Встретили меня хорошо — я и не ожидала, как это приятно, когда тебя ждут даже после всего-то пары дней отсутствия и радуются твоему возвращению. Тарин, пропуская меня на территорию ЗАЗЯЗ, одарил меня улыбкой, полной печали, моментально растрогав и снова внушив неявное чувство беспричинной вины. Дорис на завтраке, увидев меня, засияла и принесла лично на наш столик очередной кулинарный шедевр, который, по её словам, был сотворён специально, чтобы меня порадовать. Юс буркнул что-то вроде «ну, вот и ты, опять, сколько можно», а я чмокнула его в щёку, после чего он совсем смутился, растерялся и молчал всё утро. Шаэль, кажется, даже похудела, но особо затюканной не выглядела. Макияжа на её круглом личике практически не было, и, на мой взгляд, выглядела подруга куда естественнее и симпатичнее, чем при нашей личной встрече.
Это было смешно и глупо, но я почувствовала себя почти дома.
К верладе Алазии я подошла сама, вне расписания, виновато потупившись — и вернула ей ключ от хранилища.
— Я передала верладу Остеру те документы, которые вы просили. Но… вышла маленькая незадача. Заранее прошу прощения, если спагиромагический вернисаж пострадает каким-то образом.
— Ты их помяла, убогая? Или потеряла? — в отличие от дочери, верлада осталась точно такой же, как была: фонтанировала брезгливым раздражением. Я подхватила её состояние и ответила с той же сварливой интонацией.
— Нет, он попытался меня изнасиловать, и я выкинула его со спущенными штанами в зал одной забегаловки.
Верлада несколько мгновений смотрела на меня, хлопая неествественно длинными чёрными ресницами. Я ожидала очередной ругани, но — нет.
Алазия расхохоталась.
— Я не ошиблась, отправляя к старому козлу именно такой магнит для неприятностей, как ты! — наконец, проговорила она. — Так ему и надо, будет держать себя в узде, может быть, хоть иногда… Знаешь, он и двадцать лет назад был такой же скотиной, только вот я в те годы отнюдь не обладала твоим задором… Жаль, что Шаэль на тебя не похожа.
— Надеюсь, она не его дочь? — с некоторым содраганием спросила я, а верлада Алазия снова захохотала.
— Ну, затейница… Ты следи, что болтаешь, а то ведь незадача выйти может. Так значит, тебя интересуют кражи из хранилища? — неожиданно сменила тему разговора преподавательница. Я кивнула.
— Не думаю, что Эли стянула оттуда что-то ещё, — задумчиво проговорила Алазия. — И я вовсе не выгораживаю её из-за того, что она моя дочь или что-то в этом роде, если бы у меня был повод её подозревать, я бы первая проучила это убожище! Но всё же это крайне маловероятно, эта нескладная трусиха тут же бы попалась. К тому же…
— Что? — преподавательницу явно терзали какие-то сомнения, и при этом какой-то информацией она владела. — Пожалуйста, скажите мне, если вы что-то знаете! Я не выдам вас или Шаэль, клянусь, но мне очень хочется разобраться!
— А зачем? — прищурилась верлада.
На самом деле, вопрос попал в точку. Приказа от Эстея расследовать кражи в ЗАЗЯЗ у меня вообще-то не было, так что лично меня это не касалось, но…
— Просто хочу помочь верладу Лестарису. Насколько я поняла, у него могут быть проблемы из-за этого, — неожиданно для себя сказала я. В этом признании была и маленькая доля лукавства: я вовсе не была бескорыстным благодетелем. Мне хотелось стать ближе к этому закрытому человеку — довольно эгоистичное желание. Да и пользы от меня пока что было не больше, чем вреда.
— Миар — странный человек, — верлада покачала головой. — Очень странный. Знаешь, я ведь немного знакома с его родителями, через жену брата…
— Правда?! — я почти физически ощутила, как загорелись у меня глаза. Точно фонари загорелись.
