Мания приличия

Все беды от любви

А как можно понять человека? В быту подобное видится элементарным, что за незадача? Слушай и понимай, если на одном языке говоришь. Но даже мне, привыкшей к иной речи, постепенно внедряющейся в моё подсознание, так что я даже рассуждаю иногда на корейском, всё очевиднее, что понимание — вопрос не языка, не культуры, не менталитета, а чего-то ещё более личного, необъяснимого. Так как же людям понимать друг друга? Кто-нибудь знает верный способ? Слушать, что говорит собеседник? Но он может думать совсем другое. Пытаться проникнуть в мысли? Но мысли текучи и изменчивы. Распознать чувства? Если они есть… Я думаю, что не каждый человек сам ответит, как его понять. И Джиён, с чего он взял, что он себя понимает, а я его — нет? А если это он заблуждается, не я? По его мнению, подтверждением правоты служит успех: если его добивается Дракон, то он и прав, а если я терплю поражение за поражением, то я ошибаюсь, но разве история не являла примеры того, как много проигрывало славных, честных и доблестных людей, и как победителями становились лжецы и предатели? Которые позже умирали в заблуждениях, также преданные и обреченные. Но историю пишет победитель, а потому, наверное, истина, хотя абсолютной её и не бывает, всё-таки мнение человека, в чьих руках власть, потому что в его силах изменение реальности, а то, что реально, то и верно. С точки зрения материализма. Невесомые и незримые категории, вроде души, чести и грехов, важны идеалистам, вроде меня (или бывшей меня?). Все наши споры с Джиёном начинались с того, что один из нас заблуждается, но спустя полгода я осознаю, что в спорах истина не рождается и никогда не родится. Потому что её нет, или их много, как говорил Дракон. Может, её настолько нет, что даже её отсутствие — ещё не истина. Какие путаницы и парадоксы!

Разложив купленные продукты из пакетов, я повязала передник и принялась за готовку. Это отвлечет от лишнего напряжения ума. У меня не было настроения показывать Дракону грудь, да он и не попросил больше, так что на кухне я осталась одна. Положив на доску мясо, я взяла большой нож и принялась производить ровные кусочки-кубики. Гахо и Джоли я со стола ничего не давала, по заведенному издавна в этом доме правилу, у них был свой рацион, поэтому они напрасно вертелись у меня под ногами. Со второго этажа донеслась громкая музыка. Я узнала группу «The Кillers», которую часто слушал Джиён. Вначале я не прислушивалась, но потом поймала себя на том, что разбираю некоторые слова. После изучения английского они уже поддавались переводу, и я с удивлением расслышала строчки: «Никогда не имел любимой, никогда не имел души, никогда не проводил время весело, никогда не замерзал. Хочешь пойти со мной? Хочешь почувствовать моё тело на своём?». После припева, этих самых слов, на кухню вошёл Джиён, чьи шаги заглушились ритмом. На мои губы легла ухмылка, и я, обозрев мужчину, скинувшего от жары с себя футболку и пришедшего в одних шортах, произнесла: — Ты специально включил такую песню? — Я не понимаю, о чем она. Плохо знаю английский, а ты? — правдоподобно заявил Джиён, осматриваясь, будто давно здесь не был, или не знал, куда бы сесть поудобнее. Но если вспомнить, то он всегда садился на один и тот же стул, лицом к окну, за которым под солнцем искрился пролив, а ночью чернел, не различаемый от неба. Неужели я нахожу всё больше привязанностей у этого человека? Да, он непредсказуем, но если быть внимательнее, то есть у него привычки, которым он не изменяет. — Кое-что разобрала. — Да? И о чем там? — уселся он за маленький круглый столик, закинув ногу на ногу. Если я выдам ему перевод, он воспримет это так, будто я на что-то намекаю? Или придаю слишком большое значение смыслам? Лучше сменю тему. — Ты оголил верх, должна ли я сделать вывод, что мы переходим к стадии раздевания? — Поставив сковороду на включенную плиту, я взяла в руку бутылку с маслом и посмотрела на Дракона. Он держал одну руку на столешнице, и пальцами без звуков перебирал по ней, как по клавишам. Услышав меня, он прекратил движение и, подняв эту кисть, сделал ею жест неосведомленности. — Ну, я бы не отказался, даже не расстроился, если бы ты сейчас скинула майку и облила себя из этой самой бутылки. А ещё лучше молоком. Но принуждать и требовать не стану. — Я не хочу раздеваться, — на всякий случай уточнила я. — Твоё право. А я, впрочем, всё равно могу помочь тебе похимичить. — Джиён поднялся и подошёл ко мне, поглядывая на заготовки для кулинарных маневров. — Давай я дорежу мясо, а ты берись за овощи. — Он забрал себе здоровенный тесак. — У меня большой опыт. Тренировался на людях, — улыбаясь, заметил