— Все гарантии, Кать, — говорю твердо.
— Все? — бровь приподнимает.
— Ты в полной безопасности.
Молчит. А я крепче к ее ногам прижимаюсь, по икрам ладонями провожу. И выше, к бедрам. После снова вниз. Щиколотки ласкаю.
Дергается.
— Пусти…
— Нет.
— Сказала же.
— И я сказал, — отвечаю ровно. — Не могу отпустить. Не получается, Катя. Вроде по уму так и стоило сделать сразу. Когда на свободу вышел. Свалить подальше от тебя.
— Да, — поджимает губы, нервно кивает. — Стоило.
— А теперь поздно, — замечаю. — Слишком далеко зашли.
— Ну еще не поздно, — бормочет.
Отстраненная. В сторону смотрит. Точно закрывается от меня, стену выстраивает, чтобы отгородиться.
— Ты чего удумала?
Встряхиваю ее. Слегка.
— Ничего.
— Кать…
— Все твои гарантии — просто слова. Ты и раньше умел красиво говорить. А я дура слушала, разинув рот.
Запускает пальцы в волосы. Пытается собрать, но лишь сильнее растрепывает. Плечами дергает.
— Будут и дела, — говорю. — Все будет. Иначе бы ничего тебе предлагать не стал. А так мы начатое до конца доведем.
— Это как?
Опять меня взглядом прикладывает. Прямо горит вся. Раздерганная. Только повод ей дай — взорвется. И я по ходу лимит этих поводов давно исчерпал. Еще до тюряги. Да, косяков дохуя. Но блять, отступать не собираюсь.
Ради нее же все. Ради нее и ради ребенка. Теперь только так.
Второй шанс не проебу. Особенно после того, через что прошел. И сука, ее провел. Нет. Никакого повтора не будет.
— Мы поженимся, — говорю.
— С чего ты взял, что я соглашусь?
Аж вскидывается.
— Ребенок в семье расти должен, — выдаю.
— Да, должен, — кивает. — Ребенок…
Начинает и осекается.
И снова этот взгляд. В сторону. Будто…
Блять, даже разбирать не хочу. Не нравится мне то, как она сейчас выглядит. То, что в ее глазах читаю.
Или считываю неверно?
Перемыкает меня самого. Круто перемыкает.
— Ты родишь этого ребенка, — заявляю.
А она едва заметно вздрагивает. Снова на меня смотрит. Так смотрит, словно впервые видит.
— Конечно, рожу, — бросает.
— Тогда что за дела? — мрачнею. — О чем раздумываешь?
— Не знаю, — роняет сухо. — Так. О своем.
— Расскажи.
— Ты на меня давишь, — вдруг выпаливает.
— Чего?
— Постоянно давишь, — повторяет. — Даже сейчас.
— Да откуда ты это берешь?
Ногами дергает. Освободиться пробует. Отстраниться от меня. А я на автомате это пресекаю. Мягко ее ноги перехватываю, чтобы сильно не вырывалась.
— Вот, — замечает она.
Взглядом указывает на мои руки. Выразительно.
— Скучал, — говорю. — Тяжело отлипнуть.
— Ясно.
Ну… сучка.
Люблю пиздец. Но этот ее вид сейчас. И взгляд. Вот блять, все родное. От макушки до пяток. И… сучье.
— Что тебе ясно? — спрашиваю.
Плечами пожимает.
— Что? — выдаю.
— Ничего нового, — отмахивается и снова со мной взглядом встречается. — Ты только о себе думаешь, Демьян. Но так всегда было. Мне уже не привыкать.
Ебать.
Да нихера.
— Послушай меня сейчас внимательно. Я много чего затеял, бизнес полностью перестраиваю. О себе в последнюю очередь сейчас думаю.
— Ну хорошо, — задумчиво кивает. — Значит, ты считаешь, что все получится? Больше тебя не посадят?
— Не считаю, — отрезаю. — Знаю, что за решетку не отправят.
— Допустим, — протягивает. — И ты будешь хорошим мужем? Отцом? Ты многое сможешь дать нашему ребенку?
— Конечно.
— Демьян, — сглатывает. — У тебя два тюремных срока. Ты предлагаешь мне стать женой зэка. Рецидивиста. Еще и осужденного за… такое.
В ее глазах блестят слезы.
А меня от этого изнутри полосует.
— Дело закрыто, — говорю.
— Ты…
— Я не виновен.
— И что? — головой мотает. — Неужели ты не понимаешь, что это всплывет? А как это отразиться на ребенке? Если мальчик будет, то какой это пример для него? Как ты будешь его воспитывать?
Так, чтобы если и косячил, то в тюрягу не загремел. Никогда.
Но такой ответ лучше Кате не озвучивать. Потому молчу.
— А если девочка? — ее голос срывается. — А вокруг будут шептаться и…
— Да никто и слова ей не скажет, — обрываю. — Каждого уебу.
Блять, сорвался.
