Мой грозный фитнес-босс (СИ)

Эпилог

Если бы мне кто-то пять лет назад сказал, что я буду писать это из собственной студии, где на стене висит наш логотип, а на кухне бурлит бабушкин борщ, я бы посмеялась, доела пончик и пошла дальше считать чужие зарплаты.

И каждый раз, когда я открываю эту дверь своим ключом, у меня внутри чуть щёлкает: ну здравствуй, новая жизнь, старая Соня всё ещё охреневает.

Открытие, конечно, прошло не как в красивых видео “как я запустила бизнес с нуля за неделю”.

Строители, которые «к вечеру всё будет готово», к вечеру просто исчезли. Зеркало доставили не то и не туда. Курьер с первыми нашими “полезными пончиками” вообще увёз всё в соседнюю парикмахерскую, и там кто-то радостно поел наш бренд.

За час до открытия я стояла посреди зала, в футболке с логотипом, с папкой договоров, в волосы воткнута ручка, под глазами синяки, и думала:

“Я что, совсем с ума сошла? Я же бухгалтер. Я умею сводить отчёты. А не начинать “старт собственного дела”.”

Кирилл в это время, естественно, выглядел как рекламный ролик успеха: в майке, с сухими мускулистыми руками, прикручивал к стене крючки для резинок. Счастливый, спокойный, как будто он каждый день открывает по одной студии.

— Я передумала, — сказала я вместо “доброе утро”. — Я увольняюсь. Из этого тоже.

Он обернулся, посмотрел, улыбнулся так, что у меня на секунду пересохло во рту.

— Уже? — уточнил. — Мы ещё табличку на дверь толком не прикрутили.

— Самое время, — вздохнула я. — Пока никто не пришёл и не увидел, что я самозванка в мире взрослых людей.

Он положил шуруповёрт, подошёл, обнял меня за талию.

— Самозванка у нас была одна, — сказал спокойно. — С микрофоном и собственным агентством. Помнишь? Если ты здесь самозванка, то мне вообще надо срочно лечь и не вставать.

— Прекрасная бизнес-стратегия, — буркнула я. — Лавров, студия закрылась, потому что её совладелец залёг трупиком.

Он рассмеялся, поцеловал в висок и, как всегда, несвоевременно добавил:

— Я бы не стал всё это затевать без тебя.

Я специально отвернулась, якобы проверять расписание открытий, чтобы он не видел, как у меня вдруг стало мокро в глазах.

Через десять минут к двери подошла первая женщина. Немолодая, в простой футболке. Огляделась, прочитала табличку у входа:

«Сладкое — не преступление».

У неё дёрнулся уголок губ.

— Вы правда так считаете? — спросила она.

Я открыла рот и удивилась, как уверенно прозвучало:

— Да. И у нас в контракте нет пункта “заставить вас себя ненавидеть”. Только “помочь вам себя не мучить”.

Она вошла. И за ней потянулись остальные. Не идеальные фитоняшки, которых было полно в “Pulse”, а простые люди: уставшие мамы, девушки после диетического ада, мужчины, которые стеснялись своих животов.

Примерно через год после открытия, в один очень длинный день, я окончательно поняла, что мы попали в точку.

Утром у нас была “Мягкая тренировка для тех, кто боится зала”. Днём консультации по питанию, где я в который раз рисовала людям тарелочки, объясняя, что их жизнь не обязана крутиться вокруг гречки и куриной грудки.

К концу дня у меня внутри было ощущение, что я дважды переехала катком все бабушкины фразы уровня “кто тебя такую возьмёт”.

Кирилл выключил музыку, люди разошлись, в студии стало тихо.

Мы сидели спина к спине посреди зала. Пол тёплый, свет приглушённый.

— Если я ещё раз услышу “я страшная корова”, — сказала я в пространство, — я начну в людей кексами кидаться. Прицельно.

— Ты сегодня была близка, — заметил он. — Та, которая пятьдесят килограмм и “толстая”, тебя прям трясла.

— Да потому что, невозможно, — взорвалась я. — Им всю жизнь вбивали “только худые достойны”, а потом они приходят к нам, и мы им должны за один месяц всё перекроить.

Он встал, протянул руку:

— Иди сюда.

— Я и так тут, — проворчала я, но поднялась.

Он подвёл меня к зеркалу, встал за спиной, положил руки мне на плечи.

В отражении — я. Моя футболка “Сладкое — не преступление”, мои ноги, которые я раньше всё время пыталась спрятать, мой живот, который назло диетологам бабушкиного поколения остался нормальным, а не втянутым до синевы.

И он за моей спиной, в чёрной футболке с логотипом студии, с тем самым прессом, от которого не оторвать глаз.

— Что ты видишь? — спросил он.

— Девочку, которая устала, — честно ответила я. — И мужика, который её достаёт к зеркалу, когда она хочет ползти домой.

— А я вижу женщину, без которой всё это — он кивнул на студию, — вообще бы никому было не нужно, — сказал он. — И мужика, которому без неё весь этот “ЗОЖ без стыда” просто набор слов.

