Мания приличия

Игра

Приглашенные расходились. Раут заканчивался, а вместе с ним поздравления и необходимость играть роль довольной невесты. Когда людская масса схлынула, будто разлившаяся река, возвращающаяся в своё русло, я увидела один из немногих столиков, который оставался неосвобожденным. За ним сидели Джиён с Сынхёном и Кико, ещё один мужчина и, пятой, та женщина, с которой я говорила в туалете. Ко мне подошёл Сынри, тоже увидевший их.

— Я не получил только одно поздравление, кажется. Подойдём? — Не спросил, а сразу подтолкнул меня к действию жених. Я успела сегодня поговорить с Драконом, и не взялась бы утверждать, что хочу повторять подобный опыт, но если этикет требует, то почему бы и не подойти? Взяв Сынри под руку, я приблизилась к этому великосветскому обществу, вокруг которого, любопытно разглядывая всё, что двигалось и нет, вышагивала девочка в розовом платьице. Это было впервые, когда я увидела рядом с Джиёном ребенка, какого-либо, где-либо. Мне вдруг это показалось настолько несовместимым и неестественным, что я задумалась, а не избегал ли он детей намеренно? И как допустил приближение к себе ребенка сейчас? С другой стороны, если подумать лучше, то откуда бы детям вообще взяться в его буднях, с его-то образом жизни, с его привычками, манерами. Какими манерами? Пока я была королевой Сингапура, он умудрился не произнести ни одного бранного слова нечаянно. Так чем же его присутствие непригодно для детей? Например тем, что он им не лучший пример, и юные создания стоит держать от него подальше, пока он не растлил души и им, не дал пару советов в своём духе, какие щедро вручил мне, так что теперь не знаю, что с ними и делать. Как этой женщине не страшно подпускать дочку к Дракону? Может, она не знает, что он собой представляет? Джиён заметил нас, подходящих и, улыбнувшись, откинулся на спинку. — Вот видишь Сынри, все разбегаются, и только единственные друзья остаются и никуда не деваются. — У меня много друзей, — не согласился с ним мой спутник. — Много друзей и нет друзей — одно и то же, — жизненно заметил Джиён, после чего посмотрел на меня, как бы между прочим, обращаясь всё ещё к Сынри. — Это всё равно что любить всех, значит, не любить никого. — Утверждение из разряда «иметь все деньги мира, значит, быть нищим», — вставил Сынхён, заставив Джиёна нахмурить брови и покоситься на товарища, не теряя улыбки. — А разве это не так? Если собрать абсолютно все деньги в одних руках, то люди сделают эквивалентом валюты что-то другое, что-то, чем можно будет платить, что им будет доступно, и тот, кто завладел всеми денежными средствами, окажется именно нищим. Разве я не прав, Йесон? Объясни, как финансист, крах международной экономики при концентрации средств в одном кошельке. — Перестав быть деньгами, купюры сами станут товаром, — ответил мужчина в черном костюме. Я вспомнила, что он и был мужем этой женщины и, стало быть, отцом девочки. Неужели они друзья Джиёна? — А поскольку единоличное владение образует монополию, то товар это будет очень дорогой. — Как быстро и далеко вы ушли от темы, — хмыкнул Сынри. — Извини. — Джиён вертел в левой руке зажигалку. — Поздравляю тебя с помолвкой, — протянул он правую и пожал ладонь знакомого. — Из всего, что ты когда-либо выбирал — это лучший твой выбор. — Ты мне льстишь, — любезно вклинилась я. Дракон бросил на меня взгляд. — Лесть подразумевает некоторый обман, разве я… — «врал тебе когда-нибудь?» сказал бы он, если бы я на половине фразы уже не вспомнила наш поцелуй, когда он сказал, что никогда не обманывал меня. По моему лицу было ясно, что я вспомнила тот день и его губы, потому что меня даже в дрожь бросило, и я отвернулась. Поэтому Джиён не стал договаривать и обратился к остальным: — Давайте как-нибудь продолжим вечер? Ещё так рано расходиться! — Поехали в казино? — предложил Сынхён. — Я бы сыграл сейчас. — Сынри подал знак, чтобы официанты поднесли ещё два стула, и мы с ним наконец-то сели между Кико и той женщиной. Я ближе к последней, а Сынри между мной и пассией Джиёна. — Мне не жалко денег, но играть на них обрыдло, — пожал плечами Дракон. — Другое дело, если бы на что-то более интересное… — Правда или действие? — предположил Сынхён. — Я думал, что на желания после тридцати уже не играют, — произнес Йесон. — Кто бы говорил, — загадочно улыбнулась его жена. — А что, давайте! — оживился Джиён, хлопнув в ладоши. — Здесь можно найти карты где-нибудь? — Сейчас найдём, — поднялся Сынхён и отправился в сторону распорядителя зала. Я огляделась. Последние гости отчаливают, подходя к Сынри и прощаясь, помещение