Миссия: соблазнить ректора

Глава 1

Два месяца назад

— Статья 115.6 Асветорского Кодекса Деяний и Воздаяний — причинение материального ущерба государству в особо крупных размерах по неосторожности либо недоказанному злому умыслу… от трёх до тринадцати лет заключения в камере общего режима. В вашем случае, полагаю, можно рассчитывать на пять — девять лет.

— Почему «в особо крупных»? — уныло уточнила я. — Всего-навсего одно небольшое лабораторное хранилище…

— Не скажите. Выгорел весь третий этаж, частично пострадал второй, а также чердак и крыша. Сгорел директорат, где находился многолетний архив Высшей Школы имени Григориила Асветорского…

Я бездумно уставилась на стену, сдерживая рвущийся наружу кашель. Столько лет сначала в средней, а затем в Высшей школах угробить на ММ, чтобы в итоге даже кашель не быть способной излечить! Но доступный для большинства обучающихся за счёт государства Магический Минимум — в просторечии ММ — ограничивался излечением только мелких царапин, синяков и ссадин.

Стена, на которой я остановила свой взгляд, была каменная, убийственно серого цвета с красными прожилками, холодная и немного влажная на ощупь. Сырость являлась главной опасностью Тайманских темниц. Изначально королевская тюрьма строилась на высушенных тайманских болотах, но это не избавило здешние места от нездорового сырого климата, из-за которого, говорят, погибало больше заключённых, нежели от кинжала палача или заточек сокамерников.

— Но небо с ней, статьёй 115. В вашем случае, дорогая лада Котари, я бы больше переживал из-за другого. Статья 213.8…

— Что ещё за «213»? — насторожилась я. Никакой другой статьи в обвинении против меня не было и быть не могло.

— 213.8. Убийство несовершеннолетнего гражданина Асветора, точнее, причинение смерти по неосторожности или по недоказанному злому умыслу, лада Котари. Срок заключения вкупе с уже имеющейся статьёй вырастает на пять — десять лет. Мог бы вырасти. Однако вам не повезло. Родственники погибшего — крайне влиятельные люди, и они подали прошение о высшей мере наказания.

— К-какого погибшего? — прошептала я, споткнувшись на первом слове. Не без труда оторвала взгляд от стекающей по серому камню капельки и перевела его на своего собеседника, на которого ранее старалась не смотреть.

Человек, представившийся как «верлад Эстей», был в маске. Не той, изящной облегающей маске, прикрывающей лишь глаза и часть носа, в которой обычно изображают дам на маскарадах. Бесформенный ком серой материи закрывал голову говорящего со мной человека целиком, не позволяя разглядеть даже глаза. Голос казался глуховатым, нечётким. Серый просторный плащ полностью скрывал очертания фигуры. Пожалуй, всё, что я могла сказать о человеке, с такой возмутительной лёгкостью описывающем незавидные перспективы моей дальнейшей жизни — скорее всего это был не старый и не полный мужчина довольно высокого роста.

Мужчина, который не хотел, чтобы я видела его лицо.

Мужчина, который готов был потратить время на никому не нужную ничем не примечательную адептку выпускного курса Высшей школы имени Григориила Асветорского, сироту Котари Тэйл, попавшую в крайне нелепую историю с ужасными последствиями…

Но что ещё за погибший?!

— Высшая мера наказания, — словно не слыша меня, продолжал некто Эстей, с удобствами устроившийся на специально принесённом для него стражником мягком кресле, изумрудной зеленью бархата резко выделявшимся на фоне каменной серости, — это, да будет вам известно, лада Котари, смертная казнь. В прошлом году её осуществляли путём повешения. Но поскольку в совете министром Его Величества заседают люди чрезвычайно гуманные, им показалось жестоким заставлять палачей работать однообразно год за годом, а посему в этом году палачи перерезают осуждённым горло. К тому же это дешевле, нет трат на ремонт постамента и собственно верёвки. От мастерства и личной воли исполнителя зависит то, как много вы успеете почувствовать, поэтому, увы, участились случаи мздоимства — родственники осуждённых ратуют за смерть мгновенную. Вероятно, в следующем году будет опробован какой-то иной способ. Возможно, погребение заживо… дискуссии ведутся.

Эстей говорил это всё спокойным и ровным, даже скучным голосом, словно я была представителем газеты или ученицей на лекции о многообразии способов лишения жизни государственных преступников в Асверторе.

— Какой несовершеннолетний погибший?! — твёрже и громче повторила я.

В пожар и повреждения школы — да, не поверить было трудно.

