Написано с сожалением

Глава 27

Кейвен

Это была самая худшая идея в моей жизни.

Прочитав ее сообщения, я поклялся себе, что никогда не допущу, чтобы между нами что-то произошло.

Я продолжал клясться себе в этом, вышагивая в гостиной, пока ждал, когда Алехандра появится, чтобы оставить Розали.

Я поклялся в этом еще раз, когда перед выходом из дома положил в карман два презерватива.

И я клялся в этом каждую минуту, пока ехал к ней, мысль о ее обнаженном теле, извивающемся под моим, заставляла меня сильнее нажимать на педаль газа.

Я знал, что эти сообщения не для меня, и смирился тем, что буду принимать холодный душ и сжимать в кулаке свой член, пока они продолжают приходить.

Но потом она напечатала это. То, что заставило меня переосмыслить всю мою гребаную жизнь.

Я поклялась всей своей семье, что буду жить по секундам. Я не позволю ни одной из них пройти мимо меня.

Я не знал, почему испытываю к ней такие чувства. Это точно было не то, что я чувствовал в первый раз, когда мы провели ночь вместе. Я мог бы сказать, что это потому, что у нас теперь общий ребенок, а совсем недавно я узнал, что у нас было общее болезненное прошлое в этом торговом центре. Но дело было не только в этом. Я чувствовал тягу к ней, которую не мог объяснить так же, как и не мог погасить.

Так что, да. Это плохая, ужасная, глупая идея, но после того, как я прочитал те сообщения и узнал, что она была так же очарована, как и я, я тоже захотел жить в этих секундах.

И когда она открыла дверь в этой сексуальной белой майке, в которой соски виднелись сквозь тонкую ткань, и шортах, открывавших ее ноги, достаточно длинные, чтобы обхватить мои бедра, пока я быстро и жестко брал бы ее, я хотел, чтобы эти секунды прошли внутри нее.

— Пожалуйста, Кейвен, — прошептала она.

Это было все, что мне нужно было услышать.

— Спальня? — пробормотал я, в ее шею.

— Наверху, — задыхалась она.

— Черт, как же это далеко.

Она хмыкнула, покачивая бедрами, и трение о мой член заставило его пульсировать.

— В точку, — простонал я, направляясь к лестнице.

Мы целовались, натыкаясь на стены и едва не падая, когда она пыталась расстегнуть мою рубашку. К тому времени как мы добрались лестницы, я стянул с нее шорты, оставив ее только в тонкой майке и таких же тонких розовых трусиках. Это не должно было быть так аппетитно и сексуально.

Но на ней…

Мы не успели дойти до ее комнаты, как я запустил палец в ее трусики, оттягивая их в сторону и дразня ее влажность.

Она задыхалась, обхватив меня руками за шею для равновесия, когда мы стояли в коридоре, всего в нескольких метрах от ее кровати, но физически не могли пройти дальше.

Я погрузил кончик пальца в нее, и скользил им вверх, пока не нашел клитор.

— Это то, что я делаю с тобой, детка? Это то, о чем ты говорила в тех сообщениях?

Она прислонилась лбом к моей груди, и ее тело обмякло.

— Да.

— И ты хочешь большего, не так ли? Ты помнишь, как это было хорошо… — ее голова внезапно поднялась.

— Я не хочу ничего вспоминать, Кейвен. Я просто хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне… — она приподнялась на носочки и провела губами по моим губам. — Поцеловал меня и…

Я исполнил это желание, грубо и с жадностью. Она была права. Дело было не в прошлом — никому из нас не нужно было сбиваться с пути.

Продолжая держать наши рты соединенными, я протиснулся с ней через открытую дверь.

В ее комнате было темно, свет в коридоре тускло освещал ее тропическое убежище, дополненное декоративной москитной сеткой, натянутой на кровать. Но это было единственное, что я заметил в ее комнате на нашем бешеном пути к матрасу.

Пока она опускалась на кровать, я закончил ее возню на своей рубашке и отбросил ее в сторону, затем снял туфли и носки, вылез из брюк, но не раньше, чем достал из кармана презерватив.

Пока я спускал его по своему стволу, она зажала нижнюю губу между зубами, а ее расширенные от удивления глаза медленно прошлись по моему твердому члену и упали на шрамы. Пуля пробила мой живот и разорвала мне левую нижнюю часть живота. Женщины всегда пялились на шрам. Я не мог их винить: это изуродованный обломок. Черт, Хэдли тоже пялилась на него в первый раз. Но ее внимание привлек тот, что был у меня сбоку и представлял собой не более чем круг размером с пятак.

Она могла бы провести полный осмотр позже, если бы меня это волновало, но мне надоело ждать. Я стянул боксеры с ног, отбросив их в сторону. Затем я снова поцеловал Хэдли, проглотив ее стон, когда забрался на нее сверху. Ее ноги раздвинулись, пропуская мои бедра, и ее горячая, влажная середина прижалась к моему напряженному члену.

— Кейвен, — вздохнула она, прижимаясь к моей шее.

— Мне чертовски нравится, как ты произносишь мое имя.

Целуя меня в шею, она провела зубами по мочке моего уха и повторила: — Кейвен. Кейвен. Кейвен.

Черт, надо было взять с собой больше двух презервативов.

Отступив назад, я задрал переднюю часть ее майки, и на свободу выскочила идеальная круглая грудь.

Когда я провел языком по соску, ее спина выгнулась дугой, что еще сильнее вдавило ее в мой рот.

