Миссия: соблазнить ректора

Глава 11

Прошло несколько дней — жизнь входила в колею, но ближе к ректору Лестарису я не стала. Даже наоборот: при взгляде на меня его красивое лицо едва заметно презрительно кривилось. Вероятно, не будь нашего общего маленького секрета, он бы и высказывался в мой адрес, но сейчас хотя бы находил в себе силы сдерживаться. И всё бы ничего, не получи я весточку от Эстея.

— Это тебе, — буркнул как-то Юс, протянув мне тонкий конверт с моим именем: три буквы безликим размашистым почерком. Не ожидая ничего хорошего, я отошла к своей кровати и вскрыла послание. Несколько секунд смотрела на беглый, но умелый рисунок решётки, видимо, тюремной, а потом решительно смяла бумажный лист в кулаке.

Да помню я, помню! И не питала иллюзий, будто Эстей не сможет достать меня в ЗАЗЯЗ. Но пока что единственная продуктивная мысль касательно соблазнения ректора, пришедшая мне в голову, была о жестком ударе по голове или снотворном, потому что по доброй воле ректор в мои объятия совершенно точно не упадёт. Ну почему столь нужный Эстею артефакт находится не у верлада Кертона?!

Ох, верлад Кертон…

С ним тоже было непросто.

На «индивидуальные консультации» он, очевидно, прислушиваясь к мнению непосредственного начальника, меня больше не приглашал, но не упускал случая как-то продемонстрировать собственную заинтересованность, улыбался, заглядывал в глаза и говорил со мной каким-то особенно мягким и глубоким тоном. А однажды я задержалась в аудитории, дописывая очередной конспект, и он наблюдал за мной, стоя в дверях. Я подошла — но верлад и не подумал подвинуться и дать мне пройти.

— У вас ко мне… какой-то вопрос? — неловко спросила я.

— У меня к вам тонны вопросов, но, боюсь, вам пора на обед, милая Ари.

Столь неформальное обращение нервировало. Зачем это всё?! Демонстрируй преподаватель исключительно дружелюбие и сочувствие, я бы даже рискнула обратиться к нему за помощью по поводу ректора — может же он знать, какое женское поведение тому нравится?

Но обращаться с подобным вопросом к мужчине, который сам не сводит с тебя глаз…

— Можно мне пройти?

— Конечно. Проходите, вы свободны.

Но при этом верлад Кертон продолжал стоять.

— Подвиньтесь, пожалуйста, — пробурчала я, чувствуя себя полной дурой. Несколько секунд он медлил, а потом отошёл, отодвинулся, но когда я сделала шаг вперёд, то почувствовала мимолётное обжигающее прикосновение к бедру. И почти что выбежала, искренне надеясь, что лицо у меня без красных пятен, в глубине души уверенная, что всем и каждому очевидно, что ко мне беззастенчиво подкатывает преподаватель, а я… а я не знаю, что с этим делать, и в итоге не делаю ничего.

Неочевидной ситуация оставалась, пожалуй, только для Шаэль. Не сводящая с Кертона влюбленного взгляда девушка принимала на свой счёт любой его жест, вдох и выдох. Среди всех лиц мужского пола, задействованных в ЗАЗЯЗ, вызывающих интерес любвеобильной пышечки, Кертон находился на самой вершине: привлекательный, уверенный в себе, недоступный. Что Шаэль только не делала! Красила лицо, как вдохновенный художник, в три слоя, хотя не только верлада Алазия, но и верлад Зортег — преподаватель по зельям, и верлад Жофрин — специалист по заклятиям, иначе говоря, бесконтактному магическому воздействию — раз за разом требовали с девушки «смыть боевой раскрас». Она распарывала и перешивала скромные академические платья так, что зона декольте становилась доступна обзору любому желающему. Яростно осветляла волосы и накручивала кудряшки. Пыталась даже в обморок на руки Кертону свалиться — но тот с необычайной сноровкой подставил стул и даже не крякнул, когда этим стулом ловил своё персональное несчастье…

В каком-то смысле у нас с Шаэль была одна общая проблема — эта мысль доставила мне поначалу несколько весёлых минут, вот только в случае неудачи подругу в худшем случае ждала одинокая старость, тогда как для меня эта самая старость в компании пары котов или канареек была бы подарком. И обе мы — неустанно прилагающая усилия она и почти плывущая по течению я — ничего не могли добиться!

