Написано с сожалением

Глава 15

Кейвен

После стрельбы в торговом центре мы с Трентом сделали все возможное, чтобы вырваться из грязной пустоши, которая была тенью моего отца. По большей части нам это удалось. Тренту тогда было девятнадцать, поэтому он смог оформить опекунство надо мной, и, сменив фамилии, мы убежали так далеко от Уотерседжа, штат Нью-Джерси, как только могли.

Чувство вины, которое я носил в себе, было настолько разрушительным, что искалечило меня на долгие годы. Трент делал все возможное, чтобы помочь мне оправиться, но в день стрельбы его не было рядом.

Он также не был причиной того, что мой отец отправился в торговый центр с арсеналом оружия и, казалось, бесконечным запасом патрон.

Эти глыбы раскаяния предстояло вынести только мне.

Трент, Йен и еще куча психотерапевтов, провели годы, пытаясь убедить меня в том, что я могу жить дальше.

Но только с появлением Розали я наконец-то поверил, что могу быть счастлив и жить дальше.

— Тебе не за что извиняться, — сказала Хэдли и потянулась к моему предплечью, но потом решила не делать этого.

Она была не права. Чертовски неправа.

Я никогда не разговаривал с людьми, пережившими стрельбу. У меня не хватало смелости встретиться с ними лицом к лицу, зная, что я натворил. Я тупо смотрел на лицо Хэдли, сожаление и мучительная боль пульсировали в моей груди, а тело болело от желания убежать.

Но от этого никуда не деться.

Трагедия того расстрела теперь замкнутый круг — моя маленькая девочка, единственный человек, ради защиты которого я готов умереть, была окружена разрушениями со всех сторон своего рода.

Отвечая, я чувствовал себя так, словно говорил с дверью:

— Я… Я не знаю, что еще сказать.

— Тогда не говори. Просто слушай.

Я кивнул и опустился обратно на стул, все еще пребывая в шоке.

Хэдли подозвала официантку, которая принесла дополнительную кружку и кофейник. Пока Хэдли возилась со сливками и сахаром, я просто помешивал черную жидкость, ожидая и надеясь, что она превратится в сильный вихрь, который поглотит меня.

— Я хотела обратиться в «Калейдоскоп», — сказала она, нарушив неловкое молчание.

Я поднял голову и посмотрел на Хэдли.

— Что?

— Это было как раз в то время, когда «Калейдоскоп» попал в национальные новости после ложного ареста, — она улыбнулась и подняла чашку с кофе, чтобы сделать быстрый глоток. — Я прочитала, что ваши поисковые системы могут найти любое изображение человека, существующее в Интернете. И мне это было нужно. Тогда я была в депрессии и надеялась, что где-то там я смогу найти фотографию, видео или что-то еще, чего я не видела раньше о своих родителях. Я думала, что, может быть, если я смогу увидеть их снова, это поможет мне избавиться от пустоты — хотя бы на время. Я была в отчаянии.

Мой подбородок дернулся в сторону, пытаясь увернуться от удара ее признания.

— Хэдли…

— Пожалуйста, не извиняйся больше.

Вздохнув, я перевел взгляд на ее плечо и спросил:

— Как ты меня нашла?

— Ты был одиноким мужчиной, живущим в городе. Я наняла частного детектива, чтобы узнать твой адрес. Затем я выбрала бар, ближайший к твоей квартире, и стала ждать.

Она склонила голову набок.

— Прошло около часа, прежде чем ты появился.

Я заулыбался, и напряжение в моих плечах на мгновение ослабло.

— Так просто, да?

— Ну, я решила рискнуть, и предложила, что ты не сможешь устоять перед рыжей девушкой. Но да. В принципе, это было просто.

Мне действительно нравились рыжие девушки.

— Так вот почему ты украл мой компьютер, для «Калейдоскопа?

Ее глаза загорелись.

— Я не знаю. Ты снова меня записываешь?

— А должен? — я сделал глоток своего кофе.

Она пожала плечами.