Он отодвинул руки от моих плеч и достал из кармана маленькую коробочку. Я, идиотка, по привычке подумала, что там флешка с какими-то материалами.

Коробочка открылась.

Там было кольцо. Я хлопнула ресницами.

— Соня, — сказал он, смотря мне в глаза через зеркало, — давай закрепим то, что и так уже есть. Выходи за меня замуж. Не за “управляющего” и не за “совладельца”. За того человека, который иногда делает хуйню, иногда переделывает, но всегда возвращается к тебе.

У меня где-то между сердцем и желудком случился фейерверк.

— Ты мог это сделать не в тот день, когда я пропотела всё, что можно, — хрипло сказала я. — Я сейчас вся… ну… вся.

— Мне нужна ты вся. Даже с потная.

Я выдохнула и поняла, что бежать некуда.

— Да, — сказала я. — Конечно да, идиот.

— “Да, идиот” — это официальная формулировка? — уточнил он, надевая кольцо.

— Самая точная, — фыркнула я.

Потом он меня поцеловал, долго и так, что если бы не его руки, держащие меня за талию, я бы точно упала.

***

С бабушкой была отдельная песня.

“Официально представить жениха” — это же святое.

Мы поехали к ней на дачу в начале лета.

Бабушка выскочила к калитке, как турбодизель: фартук, платок, глаза горят.

— Ох, внучка, — зажала она меня в объятия. — Ну наконец-то ты его привезла. А то всё: “мы думаем”, “мы работаем”, “мы студию ремонтируем”.

Кирилл подошёл ближе, улыбнулся, поздоровался:

— Здравствуйте, я Кирилл.

— Я вижу, что не Петя, — отрезала бабушка. — Заходи, зять.

— Ба, — зашипела я, краснея. — Он ещё… ну…

— Правнука я узнаю, когда вы его привезёте, — сказала она. — А это зять, ни дать ни взять. Всё, пошли к столу, у меня борщ остывает.

За столом бабушка начала делиться своей любовью, как умеет — через еду.

Первые пятнадцать минут Кирилл вежливо говорил «спасибо, довольно», но он недооценил бабушку.

После третьей котлеты и второй порции картошки он уже просто принимал тарелки и бросал на меня взгляд “спаси”.

— Ты на него посмотри, — шептала бабушка мне, пока нарезала хлеб. — Сухой! Это что, мужик? Это анатомический атлас. Сейчас модно, конечно, чтобы все как на картинке были, но я не могу на это спокойно смотреть.

Кульминация случилась, когда он после обеда пошёл помогать ей таскать дрова и снял футболку — жарко же.

Бабушка вышла на крыльцо с миской окрошки и застыла.

— Господи, — сказала она проникновенно. — Внучка, ты что, его вообще не кормишь?

— Ба, — я чуть не присела от смеха. — Он так работает. У него мышцы.

— У него их слишком много, — сердито заявила она. — И ни грамма жира. Ты понимаешь, мой дед был здоровый мужик, но у него был живот. Это значит человек живёт. А тут… — она обвела взглядом его пресс, — тут человек в постоянном недоедании.

Кирилл, услышав, подошёл ближе, с миской дров в руках.

— Я ем нормально, — попытался оправдаться он. — Правда.

— Нормально — это когда у тебя есть за что подержаться, — сказала бабушка. — А ты как батон без мякушки.

Я свалилась на лавку, держась за живот.

— Всё, — объявила она. — Пока вы у меня, я буду тебя откармливать. Внучка, не мешай. Мне зять нужен живой, а не выжитый.

— Ба, он тренер, — пыталась я защитить его. — Ему по работе нужно быть…

— По работе, — отмахнулась она. — Работа работой, а котлеты я не отменяла.

И с тех пор каждый наш приезд выглядел как операция “Спасти Кирилла”.

Первый день — борщ, картошка, котлеты, пирог. Второй день — окрошка, оладьи, ещё пирог, варенье “на всякий случай”.

Кирилл ел, как мог, с достоинством обречённого.

— Если я сейчас начну считать КБЖУ вслух, — шептал он, — она меня выгонит обратно в город.

— Она тебя выгонит в землю, — отвечала я. — Не испытывай судьбу.

В какой-то момент бабушка принесла две банки варенья:

— Это тебе, — поставила одну передо мной. — А это тебе, — поставила перед ним. — Будешь открывать, когда внучка моя тебя замучает своими тренировками.

— Ба, — прошипела я. — Я вообще-то его берегу, между прочим.

— Я знаю, — подмигнула она. — Но запас по сахару лишним не бывает.

***

Свадьбу мы сделали так, как нам самим было нормально.

Роспись в обычном загсе, без голубей, без лимузина. Я была в платье, в котором можно дышать, смеяться и танцевать, а не только красиво стоять.

Кирилл — в нормальном костюме, а не в смокинге а-ля “я сейчас продам вам страховку”.

Когда настала очередь “поцелуйте друг друга”, бабушка поднялась на цыпочки и громко сказала:

— Целуй нормально, ты что, первый раз женишься?

Я чуть не захохотала прямо перед регистраторшей. Праздниковую часть мы, естественно, устроили у себя в студии.