— Интересно? — улыбнулась Алазия. — Лестарисы — довольно уважаемая фамилия, правда, предки Миара, а именно дед и прадед, существенно подпортили будущее потомкам, растратив семейное имущество на всякие глупости. От сыночка не ждали никаких сюрпризов, уж тем более склонности к научным изысканиям и способности управлять учебным заведением, открытым на где-то найденные немалые средства! Но они утверждали, что в юношеские годы он действительно был совершенно посредственным. Однако ж есть цветы, что расцветают поздней осенью! Иногда я думаю, вдруг и из моей никчёмушки выйдет когда-нибудь толк… Впрочем, надежда угасает с каждым днём. Ну а Миар порвал все связи с семьёй, стабильно шлёт им деньги, а в гости не приезжает… И так, и так плохо, тут как посмотреть. Но осуждать Миара я не собираюсь — родители у него довольно строгие при всей их душевной и интеллектуальной ограниченности… Затюкали парнишку.
Кто бы говорил о затюкивании!
— А они, случайно, не в курсе, почему он решил… ну… не связывать себя узами брака? — жадно спросила я, безуспешно стараясь выглядеть незаинтересованной.
— Не в курсе. Во всяком случае, его мать как-то сказала, что была бы счастлива внукам… На твоём месте я бы не питала надежд, девочка. Несмотря ни на что, Миар не может не думать о долге перед семьёй, и если уж он и возьмёт себе жену, то… Это будет не никому не известная студентка, о замаранном прошлом которой не болтал только ленивый, ты уж прости за прямоту! Возьми планку пониже…
Я вздохнула. Может, взяла бы, да…
— Что касается ключа от хранилища… Кертон два года назад потерял ключ, — совершенно неожиданно закончила верлада, понизив голос. — Дело это нехорошее, подсудное, так что разглашать он не хотел, хотя приятеля Миар вряд ли бы уволил, что бы он ни кричал по этому поводу. Но всё же рисковать Кертон не стал, обратился ко мне за моим экземпляром, нашёл умельца и сделал копию.
— Потерял?! — уточнила я.
— Возможно, что ключ и украли, — пожала полными округлыми плечами Алазия. — Краж мы с ним ждали именно тогда, он каждую свободную минуту в Хранилище бежал, стерёг, значит. Но всё было тихо… Кто ж знал, что до поры до времени.
— Если кражи начались два года спустя, то круг подозреваемых сужается. Но у него… у него же могли быть подозрения, кто это?
— Вот у него и выясни. Да желательно меня не подставляй, девка ты хоть и убогая, но куда более головастая, чем моё личное ничтожество…
— Затюкали девчушку, — вздохнула я, но так тихо, что верлада Алазия, скорее всего, не услышала.
…Надо в ближайшее время поговорить с Кертоном, вот что. И убедить его сказать мне правду о пропаже ключа, если, конечно, он знает эту самую правду, а не посеял заветный ключик в какой-нибудь выгребной яме.
Я ждала возвращения Миара с предвкушением и мучительной тревогой, думая о том, каким оно будет. Снова начнёт сторониться меня, обретя уверенность в родных стенах — или всё-таки признает, что между нами что-то есть?
Отрицать это просто глупо, вот только ближе к своей цели я так и не стала. Точнее, к цели Эстея… я запуталась. Ужасно во всём запуталась. Куда проще было быть коварной интриганкой-соблазнительницей, чем попросту влюблённой дурой. Вдвойне дурой — во-первых, знающей, что у этих отношений нет будущего. Во-вторых, вынужденной раз за разом выслушивать отказы.
Но всё, что Миар говорил в пользу того, чтобы не продолжать то неназываемое, что между нами было, звучало так надуманно, вымученно и попросту глупо! Или это потому, что я заинтересована в нём, а он во мне — нет?