— Возможно.

Наверное, стоило бы, но мы были уже далеко за пределами того, что я хотел показать судье.

Выключив телефон, я убедился, что она смотрит.

Она взяла еще один стик сахара и насыпала в свою кружку.

— Так или иначе. Да. Вот почему я украла твой компьютер, IPad, и телефон.

— А бумажник? — я огрызнулся, почти пятилетняя обида взяла верх.

Ее лоб сморщился.

— Мне очень жаль, — она опустила голову.

Боже, я был козлом. А ведь правда: Если бы я тогда знал, что она выжила, я бы с готовностью отдал ей свой бумажник, мамино ожерелье и содержимое своего банковского счета, лишь бы почувствовать хоть капельку незаслуженного облегчения.

— Ты могла просто попросить меня. Я бы поискал для тебя твоих родителей. Это меньшее, что я мог сделать.

Она пожала плечами.

— Может быть, но если бы я спросила, а ты захлопнул дверь перед моим носом, я бы потеряла элемент неожиданности.

— И вместо этого ты использовала элемент неожиданности, трахая меня до изнеможения?

Черт. Я должен был взять свои эмоции под контроль.

Она прислонилась к задней стенке кабинки, и неловко осмотрела помещение.

— Нет. Это было… Я не знаю. Я думаю… — она взяла салфетку и начала ее измельчать. Прежде чем закончить мысль, она скатала четыре крошечных шарика. — Думаю, мне просто нужно было провести несколько часов, чтобы больше не чувствовать себя несчастной. Пойми, я провела большую часть своей жизни, пытаясь забыть страх, который испытала в тот день. Прошли годы, но он все время не выходил у меня из головы, требуя внимания. Я ненавидела его. Я хотела убежать от него. Но это почти превратилось в навязчивую идею. Поэтому на несколько часов я использовала тебя, чтобы отвлечься. Прости меня.

Я даже не мог на нее злиться. Отвлекающий маневр. Именно этим она и была для меня. Способ забыться. Способ сосредоточиться на ком-то другом.

— Это был твой план — забеременеть? Какая-то хреновая версия мести?

Ее глаза расширились.

— Нет. Вовсе нет. Клянусь. У меня был противозачаточный имплант, и я не думала, что смогу забеременеть. Я узнала об этом, когда была на четвертом месяце беременности, и даже тогда не хотела в это верить, — она запустила пальцы в волосы, отбросив их в сторону. — Я думала, что ты вызовешь полицию после того, как я украла твои вещи, если я тебе расскажу.

— Я бы вызвал. Обязательно.

Она прикусила нижнюю губу и посмотрела в сторону.

— И ты бы поступил правильно.

Это больше не казалось правильным. Казалось, что я переманил сломленную женщину, чтобы оттянуть свой гребаный член. Как раз то, что мне было нужно: еще больше чувства вины.

— Ты ведь не смогла залезть в мой компьютер? — спросил я.

— Не-а. Я наняла парня для этого. Единственное, что он смог выяснить, это то, что у тебя был пароль из двадцати двух символов. Он все еще работал над тем, чтобы войти в компьютер, как вдруг он выключился и не перезагрузился. Он даже не смог ничего извлечь с жесткого диска или как он там называется.

Я ухмыльнулся.

— Нельзя создать технологическую компанию, не научившись сначала защищать ноутбук.

— Верно, — она улыбнулась, и, как бы я ни сопротивлялся, это заставило меня улыбнуться в ответ.

Я разговаривал с женщиной, которую должен был ненавидеть. Никто, особенно я, не должен улыбаться ей.

Должно быть, она почувствовала неловкость одновременно со мной, потому что снова опустила взгляд на стол. Прядь ее длинных волос выбилась из-за уха, и она с изяществом убрала ее назад, вновь демонстрируя улыбку.

Но в этот момент исчезла моя.

Она могла бы объяснить, зачем преследовала меня в том баре.

Она могла бы объяснить кражу моего компьютера.