Освободили зал, поставили длинный стол, на котором мирно соседствовали: бабушкин борщ в кастрюле, салаты, пироги, и наши фирменные запечённые пончики с протеиновой глазурью. На стене висел наш логотип.

Артём был свидетелем со стороны Кирилла. С моей — Рита.

Человек двадцать из бывшего “Pulse” пришли. Пришли не потому, что “надо”, а потому, что за это время мы стали чем-то вроде маленькой семьи.

В какой-то момент, когда все уже слегка расслабились, Кирилл шепнул мне:

— Ты помнишь, с чего всё началось?

— С колбасы, — тут же ответила я. — Самый романтичный старт.

— Представь, — усмехнулся он, — если бы я тогда промолчал.

— Представь, — ответила я, — если бы я тогда не огрызнулась.

Мы оба одновременно посмотрели на бабушку, которая в этот момент рассказывала Артёму историю, как она “в молодости тоже держала диету из трёх картошек, но потом влюбилась и забила”.

Вместо традиционного “броска букета” я вышла в центр зала с микрофоном.

— Девочки, — сказала я, обводя взглядом всех женщин, — мы с Кириллом решили, что мы не будем играть в “кто следующая”. Зато мы можем дать то, что умеем.

Я достала стопку маленьких карточек наши бесплатные абонементы на несколько занятий.

Кирилл в этот момент стоял в стороне и смотрел на меня так, что мне захотелось улететь с ним в подсобку и не возвращаться пару часов.

***

А потом была наша обычная жизнь — только уже с кольцами, ипотекой, расписанием студии и бабушкой, которая раз в месяц звонила и спрашивала:

— Как там мой сухой зять? Не развалился пополам?

Студия жила, росла, иногда нас пыталась добить своими “гениальными” идеями вроде “давайте делать марафон “минус 5 кг к лету” — мы отказывались даже за очень хорошие деньги.

Мы придумали свои ритуалы.

Иногда, когда зал пустой, я сижу на ресепе, считаю доходы-расходы, и слышу, как в зале Кирилл объясняет новой группе правила.

Я улыбаюсь в монитор и думаю: ну да. Мужик, который когда-то забрал у меня колбасу, теперь учит как не стесняться себя.

Иногда, поздно вечером, он поднимается ко мне, откидывается на стойку и говорит:

— Закрываемся?

— А кто будет считать выручку? — поднимаю бровь.

— Ты... завтра, — отвечает. — А сегодня я хочу украсть свою жену у таблиц.

И, чёрт побери, всегда получается так, что через пять минут я уже не думаю о цифрах.

***

Бабушка приезжает к нам как ревизор с миской.

Однажды она вошла прямо во время женской группы поддержки, с кастрюлей борща, в фартуке.

— Я ненадолго, — сказала. — Просто посмотрю, чем вы тут занимаетесь.

Села сбоку, слушала, как девчонки говорят:

— Я всю жизнь слышала “у тебя жопа как у слона”…

— Я боюсь надеть шорты…

— Мне муж сказал: “кто тебя такую возьмёт?”

Бабушка выдержала минут двадцать, потом встала.

— Девки, — сказала громко. — Запомните. Если кто-то говорит: “кто тебя такую возьмёт” — он и не нужен. Нормальный мужик не выбирает между “жопа” и “не жопа”. Он выбирает — любит он или идёт подальше.

Повернулась к Кириллу:

— Вот я на своего зятя смотрю — сухой, как вобла. Но я его всё равно люблю. Потому что внучка его любит. Хотя я и буду ещё лет пять пытаться его откормить.

Зал лег. Клиентки просили бабушку приходить на каждое занятие.

Теперь у нас официально:

Расписание — тренировки, консультации, занятия, и раз в месяц — “Сессия с бабой Нюрой”.

Она читает им лекции про то, как “раньше не было ваших диет, и люди жили, влюблялись и не парились так сильно”, а потом кормит всех оладьями.

Я поставила рядом с расписанием табличку:

Бабушкин борщ не входит в стоимость абонемента.

Иногда ночью я просыпаюсь, смотрю на потолок и думаю:

“А вдруг всё рухнет? Вдруг клиентов станет меньше, денег не хватит, аренду поднимут?”

Поворачиваюсь рядом спит Кирилл. Иногда улыбается во сне, ворчит и прижимает меня ближе, даже не просыпаясь.

Я смотрю на него, потом на свои руки, на кольцо и понимаю, даже если что-то пойдёт не так, есть мы. Мы влезли уже в такие передряги, что отсутствие пары клиентов — мелочь.

Мы не идеальны. Он всё ещё иногда переусердствует с самоотдачей. Но мы разговариваем.

И каждый раз, когда я прохожу мимо зеркала в студии и вижу там нас меня и его, мне хочется шепнуть той Соне с бутербродом:

“Слушай, потерпи. Ты ещё по этому мужику сойдёшь с ума, заведёшь с ним общий бизнес. И да, твой пресс никогда не станет как у него. Но тебе он и не нужен. Ты вообще-то нужна сама себе. И ему.”