Я помедлила перед входом в аудиторию, не решаясь переступить порога. А если вообще не ходить? Пусть беспокоится, нервничает и злится, всё, что угодно, кроме равнодушия и молчания…
— И что мы тут выстаиваем? — раздался его голос со спины, а я-то почему-то была уверена, что он уже пришёл… Я обернулась, стараясь сохранить лицо спокойным — и, наверное, не преуспела. Всё, что происходило в Асветоне, помнилось предательски отчётливо и ясно: то, как он прижимал меня к стене в таверне «У Фильи», как сдвигал ткань платья на груди, как касался губами кожи, то мягко, интимно, то болезненно-жёстко… Я злилась на себя, никакая остроумная фраза не приходила на ум.
Мне показалось, что Миар понял, что со мной творится, без лишних слов — его взгляд позеленел, смягчился.
— Ари, время. Проходи, пожалуйста, — вполголоса сказал он, и то, как он это сказал, словно признавая имевшуюся между нами тайну, её право на жизнь, заставило меня отмереть, выдохнуть — и сделать пресловутый шаг.
На лекции я опять не могла вслушиваться в смысл его слов. Личная заинтересованность крайне мешает учебному процессу — я диплом бы на эту тему защитила запросто, хоть прямо сейчас, причём аргументированно. Но погрузиться в морок мечтаний мне не дали.
Что-то кольнуло меня в плечо и соскользнуло по спине вниз, я вытянула назад руку, пошарила на стуле за собой — и извлекла хитроумно скрученную дротиком записку из плотной бумаги. Покосилась на Миара — он стоял лицом к студентам, но на меня не смотрел. Открывать записку на коленях было палевно, поэтому я, выждав несколько минут, раскрутила листок на ладони.
Посление было кратким по форме и дурацким по содержанию:
«Ари, пойдёшь моей парой на Громницу? В.»
Кто такой «В.»?
Хотелось обернуться и поискать глазами таинственного отправителя — не для последующих заигрываний перед походом на довольно специфический бал, где ценность каждой девушки возрастает в разы, а для того, чтобы кулак показать, как минимум. Решив игнорировать «В.», я положила записку на стол текстом вниз и клятвенно пообещала себе всё-таки попробовать вникнуть в суть излагаемой Миаром научной проблемы — или хотя бы просто отмечать знакомые слова. Но не прошло и пяти минут, как в другое моё плечо опять что-то ткнулось.
…текст нового послания был приблизительно тождественен предыдущему, с той разницей, что теперь он был подписан как «Р.»
Третья записка вызвала нервный смешок. На пятой я уже не знала, смеяться или плакать. На шестой поняла, что гадать о расшифровке подписей не было смысла: за исключением Юса в желающих потанцевать с симпатичной опытной в интимном плане однокурсницей отметились абсолютно все мои одногруппники мужского пола.
Хоть бы дуэлей не устроили. Впрочем, в дефиците партнерш для танцев были и свои плюсы: будет и у Шаэль с Вандой праздник. Наверное…
Очередное послание кольнуло уже не многострадальную спину, а затылок. Я помянула Мрак сквозь зубы и тут же услышала непривычно мягкий, даже вкрадчивый голос Миара, совсем близко:
— Лада Эрой… Что это тут у вас? Почему вы пишете конспект на каких-то мятых бумажках?
Я торопливо прикрыла горстку записок на учебном столе ладонью, но это не помогло: Миар положил на мою руку свою.
Меня будто тряхнуло изнутри. Столь резкий переход от расслабленной рассеянности к возбуждению — у меня перехватило дыхание. Медленно я подняла глаза, мы встретились взглядами, и Миар руку отнял. Глаза у него были совершенно непроницаемые, и в то же время за их горькой зеленью угадывался целый калейдоскоп самых разных эмоций, от насмешливого осознания превосходства до почти испуганной своей силой и властью нежности.
Неужели этот человек хоть кому-то и хоть когда-то мог казаться посредственностью?!
— Лада Эрой…
Я покорно опустила руки вдоль тела.
Миар поднял одну из записок, прочитал. Приподнял брови. Взял ещё одну, потом ещё. Окинул взглядом аудиторию — студенты притихли, вжавшись в учебные столы.