он. — И какое блюдо ты приготовишь? Отбивная арматурой? Заливное бетоном? — К своему стыду, я тоже едва не расплылась от иронии над Драконом. Говоря о таких вещах, мне почти стало весело! О боже, куда я качусь… — А почему бы нет? Вы же лопаете тело и кровь Христовы. — Не начинай. — «Ой, всё»? — Джиён засмеялся, на самом деле ловко и аккуратно расправившись со свиной вырезкой. А я ещё крошила зелень. — Замечаешь, как мало существует тем, на которые можно поговорить? Чуть что, так возвращаемся к одному и тому же, и ходим по кругу. А ты удивляешься, почему всё так быстро надоедает. — Я бы послушала о том, как ты жил до «завоевания» Сингапура. Мне интересно твоё прошлое, каким оно было? — Там всё было легко и просто. В твоём возрасте я зарился на деньги, рвался к ним любыми средствами, хотел, чтобы бабы отдавались мне по мановению руки, а люди вокруг кланялись и дрожали, внимали моим словам с благоговением. Позже я всё это получил, но удовольствие это приносило примерно год. После этого отдающиеся без вопросов женщины перестали быть интересными, кланяющиеся раздражают, готовые слушать бесят, потому что мне всё реже хочется кому-то что-то говорить и объяснять… — Это упрек в мою сторону? — Возможно. Частично. — Дракон посмотрел на меня, обходя вокруг, пока я продолжала резать, он зашёл мне за спину. — Ты меня тоже время от времени бесишь. В последние дни чуть меньше, чем раньше. — Серьёзно? Почему же? — Глупость. — Исчерпывающе. Спасибо. — Мой тебе совет. — Мужчина положил подбородок мне на плечо, обнял сзади вокруг талии и сомкнул руки на моём животе. — Лучше раздражай меня, трепли нервы и выводи из себя. Только не становись скучной. — Для чего? Чтобы ты продолжал забавляться со мной? Может, я мечтаю о том, чтобы ты потерял ко мне интерес. — И что тогда будет? Твоя жизнь наладится? Ты считаешь, её портит моё внимание к тебе? — Твоё внимание ко мне отнимает у меня свободу. — Джиён замолчал, а я замерла, перестав шинковать на минуту. — Под прицелом твоего взгляда, твоего любопытства и интереса я ощущаю себя загнанной, заведенной в тупик, где меня пытаются привязать к ниточкам и дергать. Это очень неприятное чувство… — Я его хорошо знаю. Когда я был внизу мафии, а не сверху, я ощущал себя так же. Казалось, что каждый мой шаг очевиден, у всех на виду. Тем более что я только чужие приказы… — Вот! Видишь? Ты знал, что выполняешь приказы, и знал, какие они. — Пошевелившись, я заставила Джиёна убрать руки и отстраниться, и развернулась к нему лицом. — Весь ужас моего положения в том, что ты не говоришь, что готовишь для меня в очередной раз. — Я бы приготовил самгёпсаль[12], но мы уже не так начали. Я опоздал нарезать бекон тонкими ломтиками, но ещё не всё потеряно. — Он мог бы и не соскакивать на другую тему, я и без того знала, что в его закромах полно секретов, но своим шутливым переходом на еду он лишь подтвердил это. Однако, переварив его фразу, я услышала и совсем другие подтексты. Не так начали? Не всё потеряно? Он по-прежнему о еде? — Если порезано не так, это уже другое блюдо, а значит — поздно, — сдержано, осторожно всмотрелась я в Джиёна. — Если ингредиенты те же самые, то вкус будет тот же. Форма и название неважны, когда начинка и содержание сделаны, как надо. — А если и начинка уже не та? — смелее воззрилась я в его глаза. — Если внутри тоже не то, чего хотелось? — В таком случае, — расплылся Джиён, протянув руку и взяв со стола за мной пакет со специями, что мы купили. — Хороший соус исправит всё. — Даже нелюбимое кушанье? — С острым кайенским перцем, легким сладковатым привкусом муската и горечью кинзы я сожру всё, что угодно. — Надо попробовать бахнуть это всё в твой утренний кофе. — Дракон захохотал. — Иногда мне кажется, что ты именно такая. Как мой идеальный кофе, только зачем-то туда наебенили соуса для жареной свинины. — Ты опять материшься! — Ну вот и горечь кинзы. — Скорчив недовольную моську, я пихнула его в бок, чтоб он перестал потешаться и отнесся серьёзнее к нашей глубокомысленной аллегорической беседе. Джиён потёр ударенное подреберье. — А вот и острота перца. И раз уж зашёл разговор… — прижав меня к столу, мужчина поставил по сторонам свои руки, а его обнаженная грудь тронула мою майку. — То послевкусие всё же должно быть сладким. — Он поцеловал мои губы, прокравшись ладонью к моей пояснице и надавив на неё, чтобы я прижалась к нему крепче. Его поцелуй, как обычно, был табачным, но не дымным. Куря дорогие сигареты, он не пах, как зрелый и неблагополучный мужик, что шляется по барам и приобретает багровый оттенок катящегося вниз бродяги. Он пах терпко, пряно, коварно и мятно, пах как несбыточное