пустеет, оставаясь красивой, но бессодержательной декорацией. Вокруг ещё полно выпивки и закусок, и только один столик решил порубиться в картишки среди всего этого. Я давно знала, что эти люди со странностями. — Даша, ты будешь? — спросил меня Дракон. — Я не умею играть в азартные игры, — отказалась я. Всё, что я умела — это игра в «дурака», да только и в нём я часто проигрывала, потому что не мастер следить и запоминать. Но даже если бы я была лучший карточный шулер, игр с Джиёном с меня довольно. Особенно на желания. — Мы бы тебя быстро научили, — предложил он без какой-либо лишней интонации, но глаза переливались напоминанием обо всем, чему меня уже научил Сингапур. Устала я от его уроков. — Не женское это дело, — подала голос супруга Йесона. — Вас четверо мужчин, вот и играйте. А мы посмотрим. — Кико, как плохо понимающая и говорящая по-корейски в основном молчала, но мне почему-то казалось, что она чувствует себя среди нас ещё более чужой, чем я себя среди них. Сынхён вернулся с колодой и уселся на прежнее место, отдав карты мне, положив на стол передо мной. — Раздай по две карты, пожалуйста. Ты единственный человек из присутствующих, который точно не умеет мухлевать. Не в обиду остальным дамам будет сказано, — оглядел их он, и принялся расстегивать манжеты белой рубашки, чтобы закатать рукава до локтя. Какие приготовления к кону! — А когда это я успела себя скомпрометировать? — изобразила смеющееся возмущение женщина справа от меня. — Дай подумать… когда вышла замуж? — захохотал Джиён. Я раздала карты и оставшиеся вернула на стол. — Сейчас посмотрим, к кому Даша расположена… — Дракон заглянул в свою пару. Выдохнул. — Меня она ненавидит… — Ему для этого нужны были подтверждения? Странно только, что выводы он делает из этого дикие, вроде того, что моя злоба основывается на том, что не он стал у меня первым мужчиной. Нет, конечно, это он сказал с издевкой. — Так, кто и когда будет загадывать желание? — вернулся к условиям Сынри. — Выигравший выбирает любого из троих проигравших и спрашивает его «правда или действие». Если «правда», тот должен ответить на любой его вопрос, а если «действие», то, соответственно, выполняет любое задание. — Все согласились с условиями, и я пожалела, что не знаток азартных игр. Во что они играли, я даже не очень поняла — двадцать одно, или покер? Представления не имела о различиях и правилах, но как бы мне хотелось победить в одном кону, чтобы потребовать чего-нибудь эдакого от Джиёна! Что бы я попросила, в самом деле? Сначала правду, да. Чтобы он ответил, какого черта ему нужно вообще? А потом победила бы ещё раз, чтобы заставить… заставить что? Следя за игрой, я увлеклась фантазиями о том, как могла бы унизить, выставить дураком, пристыдить Джиёна, но ничего толкового в голову не шло. — Пас, — скинул Дракон, спокойно приняв поражение и следя за оставшимися. Они производили какие-то действия с заменой по одной карте. Следующим произнес «пас» Сынри, поджав губы. Видя, что он недоволен и скрыто нервничает, не любя проигрывать, я положила ладонь на его руку. Едва заметное притопывание ботинка под столом прекратилось. «Открываемся» — сказал Сынхён и со смущенной улыбкой, судя по всему, явил победную композицию. — Ну, кого будешь мучить? — поинтересовался Джиён. — Йесона. Правда или действие? — Тот медленно сгреб карты в одну кучку, утрамбовал их и отодвинул ко мне. Что-то не помню, чтобы нанималась крупье, ну да ладно. — Действие. — Господи, я даже тут не увижу честность своего мужа, — иронизируя, опечалилась его жена. — Ладно, — задумался ненадолго Сынхён, окинув Йесона взором. — Всё оставшееся время пребывания в Сингапуре ты проходишь в желтом пиджаке. Меня давно раздражал этот траурный черный, а тут такая возможность! — В жёлтом? — переспросил его мужчина и получил затяжной, убедительный кивок. — Дай мне только выиграть, Сынхён, ты пожалеешь, вот увидишь. — Дорогой, он выберет правду, и месть не удастся. — Да? Тогда прогуляйся с дочкой немного, у меня будут очень нескромные вопросы к этому типу. — Джиён засмеялся, попросив меня раздать второй раз. Женщина, послушавшись или заскучав, на самом деле встала и, взяв за руку девочку, побрела в сторону балкона. Мне сделалось неуютно без её присутствия. Кико не спасала своим наличием, и я была будто одна девушка среди мужчин. Второй кон выиграл Йесон, и, никак не показав своей радости, посмотрел на Сынхёна, который пробасил «правда». — Хорошо. Расскажи о своей самой смелой сексуальной фантазии. — Ответчику, похоже, было всё равно, и за него покраснела я. Что нам сейчас