Молча, совершенно небрежно, словно ничего особенного не происходит, едва ли не посвистывая, он направился к преподавательскому столу. Взял журнал учёта посещаемости и принялся вновь просматривать записки, ставя в журнале какие-то отметки.
Тишина в аудитории достигла критического уровня.
Миар удовлетвенно хмыкнул и захлопнул журнал.
— Что ж, уважаемые лады… Поскольку материал для вас слишком лёгок, и вам, судя по всему, совершенно нечем заняться, после всех сегодняшних занятий возвращаемся сюда же на отработку. Устроим небольшой промежуточный экзамен по всем темам за все три года обучения. Я имею в виду мужскую часть аудитории. Девушки могут быть свободны… И вы.
Он кивнул Юсу.
— Официально девкой признали, — хмыкнул кто-то, и Юс залился краской.
Миар моментально обернулся к неосмотрительно брякнувшему глупость Барду.
— А вы, лад, у нас, значит, образец мужественности? Вы?! Именно в вашей записке я обнаружил две грамматические ошибки… да-да, я помню ваш почерк. Но нет, это же нисколько не стыдно, о чём это я, как и игнорировать собственную мать, разумеется. Стыдно не присоединиться к большинству, не стать частью стада, верно?
Бард моментально смешался и опустил глаза.
— Значит, так, любвеобильные мои. Лада Эрой на Громнице в этом году не танцует. Попытка оказать на неё любое воздействие интимного характера… — ишь ты, выражанец какой! — будет приравниваться к добровольному отчислению.
— Это несправедливо! — возмущённо пискнула я.
— Несправедливо! — нестройным эхом откликнулись одногруппники.
Миар и ухом не повёл.
— Вы все меня услышали, не глухие!
— Что-что? — зло повторила я. — Говорите громче, ничего не слышно!
— Занятие окончено, — объявил Миар. — Лада Эрой, останьтесь.
Студенты унылой вереницей потянулись к выходу. Я подождала, пока за последним из них закроется дверь — и нахально уселась прямо на парту.
Миар снова приподнял брови:
— Чем тебе стул не угодил?
— Хочу быть ближе к вам. Может, удастся докричаться.
— Малодейственный способ.
— Если я воспользуюсь сильнодействующим, вы опять испугаетесь и сбежите… Что вы себе позволяете, верлад?! Я хочу танцевать! Хочу побывать на празднике, в конце концов, имею право, я же студентка ЗАЗЯЗ! Хорошо, хорошо, Академии… Вы-то мне пару не составите, к гадалке не ходи. Нет ничего особенного, что меня приглашают на танцы — надо же мальчишкам хоть кого-то приглашать, выбора-то нет. А вот вы так неосмотрительно выдаёте свою во мне заинтересованность… Что за глупая ревность между совершенно посторонними людьми? Вы же считаете нас именно таковыми, я права?
— При чем тут ревность? Не превращайте мою Академию в вертеп, лада Эрой!
— Сами виноваты, не нужно было дискриминировать девушек. Неужели они действительно были настолько назойливы, как… как люди говорят?
Миар только отмахнулся.
— Всё глупости болтаешь. А между тем, у меня к тебе важное дело.
— Никаких дел до официального опровержения вашего бредового запрета! Я хочу танцевать!
— Натанцевалась уже в «Лазурии» своей, — отрезал Миар. — Начинай серьёзную нормальную жизнь.
— Я готова прислушаться к вашим словам, будучи как минимум в серьезном статусе вашей любовницы. Прислушаться, а не слепо исполнять.
Ректор поморщился.
— Я твой преподаватель и наставник. Это очень, очень серьёзный статус.
— Нет так нет, — демонстративно пожала я плечами и соскочила со стола.
— Куда собралась? — кажется, моя быстрая капитуляция вовсе его не обрадовала.
— Куда-нибудь. Желающие потанцовать со мной и без академической Громницы отыщутся. Согласна, вы имеете полное право отстранить меня от праздника, хотя это несправедливо, обидно и вообще выдаёт ваш старческий вредный характер, но… Счастливо оставаться!
