Мой грозный фитнес-босс (СИ)

Глава 3

Соня

В шесть пятьдесят девять я стою в дверях зала как школьница у кабинета физры — только хуже: школьницу хотя бы не снимают зеркальные стены со всех сторон. Свет ещё мягкий, из бассейна пахнет хлоркой, дорожки как взлётные полосы, гантели — как маленькие кирпичи моего будущего позора.

Кирилл уже здесь, разумеется. На нём чёрная футболка, которая вообще-то должна быть запрещена, потому что в ней видно всё, что я не хочу видеть в семь утра. Он кивает на коврик с меткой «4».

— Опоздала на минуту, — констатирует.

— На минуту не считается, — бурчу. — Минуты — это вообще… округляются.

— Разминка не округляется, — отвечает. — Вода есть?

— Есть, — трясу бутылкой. Там вода и немножко отчаянья.

Коврик — как стекло. Скользит. Я аккуратно кладу на него свою тушку и уже слышу в голове реквием. Кирилл ставит таймер на телефоне, кивает на меня подбородком:

— Дыхание: нос вдох— выдох через рот — нос вдох. Скажи «с-с-с» на выдохе.

— С-с-с, — шиплю. — Как змея?

Разминка начинается с «мобилизации тазобедренных». Я величественно киваю, как будто знаю, где у меня тазобедренные, а где — просто беды. Через минуту мои «тазобедренные» хрустят, как чипсы. Я стону.

— Это нормально, — говорит Кирилл, как врач, объявляющий: «Будет неприятно». — Пятнадцать повторений бедром наружу.

— Пятнадцать? — делаю умоляющие глаза. — Может, сделаем один — но легендарный?

— Пятнадцать, — повторяет. — И ещё десять к ним.

— Вы садист, — сообщаю и вытираю лоб рукавом.

Где-то слева девочка в топе с открытым идеально плоским животом давится смешком. Тренер с кардио зоны — этот Артём — «случайно» проходит мимо, подмигивает. Отлично. У меня уже фан-клуб.

Переходим к приседу на ящик. Кирилл ставит за мной лавочку «на страховку» и включает «режим инструктора».

— Ноги на ширину плеч, стопы чуть наружу, грудную клетку не заваливай, колени не валятся внутрь, таз — назад.

— У меня столько деталей нет, — честно предупреждаю. — У меня одна Соня, и та просит пощады.

Он игнорирует шутку, как игнорируют кота, который просит в шесть утра пожрать. Встаёт рядом, показывает движение — медленно, технично. Я пытаюсь повторить — и, конечно, путаю всё, что можно перепутать: корпус уезжает вперёд, колени встают домиком, пятки ищут заземление.

— Стоп, — он подходит ближе. — Дай руки.

Он берёт мои кисти — тепло, крепко. Ставит их правильно на ручку гантели. Его ладони большие, уверенные, и да, чёрт, пахнет он вкусно, как если бы «лес после дождя» пошёл в спортзал и стал мужчиной. Я стою, как баран на льду. Ничего не получается.

— Смотри на точку перед собой, — спокойно говорит он. — Сядь. Не падай. Дыши.

Я сажусь. Почти сажусь. Почти не падаю. Почти дышу. В момент «почти» коврик подо мной вздыхает и исчезает из вселенной — ноги разъезжаются, я ловлю баланс, машу руками, как пингвин. Кирилл успевает подхватить меня за локти.

— Жива, — констатирует.

— Вроде да, — шепчу.

С кардио дорожки долетает приглушённый хохот. Прекрасно. Зал угорает. Я — их утренняя комедия.

— Резинка, — решает Кирилл. — Будет проще держать ноги ровно, колени заваливаться не будут.

Он достаёт резиновую ленту и… это было бы смешно, если бы не было так стыдно. Он ставит мне ленту выше колен — и в момент, когда я пытаюсь в неё залезть, лента срывается и щёлкает его по запястью.

— Ох! — вскрикиваю и тут же зажимаю рот ладонью. — Простите! Она сама!

— Бывает, — спокойно отвечает. — Живой инвентарь.

— Я не хотела… прям так, — мямлю.

Артём по дороге смеётся вслух: «Лавров, держись, у тебя конкурент». Я бы умерла от стыда, но сейчас занята — вспыхиваю всеми оттенками красного. Резинка садится на место. Кирилл проверяет, не оставила ли я ему шрам на запястье. Я почему-то тоже смотрю.

— Присед, версия для чайников, — тихо. — Внутренняя сторона бёдер держит, колени открыты, спина ровная.

— Ещё десять? — обречённо.

— Ещё десять, — подтверждает.

Я делаю. На шестом начинаю стонать. На восьмом ноги начинают дрожать. На десятом я готова написать завещание на имя картошечки фри.

— Молодец, — говорит Кирилл. Это «молодец» лежит на языке как маленькая конфета. Я не хочу этого признавать, но мне стало приятно от этой похвалы.

Дальше — тяга в наклоне с гантелью. Он ставит мне корпус, поправляет спину — и тут уже химия прыгает из зеркала ко мне в лицо. Он близко. Слишком близко. Тёплые пальцы на моей ладони направляют хват, другой рукой он касается поясницы.

У меня внутри что-то срывается с тормозов: да, у меня долгий перерыв в личной жизни. Я нормально жила и без этого, но тело, оказывается, умеет скучать отдельно от головы.

И когда этот человек пахнет своей невозможной смесью «свежесть + бергамот + его собственный пьянящий мужской запах», хочется думать не про «тягу», а про «обнимашки». Прекрати, Блинова.

— Локоть ближе к корпусу, — его голос низко у уха. — Не тащи шеей. Вдох — тяга — выдох.

Я делаю, как он говорит, и всё равно где-то там, внизу живота, распускается искра.

— Хорошо, — говорит он и мягко отнимает ладонь, но остаётся близко: плечо к плечу, тепло через футболку, дыхание тихое.

— Больше не прикасайтесь ко мне, — шиплю слишком резко. — Я… Не надо.

Внутри — паника, снаружи — броня.

Я слышу, как мои щёки загораются словно светофор. Он отступает на шаг мгновенно, но глаза — внимательные, они застревают на моих алых щеках. Пусть думает, что я это от тренировки запыхалась...

— Принято, — коротко говорит он.

Я сглатываю. Делаю вид, что меня интересует исключительно гантель, а не мужик, который сейчас отступил и всё равно видит меня насквозь.

С дорожки снова хихикают. Я делаю вдох, выдох, собираю остатки самоиронии в кулак.

— Сколько ещё? — спрашиваю и стараюсь не смотреть на него вообще.

— Ещё десять, — отвечает спокойно.