доведется услышать? — Самой смелой… — загрузился Сынхён, перебирая их все, и складывалось ощущение, что смелые и извращенные у него — каждая первая, с таким трудом он извлекал из воображаемого подходящее. — Ты уверен, что все захотят это слушать? — Попробуй без подробностей. — Постараюсь… а фантазии, в которых участвуют не только люди, считаются как смелые? Или они уже не сексуальные? Или это уже перегиб? — Если ты хотел когда-нибудь трахнуть козу, думаю, мы не хотим развития рассказа, — засмеялся Джиён. — А что такого? — наивно пожал плечами Сынхён. — Все они, как и мы, Божьи твари. Правда, Даша? — Ну, нашёл у кого искать поддержку! Я ошарашено смотрела на него, не моргая. У меня не было слов. — Ладно, если серьёзно — правила всё-таки подразумевают искренность, — то животных я трахать не мечтаю. А вот беззвучную резиновую куклу — да. Знаете, в Японии делают настолько правдоподобных… Я хотел себе купить. Стоит гроши, около десяти тысяч долларов. Зато какая благодать — делай, что хочешь, а она не пискнет, не шевельнётся… — И какое удовольствие в не шевелящейся бабе? — поморщил нос Сынри. А я вот догадывалась какое. — А какое удовольствие в шевелящейся? — умудрено и слегка устало посмотрел на него Джиён, после чего перевел глаза на Кико, хлопающую ресницами. Ехидно улыбаясь, Дракон погладил её по щеке и, поцеловав, вернулся к игре. Я раздала третий раз. Мужчины вошли в азарт, и были такими сосредоточенными, что я боялась спугнуть их вдохновение на эту забаву. Победа досталась Джиёну. — Я выбираю Сынри. — Действие, — смело и быстро определился мой жених. Я подумала, а не зря ли? — Поехали сегодня отсюда в бордель. — Что? — поднялись брови Сынри вверх. — Зачем это? — Ты не знаешь, зачем ездят в бордель? — засмеялся Джиён. — Подрастерял хватку? — Я знаю, для чего туда ездят, но, если ты не заметил, у меня рядом сидит девушка и она, в отличие от твоей, понимает суть разговора. — Дракона отповедь не пристыдила. — Ну, на мальчишник все имеют право, почему нет? — Мальчишники перед свадьбой, а это всего лишь помолвка, — завелся Сынри. — Ты так сопротивляешься, будто Даша считает, что ты святой, хранящий верность, — откинулся Дракон. — Все мужчины изменяют, и все женщины знают об этом. — Что же ты тогда Йесона с нами не зовешь в компанию? — съязвил мой жених. — Мало с меня жёлтого пиджака? — невозмутимо напомнил тот. — В общем, ты отказываешься выполнять действие? — посерьёзнел Джиён. — Я ведь тебя не принуждаю ни с кем спать. Просто прокатиться в бордель. Что в этом такого? Но если ты не соблюдаешь правила… — Хорошо, прокатимся, — бросил злобно Сынри. — Играем дальше! Снова выиграл Сынхён, назначив жертвой Джиёна. Тот выбрал правду, но ничего такого, что мне было бы интересно, друг у того не спросил. Когда Сынхён выиграл опять, я вспомнила нашу русскую поговорку, что невезёт в карты — повезёт в любви. Так вот у Сынхёна дело обстояло наоборот. На этот раз его жребий выпал на Сынри, и тот предпочел правду тоже. Ему был задан вопрос «Что доставляет ему наибольшее удовольствие?» на который он растерялся. — Трудно сказать… а если я сам не знаю? — Назови то, что принесло бы самое сильное удовольствие в данный период жизни, сейчас, — посоветовал Йесон. — Секс, — определился Сынри. — А конкретнее? — уточнил Сынхён. — Куда конкретнее? — Ну… какой именно? — Частый, — расплылся Сынри. — Анальный, оральный?.. — Любой, — приструнил разыгравшееся любопытство победителя Сынри взглядом. И в следующем кону выиграл сам. — Джиён. — Мужчины посмотрели друг на друга. — Правда или действие? — Правда. — Из уст Дракона это слово звучало как-то странно, словно у него был совсем иной смысл, и мы все ошибались, понимая под ним что-то своё. — Что является твоей главной слабостью? — Губы Джиёна плавно расползлись в жалостливой по отношению к оппоненту улыбке. Его лицо так и говорило, что у него их нет. — Что ты подразумеваешь под слабостью? Каким образом меня можно задеть, оскорбить, расстроить, убить? — Что заставляет тебя переживать, — сказал Сынри. — Да много чего… ситуация на рынке, опасность от конкурентов, Гахо с Джоли… — А больше всего? — Бессмысленность, — изрек Джиён с потухшими глазами. — Чего именно? — Всего. Я боюсь, что в результате всё, что мы делаем — бессмысленно, и это заставляет меня переживать. С другой стороны, когда я понимаю, что так всё, скорее всего, и есть, то волнение проходит, потому что и оно, по сути, бессмысленно. — Сынри посмотрел на него, как на психа, Сынхён выслушал его, глядя в стол, и глубоко задумавшись, Кико всё так же хлопала глазами, я восприняла эти