Разумеется, никакого злого умысла тут не было, во всяком случае, с моей стороны. День предвещал быть самым обычным, за исключением итоговой лабораторной работы по магическому минимуму. Я её не боялась, но и чудес не ждала: за исключением одного маленького дара все прочие мои способности были стабильно чуть ниже среднего. Впрочем, с мечтой об отличном аттестате я уже давно распрощалась. Так что все мои ожидания можно было охарактеризовать как «средней паршивости». Вот моя двоюродная сестра Элейн, которой небо наказало меня, допустив наше обучение на одном курсе, та могла надеяться на белую выпускную картонку, хотя и не имела никакой в том необходимости: её отец, брат моего отца, занимал довольно жирную должность государственного посла по особым поручениям. Его почти никогда не было дома, зато в его доме всегда было полно денег. Не понимаю, почему Элейн предпочитала тратить время на ненависть ко мне вместо того, чтобы тратить отцовские заработки в своё удовольствие…

Как бы то ни было, Элейн в тот день была особенно невыносима, и, хотя я, как обычно, постаралась не обращать на неё никакого внимания, то и дело бросала в мою сторону презрительные взгляды. Когда эта её обычная тактика в стотысячный раз не принесла никакого результата, она начала довольно громко перешёптываться с подругами, обсуждая мою неудачную причёску, вышедшее из моды старое платье, слабый дар, смерть родителей и полное отсутствие жизненных перспектив. Но сегодня ей не дали отвести душу: верлада Гранверс, преподавательница, довольно решительно вынесла ей первое синее предупреждение, и Элейн заткнулась. Однако стоило мне закончить с усилением заживляющего бальзама — увы, но магический минимум, скука смертная, подразумевал только усиление воздействия готовых лекарственных средств, а вовсе не их создание — и сделать пару шагов в сторону преподавательского стола, как я споткнулась о чью-то заботливо выставленную в проход ногу, ойкнула и выронила реторту с бальзамом.

Раздались звяканье, оханье и сдавленные смешки.

Я беспомощно смотрела на тёмную лужу на светлом ясеневом паркете и думала о том, что по идее ММ подразумевал и восстановление сломанного. Но собрать воедино разлетевшиеся по залу стеклянные осколки… Нет, мой потолок по восстановлению — пара ровно отломившихся кусков или мелкие трещины. К тому же это никак не поможет с бальзамом. Его так мало, что собрать тряпкой и выжать — не вариант.

Кто-то снова захихикал. Кажется, Сари, лучшая подруга Элейн.

— Лада Тэйл, — ледяным голосом проговорила верлада Гранверс. — Убирайте мусор и продолжайте работать…

Резкий хлопок прервал её речь — вся аудитория обернулась на звук и уставилась на красного, мокрого Мертона Дойера, ещё одного знатного неудачника на нашем курсе. Ему даже подножку ставить было без надобности — Мертон, судя по всему, перегрел свою реторту на огне, и она взорвалась, осыпав его и ближайших к нему адептов липкими и острыми брызгами.

У нашей преподавательницы, к её чести, не было любимчиков. Она одинаково сильно презирала всех своих учеников, и сейчас в её взгляде, во всей её позе отчётливо читалось «как жалко, что не в глаз!».

Я вдохнула, выдохнула, смела стекляшки и крошки своего драгоценного продукта в совок, и смиренно обратилась:

— Мне нужна ещё одна реторта и порция бальзама, верлада Гранверс.

— И мне! — жалобно пискнул Мертон.

Несколько секунд верлада мерила нас холодным взглядом, словно прикидывая, какой коллапс случился в Асветоре девятнадцать лет назад, что его жители стали зачинать таких бездарных тупиц. Но всё-таки смилостивилась и молча протянула руку с ключом.

— Возьмите в лаборатории на третьем этаже. Запасные порции бальзама находятся в коробке с маркировкой «один-один-восемь-цэ». Запасные реторты в стеклянном шкафу слева. У вас есть десять минут.

Я взяла ключи и сделала шаг к двери, а верлада тут же рявкнула:

— Лад Дойер, вы полагаете, лада Тэйл не способна принести две реторты и две порции бальзама самостоятельно?!

Привставший со своего стула Мертон тут же покорно опустился на место.

Я поднялась на третий этаж, мысленно продолжая костерить Элейн и её верную злую свору на все лады. Замок в двери лаборатории был старый, ржавый, и, торопливо оглядевшись, я не стала доставать ключ, а попросту приложила к замку ладони. Пара секунд — дверь щёлкнула и открылась.

Довольно бесполезная способность для того, кто не собирается профессионально заниматься воровством, и всё же этот маленький дар позволял мне не чувствовать себя стопроцентной неудачницей. Девяностопятипроцентной, пожалуй.

Пару секунд я разглядывала тёмный проём. В лаборатории пахло чем-то целебно-растительным, назойливо, вязко и вкусно. Стеклянный шкаф с ретортами обнаружился почти сразу, и я вытащила две, а вот никакой коробки «один-один-восемь-цэ» не наблюдалось. Я тщательно изучила все ближайшие к входу полки — на них вообще никаких коробок не было!

