Написано с сожалением

Глава 24

Кейвен

— Ваша дочь — прирожденная художница, — восхитилась женщина, глядя на картину Розали с кривым деревом, висящую на стене. Она наклоняла голову из стороны в сторону, подперев подбородок рукой, словно мы стояли в Метрополитен-музее, а не в актовом зале детского сада.

Я улыбнулся, посмотрев на несколько рядов выше, где Розали хихикала со своей подругой Молли. Я был рад, что она веселится, но мне хотелось, чтобы она не выглядела такой чертовски счастливой, чтобы я мог использовать ее как предлог для того, чтобы сбежать.

Женщина сжимала жемчуг левой рукой, демонстрируя пустой безымянный палец, по крайней мере, в десятый раз с тех пор, как она подошла.

— Кажется, мы еще не знакомы? — она протянула мне руку для рукопожатия. — Я Мэрилин. Как Монро, только брюнетка, — она гнусаво рассмеялась, погладив нижнюю часть своего каре.

К сожалению, ее имя было единственным сходством с покойной американской иконой.

Как единственный отец-одиночка в саду Розали, я не находил ничего необычного в том, что женщины подходили поболтать со мной на мероприятиях. Но Мэрилин была особенной, если, конечно, можно считать особенной стерву класса «А». Она была президентом АРУДУ (Ассоциации родителей и учителей дошкольных учреждений). Как будто это было хоть немного необходимо в саду, где соотношение учеников и учителей пять к одному. Но если когда-нибудь возникала нехватка мелков, Мэрилин была тут как тут… Я избегал ее как чумы с тех пор, как услышал, что её развод с мужем-пластическим хирургом был оформлен. В настоящее время она жила на алименты и не пропускала ни одной воскресной службы в церкви, куда ходили ее бывший и его новая подружка.

Короче говоря, она была драмой во всех смыслах этого слова.

Я взял ее руку в неловком пожатии вверх-вниз, которое было бы более естественным, если бы она была лабрадором-ретривером.

— Я Кейвен.

— Оооо, как уникально. Мне нравится это имя, — она провела пальцем по передней части моей рубашки, как мне показалось, в соблазнительном жесте.

— Спасибо. Я, наверное, пойду проверю Розали.

Только Розали, правда. Не для того, чтобы проверить, не появилась ли еще Хэдли. В десятый раз.

За столько-то минут.

Я решил, что в какой-то момент за последние три с лишним месяца у меня случился инсульт. Мое состояние включало в себя: мысли о женщине, которую я якобы ненавидел двадцать четыре на семь, воображение ее задницы, когда она наклонялась, пока я принимал душ, и пробуждение от того, что она снилась мне, обнаженная и звала меня по имени. Однако эти симптомы не вызвали большого количества результатов в WebMD.

Но, черт возьми, где-то должно было быть медицинское объяснение.

Мэрилин схватила меня за руку, придвигаясь ближе.

— Не будь глупым. У нас есть десять минут до начала награждения. Давай я куплю тебе выпить… — она разразилась смехом, указывая на колонку с водой в углу. — Жаль только, что на таких мероприятиях не подают алкоголь. Это сделало бы их намного интереснее.

Еще больше громкого противного смеха, и ее рука сжалась на моем предплечье.

Стиснув зубы, я послал молчаливый S.O.S. Хотя, будучи самым нелюбимым грешником Бога, я не ожидал никакого ответа.

Пока…

— Извините, что прерываю.

Повернувшись, я обнаружил позади себя Хэдли с камерой на шее и неловкой улыбкой на губах.

— Привет, — сказал я, выпрямляясь, и все мое тело насторожилось, реагируя на ее присутствие. Мне придется добавить это в список симптомов, когда я вернусь домой.

— Я покину вас через несколько секунд. Просто хотела узнать, есть ли у тебя предпочтения, где мне сесть. Я не хочу вмешиваться или что-то в этом роде.

Я подмигнул ей, потому что она буквально только что спасла меня, и я был обязан ей за это чудом.

— Ты можешь сесть со мной и Йеном.

Ее глаза расширились, а рот изобразил самую нелепую фальшивую улыбку.

— Йен здесь?

— Пока нет. Но он уже в пути.

— О, весело, — пробормотала она, сосредоточившись на камере. Её длинные рыжие кудри закрывали лицо, и мне пришлось остановить свои руки, чтобы не смахнуть их.

— Да ладно. Он не так уж плох.

Она подняла голову.

— Единственный раз, когда он со мной разговаривал, он сказал, что нет ничего, что он не сделал бы для Розали, и мне будет полезно помнить об этом.

— Да, но он имел в виду, например, закидать яйцами твой дом или подать жалобу в товарищество собственников жилья, потому что ты оставила мусорное ведро на ночь.