слова со странной болью. Какой ему нужен смысл? Что ему нужно, чтобы он понял, как надо жить? Какой знак подать? Первым заговорил Йесон: — В наше время полуфабрикатов и готовых вещей все привыкли в любой момент пойти и купить то, что им нужно. Точно такое же отношение складывается к идеям, мыслям, ответам на вопросы… раньше их добывали, усердно собирали по частям, создавали и формулировали, сейчас достаточно вбить в поисковик ключевые слова, прочитать несколько афоризмов, открыть тонкий томик псевдомессий и лже-психоаналитиков, в которых якобы открываются истины и раскрываются тайны мироздания. Но почему-то, имея тонну подобной литературы, бесплатные возможности саморазвития в интернете, люди только тупеют, деградируют и становятся аморальными. — Йесон попросил меня раздать ещё раз, и опять вернулся монологом к Джиёну: — Кто сказал, что смысл должен быть един для всех, или дан в готовом виде? Когда на прилавках кончатся продукты, каждый разумный человек пойдёт в поле и станет выращивать урожай. Когда в жизни не обнаруживается смысла, каждый разумный человек сеет его и взращивает. — Вот видишь, — улыбнулся Дракон Сынри. — Только что меня избавили от последней слабости. Оказывается, я всего лишь должен посеять смысл, хотя до этого получалось только хаос, ужас и насилие. — Похохотав негромко, он добавил: — надеюсь, Йесон, ты подразумеваешь не в прямом смысле сеять… Я не найду, как ты, радости в детях. — Я же сказал — у всех своё. Каждому по талантам, с каждого по возможностям. — Эх, возможности… — пробормотал Джиён, заглядывая в карты. Выиграл Йесон, затем Сынхён, опять обменявшись «правдой» пошлого и интимного характера. Если бы меня не пригвоздили к стулу должностью раздатчика, я бы ушла пройтись тоже. Настала очередь Дракона победить. И он вновь выбрал Сынри. — Правда, — на этот раз решил он. — Ты собираешься жениться на Даше? — будто уже знал, что спросить, сразу же отчеканил Джиён. Я приоткрыла рот, но захлопнула его. Плечи Сынри напряглись. Два взгляда схлестнулись. Йесон отвернулся в сторону балкона, где растворилась его супруга с дочерью. Сынхён уставился на меня, а мои глаза бегали по всем присутствующим, даже по Кико, которая поняла, что чего-то ждут от Сынри, и пригвоздила к нему свои карие глаза. — Ты же понимаешь, что лгать бесполезно. Время всё покажет. — Мой жених молчал. — Так да или нет? — Нет, — коротко отрезал он. Мне показалось, что нож вставили под сердце. Я вовсе не хотела за него замуж, я не собиралась оставаться здесь, добиваться его любви, крутить интриги, но это его признание, в который раз давшее мне понять, что я ничего здесь не значу и вся эта показуха с помолвкой — каприз Сынри ради своих интересов, а мои интересы, моё счастье, моя жизнь вообще — они ничего не стоят, ни для кого. Мне захотелось уйти, и я начала приподниматься, но Сынри поймал меня за руку и усадил обратно. — Раздай в последний раз. Игра возобновилась, но я утратила к ней интерес. Разве что Кико не поняла до конца, что произошло, а все четыре мужчины однозначно приняли к сведению, что я игрушка и любовница Сынри, с которой он намерен позабавиться, выбросив в конце концов. Но туз и десятка, как ни странно, пришли к моему любовнику и он, открывшись, посмотрел на главаря сингапурской мафии. — Джиён. — Действие, — скорее равнодушно, чем смело предпочел он. — Попроси у Даши прощения. На коленях. — Меня это желание испугало больше, чем Дракона, и когда тот перевел на меня взор, я не выдержала и поднялась, скрипнув стулом. — С меня хватит. Я не участвовала в игре, поэтому не хочу иметь ничего общего с призами. — Сынри схватил меня за запястье, удерживая. Джиён сидел, не то и не собираясь вставать, не то тщательно обдумывая что-то. — Если он нарушит правило, то его ждёт штраф. Дай ему извиниться. — Я вырвала руку. — Есть одно произведение в России… очень гордого главного героя заставили встать на колени перед девушкой. Он встал, но в тот же момент зарезал её, не выдержав такого унижения. — Это было у Максима Горького, и речь вообще шла о цыганах, так что корейский темперамент вряд ли дотянет до такого, но всё-таки. Дракон просиял от моего сравнения. — Мне не нужны лишние драмы, с меня достаточно уже имеющихся. — Я ушла на балкон, оставив мужчин с Кико развлекаться дальше, как им заблагорассудится. Мало того, что Джиён с помощью меня добивался чего-то, так ещё и Сынри вздумал тешить своё самолюбие посредством меня? Жена Йесона подстраховывала дочку, забравшуюся на перекладины балюстрады и с восхищением рассматривавшую огни Сингапура. Мать опасливо прижимала её к