Она даже могла объяснить, что трахалась со мной, чтобы отвлечься.

Но была одна вещь, которую она никогда не сможет заставить меня понять.

— Как ты могла бросить ее вот так?

Она вскинула голову, ее глаза расширились и наполнились печалью.

— Кейвен…

— Ты не заслуживаешь ее.

Она вздрогнула и быстро закрыла рот.

— Мы все прожили дерьмовые моменты в жизни, Хэдли. Ты же не думаешь, что я до сих пор не пришел в себя после перестрелки? Думаешь, у меня не бывает черных дней? Черт, у меня были годы темноты. Но Розали, она не сделала ничего плохого, — горечь и обида нахлынули на меня снова, как внезапное наводнение. — Она не заслужила, чтобы ее бросила собственная мать.

Она села повыше и расправила плечи.

— Да. Это так. Потому что она заслуживала лучшего, чем я могла ей дать. Ты не представляешь, каково мне было после той стрельбы. Я была еще ребенком. Я знала, что произошло. Я была там. Я видела это. Но я не могла осмыслить. Внутри меня бушевали новые эмоции, но они не выходили наружу. Дедушка водил меня к психологам и психотерапевтам, но мне было проще притворяться, что все в порядке, чем объяснить происходящее внутри меня. К тому времени, когда ты меня встретил, я была изранена снарядом этих эмоций, пока от меня ничего не осталось.

Приглушенный всхлип прорвался сквозь нее, прежде чем я почувствовал, как он пронзает и меня.

— Хэдли… — я не смог закончить мысль.

Мне срочно нужно было снова извиниться перед ней за то, что он сделал. За то, что сделал я. Но я не мог вымолвить и слова. Я не мог извиниться. Только не тогда, когда дело шло о Розали.

Ее пылающие зеленые глаза вернулись к моим.

— Ты должен мне поверить. Я люблю эту девочку, Кейвен. Клянусь тебе, люблю. Я сказала себе, что буду хорошей матерью. Я поклялась в этом. Но в ту ночь, когда у меня начались схватки… Вся эта боль и страх. Я снова была в том торговом центре, ожидая смерти. Я рожала одна в своей квартире, потому что была слишком парализована страхом, чтобы даже выйти на улицу. В тот момент кровь покрывала кровать, крошечная девочка плакала, эти чувства и эмоции, с которыми я никогда не справлялась в полной мере, сломили меня. Единственной ясной мыслью было то, что если я оставлю ее у себя, они сломают и ее. Я ненавидела себя за то, что отдала ее той проститутке и шла за ней до самого твоего здания, чтобы убедиться, что Кира… Розали в безопасности. Но я не могла смотреть тебе в глаза. Я не могла объяснить тебе все это тогда. Но единственное, что я никогда не забуду — это чувство в глубине души, что я поступила правильно ради этой маленькой девочки. Я знаю, что ты злишься из-за того, что я сделала, но…

Я должен был остановить ее. У меня все сжалось в комок после того, что я услышал, как она рожала нашего ребенка в одиночестве и страхе. Но, очевидно, она знала обо мне не так много, как ей казалось.

— Я злюсь не из-за того, что ты сделала. Я злюсь из-за того, что ты вернулась.

— Что? — ахнула она.

— Господи, Хэдли. Я всю жизнь боялся, потому что часть моего отца все еще живет во мне, — я ткнул пальцем в свое запястье. — Его кровь все еще течет в моих венах, и, я ни черта не смогу сделать, чтобы изменить это. Во мне до сих пор живет очень большая, очень реальная часть, которая чувствует, что я ответственен за каждую жизнь, которая пострадала или была потеряна в тот день, — я наклонился ближе, и напряжение усилилось, даже когда я понизил голос. — Он пришел в этот торговый центр, чтобы убить меня.

Это не было секретом. Мотивы моего отца в тот день мелькали на экранах всех национальных новостей. К счастью, я был несовершеннолетним, поэтому им не разрешили использовать мое имя или фотографию.

Но люди в Уотерседже все равно знали.

