ее между ног. Так целую, что она вскрикивает и задыхается. Пальцами в затылок мой вцепляется, волосы сжимает.

— Нет, нет, — выдает. — Ты что…

Но все эти протесты гаснут под моим языком.

Катя стонет. Течет в мой рот. И самый кайф, когда у нее подгибаются ноги. Когда только я удерживаю ее за бедра. И я же, блять, утягиваю на самое дно.

Кончить ей не даю. Резко отрываюсь.

А она дергается. Обратно меня притянуть пытается. Навстречу двигается. И вдруг застывает на месте. Трезвеет.

Нависаю над ней.

Глаза распахнуты. Пьянючие. Дышит шумно. Заведенная вся. И губы искусаны. Покрасневшие. Распухшие.

Ее губы под мой хер созданы.

Накрываю их большим пальцем. Поглаживаю, а после толкаюсь в ее рот. По языку прохожусь. Надавливаю. А дальше подцепляю ее за нёбо, заставляю запрокинуть голову назад.

Взглядом вниз стреляю. Показываю, чего хочу.

Пиздец у нее глаза меняются. За секунду. Леденеют.

Кусает меня. Да так, что едва руку успеваю отдернуть. Холодная. Отстраненная. Смотрю на нее и будто в стену врубаюсь на полном ходу.

— Ты чего?

— Ничего!

— Тише ты.

— Отойди.

— Нет.

По плечам меня ладонями лупит. Раздражается. Бесится прямо. А я рукой ее между ног накрываю. Пальцы между мокрыми складками проталкиваю.

Возбужденная. Разгоряченная.

Но вырываться это ей не мешает. В кисть мою ногтями впивается. Царапает.

— Почему разошлась? — взгляд ее ловлю. — Раньше тебе нравилось.

— Раньше дура была, — бросает мрачно. — Все, отойди. Накупалась я. Слышишь? Прекращай. Да убери же ты от меня свои руки!

— Что на тебя нашло?

— Не важно.

А у самой глаза поблескивают. И нихуя это не от возбуждения. Слезы наворачиваются. Уже на ресницах повисают. Пиздец, блять.

Весь стояк в момент пропадает.

Отпускаю ее, но только чтобы подхватить на руки. Выхожу из кабины. Полотенце захватываю, оборачиваю вокруг Кати.

— Куда ты меня опять тащишь? — бормочет и морщится. — Почему никак в покое не оставишь?

Молчу.

Как ей ответить?

— Вот чего еще тебе от меня нужно?

— Тебя и нужно.

— Демьян, — начинает и замолкает.

Глаза закрывает. Видно, истерику сдерживает.

А я в спальню ее отношу. На кровать свою укладываю. Закутываю в одеяло. Сам рядом вытягиваюсь.

— Говори, моя хорошая.

— Что говорить? — всхлипывает.

Блядь. Нахуй вообще эту бадягу про минет начал? Знал бы как пойдет, даже намеки бы не кидал.

— Ну пошли меня на хер, — предлагаю. — Легче станет.

— А тебе наплевать, что я скажу, — головой мотает. — Не уйдешь.

Молчу. Но она без того все понимает.

— Ты же всегда такой был, — роняет Катя. — Захотел — должен получить. И меня тогда продавил. Ты прохода не давал.

— Любил тебя.

— Нет, не любил! — выпаливает. — Это я тебя… как идиотка…

Отворачивается. Лицом в подушку утыкается. А я в ее волосы зарываюсь. Так и лежим. Но недолго.

Она плечами дергает. Резко разворачивается. Приподнимается.

— Хочешь знать, что случилось? — спрашивает. — Прошлое накатило. Наш первый раз вспомнился. Как я вся в тебе растворилась. Доверилась. И тогда. Сразу. И потом. И твое вранье выслушивала. Каждое слово ловила. Замуж собралась. Дура!

— Кать…

— А ты меня предал.

Губы поджимает. Подбородок у нее подрагивает. Последним уебком себя ощущаю, и четко осознаю, что перебивать нечем. Права она. По всем статьям.

И по уму, лучше всего мне прямо сейчас из ее жизни съебаться.

Только мы оба знаем — нихера я этого не сделаю.

— Я в тюрьме отсидел, — говорю.

— Да, — нервно кивает. — А мне это за что? Скажи, Демьян. За что мне такое счастье досталось?

— Теперь все будет иначе.

— Неужели? — бровь вздергивает. — Как?

— Увидишь.

На кровать ее заваливаю. Мягко. Поднимаю под себя. Одеяло сдергиваю. Поцелуями помечаю. Всю. Без остатка.

А она вырывается. Сначала сильно. После слабее. И опять пропускает момент, когда переключается. Сама притягивает меня, открываясь навстречу.

Тянет нас. Такая судьба. Не поменять.

— Какое же ты животное, — бормочет.

Когда ведет бедром чуть в сторону и мой возбужденный хер задевает. Ногу тут же отдергивает. Но я не позволяю далеко ускользнуть.

Ближе ее притягиваю. Устраиваюсь между разведенными ногами.

— Ненавидишь? — оскаливаюсь.

— Да!

— Ну и похер, — губы ее поцелуем запечатываю, терзаю, пока не начинает стонать в мой рот, а после заключаю: — Я это все перекрою.