Сидя на самой дальней от преподавательского стола парте — это был не мой выбор, а верлада Лестариса — я смотрела, как он ловко движется от стола до огромной графитной доски с куском мела в руках — и ничегошеньки не видела из-за внезапно набежавших слёз. Что я скажу Эстею? Нарисую ему знак вопроса, две разведённые руки, распятого на столбе ректора, отдавшего ключ исключительно под кровавыми пытками?

После занятия я попыталась сбежать: уже лучше прореветься как следует в одиночестве.

— Лада Эрой, вы куда? — вопросил объект моих тяжких дум недоумевающим тоном, в котором, как золотой песок в песке обыкновенном, была растворена щепотка иронии. — У вас по плану индивидуальная самостоятельная работа. Как вы собираетесь досдавать академическую разницу и когда? Через пару десятилетий?

— Может быть, есть другие варианты? — уныло спросила я, снова вспомнив про изображение решётки.

— Что вы имеете в виду?

Я шагнула к нему ближе, ещё ближе — почти вплотную. Положила руки ему на плечи, чувствуя, как всё внутри замирает, скручивается узлами — от стыда, конечно же.

Но не только.

— Насчёт досдачи разницы — могут быть более интересные варианты решения вопроса. Для нас обоих. Более интересные… и приятные.

Он был выше меня почти на полголовы, и я считала секунды, после которых он меня оттолкнёт — в прошлый раз их было около трёх.

Сейчас я успела досчитать до пяти.

— А как же ваша якобы тяга к знаниям?

— Мне интересна живая практика, а не «история алхимагии», «философская проблематика алхимагического воздействия», «противостояние алхимагии и спагиромагии в ретроспективе» и прочая академическая мура.

— Рад, что вы хотя бы заглянули в выданный вам учебный план и произносите такие длинные сложные слова без запинки. Интересно, а ваш покровитель знает, за какую ветреную девицу он платит?

— Мой покровитель может себе позволить оплатить любую девицу. А вот у вас явно с этим проблемы, так ещё и от бесплатной отказываетесь.

Я убрала руки, напоследок не без досады царапнув ногтями по жёсткой плотной ткани. Это не унижение, а попытка выжить — осталось повторять, как молитву светлым богам.

— У меня к вам есть встречное предложение, лада Эрой. Поскольку моральными принципами вы явно не отягчены и ради облегчения собственных трудностей готовы буквально на всё…

— Я готова! — отчаянно сказала я и снова потянулась к нему, скользнула ладонями под пиджак, почти обхватывая за талию. — Где…

— Да уберите же руки, маленькое испорченное создание! — он смотрел на меня, сощурившись, но отчего-то без ожидаемой брезгливости, а потом внезапно спросил. — Как вы к этому пришли? Вы голодали? Вы… подверглись насилию?

— Как бы ни хотелось свалить вину на других, но — нет. Просто хотела жить лучше, чем жила, — ответила я, опустив руки и обхватывая теперь себя за плечи. Врать не хотелось. — Наверное, можно было пойти другим путём, но учёба всегда неважно мне давалась. Отец работал, а когда оставался дома — пил. Мать трудилась уборщицей в ночном клубе «Лазурия», после школы я шла туда и помогала ей, а ещё — смотрела, как разминаются и репетируют девушки из кордебалета. Потом стала повторять — это было несложно, и мне нравилось. Как-то раз меня заметил хозяин клуба. Он предложил мне у них работать, когда мне было пятнадцать. Заработная плата была больше зарплаты родителей вместе взятых, правда… было одно маленькое условие, обязательное для каждой девушки «Лазурии».

— Ну, естественно, — как-то зло отозвался Миар, к моему изумлению, не перебивший меня ни после первого предложения, ни после третьего. — А ваша мать… ни о чем не предупредила вас? Не запретила?

— Она и передала мне крайне ценное предложение верлада Коула. Сказала, что никому бы не пожелала мирной и благочестивой семейной жизни — как у неё. Что в гробу она эту жизнь видала, и если бы у неё был выбор, возможность вернуться в прошлое, она пошла бы танцовщицей в «Лазурию», пусть этот путь лежал бы через постель верлада Коула, чем уборщицей — через законную супружескую постель.