обещание, как криминальный соблазн, как скрытая угроза. Он пах крокодиловой кожей и платиной, начищенными до блеска кремом из черной икры. Только так можно описать ту роскошь и те счета, что имелись у него, и ощущались мною ежесекундно, потому что забыть о том, что Дракон — король Сингапура, получалось крайне редко. Джиён отпустил меня и, всё ещё держа пакет со специями, потянулся к полке с посудой. — Если я надоедаю с этим, как Сынри с сексом, скажи прямо. Я перестану. — Задумавшись, я изучала его плечо, снова на глаза попались его татуировки. Я облизнулась, раскладывая подробнее для себя вкус закончившегося поцелуя. Неприятно ли мне было? Хотела бы я, чтобы Джиён не обращал на меня внимания и не лез? Он заметил тишину и обернулся. — И если я запрещу себя целовать — ты перестанешь? — спросила я. — Я посмотрю в твои глаза. И если найду между ними и ртом противоречие… — главарь мафии хмыкнул. — То вынужден буду либо перестать слушать, либо перестать видеть. — Что же ты выберешь? — Погасить свет и заткнуть тебе рот. — Меня вновь напрягают твои планы. — Расслабься, это шутка. — Я не могла расслабиться, потому что не могла быть уверенна, что это шутка. И Джиён окончательно заставил меня занервничать, заключив: — С тобой я бы переспал при свете. Мы разделили обязанности, и пока я делала основной ужин, Дракон приготовил к нему соус. Со всем этим мы поднялись в кинотеатр на втором этаже и посмотрели очередной фильм Вонга Карвая. От меня явно ждали какой-то реакции, потому что главный герой чем-то напомнил мне в поведении и мировоззрении Джиёна, но я ничего не стала говорить, оставив впечатление и осмысление в себе. Поднявшись и убравшись, я сложила посуду на поднос, отнесла её вниз, а когда поднялась наверх и собралась идти к себе в спальню, то Дракон как раз только выходил, позёвывая, из зала, где выключил свет. Увидев моё направление, он опустил руки, потому что потягивался. — Куда это ты? — свел он брови к переносице. Я растеряно указала вперед. — К себе… спать. — Поиграла и бросила? — в притворном возмущении ахнул Джиён. — Да нет, я… — Именно что ты. Зачем вчера было врываться ко мне, если сегодня не намерена продолжать? — Я просто думала… надеялась… — Я остановила себя. Чего я мямлю и оправдываюсь? — Хотелось, — пожала я плечами. Дракон повёл бровью, плавно начиная двигаться в мою сторону. — А если сегодня мне хочется? Перетоптаться? Надеть власяницу? — Ну… — Посмотрев туда, куда собиралась идти, а после на дверь опочивальни Дракона, я засомневалась. — Если ты приглашаешь и зовёшь… Почему бы и нет? Только приму душ… — Вчера ты это сделала в моей ванной комнате. Что не так с этим? — скрупулезно уставился он на меня. — Всё так. — Тогда пошли. — Оставшись стоять, где стояла, я похлопала глазами. Джиён протянул мне руку. — Пошли. — Почему? — Прежде чем поддаться, задала я вопрос. Мужчина повел взором по своей открытой ладони и с неё соскользнул на моё лицо. — Потому что это идеальная неделя? Потому что, на самом деле, поиграешь и бросишь ты? Потому что тебе нравится играть? — Ты хочешь знать, чем закончится неделя на этот раз? — попал он в самую сердцевину моей душевной муки. Я поджала губы, но кивнула. — А сама как думаешь? — Болью. — Джиён затянуто повел головой из стороны в сторону. — Я верну тебя Сынри. — Вот как… — Что-то внутри меня померкло, хотя я ожидала чего-то худшего. Но снова поползли переживания, не врёт ли? Хочет ослабить мою бдительность? — Но всё должно будет выглядеть так, что это он сам тебя забрал, выкрал — неважно. А он будет пытаться. И в одной из таких попыток мы изобразим поражение… — Чтобы я вновь оказалась с ним и всё-таки привела к тебе его в клан? — Ты изменишь его. Он уже почти любит тебя. Ощутив каково это — жить без тебя, он одумается, исправится, станет намного лучше, чем сейчас. — Тебе не надоедает пытаться уничтожить душу в одних и создать в других? Как ты говорил? КПД — ноль. — А что? Управлять душами! Либо Бог, либо Дьявол только и могут, а тут вдруг я! — Сынри не исправится. — Поглядим, Даша. — Джиён ещё раз привлек внимание к своей ладони, не убрав её. — Идёшь со мной? — Для чего тогда всё вот это с ролями идеальных? Для чего эти поцелуи и вежливость? Ты мог бы бросить меня в подвал на неделю, после чего создать нужную постановку для Сынри. К чему лишний цирк, Джиён? — Я не хочу бросать тебя в подвал. Ты мне нравишься. — Да неужели? — округлила я глаза, наигранно взмахнув руками. — Очень странно ты выражаешь симпатию. — От него последовало якобы пристыженное пожатие плечами. — Уж как умею… Каждый специалист в чем-то своём. Я знаю, как добывать деньги, а вот в выражении симпатии практиковаться