— Стой! Я тебя по делу оставил! — возмутился ректор, преграждая мне путь — и это было его тактической ошибкой. Или стратегической: дядя как-то объяснял мне разницу в детстве, но я забыла. Мы почти столкнулись, и я тут же обвила его шею руками, чтобы не упасть.
…ладно, вру, вовсе не из-за этого.
— Помощь в этом вашем деле равняется разрешению принять участие в празднике на общих основаниях? — шепнула я, не решаясь поцеловать его первой, просто уткнувшись носом в тёплую металлическую пуговицу на жилете.
— Дверь не заперта, — невпопад ответил он. Потёрся носом о мою щёку, присел на стул — и обнял меня, уткнувшись лбом в живот. Я растерянно погладила его по голове — мне хотелось чего-то большего, прямо сейчас, прямо здесь. А Миар выглядел как человек, который уходит на войну — и прощается с невестой, которой женой уже никогда не стать.
— Боитесь за свою репутацию — или за мою? Или боитесь разоблачения?
— Разоблачения? — Миар поднял голову. Его глаза похолодели, потемнели на миг — или мне так просто показалось.
— Конечно. На словах блюдете репутацию Академии, а сами… — я опустилась на его колено, — сами-то что делаете за закрытыми дверями?
Он взял мою ладонь в свою и поцеловал, и это было так целомудренно — хоть волком вой.
Я чуть-чуть подтянула длинную юбку, чтобы не мешалась — и перекинула ногу, усаживаясь на его колени верхом, сидя лицом к Миару.
— Так значит, не хотите, чтобы я танцевала? Или не хотите, чтобы кто-то другой оказался ко мне так же близко?
— Не хочу. Ари…
— Мне кажется, вы слишком себя сдерживаете, — выдохнула я. — Напрасно. А по поводу дверей не волнуйтесь. Вы же знаете, я умею с ними договариваться…
Снова ложь — мне было не до дверей. Позволив себе меня коснуться, раздвинуть губы, ласкать язык, Миар разом потерял свою сдержанность. Обхватил руками меня за бёдра, разводя ноги, подтягивая к себе, вжимая в себя — я снова выдохнула, резко, со сдавленным стоном, а он словно опомнился. Остановился, но рук не убрал. Руки так и остались лежать где-то пониже моей поясницы, двигаясь совершенно бессовестно.
— Какая помощь вам нужна? — тихо спросила я, положив ладонь ему на грудь. Погладила — и опустила ниже, к животу. Будет знать!
— Нужно встретиться с одним человеком, — хрипло ответил Миар, не прекращая свои провокационные поглаживания. — Поговорить о кое-каких научных делах.
— Мне поговорить? — изумилась я настолько, что перестала его гладить.
— Мне, конечно, но со мной он откровенничать не захочет. Нужна тяжелая артиллерия: всё твоё сногсшибательное обаяние.
— Вы решили подложить меня в чью-то постель… — возмущённо начала я, Миар перебил меня самым варварским способом: куснул в плечо, а затем поцеловал в шею.
— Не говори ерунды, никакой постели. Просто доверительный разговор. Это старый человек, нелюдимый и необщительный, но порядочный. Не то что скотина Остер…
— Моё обаяние стоит дорого, но возможен обмен на танцы, — капризно сказала я, обидевшись на его корыстный интерес — и одновременно обрадовавшись новой афере, пусть даже и не мною придуманной. Руки Миара на моих ягодицах сжались, подталкивая меня ещё ближе — и в этот момент кто-то постучал в дверь.
Мрак!
— Хорошо, — Миар чмокнул меня в нос, одновременно снимая с своих колен. — Танцы так танцы, но с одним условием…
— И каким же? — подозрительно спросила я, поправляя юбку. Стук повторился, и пришлось сделать шаг к двери.
Никакие условия я соблюдать не собиралась, но послушать его было любопытно. Отвлекало от щемящего разочарования.
— Я сам определю тебе партнёра по танцам, Ари.