— Я в этом не уверена.

В этот раз я не стал пытаться остановить свои руки. Я сжал ее предплечье.

— Расслабься. Я защищу тебя от Йена.

Она откинула голову назад и уставилась на меня, ее щеки приобрели самый яркий розовый оттенок.

— Я знаю, что так и будет.

Я улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ.

Никто из нас не шевелился, пока зал заполнялся вокруг нас.

— Привет, я Мэрилин, — она придвинулась ко мне, и мой отрезок линии AB с Хэдли внезапно превратился в треугольник. — Кто вы?

Она улыбнулась широко и по-доброму.

— Я Хэдли.

Лицо Мэрилин скривилось, когда она окинула ее быстрым взглядом.

— Девушка?

— Нет, — одновременно ответили мы с Хэдли.

Глаза Мэрилин сузились, а губы скривились.

— Сестра? Секретарь? Личный помощник?

Я должен был отдать ей должное. В ответе Хэдли не было и намека на недовольство:

— Нет, нет и нет.

— Нам стоить сесть на места… Было приятно познакомиться с тобой, Мэрилин.

Я положил ладонь на поясницу Хэдли и начал выводить ее из неловкого положения, когда Мэрилин выдернула чеку из моей гранаты.

— Ты мама Розали? — мы с Хэдли замерли на полушаге.

Прежде чем поддаться на уговоры дочери и пригласить Хэдли на церемонию награждения в тот вечер, я подумал о том, что кто-то может заметить сходство между ними. Но я никогда не представлял себе сценарий, при котором у кого-то хватит наглости спросить об этом.

Но мне не следовало недооценивать пронырливую и неосмотрительную Мэрилин Не-Монро.

— Ты ее мать, — вздохнула она, удивление наполнило ее глаза.

Хэдли превратилась в камень.

— Я… э-э… — она подняла на меня глаза, и ее паника заставила меня еще больше возненавидеть Мэрилин.

— Знаешь, мы всегда удивлялись, почему тебя никогда не было рядом. Я делала ставки, что ты умерла. Видимо, я не выиграю в этом пари. — она ухмыльнулась, скользко и высокомерно.

Этого, блядь, не может быть. Не-а. Ни что, блядь.

— Ставки? — я сделал зловещий шаг к ней. — Ты что, издеваешься?

Ее тусклые, скучные карие глаза переключились на мои.

— Это была шутка… — она обвела длинным острым ногтем вокруг Хэдли. — Но ты определенно была темой многих разговоров на детской площадке. Подождите, пока я расскажу другим мамам, что ты действительно существуешь.

С меня хватит. Все терпение кончилось. Все светские любезности вылетели в окно. Меньше всего мне хотелось, чтобы вся школа сплетничала о том, что Хэдли — мама Розали. Достаточно было бы одного невоспитанного ребенка и их матери, чтобы изменить мир моей дочери.

Если и когда этот разговор состоится, то не из-за слухов в гребаном детском саду.

— С этого момента, Мэрилин, ты не должна упоминать имя моей семьи ни на детской площадке, ни где-либо еще, — она откинула голову назад.

— Прости?

Хэдли потянула меня за предплечье и прошептала:

— Забудь об этом, Кейвен.

Но я не мог этого оставить: слишком многое было поставлено на карту.

— Ты слышала меня. Не лезь в дела моей семьи. Кто она, для тебя не имеет ни малейшего значения. И, пожалуйста, во что бы то ни стало, беги к своим приспешникам и сообщи им, что я не стану шутить по этому поводу. Если я услышу хоть одно чертово слово о Хэдли или Розали, обещаю, что ни для кого из вас это добром не кончится.

— Ну что ж, тогда, — презрительно фыркнула она, будучи глубоко оскорбленной.

Я не мог сосчитать, на сколько мне было наплевать на фарфоровые чувства Мэрилин.

— Скажи, что ты понимаешь.

Мэрилин поджала губы.

— Я понимаю, что ты очень грубый человек.

— Тогда ты можешь только представить, насколько грубее я могу стать, если ты не прислушаешься к моему предупреждению держать язык за зубами.

Схватив Хэдли за руку, я бросился прочь, увлекая ее за собой. Наглость этой женщины была

поразительной. Я знал, что возненавижу эту чертов садик, с того самого момента, как подъехал к нему, и все машины на парковке были высшего класса. Не хочу сказать, что моя машина не была такой, но я не вырос среди денег, поэтому у меня никогда не возникало чувства превосходства или гордости, которые так часто сопутствует им.

У Мэрилин эти чувства явно были.