Хуже всего то, что я все еще знал.

— Но ты никого не убивал, Кейвен.

Я покачал головой.

— Нет. Не убивал. Но не будет ни одного дня, чтобы я не боролся с чувством, что, возможно, я это сделал. До Розали я был зависим от работы и женщин, от чего угодно, лишь бы не думать о том, кем я был и к чему это привело. Но эта маленькая девочка спасла мне жизнь. Без сомнения. Потому что несмотря на то, что она выглядит чертовски похожей на тебя, когда я смотрю на нее, я вижу частички себя. Хорошие части. Незапятнанные части. Цельные части. Невозможно ненавидеть себя, когда я вижу эти частички в ком-то настолько совершенном, как она. Так что нет, Хэдли. Я больше не злюсь из-за того, что ты сделала. Я понял. Я сожалею. Я бесконечно благодарен тебе за то, что ты оставила ее со мной. Но если ты пришла сюда с намерением вернуть ее, уверяю тебя, это не та война, которую ты можешь выиграть.

— Я не пытаюсь ее вернуть, — проворчала она. — Это первое, что я сказала тебе при встрече, потому что знала, что ты так подумаешь. Да, я сделала тест ДНК, чтобы меня внесли в ее свидетельство о рождении. Но эта крошечная строчка на листке бумаги — все, что я пытаюсь у тебя отнять. Розали обожает тебя. Я слышала, как она постоянно говорила о тебе, — она покачивала головой из стороны в сторону и заговорила детским голоском, жутко и неловко похожим на голос Розали. — Мой папа подарил мне торт с единорогом. Мой папа не разрешает мне завести хорька. Мой папа писает стоя, но он сказал, что я не должна так делать.

Господи. Да. Это была моя малышка.

— Я не пытаюсь это изменить. Я даже не пытаюсь встать посередине. Все, чего я хочу — это узнать ее.

— И почему, черт возьми, ты решила, что теперь сможешь взять на себя такую ответственность? Что будет, когда прошлое вернется или когда жизнь снова станет трудной? Ты не можешь появиться в ее жизни только для того, чтобы снова исчезнуть.

— Я не собираюсь исчезать. Я купила дом, и сейчас строительная компания приезжает, чтобы оборудовать место для моей студии на заднем дворе. Я никогда не думала, что вернусь в Джерси. Но если Розали здесь, значит, и я хочу быть здесь.

Я тоже никогда не думал, что вернусь в Джерси. Но Йен жил неподалеку, и я отчаянно хотел увезти Розали из города. Этих девяноста миль между моим домом в Лири и Уотерседжем было достаточно, чтобы у меня не случалось нервного срыва каждый раз, когда я въезжал в туннель Линкольна.

Я провел много лет, избегая всего, что связано с Уотерседжем. Я анонимно пожертвовал миллионы в благотворительный фонд, который помогал семьям, пострадавшим от трагедии, как только у меня появилась финансовая возможность. Это был трусливый выход, но это было все, что я мог сделать в тот момент. Торговый центр находился всего в девяноста минутах езды от моего дома в Лири, но я не ступал ногой в этот город с того самого дня, как уехал.

Теперь, с появлением Хэдли, Уотерседж снова пришел ко мне.

— Как я могу тебе верить? — спросил я.

— Я не идеальна, Кейвен. Посттравматическое стрессовое расстройство и депрессия никогда не исчезают. Но последние четыре года я чертовски усердно работала над тем, чтобы довести свою жизнь до такого состояния, когда она не будет владеть мной. Если кто-то и может это понять, то только ты.

Я отвел взгляд, не желая признавать, насколько она была права.

— Послушай, — сказала она. — Учитывая нашу необычную историю отношений друг с другом, битва за опеку между нами двумя станет главной сплетней десятилетия. Я бы хотела избежать этого, и не хочу, чтобы мое прошлое было втянуто в настоящее так же, как, полагаю, и ты. Поэтому позволь мне быть с тобой откровенной. Я не подавала и не планирую подавать иск на опекунство. Я обращаюсь к тебе как к человеку. Я прошу тебя дать мне шанс. Позволь мне показать тебе, кто я. Позволь мне завоевать твое доверие. Узнай меня получше, и только потом, если тебе будет удобно, позволь мне узнать нашу дочь.