груди, стоя позади неё, хотя парапет был девочке под диафрагму, и вряд ли бы она перевалилась. Но всё-таки это дети, и они нуждаются в контроле. Я за младшими братьями и сестрами до последнего приглядывала, хотя они были уже куда старше этого ребенка. — А вон там у нас что такое, а? — женщина указала девочке красивой рукой вдаль. — Что это крутится? — Колесо обозрения! — выдала дочь. — Верно, с него всё-всё вокруг видно, ещё лучше, чем отсюда. Покатаемся завтра? — Да! — восторженно принял предложение ребенок. — А почему не сейчас? — Потому что оно далеко. Видишь, сколько домов отделяет его от нас? До него нужно добраться, топать и топать. Если чего-то хочется, то нужно приложить усилие, чтобы это получить, Сонхва. Ничего сразу не бывает. Нужно иметь терпение и упорство. Ты готова идти пешком много-много улиц до него? — Нет, — пригорюнилась девочка, явно подуставшая за весь этот день. — Можно на папиной машине… — Папина машина для дел, моя маленькая, а не для развлечений. Так что же, мы пойдём пешком до туда? — Если только пешком… а долго идти? — Может быть, до самого утра. — А если мы захотим спать? — Тогда мы поспим, а завтра продолжим путь. — Ладно, — задумалась девочка и замолчала, снова увлекшись огнями проспектов, улиц и витрин круглосуточных магазинов и ресторанов. Я не вмешивалась в их милую беседу, пока женщина сама меня не заметила, улыбнувшись. — Утомились смотреть на карты? — Не люблю мужские игры, — честно сказала я. — Да, они жестоки, глупы и беспощадны, признаем это, — заговорщически подмигнула она. Спустив дочь на пол, она поправила на ней платье. — Сонхва, сбегай к папе, спроси, долго они там ещё или нет? — Девочка убежала. — Вы давно знаете Джиёна? — Дело, наверное, в частоте, а не давности. Третий раз в жизни его вижу. Он друг Йесона. — Давний? — Лучший, — пояснила она. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты. Её муж тоже бандит? — И да, они полтора десятка лет знают друг друга, кажется. — Джиён — плохой человек, — глядя в глаза ей, предупредила я. Мне показалось, что ей нужно знать, чтобы уберечь семью или себя от этого типа. — А кто хороший? — вместо того, чтобы насторожиться, спросила она, и застала меня врасплох. Кто хороший? Кто бы это мог быть… кого назвать? Мать Терезу, принцессу Диану, патриарха Всея Руси? — Возможно, совсем хороших нет, но Джиён… вы знаете, чем он занимается? — Крадёт, убивает, продаёт и нарушает законы — вы об этом? — Я успокоено выдохнула. Она знает. Но почему так спокойна? — Я не лезу в их дела, мне это неинтересно. Лично мне Джиён ничего плохого не делал, и пока это так, у меня нет причин на него жаловаться. — А вы не боитесь за мужа? В окружении Джиёна вряд ли можно остаться не запачканным. — Мой муж умнее меня, — пожала она плечами. — Я доверяю ему. Он знает, что делает. И если запачкан он, то и я тоже. В семье всё общее, даже грехи. — Она внимательнее вгляделась в моё лицо. — Может, я ошибаюсь, но… вы лично обижены чем-то на Джиёна, не так ли? Он вам что-то сделал? — Это так, — не стала я отрицать. — Он… это из-за него моя жизнь стала ужасной. — А мне показалось, что он на вас смотрел с сильной симпатией… — Это лицемерие и маскарад. Я даже не хочу говорить о том, что он сделал. Джиён жуткая личность. — Вы говорили, что верующая? — Я подтвердила это. — Почему же вы держите зло и обиду? Почему не простите его? — Некоторые вещи трудно простить… — Я знаю. Но именно в этом сила, разве нет? Превозмочь себя — вот самое сложное. Вы лучше меня должны знать строки про не ведающих, что творят и что-то там такое. — Она права. Это в главе двадцать третьей от Луки. Распятый Христос сказал: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят». Разве не простил он и палачей, и людей, потворствующих казни, и даже Иуду, который его предал? Но не легче ли прощать на смертном одре, а не продолжая жить бок о бок с врагами? Так ли бы кротко переносил Иисус их общество, если бы вынужден был день за днем иметь с ними общие дела? И тут, вопреки тому, что я готова была признать, как христианка, принять и понять, я произнесла с какой-то отвратительно мне самой знакомой тональностью: — Но если прощать людей просто так, ни за что, то они так и будут этим пользоваться… разве не должны они пытаться заслужить прощение? — Верно, должны. А с другой стороны, если они даже не пытаются, то кому хуже с этой затаённой внутри обидой, им или нам? Если не прощать людей искренне, от души, то надо это делать хотя бы на благо собственной нервной системы и хорошего настроения, — улыбнулась она. — Иногда мне ещё хочется основывать все