Я все еще был в гневе, когда увидел Йена, держащего Розали на бедре посреди прохода. В его глазах мелькнуло беспокойство.

— Все… — он приостановился и посмотрел на наши соединенные руки с Хэдли. — Хорошо?

Хэдли попыталась отдернуть руку, и я приказал себе не мешать ей. Меньше всего нам нужны были слухи о том, что мы состоим в отношениях, которые подливали масла в огонь и без того пылающего поезда сплетен. И все же я не отпустил ее.

Я заставил себя улыбнуться, когда взгляд Розали метнулась в нашу сторону, хотя ее глаза были обращены не ко мне.

— Хэдли!

— Привет.

Забота Йена сменилась неодобрительным хмурым взглядом, когда он поставил

Розали на ноги. Она побежала прямо к Хэдли.

— Ты принесла свою камеру.

Хэдли присела на корточки, потянула за руку, которую я держал, и бросила на меня укоризненный взгляд. Только тогда мне удалось убедить свой упрямый мозг отпустить ее руку.

— Да, — вздохнула она. — Я надеялась, что твой отец позволит мне сфотографировать тебя, когда ты будешь получать награду.

Две пары одинаковых зеленых глаз выжидающе смотрели на меня. От красоты их созерцания я на мгновение потерял дар речи.

За последние несколько месяцев я неоднократно видел их вдвоем, склонившихся над моим обеденным столом, но в этот раз все было по-другому. Ладно, может, не по-другому. Но мой недиагностированный инсульт, который превратил меня в тряпку, заставил ощущать это по-другому.

Мы были на людях. Втроем. Вместе. На такой обычной церемонии награждения моей малышки в конце года. Розали улыбалась.

Хэдли улыбалась.

И если не пар, все еще выходящий из моего организма благодаря надоедливой Мэрилин, я бы тоже улыбался. Все было так комфортно, вплоть до того, что я держал ее за руку.

Боже, что происходит?

— Да. Конечно. Фотографии были бы кстати.

Розали завизжала от восторга и обняла маму за шею.

Черт. Ее мать.

Рано или поздно мне придется рассказать ей, кто Хэдли на самом деле. К счастью, садик скоро распустят на лето, и я решил, что смогу немного сдержать слухи.

У Хэдли оставалось еще три месяца посещений под присмотром, на которые она согласилась, но она дала понять, что никуда не собирается уезжать.

И, как бы это ни было хреново, эта идея мне тоже понравилась.

По звуковой системе раздался женский голос.

— Внимание, родители. Просим всех занять свои места. Все ваши драгоценные малыши должны встретиться со своими учителями в задней части зала. Не волнуйтесь. Мы скоро вернем их обратно. Она захихикала, и хотя это было не так гнусаво, как у Мэрилин, но было близко. Совсем не похоже на гладкий и… Черт. Меня.

— Поцелуй! — заявила Розали и потянула за рукав моего пиджака.

Я наклонился, и она чмокнула меня в щеку.

— Скоро увидимся, когда ты станешь звездой, детка.

— Не забывай о простых людях! — крикнула ей в след Хэдли, когда она побежала к детям, в задней части зрительного зала. Хэдли наблюдала за ней, на ее лице светилась гордость — обычно это была моя работа. И на этот раз я даже не мог разозлиться из-за этого.

Мне нравилось, что она так смотрит на мою малышку.

Мне нравилось, что она никогда не опаздывала на встречу с ней.

Мне нравилось, что она заботилась о том, чтобы прийти в этот чертов детский сад с фотоаппаратом в руках, готовая сделать дюжину снимков, как заботливый родитель.

Все это не компенсировало четырех лет ее отсутствия, но начало было положено.

Возможно, пришло время и мне отпустить эти четыре года.

— Кейвен, можно тебя на пару слов? — огрызнулся Йен.

Я изогнул бровь.

— Есть какой-то разговор?

Он понизил голос до шипения.

— Объясни, какого хрена ты делаешь?

У меня не было сил на этот разговор — и уж точно не с Йеном. Не секрет, что он не был самым большим поклонником Хэдли, и, хотя поговорить с ним и позволить ему быть голосом разума было бы правильным решением, но я выбрал для себя блаженное неведение.

Я толкнул его в грудь, заставляя пересесть на ряд сидений впереди меня.

— Мы должны сесть, пока кто-нибудь не занял наши места.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не спишь с ней.

Несмотря на отрицательный ответ, она была слишком близка для этого разговора. Оглянувшись через плечо, я увидел, что Хэдли все еще улыбается и наблюдает, как класс Розали выходит из комнаты.

— Занимайся своими чертовыми делами.

Его челюсть стала твердой.