Я уставился на нее. У меня не было ни малейшего желания знакомиться с Хэдли Бэнкс. Но она была права насчет СМИ. Они были бы в восторге от нашего дерьмового шоу. Я слишком старался вырваться из оков своей ДНК, чтобы вернуться к жизни в тени своего отца. А именно это и произойдет, если я, сын массового убийцы Малкома Лоу, вступлю в схватку за опеку с Хэдли Бэнкс, выжившей после «того самого массового убийства». Неважно, что она сделала в прошлом.

Меня бы просто распяли в глазах общественности за то, что я отнял у нее Розали.

— Мне нужно идти, — сказал я, выскальзывая из-за стола.

Ее лицо сморщилось.

— Кейвен, пожалуйста. Я здесь не для того, чтобы причинить кому-то из вас боль. Я просто хочу…

— Я тебя слышал, — огрызнулся я, доставая бумажник из заднего кармана. Бросив двадцатку на стол, я вернул взгляд на нее. — Ты ничего не подаешь. Даже чтобы твое имя внесли в ее свидетельство о рождении. Держись подальше от моего дома. Держись подальше от моей дочери. Держись подальше от меня. Забудь мой номер телефона. Мне больше не нужны ни смс, ни ночные уговоры. Я выслушал все, что ты хотела сказать.

Она поднялась на ноги, перегородив мне дорогу, и подняла голову, чтобы посмотреть на меня.

— Пожалуйста, не делай этого…

— И я подумаю об этом.

Она закрыла рот рукой, и ее глаза наполнились слезами, отчего у меня сжалось нутро. Я не знал, что такого было в этой женщине, но за один разговор я перешел от желания бросить ее в тюрьму к нелепому желанию пообещать ей, что все будет хорошо. Но все было не в порядке.

И, наверное, никогда не будет. Ни для кого из нас.

— Я не знаю, что, черт возьми, сейчас происходит, Хэдли. Я не знаю, верить ли тебе. Предположить, что ты лжешь. Извиниться. Выругать тебя. В некоторых случаях все это не имеет смысла. В других — многое объясняет. Но мне нужно время подумать. Мы говорим о моей дочери.

— Я знаю, — пробормотала она, не забыв убрать руку. — Я благодарна тебе за то, что после всего, что случилось, ты даже задумался об этом.

— Я серьезно. Никаких контактов. Никаких судебных исков. Ничего. Если ты надавишь на это, я обещаю, что надавлю так сильно, что ты будешь полностью вне поля нашего зрения.

И вот это случилось. В день, продиктованный маятником эмоций, Хэдли доказала, что у нее есть еще один козырь в рукаве.

Она улыбнулась, мило и ошеломляюще. И эта улыбка проявлялась от изгиба ее губ полумесяцем до блеска в покрасневших глазах.

Я уставился на нее, сбитый с толку тем, что ее счастье не выводило меня из себя. Оно заставляло меня чувствовать себя… Черт. Счастливым в ответ.

— Это забавно, — сказала она.

— Что?

— Ты сказал «вне поля зрения», — она все еще улыбалась.

Я продолжал смотреть и не обращал внимания на то, что чем дольше я стоял, тем сильнее таял лед в моих венах.

— И что? — я нахмурился

— О. Просто… Я фотограф. Так что это была хорошая… эм… шутка.

Шутка.

Господи.

Точно.

Она закусила губу и отвела взгляд, но эта чертова улыбка все еще была видна. И я, блядь, все еще чувствовал это.

Мне пора уходить.

— Мне уже пора уходить. Это может занять некоторое время, но когда я приду к решению, я свяжусь с тобой.

— Хорошо.

— Хорошо, — ответил я, не двигаясь с места. Просто стоя там, как чертов идиот.