по-серьёзному не приходилось. — Вздохнув, я положила свою ладонь в руку Джиёна. Мне хотелось крикнуть на его заявление «а ты мне не нравишься!», или что-нибудь подобное, обидное. Но что бы это дало? Я хочу растопить его, а не задеть, потому что не растопленный Джиён не заденется, ничего с ним не станет. Пока он не ослабнет — с ним воевать бесполезно. Он хочет изменить Сынри, а я хочу изменить его самого. И пусть даже провалится попытка этой недели… Бог любит троицу. Когда-нибудь я смогу. Я вырву жало, и зло станет добром. Позавтракав, мы с Джиёном снова отправились в клинику, где находился Сынхён. Когда мы приехали, встревоженный врач сообщил, что господин Чхве самовольно выписался, хотя заплатил ещё за два дня, и куда-то уехал. Чертыхаясь, Дракон начал набирать друга, но абонент всё так же был отключен. Размышления, где его можно найти, заняли весь путь до машины. Опустившись в неё, Джиён пробормотал: — Наверняка он опять там… — Я не могла включить музыку — как-то не по случаю — но и ехать в тишине было тягостно. — На кладбище? — слетела у меня фраза. — Почти. Колумбарий. — Видя краем глаза моё замешательство, Джиён помог подсказкой: — Хранилище урн с прахом. В Сингапуре слишком мало места, чтобы закапывать целиком в землю. А вот колумбарий тут элитный. — Но ты говорил, что её похоронили именно в гробу. — Да, сначала. А потом, когда я не давал Сынхёну валяться возле её могилы, он принялся за вандализм. Велел её выкопать, кремировать и ссыпать в горшочек, чтобы он всегда был с ним, у него дома. Лишь год спустя мне удалось его уговорить поместить прах сюда. Мы доехали до здания, похожего на банк. Оно и половину функций подобных банковским выполняло — принимало вклады. Грустные и ничего не стоящие, кроме памяти и чьих-то чувств. Дракон шёл уверенно, знал куда. Впрочем, не показатель — его походка всегда была уверенной, вне зависимости от того, где, с кем и когда он шёл, гулял, прогуливался, спешил или бродил без дела. Изнутри колумбарий тоже мало отличался от некоего коммерческого учреждения, готового обслужить денежных клиентов, но в покое и отсутствии шумов было что-то, что выдавало настоящее предназначение этого места. Будто в страховую компанию впихнули буддийский храм и салон ритуальных услуг — так всё выглядело. Джиён вел меня по золоченым залам, в перспективах которых я видела сотни ящиков и ниш, отделанных всё той же позолотой. Комната для избранных богачей находилась подальше других. Около двадцати отполированных надгробий по периметру освещались двухуровневой подсветкой, а посередине, на стене напротив входа, висело распятие. По центру комнаты стояли скамейки-диваны из черного дерева. На одной из них сидел Сынхён, уставившись перед собой, судя по всему — на надгробие, прячущее урну. Ни фотографии, ни надписи (они либо в ящике за панелью, либо вообще отсутствуют, я не знаю). На Сынхёне был вельветовый костюм песочного цвета, а на носу держались солнечные очки с розово-красными стеклами. Он надеялся взглянуть на смерть сквозь розовые очки и проникнуться позитивом? — Сынхён, — не считаясь с атмосферой, в полный голос позвал Джиён. Друг не обернулся к нему. — А, привет! Присядете? — указал он на свободные полскамьи возле себя. — Мне не о чем с ней разговаривать, — кивнул Дракон на гладкую плиту с безразличием. — Ты был дома? — Пока ещё нет. — Давно тут? — Около часа, — не отрывая глаз от одной точки, продолжал дискутировать с нами Сынхён. — Даша, — я вздрогнула, не думая, что меня заметят, или что ко мне обратятся. — Как ты считаешь, умершие нас слышат? — Я всегда считала, что да. — А почему они не отвечают? — Ну… они же духи… у них нет голосовых связок, рта… — Тогда нет и барабанных перепонок и ушей, — прервал меня Сынхён. — Значит, не слышат. — Нет, слышат! Пусть как-то по-другому, непонятным нам образом, но слышат. — Джиён достал сигареты, закатывая глаза к потолку. Выковырнул зажигалку из пачки. — Тут нельзя курить, — остановил его Сынхён. — Опять? Черт, ну почему как только я оказываюсь рядом с тобой, это обязательно какое-нибудь место, где нельзя курить? — Дракон сделал оборот на пятке, указав на обстановку. — Если случайно произойдёт пожар, что страшного приключится? Обитатели сгорят и превратятся в пепел? — Мсье Квон, — Сынхён указал пальцем на выход. — Это зал для некурящих, профланируйте юго-западнее. — О, пардон, сударь, моему моветону нет прощения. Я удаляюсь. — Мы остались с неисстрадавшимся вдовцом наедине. Делать было нечего, и я изучала геометрические узоры на панели, скрывающей захоронение покойной жены Сынхёна. Мужчина сидел так ровно, что напоминал изваяние. — Я давно знаю, что ты давно знаешь, — произнес