решения только на вере и добре, но когда я пытаюсь, то ощущаю себя слепой, заблудившейся в темноте и мраке. — Вера, надежда и любовь, действительно, слепы, в этом нет ничего удивительного. Зрение, слух и обоняние подают сигналы нам в мозг, они отражают реальный мир, они служат разуму, но разве эти три чувства помогают нам верить, надеяться и любить? Самая сложная задача — это привести разум и чувства к согласию. Не у всех это получается, поэтому выбирают либо одно, либо другое, ведь так проще. — Это точно. — Я оперлась на балюстраду, встав рядом с собеседницей. Да, проблема в том, что Джиён выбрал разум, а я веру, и ни один из нас не подумал, что их можно как-то совместить. Или он подумал, но хорошо скрыл? — Мне понравилось, как вы воспитываете свою дочь. — Это бесполезно, папа её всё равно избалует, — вздохнула она. — Он строг с сыновьями, а её капризам потакает, а я наоборот. Получается метод кнута и пряника. — У вас ещё и сыновья есть? — удивилась я. — Да, старшие. Они уже школьники, из-за учебы с нами не смогли поехать. Знаете, я всё думала над вашим вопросом, почему в какой-то момент нам посылаются страдания? — сменила она тему. Было ощущение, что она не любит делиться личным и говорить о семье, словно бережет что-то очень дорогое от посторонних глаз. — Когда кто-то рождается у очень богатых родителей, и они дают ребенку абсолютно всё, кто из него вырастает? — Избалованный эгоист? — Более того, не умеющий ничего добиться, не ценящий деньги и не умеющий их зарабатывать. Случись что-то с родителями — он покатится вниз. Кроме того, у него будет множество завистников и недоброжелателей. А кто, как вы думаете, вырастет у очень счастливых родителей, которые завалят любовью и счастьем ребенка? — Избалованный эгоист, — не сомневаясь, повторила я. — Не умеющий ценить и добиваться счастья. И любви. Всё это, данное родителями, будет казаться безусловным, и когда он столкнётся с другими людьми, вырастая, то сильно удивится, почему же на все его поступки и капризы все не реагируют с таким же восторгом, что в его семье. Однако богатых от рождения мы называем везунчиками и получившими состояние незаслуженно, мы сквернословим на таких людей, что сами они ничего не добились… почему же это касается только денег? Я могу быть неправа, но, возможно, испытания посылаются нам для того, чтобы мы стали достойны чего-то лучшего. Мы же не пытаемся украсть деньги из банка — мы их зарабатываем, большинство из нас, по крайней мере, — сделала она сноску, посмеявшись. — Так почему же мы считаем, что жить в дармовом и свалившемся с неба счастье — это справедливо и заслужено? Мне нравились её рассуждения, но закончить их не дали вышедшие на балкон остальные, наигравшиеся, наконец, в карты. В зале уже давно никого, кроме официантов, не осталось. Сынри с надменной ухмылкой подошел ко мне, Йесон, держа засыпающую дочь на руках — к жене, Сынхён остановился дальше всех, а Джиён, продолжая двигаться ко мне, когда Кико встала, вдруг стал снимать с себя пиджак. Мне захотелось отступить, но позади были перила. Сунув пиджак своей пассии, Дракон подошёл ко мне, похлопал себя по рубашке, показывая, что под ней ничего нет, достал из брюк телефон, сигареты, зажигалку, ключи, и пригоршней впихнул это всё мне в ладони. — Видишь, никакого колюще-режущего оружия. — И, ослепительно улыбаясь, он встал передо мной на одно колено. Я едва не задохнулась, прижав к груди всё имущество Джиёна, пахнущее его туалетной водой, табаком и звякающее друг о друга. Он смотрел мне в глаза, поэтому я не могла отвести свои. Но несмотря на то, что я возвышалась над ним, упавшим на колено, как и требовало желание Сынри, у меня было чувство, что на коленях перед Драконом стою я. Не знаю, как он это делал, но его взгляд показывал, кто в каком положении, и я поняла, что унизить как-либо Джиёна невозможно. У него есть гордость, но она подвластна ему одному, и ничто постороннее её прищемить не способно. — Я не зарежу тебя, Даша, расслабься, — посмеялся он и заставил себя посерьёзнеть, собрав губы в узел. — Я прошу у тебя прощения за всё. Это не моё искреннее желание, но таковы условия. Поэтому, как я понимаю, отвечать мне что-либо ты не обязана. — Я посмотрела на Сынри, радующегося этой забаве. Мне это радости не принесло. Если бы я и хотела раскаяния Дракона, то добровольного, а не этого цирка. Кико выпучила глаза, что-то недовольно бросив бойфренду на японском. Ей ответил на нем же Сынхён. — Пусть не обязана, — нашла я в себе силы заговорить. — Но я отвечу. — Джиён притормозил, собиравшийся уже вставать. Сдержавшись, чтобы