К счастью, у нее было больше здравого смысла, чем у меня.

— Наверное, я тоже пойду.

Наклонившись к стенду, она взяла свою сумочку и перекинула ее через плечо.

Я вышел за ней из закусочной, закатив глаза, когда она остановилась, чтобы поблагодарить официантку.

Когда мы добрались до парковки, мы оба неловко повернули в одном направлении.

Я последовал за ней.

И с каждым шагом я все больше ощущал себя преследователем, пока наконец не почувствовал необходимость спросить:

— Где ты припарковалась?

— Вон там, — она указала на красный Porsche Cayenne, припаркованный рядом с моим Lexus LX.

Мои брови взлетели вверх. Я разбирался в машинах. Моя стоила немалых денег. Но мне показалось очень интересным, что и ее тоже.

— Она твоя?

— О, Боже, нет. На мой вкус это слишком претенциозно. Я одолжила машину у моей лучшей подруги. Потому что не смогла вывезти свой Prius со штрафстоянки. Надеюсь, окружающая среда простит меня.

Я кивнул, чувствуя вину за то, что ее машину отбуксировали.

А потом я просто стоял там.

Как.

Блядь.

Идиот.

— Ну… Спасибо, что проводил меня до машины. Это было очень мило с твоей стороны.

— Вообще-то… — я дернул подбородком в сторону своего внедорожника. — Это я на претенциозном бензовозе.

Она рассмеялась.

— Не волнуйся. Раз уж я притащила нас обоих сюда сегодня вечером, то утром я набегу на соседский мусор и сделаю дополнительную переработку. Это уравновесит наш углеродный след.

— Какая ты экологически сознательная, — усмехнулся я.

Она подошла к дверце своей машины и тихо прошептала, прежде чем открыть ее.

— Я стараюсь.

Это был мой шанс, чтобы уйти. Сесть в машину и поскорее уехать.

Но была одна вещь, которую, мне до смерти хотелось узнать.

— Как ты выжила?

— А?

— В торговом центре. Ты не могла быть слишком взрослой, и еще ты сказала, что твои родители умерли. Как тебе удалось выжить?

Ее улыбка исчезла, а и без того белая как сливки кожа побледнела.

— Мне было восемь, когда это случилось, — она бросила взгляд через мое плечо на дверь закусочной. — Я… спряталась под прилавком в китайском ресторане. Одна.

Ее глаза вернулись к моим, нервные и настороженные.

Прищурившись, я попытался получше разглядеть ее, но она резко сказала:

— Я не люблю говорить об этом,

Я кивнул, потому что не мог ее в этом винить.

— Верно. Извини, что спросил.

— Тебе следует перестать извиняться, Кейвен.

С этими словами Хэдли забралась в машину и закрыла дверь. Она помахала и улыбнулась, прежде чем уехать.

Я стоял на месте еще долго после того, как ее задние фары исчезли, и мои мысли разбегались в миллион разных направлений.

Произошло что-то важное. Я чувствовал это всеми своими костями.

Но я не знал, хорошо это что-то или плохо.

Правильно или неправильно.

Вытащив из кармана телефон, я набрал номер Дага. Было уже поздно, но я платил ему за то, чтобы он отвечал при первом же звонке. И он не подводил меня.

— Ты в тюрьме? — спросил он.

Сев в свой внедорожник, я нажал на кнопку чтобы завести его, но не сделал ни единого движения, чтобы выехать.

— Нет. Хотя у меня только что был очень познавательный разговор с Хэдли.

— Какого черта? Она вернулась к тебе?

— Нет, она прислала мне сообщение. Я встретился с ней за чашкой кофе. Слушай, у тебя есть под рукой предварительная биографическая справка?

Он застонал.

— Подожди. Дай мне встать с кровати и найти её.

— Мне просто нужно узнать имена её родителей.

— Ее родителей?

— Она утверждает, что их убили тоже в торговом центре.

— Черт, — прошипел он. — Ты ей веришь?