он. — Джиён рассказал тебе, чтобы тронуть твоё чувствительное сердце. Тебе меня жалко? — Немного, — честно созналась я. — И мне тебя. Но я не могу тебе помочь, забрать у Джиёна, потому что его мне тоже жалко. — Как это связано? — За последнюю пару лет я впервые вижу его таким оживленным. С тех пор как я остался один, — он подразумевал смерть супруги, видимо. — Для меня кончился смысл. Знаешь, это намного мучительнее, чем быть битым, голодным, терпеть лишения, лишиться свободы. Сидя десять лет за решеткой люди способны надеяться и ждать, и счастливыми выходить из тюрьмы, и обретать счастье, потому что есть зачем, ради кого, к кому возвращаться. А когда нет цели, то нет и радостей. — Сынхён вздохнул, и его грудь поднялась и опустилась. Хоть какое-то движение. — У меня смысл кончился, а у Джиёна его никогда не было. Ты понимаешь, почему мне его жаль? — Понимаю, — робко кивнула я. — Но ему не жаль меня. Он меня погубит. — Тогда он погубит и себя. — Сынхён приподнял очки и потёр глаза. Я заметила, что они немного красные. Уж не слёзы ли он смахивает? Но оправа опустилась на место, и снова было не рассмотреть подробностей. — Но ты любил её, а он меня — нет. — Как будто решает всё только любовь. А ненависть погубить не может? А зависть? А зависимость? Иногда человек, узнавший, что его враг тихо скончался, не узнав о том, каких высот и успехов достиг его соперник, страдает сильнее, чем любящий, успевший обмолвиться перед смертью с любимым важными словами. Неудовлетворенность — вот первая причина скорби. Потому что не вернуть и не переделать, не закончить, не завершить, не взять того, что хотелось. — Да, ты говорил, что счастье — это когда не о чем пожалеть в прошлом. Но… разве ты не был с женой до последней минуты? — Был. — Возникла пауза. Долгая, продолжительная, душная. — В последнее утро — она ушла от меня в девять семнадцать утра — она посмотрела в окно и сказала: «Я встретила новый день» и улыбнулась. Я ответил, что она встретит ещё много дней, но она сказала: «Ты встретишь, без меня». Я стал заверять её, что не стану даже смотреть на это солнце без неё… — Сынхён внезапно и резко захлебнулся слезами, и они полились из него градом, так что я не успела ничего и предпринять. Брать за руку боялась, да и трудно было, когда он поднёс их к лицу и, сгибаясь, снял очки, укрылся в ладонях и принялся трястись, как в мучительных корчах. — А я смотрю на него, я его вижу… — сокрушаясь, охрипшим басом винил себя он, покачиваясь. — Элин, прости меня, прости… — В комнату вернулся Джиён и, увидев всю эту картину, одними губами произнеся «блядь», стиснул кулаки. Достав бумажник, он сунул его мне. — Возвращайся домой, а я отвезу его в клинику. Рано ему ещё разгуливать, прикидываясь самостоятельным. — Подняв друга под локоть, Джиён повёл почти безвольное тело прочь. Я посмотрела им в спины, вертя в руках бумажник. С помощью капельниц Сынхёну немного промыли кровь и, судя по всему, забыли дать успокаивающие и наркотические средства, на которых он держался. Неужели он без них уже вообще не мог? Я вернула внимание к надгробию, встала и подошла к нему, приложив ладонь к гладкой, теплой поверхности. В выемке сверху была металлическая табличка с гравировкой: «Чхве Элин. 1989–2019 гг». — Счастливая ты женщина, Элин, — шепотом сообщила я ей. — Если бы я знала, что хоть один мужчина на свете любит меня так же, как тебя Сынхён, мне бы не страшно было умирать. Знаешь ли ты, как ему без тебя плохо? Должна знать, иначе это несправедливо. Тебе ведь тоже без него плохо, разве нет? — Я огляделась, посмотрела на распятие, на несколько свечей под ним, потом на потолок, подразумевая, что смотрю куда-то туда, где живёт Бог. — Господи, если после смерти наши души где-то существуют, но ничего не помнят и не знают о том, что творится без них на земле, пошли Сынхёну новую любовь. Мне кажется, с него уже довольно. Выйдя на улицу, я заглянула в толстый драконий кошелечек. Денег там было полным полно. Разве я не предупредила Джиёна, что в следующий раз ему ничего не верну? И домой совсем не хотелось. Почти полдень, для прогулок жарковато. Интересно, а если я буду шататься по всему Сингапуру, как Дракон меня найдёт? Мобильного у меня нет. Спина расправилась в предчувствии оригинальной свободы. Итак, с чего бы начать? После общения с Сынхёном и его нервного припадка, настроение было не лучшим, из головы никак не выходила вся его ситуация. К развлечениям душа не лежала, и я решила просто-напросто бродить, развеиваться, чтобы усталость обезвредила мысли. Сначала я долго шла пешком, пока футболка между лопатками не промокла насквозь. Войдя в ближайшее кафе, я перекусила. С