Лечу достаточно долго. Успеваю и испугаться, и закричать, и помолиться перед смертью… А еще, кажется, успеваю сбить кого-то в полете. Теперь мы кричим вдвоем, сцепившись в единый клубок паники.
— Лети! – визжат мне в ухо.
В ответ на это хочется рассмеяться.
Лететь? А я сейчас что делаю?!
Мир перед глазами кружится, точно я угодила в стиральную машину. В этом безумии не могу разобрать ни верха, ни низа. Только в какой-то момент понимаю, что падение будто капельку замедлилось…
А затем меня так сильно прикладывает лопатками о землю, что воздух вышибает из легких. Тело взрывается болью одновременно с тем, как вокруг звонким дождем начинает падать посуда.
— Нет-нет-нет! – пищит рядом женский голос.
Приоткрываю глаза и вижу фею, за которой шла по темному коридору. Сейчас бедняжка пытается поймать хоть что-то, но без толку. Бокалы, тарелки и блюдца превращаются в осколки, которыми усыпает весь пол зала, в котом оказались.
Переборов боль, я привстаю на локтях и оглядываюсь.
Похоже, это подземный зал для хранения и мытья посуды. Стены – смесь корней и почвы. У тазов с водой стоят ошарашенные феи. Другие носят уже чистую посуду к шкафчикам у стен.
— Дура!!! – верещит фейка. Она зависла надо мной в воздухе и парит. Уже знакомое лицо искажено от злости, а из глаз ручьями льются горючие слезы. – Нас теперь обеих накажут!
Она закрывает лицо руками и опускается на одну из тумб. Столешница усыпана осколками. Фея стряхивает их, чтобы сесть, а потом начинает в голос рыдать.
Другие работницы смотрят на нас с осторожным интересом. Они перешептываются, кто-то продолжает мыть посуду, но большая часть фей толпится чуть поодаль. Тазы с мыльной пеной простаивают, пока мы с незнакомкой становимся эпицентром всеобщего внимания.
— Да ладно, — пытаюсь успокоить бедняжку я. – Это же просто посуда. Подумаешь…
— Ты совсем? – рявкает она, отняв ладони от раскрасневшегося лица. – Головой долбанулась так, что вообще соображать перестала?
— А что такого-то, я понять не могу?
Медленно поднимаюсь с пола. Тело ноет. С платья сыплются крошечные осколки стекла. Больше всего боль вгрызается в спину.
Интересный, но странный сон. Не помню, чтобы когда-либо чувствовала в таких видениях боль…
Всего на миг мысли пронзает догадка: «А вдруг это и не сон вовсе?». Но я машу головой и отгоняю бредовую идею.
Невозможно.
— Как тебя зовут? – спрашивает фея.
— Хорошее время для знакомства, да? – улыбаюсь уголком рта, но девушка и не думает отвечать тем же.
— Хочу знать, на кого жаловаться старшему организатору, когда спросят, кто побил посуду. Если не скажешь свое имя, я все равно придумаю, как тебя сдать! Если бы не ты…
— Надин, — говорю я спокойно. Называю не настоящее имя «Надя», а то, которым ко мне уже обращались в этом сне.
Фея смотрит так, будто я только что сделала заднее сальто, а потом выстрелила фейерверком из пальцев. Видимо, бедняга не ожидала, что не стану противиться «правосудию».
Но мне действительно без разницы. Пусть сваливает вину на меня, если хочет. Во-первых, я и правда виновата. Если бы не упала в проход, а пошла по лестнице (которую замечаю только сейчас) или воспользовалась крыльями, ничего такого бы не случилось. Во-вторых, вряд ли наказание успеет меня настигнуть. Я скоро проснусь.
— Надин, ты тупица, — вздыхает фея, которой явно подпортила жизнь. – Неужели не понимаешь, что эта свадьба – представление для темных? Они должны видеть, что наш народ ничем не хуже них. Мы ответственны, рассудительны, аккуратны… и заслуживаем мира!
— Без сомнений, — поддакиваю я. – А посуда-то тут при чем?
— При том, что о человеке судят по мелочам! Если у фей порядка даже на королевской кухне нет, то что говорить о целой стране?!
— Ты преувеличиваешь.
— Может быть, — фея суживает светлые глаза и цедит: — Но наказание за весь этот бардак будет, без сомнений! Ты-то должна это понимать!
И она указывает дрожащим пальцем на мое лицо. На правый висок, на который недавно таращились высокие гости.
Да что ж там такое-то?
Подхожу к одному из тазов, возле которого никто не стоит. Рукой смахиваю пену и наклоняюсь. В мутной грязной воде вижу свое лицо в обрамлении пшеничных волос. Из отражения смотрят мои голубые глаза. И единственное отличие от реальной меня – это маленькая татуировка цветка на виске.
И это его все так пугаются? Из-за этого цветка меня зовут пропащей?
Что это? Не помню, чтобы в книге про это что-то говорилось…
— Ты о чем? – спрашиваю аккуратно и надеюсь, что хотя бы кто-то в этом зале пояснит, почему рисунка с цветком на коже все так боятся.