И хотя заходить внутрь я не планировала, пришлось — верлада всё равно не покинет аудиторию до конца занятия, а это значит, что я получу незачёт, лишусь даже минимальной стипендиальной выплаты и…

Кто-то чихнул за моей спиной, я ойкнула и опять чуть не выронила ценные и хрупкие посудины.

— Что ты возишься, пошли обратно! — проныл за моей спиной Мертон. — М-м-м, какие у тебя приятные духи! Пахнут… яблоней.

— Ищу бальзам, — ответила я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ткнуть доморощенного ловеласа локтем. — Что ты тут делаешь?!

— Грымза вспомнила о необходимости сделать запись в журнале учёта и заполнить формуляры о трате дополнительных материалов, — пробурчал Мертон. — А это всё тоже тут. Вот он, наш бальзам.

Я обернулась и посмотрела на коробку, которую, пыхтя, тщедушный одногруппник тащил из какого-то пыльного угла.

«1-1-8»

Вот букву после восьмёрки не разобрать — стёрта.

— А если это не «цэ»? — скорее из упрямства спросила я.

— А что ещё? Других коробок тут всё равно нет. Идём, Ари! Я не успею закончить лабораторку в срок!

Я наклонилась и не без труда отодрала плотно прилегающую деревянную крышку. Внутри оказались стеклянные ампулы с золотистым содержимым.

— Зачем хранить безобидный бальзам в запаянных ампулах?

— Не знаю, — нервно отозвался Мертон. — Мрак, это не тот журнал!

Он быстро огляделся и осторожно, на цыпочках пошёл внутрь хранилища, а я принялась разглядывать ампулы. Жидкость, заключенная внутри, казалось, слегка мерцала, точно это был текучий солнечный свет. Я слегка потрясла её, любуясь бликами. Светится… и тёплая. Ой, нет, уже горячая. Очень, очень горячая! Раскалённая!

Второй раз за час я ойкнула, а пальцы разжались словно сами собой. Ампулы выпали из рук, а в следующее мгновение, отрезая меня от выхода, вспыхнуло пламя.

Загорелось всё — стопки картонных папок, висевшие на крючке лабораторные халаты, метла в уголке. Повалил дым, я пнула мешавшуюся под ногами коробку, она легко откатилась к противоположной стене и буквально взорвалась, золотые горючие искры взметнулись вверх, только чудом не попав на мои волосы.

Дальнейшее случилось очень быстро: я выскочила из лаборатории, крича во всё горло. Адептов эвакуировали, стоя во дворе, мы с придыханием смотрели, как вырывается из окон третьего этажа пламя, слушали усиленный гомон пожарного колокола…

Когда чья-то рука легла мне на плечо, я даже не поняла в первый момент, что же, собственно, происходит. Предельно вежливо двое мужчин в тёмной форме стражей порядка уточнили моё имя и попросили — даже не потребовали! — пройти с ними.

Меня арестовали два дня назад, но пока что, за исключением сырости, мне не на что было пожаловаться и некому задавать вопросы. Конечно, я была расстроена произошедшим, но в целом успела смириться с перспективой отчисления. Возможно, даже общественных работ — больше взять с меня всё равно нечего. И вот появился тот, кто назвался Эстеем, первый человек, пожелавший объяснить мне детали…

Мертон!

Как я могла о нём забыть?!

— Ладу Дойеру восемнадцать должно было исполниться только через месяц, — отстранённо проговорил Эстей. — К сожалению, он погиб. Вы знаете, кто его родители?

Я только покачала головой, не в силах осознать произошедшее.

— Верлад Дойер занимает пост королевского судьи, — вежливо проинформировал меня человек в маске. — Верлада Дойер — секретарь королевского прокурора. Адепт Мертон был их единственным сыном. Вы понимаете меня, лада Котари?

У меня как-то разом закончились и слова, и мысли, и, кажется, даже воздух для дыхания.

— А вы так молоды… Так красивы. Жить бы да жить. Конечно, у вас нет родителей, да и денег не так чтобы много, но ведь жизнь от этого менее привлекательной не становится, верно? Но… вам перережут горло, а потом тело сожгут. Устраивать полноценные похороны — это так дорого! Куда проще закопать маленькую безымянную урну с прахом.

Я снова посмотрела на Эстея.

— Да, несколько лет назад был принят указ о безымянном захоронении казнённых преступников, — развёл он руками под плащом. — А вы не знали?

— Для чего… — хрипло сказала я, закашлялась и повторила, — для чего вы мне всё это рассказываете? Что вам от меня нужно? Кто вы?

— Тот, кому импонирует ваша душевная стойкость — вы не рыдаете, не падаете в обморок и не закатываете истерики, это хорошо. Тот, кто может сделать вам выгодное предложение. Взаимовыгодное. Я получу то, что мне нужно, а вы… вы останетесь в живых, лада Котари.

В наступившей тишине было слышно, как капли срываются с каменных стен и падают на каменный пол.