вкусным фруктовым чаем сидя у окна, я минут тридцать изучала прохожих, всматривалась в автомобили. С каждым мгновением мне становилось легче. Сингапур, сам по себе, без творящихся в нем беззаконий, пожалуй, не так уж и плох. Мелких преступлений и хулиганств в нем вовсе нет, жителям спокойно и комфортно, законы работают. И только за кулисами крупного бизнеса, там, где встречаются миллионы долларов, совершается всякая грязь и жестокость. Расплатившись, я вышла на тенистый тротуар. Высокая влажность причиняла мне физические неудобства — я обливалась потом и вынуждена была обмахиваться, что не сильно помогало. Хотелось найти прохладное местечко на открытом воздухе и посидеть там на лавочке с мороженым. Но с прохладой в это время дня и года проблемы. Мне вспомнился парк, который как-то показывал Мино. Он возил меня туда пройтись, это было одно из его излюбленных мест. Тропинки, утопающие в зелени, шорох крыльев птиц, которых не различить в спутанных ветках тропических зарослей. Да, это то, что нужно. Взяв такси, я отправилась туда. Интересно, Джиён меня ещё не потерял? А, его трудности! Я предамся приятным воспоминаниям о Мино. Конечно, мои чувства к нему не сравнить с любовью Сынхёна к покойной супруге, но бывают моменты, когда меня влечет к нему безумно и, кто знает, ответь он мне взаимностью, не перетекло бы всё в такую же безграничную любовь? Машина высадила меня неподалеку от входа в парк. Людей было достаточно много: семьи, пары, компании школьников и студентов. Не работающая, я с трудом вспомнила, что сегодня выходной день. Запах экзотических цветов в начале пути перебивался продающимися сладостями, но как только я углубилась внутрь, ароматы сырой древесины, распаренной листвы и ощущаемого на языке сандала заполонили всё вокруг. Я была почти в дикой природе, то, чего так не хватало мне после России, где заброшенных мест, пустырей, заросших пролесков и бурьяна больше, чем дорог и вымощенных площадок, в отличие от Сингапура. Купив бутылочку с холодной водой, я шла и любовалась по сторонам. Пока мой взгляд не упал прямо передо мной. В белой облегающей грудь футболке с вырезом уголком, подчеркивающим ширину и крепость фигуры, открывающим ровные ключицы, в джинсовых бермудах и белоснежных кроссовках, с идеально уложенными черными волосами, открывающими красивый лоб с изогнутыми волнующими бровями, Мино шёл навстречу мне, прекрасный настолько, насколько его даже не представляло моё воображение. Он ослеплял меня, отражая солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветви. Но было в этом всём то, что вынудило меня окаменеть, и разве что не поперхнуться водой. В его правой руке лежала чья-то рука и я, проследив, из какого плеча она растёт, нашла невысокую азиатку, топающую далеко не грациозной походкой. Мино, мужественный и роскошный Мино, смотрелся рядом с ней изысканнее, величественнее, эффектнее, сексуальнее… Но, однако, его ладонь держала именно её ладонь, её, маленькой, неприметной девушки в стрекозиных солнечных очках на пол-лица, в джинсовых шортах на плоской попе из которой тянулись не кривые, но далеко не длинные ноги. И нос у неё маленький, и грудь и… и… Мино заметил меня, дернув бровью и на миг посерьёзнев, после чего выровнялся и пошёл, ведя с собой спутницу, прямо на меня. — Привет! — Они остановились передо мной, в двух шагах. — Привет… — промямлила я. Они встречаются. Они встречаются. Это его девушка. Я видела фото сестры — это не она. Эта мелкая азиатка — его девушка! У него есть девушка…. Не я. Я ему не нужна. Я ему не нравлюсь. У него другая. Это та, которая бросила его ради олигарха? Или новая? Как давно?.. У него другая… Мы… я… не буду с ним, никогда. Потому что у него другая. Они гуляют, встречаются, спят, поженятся. Свободные, счастливые. Не я. — Даша, это Мина, Мина — это Даша, — представил Мино так естественно, не растерявшись. Вышколенность, выдержка, манеры, безошибочность, без которой трудно работать на Джиёна. Будто между нами никогда не было ни единого поцелуя, будто он не говорил мне, что если бы мог начать заново, то начал бы со мной… Два дня назад, на дне рождения Сынри, я ждала от него какого-нибудь шага, действия, а он ждал окончания вечеринки, что бы вернуться к этой. Он делал мне комплимент, уже состоя в отношениях. Ну, не с утра же пораньше они начали встречаться?! — Очень приятно, — улыбнулась девушка. Его девушка. У меня заболела голова. Сначала Сынхён, теперь это. Сегодня не мой день. Сегодня ужасный день. Порвать, вычеркнуть, сжечь. — Надо же, у вас имена подходят, — теряя энергичность и голос, пробормотала я. — Мы это тоже сразу заметили, — захохотала Мина коротко и звонко. И