— Видишь, — роняет с нервным смешком. — Не поменялся ты. И не поменяешься. Потому что… ну ты такой. Это твоя натура. Иначе не будет.
— Рано об этом говорить.
— Нет, не рано.
Все-таки отталкивает меня. Поднимается. По комнате расхаживает. Кофту одергивает. Обнимает себя руками.
Красивая она. Залипаю. И сам одергиваю себя. Не тот момент. Не тот, блять. Мозг нужно врубить. Сказать хоть что-нибудь нормальное. Успокоить.
— Катя, ну послушай ты меня, — говорю и поднимаюсь.
Стараюсь до нее достучаться.
— Наслушалась уже!
Руками всплескивает. Не подойти.
Ладно. Тогда застываю перед ней, закладываю руки в карманы, чтобы подавить искушение снова ее схватить.
— Над моей репутацией работа идет, — говорю как есть.
Воронцов не распространялся, но дал понять, что процесс требует подготовки. Быстро такие вопросы не решаются.
— За один день никто мне имидж не подправит. Потребуется время. Но в итоге никто и не вспомнит, что я срок в тюряге мотал.
— Два срока.
— Да похер сколько.
Молчит.
Бледная. Взволнованная.
Больше не могу себя в узде держать. Шагаю к ней. Снова заключаю в объятья. На руки подхватываю.
— Кать, прекращай, — говорю. — Тебе нельзя сейчас волноваться. Обещаю, все под контролем.
— Значит, сейчас ты работаешь с такими людьми, — начинает и запинается, поднимает взгляд, чтобы посмотреть в мои глаза. — Эти люди могут настолько исправить твое прошлое?
— Эти люди могут все.
Не нравится ей мой ответ.
Прямо чую.
Повисает пауза.
— Мне завтра на работу, — говорит она, наконец. — Рано вставать. День тяжелый, поэтому нужно хорошо выспаться.
— Понял, — киваю. — Давай спать.
Молчит, а потом разворачивается, чтобы свалить.
— Ты куда? — спрашиваю, мягко за плечо перехватываю.
— К себе пойду, — отвечает. — А тебе лучше уйти.
— Нет, — отрезаю, взгляд ее ловлю и удерживаю. — Я сегодня здесь. И не спорь со мной. Бесполезно.
— Я устала, Демьян, — говорит.
— И устал, — выдыхаю. — Давай ложиться. Вместе отдохнем.
Она смотрит на меня. Голову к плечу склоняет.
Блять, ничего такого не делает, а глотку сдавливает.
— Ничего не будет, — говорю. — Просто спать ляжем.
Не верит. По глазам читаю.
Понимаю ее. Сам себе не верю. Но уже ясно, что черту не перейду. Достаточно за мной косяков. Да и ей действительно отдохнуть нужно.
— Диван разложим, — продолжаю. — Удобно.
Ничего не говорит. И я начинаю диван раскладывать. А она стоит и наблюдает, обнимает себя руками.
— Иди в душ, — замечает вдруг.
— А ты?
Хмурится.
Ладно. Чего так сразу напрягается. Я и не рассчитывал, что вдвоем пойдем в ванную. Это само по себе вылетело.
— Первая не пойдешь?
— Нет, — головой качает. — Постель застелю.
Когда возвращаюсь обратно, на диване уже разложены подушки. Одеяло. Плед. Все равно от меня отгораживается.
— Подойдет тебе? — кивает на плед. — Могу еще другой поискать.
— Нормально, спасибо.
Поворачивается. Хмуро сдвигает брови. Не нравится ей, что я в одном полотенце вышел.
— Давай ложиться, — говорю.
— Рано. Мне тоже надо в душ.
Она уходит. Будто специально время тянет. Не спешит выходить из ванны. Вода льется и льется. Почти теряю терпение, когда наконец наступает тишина.
Но и тогда она не спешит.
Через время все-таки щелкает замок на двери. Слышатся осторожные шаги.
Катя аккуратно идет. Помедлив, присаживается на край дивана. Подтягивает к себе одеяло.
И я это все позволяю.
Пользуюсь темнотой. Свет сам выключил.
Пусть она считает, я не выдержал и уже уснул.
Как только она устраивается на диване, укрывается и затихает, накрываю ее талию ладонью, притягиваю к себе вплотную.
Вскрикивает. Возмущенно так. Ну пиздец.
— Спим, — заключаю.
В темноте не вижу ее, но чувствую. Уставшая. Измотанная. Все еще напряженная. И хотела бы снова послать меня куда подальше, но видно, сил не остается.
Она сокрушенно выдыхает. Не спорит.
— Так, — вдруг локтем меня толкает. — Подвинься.
Больно, блять. Под ребра.
— Демьян!
Подвигаюсь. Даю ей больше свободы.
— Спокойной ночи, — бросаю.
И тянусь, чтобы укрыть нас обоих одним пледом. А после зарываюсь лицом в ее макушку. Целую. Жадно вдыхаю запах.
— Спокойной, — тихо отвечает она.
Так и засыпаем.