— Не знаю. Поэтому я и звоню тебе.

В динамике раздался звук запускающегося компьютера, после чего на несколько секунд воцарилась тишина.

— Итак. Их зовут Роберт и Кира Бэнкс.

Кира.

Господи, Кира.

Она назвала нашу дочь в честь своей умершей матери.

Женщины, которую убил мой отец.

Черт возьми.

— Можешь проверить есть ли их имена в списке жертв?

— Уже ищу.

Я откинул голову на подголовник и закрыл глаза. Я не был уверен, хочу ли я, чтобы их имена были в этом списке или нет. С одной стороны, если она солгала мне, придумала хитроумную уловку, чтобы сыграть на моем чувстве вины, это бы здорово усложнило всю эту поганую ситуацию. Но если она говорила правду, то ее объяснение, почему она отказалась от Розали, было искренним.

Я затаил дыхание и подумал о своей дочери. Я хотел, чтобы у нее в жизни было все. Все то, чего у меня никогда не было. В том числе и мать. Но если все, что сказала Хэдли, было правдой, то для меня это будет кошмар — мой самый страшный кошмар.

Я чувствовал себя виноватым за тот выстрел. Ссора с отцом, в которую я ввязался тем утром перед уходом на работу. Секреты, которые я все еще носил в себе.

Я был готов на все, чтобы попытаться исправить ситуацию с Хэдли.

Что угодно, только не подвергать дочь опасности.

— Черт, Кейвен. Они в списке.

У меня свело желудок, реальность резанула меня по живому.

— Она была там, Даг. В тот день Хэдли тоже была в торговом центре.

— Сукин сын… Ладно, послушай меня. Ты ей ничего не должен. Я не знаю, что у тебя сейчас в голове. Но я хочу тебе четко сказать, что это ничего не меняет.

— Это все меняет, и ты это знаешь.

— С точки зрения закона — нет.

Но сейчас речь шла не о законе.

— Послушай, я собираюсь взять Розали и уехать в домик на пляже на несколько дней. Мне нужно время чтобы подумать.

— Понятно. Но пообещай, что позвонишь мне, когда примешь решение.

Желчь подступила к горлу.

— Ты можешь оказать мне услугу?

— Всё, что угодно.

— Поговори с прокурором. Узнай, снимут ли они обвинения с Хэдли.

— Что? Ни в коем случае.

— Ты сам сказал, что обвинения об оставлении в опасности не пройдут.

— Нет, но мы можем попробовать.

— Какой ценой, Даг? Она войдет в зал суда и будет вынуждена использовать все скелеты, которые есть у меня в шкафу, чтобы защитить себя. Она сделала действительно плохой выбор, но приняла очень умное решение в разгар парализующего приступа посттравматического стрессового расстройства. И если говорить как человек, который был там слишком много раз, то не так уж много хороших решений можно найти в такой темноте.

— Ты чувствуешь себя виноватым. Я понимаю. Но…

— Я не чувствую себя виноватым. Я виноват. Но я собираюсь разобраться с этим. Я не отдам свою дочь этой женщине, потому что меня мучает совесть. Она согласилась ничего не подавать в суд, надеясь, что мы с ней сможем договориться о чем-то менее публичном. Мне нужно только понять, как это будет выглядеть. Так что я забираю свою девочку и отправляюсь в Оутер-Бэнкс на столь необходимый отпуск.

— Хорошо. Хорошо. Ты знаешь мой номер, если тебе что-то понадобится. Я буду держать оборону с Йеном, пока тебя не будет.

— Спасибо, Даг. Передай Нине мои извинения за то, что я вытащил тебя из постели.

— Эта женщина так громко храпела, что, наверное, не заметила, как я пропал.

— Я обязательно передам ей, что ты упомянул об этом, когда увижу ее в следующий раз.

— Да ладно. У меня нет времени на развод, пока я разбираюсь со всеми твоими проблемами.

Я рассмеялся.

— Мы будем на связи.

— Повеселись на пляже.