не покоситься на женщину, стоявшую слева, я произнесла: — Ты не считаешь себя виноватым в чем-либо, но я тебя прощаю. За всё. И зла на тебя не держу. — Опустив руки, я сунула всё его барахло ему обратно. Скулы Дракона дернулись, и оттенок глаз потемнел, но он никак не среагировал, только поднявшись и, убрав всё в карманы, отряхнув колени. — Тогда мы можем, наконец, ехать в бордель. Сынри? — Да, едем. — Он задержался возле меня, пока Кико, прильнув к Джиёну, начала что-то шипеть ему, явно возмущаясь, что тот рыцарствует перед какой-то другой. — Я постараюсь недолго, хорошо? — Он хотел поцеловать меня в губы, но я подставила щеку. Как было ему объяснить, что это не ревность из-за публичного дома, а разочарование от его «нет», обозначившего его истинное ко мне отношение. — Йесон, подвезёте Дашу? Спасибо. Доверивший мне ключи от квартиры, Сынри отправил меня домой с новыми знакомыми. Их дочка уснула в машине и, чтобы не разбудить её, я ни с кем не разговаривала. Прощаясь, я признала, что была рада знакомству, и одиноко поднялась на лифте. Какой же фарс! Помолвка, после которой изначально всем известно, что никакой свадьбы не будет, невеста, мечтающая сбежать, и жених, отправившийся к проституткам. Блеск! Раздеваясь дерганными движениями, срывая с себя драгоценности и платье, я попыталась издать всхлипы, но они ни во что не вылились, прозвучав двумя глухими стонами. В кружевном белье, я завалилась на кровать, погасив свет. Можно простить, можно разлюбить, можно постараться забыть, но обрести мир в душе это всё не помогает. Потому что отпустить, выкинуть из головы и вырвать чувства — это избавление, это действия со знаком минус. А заполнить-то себя чем после этого? Я хотела найти в Сынри хотя бы друга, я не стала вредить ему, но вместо этого превратилась из оружия Джиёна в его оружие. Зазвонил мой телефон. Что Сынри забыл? Хочет предупредить, что останется со шлюхами до утра? Я нащупала в темноте мобильный, ориентируясь на светящийся экран. Но на нём было написано имя Тэяна. — Алло? — Привет, не спишь? — Нет, сон не идёт. — Я помолчала, и Тэян в это время тоже не знал, что сказать. Мне быстро стало ясно, чем инициирован этот звонок. — Увидел Сынри у себя и решил убедиться, что я ещё жива? — Ты знаешь, что он здесь?! — Да, они с Джиёном туда уехали. Но мне это неинтересно. — Даша, он не имеет права так поступать! У него есть ты, что ему ещё нужно?! — Не обращай внимания, — безразлично прошептала я. — Я же не обращаю. — Даша… — сдавлено прохрипел Тэян. Мы снова помолчали. — Давай я заберу тебя? Прямо сейчас, приеду и заберу. — Нет, Тэян, нет… не нужно. Это всё ерунда. — Это не ерунда! Это всё касается тебя и твоей жизни, и это важно! Моё предложение всё ещё в силе… — Я не приму его, ты же знаешь. Я не хочу, чтобы ты был несчастен. — А я хочу, чтобы ты была счастлива. А с этим ублюдком ты такой не станешь. — Потерев глаза, я закрыла их во мраке спальни. — Разреши мне забрать тебя. — Пусть всё будет, как есть. Спокойной ночи, Тэян. — Если ты решишься — только позвони… — Я скинула звонок и, перевалившись на бок, заплакала. Разбудила меня потяжелевшая кровать, прогнувшаяся под вторым весом. Веки распахнулись, но было ещё темно. Я лежала на краю, и за спиной ко мне плавно придвинулось тело. Ладонь скользнула по боку, под моей рукой и, прокравшись к груди, попыталась забраться пальцами в лифчик. — Убери руку, пожалуйста, — прошептала я. Губы коснулись моего плеча, которое не было накрыто одеялом. — Ну ладно тебе, — заискивающе произнес Сынри. — Это было правило игры, я просто съездил с ним туда и обратно. — Убери свою руку, — повторила я. Мужчина не послушался, попытавшись продолжить губами заигрывание и мне пришлось вцепиться в его пальцы, скинуть их с себя и отстраниться, развернувшись к нему. — Ты не понял?! — Да что с тобой?! — Мы оба сели в темноте. — Я же говорю — у меня ничего там ни с кем не было! Ты ревнуешь? — При чем здесь это?! — Я дотянулась до включателя лампы и зажгла свет, чтобы говорить, видя друг друга. — Ты ясно дал понять, что выделил мне ту же роль, которую выделял мне Дракон. Я хотела спастись от него, потому что мне надоело быть вещью, но ты не придумал ничего лучше, как наградить меня тем же статусом! — Ты про мои слова насчет свадьбы? Даша, но это же глупости, всего лишь слова… — Тебе хочется обыграть Джиёна, и тебе плевать на меня! Ты пользуешься мной даже не как женщиной, а как какой-то приманкой, каким-то ингредиентом, который помогает давить на Джиёна. Что это была за показуха с его извинениями? Зачем это? Моё наличие даёт тебе возможность