сжала свои пальцы на его ладони сильнее. Стало проясняться, каким образом они начали свой роман. Это то, из-за чего я всегда сокрушалась, что красивые и видные парни встречаются с последними по уму и внешности девчонками. Потому что их хватают, тащут, и они не сопротивляются. По Мине было видно, что она из таких. Взяла, вцепилась и не отнять. А я корчила из себя принцессу и ждала. У моря погоды. То есть, у сингапурского пролива принца. Дура. — Одна гуляешь? — посмотрел вокруг меня Мино, не зная, кого искать, Джиёна или Сынри? Ну да, мне ли обвинять его? Я надеялась, что он дождётся меня, пока я кувыркаюсь с Сынри? По-моему, всё справедливо, он нашёл другую. — Да, я одна, — одному ему понятным упреком сказала я. Мино не дернул и глазом, но я его уже достаточно знала, чтобы понять — он принял к сведению, учел, но никогда не покажет этого. — Ладно, пошли, а то мне ещё вечером к родителям надо заехать, — подергала его Мина за руку, прижавшись щекой к мускулистому плечу. Выше не дотягивалась. Как её в постели, такую небольшую, наверное, вертеть удобно, да, Мино? Или она сама вертится? Мне показалось, что у меня сейчас раскрошатся зубы. Сынхён, одолжи свои очки, а? У меня что-то глаза режет. И желудок тянет, и сердце колет, и легкие горят. Наркотики тоже одолжи. — Ладно, мы пойдём, — улыбнулся мне Мино. Садист, спрячь свои белоснежные зубы, у меня в слезные протоки вот-вот хлынет кровь, и алые слёзы польются по щекам. — Пока, Даша. — Пока, — кивнула я им, не провожая взглядом. Спустя несколько минут я смогла сойти с места и сесть на лавочку. Спустя ещё несколько минут я заметила, что слёзы действительно текут. Проведя по лицу, я посмотрела на пальцы. Надо же, всё-таки прозрачные, а не кровавые. Почему всё так? Почему… Уже стемнело. Звёзды зажглись над безмолвной водой, она отражала их, размывая образы, так что расплывались рябые пятна, а не яркие точки. Я не смогла бы ещё раз воспроизвести свой маршрут, приведший меня к этой пристани, с которой я свесила ноги и уже больше часа сидела всхлипывая, затихая, расходясь, успокаиваясь и опять начиная рыдать. Я где-то ходила, куда-то уехала, куда-то брела, забыла поужинать и вообще забыла обо всем, кроме того, что Сынхён, любя жену больше жизни, потерял её, а я, полюбив Мино, не смогла быть с ним вместе вовсе. Почему любовь подобна проклятью? Почему несчастье сваливается именно тогда, когда любишь? Почему любовь неразлучна со страданием? Почему равнодушные счастливее? Почему Мино выбрал её? Ведь Сынри выбрала не я, это вынужденная мера, а он… не Джиён же его заставил? Я наткнулась на них совершенно случайно, они гуляли, держась за руки. И что же? Я тоже гуляю с Джиёном, держась за руку. Нет, здесь совсем другое. Дело в том, что Мино никогда не полюбит такую, как я, потому что он любит другой типаж, активный, порочный, наглый. А я такой не являюсь, и вряд ли стану. Как же мне забыть его? Как мне перестать думать о нем? — Идеальная женщина! — раздался окрик со стороны берега. Я повернулась на голос Джиёна, идущего в мою сторону по деревянному настилу. Опомнившись, я отвернулась, вытирая слёзы. Он же сразу заметит. Дракон подошёл быстро. — Я заебался тебя искать, идеальная женщина. — Идеальных для себя людей легко теряют, — проныла я под нос себе, уже не реагируя на мат. Джиён сел рядом и тоже свесил ноги, шумно вздохнув. — Дела отменил, бури и не должно было быть. Что же произошло? Ты сама испортила романтический ужин на яхте. Просто на него не явилась. Обалденно придумала. — Извини, не было настроения. — Чего размокла тут? — посмотрел он на меня. Блин, заметил. Я отвернулась ещё сильнее, в другую сторону. — По-твоему, у меня совсем нет причин? — На тебя Сынхён так повлиял? Согласен, он даже во мне иногда брешь пробивает. Правда. Большой, сильный, но слабый человек, бедный богач. Ему нельзя было сразу оставаться без каких-либо лекарств. Постепенно выходить надо. Ничего, оклемается. — Я молчала, и Джиён сделал перерыв. — А ты всё такая же сочувствующая тряпка. — Хочешь разочароваться? Я плачу по собственным мотивам. — По собственным? — Да. Прогулка не удалась. — Какого черта ты вообще поехала хрен знает куда? Я сказал ехать домой. — А я хотела погулять. — Блядь, вот прям про тебя сочинили: «Жила-была девочка — сама виновата». Чего ты ищешь? Приключений? — Может, как и ты, разнообразия. Может, ты меня утомил. — И как, Мино развеселил? — Я резко обернулась к нему, сверкая глазами. Откуда он узнал? Губы поджались. — Он позвонил мне и сказал, что видел тебя совершенно одну. Я поехал в парк, но тебя там уже не было. И мотался полдня, ища, в какую дыру тебя занесло. Ты в курсе, что тебя ищет