— И вы согласились?

— Не сразу, но — да. Довольно скоро я встретила Сурема, и смогла оставить танцы. А теперь у меня отличные вещи и благодарность за прекрасно проведённое время, материальная и ощутимая, моя мать больше не гнёт спину в «Лазурии», а то, что пьёт отец, убьёт его через десять лет, а не через два. Я должна пожалеть, что согласилась?

— Как будто в жизни есть только два пути!

— Я видела только два. А ваши родители были счастливы в браке? Смею предположить, что нет, иначе вы давно бы пошли по их стопам.

— А вот это не ваше дело, — ректор словно очнулся от забытья.

— Разумеется, но хотелось бы понять, почему вы отказываетесь от совместного приятного… досуга. Я не шлюха, верлад Лестарис, и мне хотелось бы хоть раз выбрать мужчину самой. Вы мне нравитесь. А если это можно совместить с чем-то полезным, например, избежать дурацких пересдач…

— Мне не нужна любовница-студентка, лада Эрой. Глупенькая самонадеянная девочка, наивно полагающая, что её свежее тело долго будет в цене. Ваш жизненный выбор хорош в краткосрочной перспективе, вы дальше носа своего не видите, а там — неизбежное увядание, череда омерзительных потных и рыхлых тел богатеев, относящихся к вам, как к дорогому, но потёртому портсигару, который не жалко передарить. И, представьте себе, я тоже предпочитаю выбирать женщин самостоятельно. Давайте закроем эту тему. Тем не менее, у меня есть к вам предложение.

— Какое? — сказала я, голос казался деревянным, но к счастью я смогла отстраниться от эмоций. К чему вообще переживать? Я вру, а он… он прав. Находясь на его месте, я сказала бы то же самое.

— В кражах из хранилища, очевидно, задействован кто-то из студентов. Ключ… — на этом месте я вздрогнула, но всё-таки смолчала, постаравшись себя не выдать: маловероятно, чтобы пресловутым артефактом был какой-то ключ от академического хранилища! — Ключ имеется лишь у троих преподавателей, все остальные могут проходить в хранилище только в нашем присутствии. Так уж вышло, что вы — единственная, кто вне подозрений, ввиду вашего позднего появления в Академии. И вы оказались в курсе ситуации.

— Спасибо, что хотя бы вне подозрений, — буркнула я. — И в чем же заключается ваше ценнейшее предложение?

— Попробуйте выяснить, кто это.

Я поморгала.

— В смысле?

— Дайхр, я верю, что даже школьная программа давалась вам с трудом! Слушайте сплетни и слухи, вступайте в разговоры, своим молодёжь доверяет куда больше. Попробуйте выяснить, кто причастен к кражам.

— Вы предлагаете мне… шпионить?

— Я предлагаю вам помочь в выяснении истины. Ну, что вы так закатили глаза? Бросьте, эвфемизмы вам прекрасно известны, иначе вы не называли бы попытку раздвинуть ноги за оценку «приятно проведённым временем».

— Верлад Лестарис…

Меня душила совершенно неоправданная злость. Он прав! Разве можно было как-то иначе ко мне относиться после всего, что я делала?

— Да, лада Эрой?

Как жаль, что нельзя сейчас опереться ладонями о колени и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Не поймёт меня верлад ректор.

— Я сдам ваши теоретические предметы самостоятельно, мне не нужны ваши должностные преступления в виде формальных зачётов. Но… но вашу просьбу я тоже выполню. Я попробую разузнать что-то о кражах, очень осторожно, разумеется. В обмен на поцелуй.

— Что? — только и спросил он.

— У вас возрастное падение слуха? Лечитесь. И не читайте нравоучений. В старости, когда я стану увядшей и немощной, когда я пожалею о том, что моя жизнь пошла таким путём, мне останутся только воспоминания. В череде несвежих мужских тел, потных и рыхлых, я буду вспоминать вас. Это приятное воспоминание скрасит одинокое угасание несчастной оступившейся женщины, мечтавшей в юности о новых платьях и возможности освободить от тяжёлой работы свою мать.

Миар разглядывал меня, точно редкий минерал с непонятными ему свойствами.

— Что ж. Попробуйте, лада Эрой. Попробуйте разузнать… А потом мы вернёмся к разговору об оплате за полученную вами информацию.