почувствовать себя выше Джиёна, и ты от этого балдеешь — вот и всё! Чем же ты тогда лучше Дракона для меня, скажи — чем?! Я не стала подвергать тебя опасности и сказала тебе всю правду, и что ты дал мне взамен? — Я? А ты хочешь сказать, что я ничего тебе не дал? Я создал тебе все условия для нормальной жизни! — Пока я приношу тебе выгоду? Я не хочу быть предметом, понимаешь ты или нет? Я не хочу быть разменной монетой в ваших играх — я не хочу игр! Ты такой же, как Джиён, и я не вижу смысла оставаться с тобой, — вдруг произнесла я. В глазах Сынри сверкнул испуг. — Даша, ну что ты говоришь? Я… я же никогда тебя не брошу, как он, в какой-нибудь бордель. Я не выброшу тебя на улицу и не подложу под другого. Ты нужна лично мне, не как вещь, а как женщина, — сделал он очередную попытку притянуть меня к себе, но я оттолкнула его, в этот момент заметив засос на шее. Ничего не было ни с кем, да? — Даша, ну, прости, если я сделал что-то не так вечером, ты не так меня поняла… иди ко мне… — Ты только съездил туда и обратно, да? — хмыкнула я. Он-то себя не видел со стороны. — Знаешь что? Ты даже хуже Джиёна, а знаешь почему? Потому что Джиён никогда меня не обманывал! — Выбравшись из кровати, я пресекла последние попытки Сынри удержать меня и, взяв подушку, ушла в другую комнату, хлопнув дверью. Ради чего я терпела все эти недели? Чего я ждала и чего хотела? Отомстить Джиёну? Сынри не допустил бы меня к рулю и разобрался бы с ним сам, да и сегодня я прилюдно простила своего злого гения, за что же ему мстить? Что там, что здесь я была одинаково никем и ничем, что использовалось в чьих-либо интересах, но Джиён хотя бы не сопровождал это грязными домогательствами, давал мне больше свободы… неужели я ищу плюсы у Джиёна? Неужели настолько разочарована, что готова вернуться к нему, несмотря на то, что он вновь может швырнуть меня к Зико? Устроившаяся на диване, я услышала осторожные шаги. Уже было утро, и я слышала, как звонил будильник Сынри. Слышала, как он сходил в душ и брился там. И вот теперь он зачем-то идёт ко мне. — Даша? — тихо позвал он. Я не ответила. — Даша! — позвал чуть громче и, подойдя к дивану, присел возле, коснувшись моего плеча. — Ты же не спишь, я знаю. Котёнок… — Ты заболел? — не шевелясь, пробурчала я. Погладив руку до локтя, он наклонился, чтобы поцеловать меня в висок. Наверняка в зеркале увидел, какие следы на нем остались и, удивительно, но присмирел. — Прости меня, перестань обижаться. Пошли завтракать. — Если я встану, то только для того, чтобы собрать вещи и уйти. Хотя нет, все вещи куплены тобой. Я просто встану и уйду, ничего не взяв. — Даша, пожалуйста, перестань… я виноват, хорошо! Чего ты хочешь?

— Я ничего от тебя не хочу.

— Опять за своё! — негромко возмутился он. — Пойми, мы все играем роли, и у меня есть своя. Да, я хочу обыграть Джиёна, и для этого совершаю какие-то действия… но ты мне нужна не для этого. — Хватит врать! — повернулась я к нему лицом, посмотрев в эти наглые глаза. Они, правда, выглядели не так нагло, как обычно. — Я устала от вас всех, от лжи, интриг, жестокости и алчности. Послать бы вас всех куда подальше… — Останься со мной, прошу тебя, не говори, что всерьёз хочешь уйти? — Именно что всерьёз. — Сынри, ещё не одетый в офис, забрался под одеяло руками и попытался прильнуть ко мне, одновременно целуя. Я увернулась губами, но тем подставила шею и ключицы. — Останься… будь со мной… я хочу тебя… хочу… — Потерпев с минуту, я набралась духу и отпихнула его. — А я не хочу! — А чего ты хочешь?! — сев на пол, разозлился Сынри. Я тяжело дышала, с гневом сверля его глазами. Видимо в них было столько упрека, что он не решился давать развитие своей злобе, и только замолк, прекратив приставания. — Ничего. — Я снова повернулась к нему спиной. Ещё минуту спустя его ладонь легла на неё. — Я сделаю тебе документы. Не на твоё имя, а на вымышленное. Ты сможешь свободно перемещаться по Сингапуру, и, если хочешь, я устрою тебя к себе в фирму… это убедит тебя в том, что ты для меня не вещь? — Возможно, — подумав, ответила я. Документы! У меня будут хоть какие-то документы, только… стоит ли мне уже возвращаться в Россию? Как не вовремя сбываются желания. — И ты не уйдёшь от меня? — Возможно, — повторила я. Сынри взял мою руку и горячо поцеловал её. — Прости за то, что не смог сразу отблагодарить тебя, что ты не осталась на стороне Джиёна, что не стала вставлять мне нож в спину. Прости, — ещё раз поцеловал он мне руку, а я подумала, опять заметив засос на его шее, что он первым изменил мне… Я не просила верности. Но и не обещала её.