почти сотня драконов по всему городу? — Я польщена. Но не стоило волноваться, тут же всё принадлежит тебе. Кто меня тронет? — Да ты сама себя тронешь! — повысил голос Джиён. — Откуда мне было знать, утопиться или повеситься тебе захотелось после всего? Ты же ненормальная! — Наверное, если до сих пор этого не сделала, надеясь на лучшее. — Дракон схватив меня за предплечье и притянул к себе, гневно воззрившись в упор. — Твоя жизнь принадлежит мне! И даже если ты попытаешься с собой что-то сделать — я тебя откачаю, уж поверь. Но после этого ты будешь сидеть в подвале на цепи, чтобы ничего не смогла с собой сделать! — Джиён отпустил меня и поднялся. — У меня самого уже нет настроения на романтический ужин. Хватит с меня и того, что на второй половине кровати рядом со мной будет спать девушка, плачущая в подушку по другому мужику. Атас! Скорее бы конец недели, пусть Сынри мучается. — Ты знал, что у Мино есть девушка? — Да, они около трёх недель уже встречаются, — пожал плечами Дракон. — Если бы я тебе сказал, ты бы не поверила, или подумала, что это мои козни. Хорошо, что ты увидела сама. — Это ты их свёл? — Нет, она его коллега, месяца два назад устроилась в соседний кабинет, видимо, там и закрутилось. — Джиён потопал ногой, что-то соображая, позвенел в кармане ключами и перстнями, бьющимися о них. — Убить её? — Нет. — А его? — Тем более. — А их обоих? — Прекрати. — Её могут похитить и кинуть в бордель. — Джиён, это не смешно! — Я поднялась, отряхнув задницу. — Какой смысл в этом? Неужели ты не понимаешь, что есть чувства — его, мои. Они не зависят от денег, даже от жизни! Ты можешь убить его, но он не перестанет мне нравиться. Ты можешь убить её, но ему не начну нравиться я. Твои методы ничего не решают, понимаешь?! — Очень хорошо понимаю. Но пар-то как-то спускать надо? — Он успокоился после того, как мимолётно пошумел на меня, демонстрируя злого себя и свою власть, и теперь опять тащился с гаденькой улыбочкой от происходящего. — Переспим? — Тебе от этого полегчает? — хмыкнул он. — Нет, но может стошнит хотя бы. — А-а, нет, тогда я пас. Найди другого. Опять же, могу пригрозить Мино убийством, он приедет и исполнит все твои эротические мечты. Если они у тебя есть. — Я хочу Мино, но не из-под палки, спасибо. — У меня есть один мальчик… специализируется по тонкостям женской сущности. Вызвать? — Да не хочу я ни с кем спать, я пошутила! — Есть хочешь? — Нет аппетита. Хочу спать. — Покачав головой от моих капризов, Джиён покорно побрел к автомобилю. Там стояло с десяток охранников, видимо, кто-то из них меня и нашёл, доложив боссу, где я. Мы сели в салон и, под их вопросительные переглядки (Дракон впервые искал какую-то девицу, бросив на это столько сил, что вызывало здоровое удивление) поехали в особняк. В постели я долго не могла уснуть, ворочалась и всё думала о судьбах, о чувствах, о безответности. А иногда ни о чем не думала, но сердце ныло, и на душе было так паршиво, что я ничего не могла поделать с собой. Я старалась не мешать при этом Джиёну, отвернулась от него, уткнулась в подушку, как он и прогнозировал, и всё-таки снова стала тихонько плакать. Это был удар ниже пояса. Мино был человеком, ради которого я поступилась верностью жениху. Он был тем, в кого я поверила, как в символ возрождения, что есть к чему стремиться. Сынхён прав, заметив, что утеря смысла — вот что самое болезненное. Без Мино и надежды на совместное счастье с ним, я вообще уже не знала, чего ради живу здесь и маюсь? Рука скользнула по моему боку и, обвив талию, крепко сомкнулась. Я замерла. Грудь Джиёна прижалась к моей спине. Носом убрав мои локоны с шеи, он поцеловал в неё. — Хватит плакать, Даша. — Мешаю? — Нет. — Дракон потерся подбородком о моё плечо и коснулся его губами тоже. — Раздражаю? — Нет. Заставляешь думать. — О чем? — Как тебя успокоить. — Пристрелить? — Какой черный юмор в таком светлом теле. Нет, Даша, ты же сама сказала, что мои методы ничего не решают. — Я хотела спросить, что же тогда он придумал? Но поймала себя на том, что перестала плакать в тот момент, когда он меня обнял. Как-то не очень получается сочетать слёзы и объятия, особенно объятия этого человека. У меня вышла смущенная улыбка, незаметная в темноте, но слышная по голосу: — Этот метод намного лучше. — Я знаю. Спокойной ночи. — И сегодня он не сказал «милая», наверное, понимая, что всё равно я буду думать о том, что где-то Мино обнимает Мину. И они любят друг друга, и занимаются любовью, и строят планы на будущее. А я только и могу, что ожидать возвращения к Сынри, где погружусь в прежнюю жизнь любовницы олигарха, обеспеченную, обустроенную, престижную и бесчувственную.