— Скажи мне это еще раз. Давай. Скажи, что твоя жизнь и эта маленькая девочка меня не касаются, потому что последние пятнадцать лет — это точно так.

Я подошел достаточно близко, чтобы никто не мог услышать наш разговор в быстро затихающей комнате.

— В чем твоя проблема?

Он рассмеялся без всякого юмора.

— Давай я задам тебе вопрос? Как все прошло, когда ты переспал с ней в прошлый раз?

— Ну, я потерял компьютер, но получил Розали, так что…

— Эй, Кейвен, — позвала Хэдли, и я повернулся к ней лицом точно так же, как это делала Розали, когда тайком брала печенье из кладовки.

— Да?

Она указала большим пальцем за плечо.

— Думаю, я встану сзади, чтобы лучше снять ее на сцене. Можешь присмотреть за моей сумкой с камерой?

— Конечно, — я забрал сумку из ее рук.

Она заправила рыжую прядь за ухо.

— Рада снова видеть тебя, Йен.

— Да. Фантастика, — пробормотал он.

Натянуто улыбнувшись, она поспешила прочь.

Поставив ее сумку на сиденье у прохода, я опустился на кресло рядом с ней. Йен последовал моему примеру с другой стороны.

— Ты хоть помнишь, что было с тобой в первые шесть месяцев, после того как она оставила Розали? Ты был в полном отчаянии, но сейчас ты готов забыть обо всем этом, только чтобы…

— Может, заткнешься? Я не сплю с ней, — ему не нужно знать о снах, вызванных инсультом. Лучший друг или нет, но я не обязан был сообщать ему об этом каждый раз, когда мой член становился твердым. — Я просто добрый. Тебе стоит попробовать. Нравится тебе это или нет, но она будет частью нашей жизнь. Поэтому перестань быть придурком и попробуй узнать ее получше.

— Если только она не уйдет.

— А если потом она захочет уйти, то, как и в первый раз, ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать. Но позволь мне сказать тебе вот что: Пока она остается версией Хэдли, той, которая держит себя в руках, той, которая любит нашу дочь, и той, которая действительно появляется и работает со мной, а не против меня, тогда, возможно, ее присутствие в жизни Розали не так уж и плохо. Видит Бог, я бы все отдал, чтобы иметь такую маму в детстве.

— О, хорошо. Мне позвонить Дагу и сказать, чтобы он подготовил документы на совместную опеку?

Повернувшись всем телом, я окинул его взглядом.

— Скажи еще хоть слово, Йен. Клянусь Богом, скажи еще хоть слово.

— О, мне еще многое нужно сказать. Но я вижу, как ты смотришь на нее, поэтому не думаю, что все это имеет значение.

— Ты… ревнуешь?

— Я волнуюсь, придурок. Я знаю тебя. С ее прошлым… — он огляделся по сторонам, прежде чем понизить голос до почти неслышимого уровня. — Когда она вернулась, ты был полон решимости держать ее подальше от Розали. Потом она сказала тебе, что была в торговом центре, а теперь два дня в неделю проводит у тебя дома. А если учесть, что она милая, красивая и хорошо ладит с Розали… Не нужно быть сверхразумом, чтобы понять, к чему это приведет.

Я ухмыльнулся.

— Она милая, красивая и хорошо ладит с Розали, да?

Он покачал головой и посмотрел вперед, где через сцену проходила очередь детей. С ее рыжими волосами в море коричневых и светлых моя девочка была легко узнаваема. Она нашла нас почти сразу и захихикала, помахав нам с Йеном обеими руками.

Мы взволнованно помахали в ответ, и улыбаясь Розали, он прошептал:

— Сделай мне одолжение и надень презерватив на этот раз. Следующий может оказаться похожим на тебя, и тогда нам придется продать его троллям.

Моя улыбка не сходила с лица, когда я ударил его локтем в грудь. Он хрюкнул, но больше ничего не сказал.

Я любил Йена как брата. И было совершенно справедливо, что он беспокоился обо мне. Черт, я тоже волновался за себя.

Я не понимал, как меня тянет к Хэдли. Когда я впервые встретил ее в баре, это было чисто физическое влечение, но, с тех пор как она вернулась, это стало чем-то совсем другим. Эта женщина проникала мне под кожу.

Да, я чувствовал ответственность за ее прошлое и почти парализующую потребность все исправить. Но как бы я не старался отрицать это, игнорировать и бороться, в ней было что-то еще. Что-то, что поразило меня знакомым дежавю или шепотом тайны, которую я когда-то слышал в детстве. В глубине души я чувствовал правду, которую нельзя было не рассказать, и она была размыта до неузнаваемости.

Но она всегда была там.

Каждый раз, когда я видел ее.

И с каждым днем она становилась все сильнее.