— Да, о, Боже, Кейвен, пожалуйста.

Я провел рукой по ее боку и задрал майку.

— Сними это.

— Нет, — задыхалась она, широко раздвигая ноги.

Это было предложение, от которого я не мог отказаться.

Взявшись за основание члена, я направил себя внутрь ее тугого жара.

И когда я говорю «туго», я имею в виду «чертовски туго».

— Господи, Хэдли, — простонал я, медленно растягивая ее дюйм за дюймом.

Ее глаза были закрыты, рот приоткрыт, на лице — полный спектр экстаза.

— Ты чертовски красива.

Ее веки дрогнули, и я пожалел, что не включил свет, потому что на ее лице отразилось нежное выражение, которое я не смог разобрать в тускло освещенной комнате.

Но это чувствовалось. Я понятия не имел, что это было, но в груди стало тесно, а мышцы рук и спины напряглись.

— Хэдл…

— Тссс, — прошептала она, поднимая голову, чтобы поцеловать меня. — Не порть этот момент словами.

Ее тело обвилось вокруг меня, руки обхватили мою шею, а ноги обвились вокруг моих бедер в долгом, нуждающемся объятии…

Я поцеловал ее в горло, начав медленное движение, которое потеряло свою ярость, но поглотило меня чем-то совсем другим. Я двигался ритмичными толчками, ее тело перекатывалось вместе с моим, как волны в море.

Она целовала меня так, словно тонула в нас — ее губы в панике касались и пробовали на вкус все, до чего могли дотянуться, словно не могли насытиться. Но дело было не в сексе. Она не терялась в желании, не гналась за неуловимой разрядкой.

Она дышала мной, и, черт возьми мне нравилось это еще больше.

По мере того, как мои толчки становились все более настойчивыми, она впивалась ногтями в мою плоть, а ее рука спускалась к выходному отверстию от пули на моем боку. Как только она нашла его, все ее тело обмякло подо мной.

— О, Боже, Кейвен, — плакала она, ее голос срывался, когда она прижималась ко мне.

Мне нужно было увидеть ее лицо. Я понятия не имел, что за чертовщина творится в ее голове, но она чувствовала себя чертовски хорошо подо мной.

— Давай, детка, — прорычал я, резко входя в нее.

Она снова вскрикнула, но этот крик нельзя было принять ни за что другое, кроме как за удовольствие.

Прилив грубой физической потребности захлестнул меня, и я вошел в нее все глубже и быстрее, опуская пальцы к ее клитору, отчаянно желая довести ее до предела вместе с собой.

Она стонала, а я шептал благословенные проклятия, и трение наших тел играло басовую партию в нашей эротической симфонии.

Она сломалась первой, звук моего имени сорвался с ее губ в пьяном бреду. Мир рухнул вокруг меня, ничего, кроме нее и этой кровати, не существовало в эту секунду, пока она пульсировала подо мной, вырывая освобождение из моего тела.

— Блядь, — простонал я, зарываясь лицом в ее шею, и ленивыми движениями довел свой оргазм до конца.

Пока мой разум переключался в настоящее, она нежно почесывала мне спину одной рукой, но не убирала другую от моего шрама.

Я мог бы спать тут всю жизнь — внутри нее, на ней, и кончики ее пальцев убаюкивали бы меня в забытьи. Но это был не вариант. Дело было в том, что, хотя у меня был самый невероятный секс, физический и эмоциональный, он был с Хэдли — матерью моего ребенка.

Но, чувствуя, как она обнимает меня, как бешено колотится сердце и сбивается дыхание я не жалел об этом. Ни на секунду.

И это, возможно, было самым страшным.

Подняв голову, я посмотрел на нее сверху вниз, и моя грудь сжалась от вида ее глаз, закрытых волосами. Я чмокнул ее в губы.

— Привет.

— Привет, — прошептала она в ответ.

Не в силах остановиться, я снова поцеловал её.

Она улыбнулась, когда я наконец отстранился, и прошептала:

— Я могла бы делать это всю ночь.

— У меня есть еще один презерватив. Но сначала мне нужно избавиться от этого, и нам нужно поговорить.

Она распахнула глаза, ее руки внезапно упали на кровать.

— Неееет. Сегодня никаких разговоров.

Я с усмешкой прижался к ее губам и медленно отстранился.

— Поверь мне. В моем списке это тоже не на первом месте.

Она ахнула от потери, а когда я встал, закрыла ноги, чтобы я не смог увидеть ее блестящую киску. Возможно, это было и к лучшему, поскольку от одной этой мысли мой член снова стал тверже.

К тому времени как я вернулся из ванной, она уже сидела на дальнем краю кровати, подложив под себя подушки, майка была по-прежнему на ней, а одеяло натянуто на талию. Но мое внимание привлекло то, как она нервно теребила край одеяла.

Я не стал беспокоиться об одежде и одеяле, когда устроился рядом с ней на животе.

— Хочешь привести себя в порядок, прежде чем мы поговорим?

— Я воспользовалась ванной в комнате для гостей.

Я ухмыльнулся и приподнял край одеяла, чтобы не так уж и незаметно заглянуть. Трусиков нет. Ладно, значит, она нервничала, но не настолько, чтобы надеть штаны и исключить второй раунд. С этим я могу смириться.

— Хорошая девочка, — похвалил я, целуя ее плечо. Обхватив ее живот татуированным предплечьем, я придвинулся ближе и подпер голову рукой, упершись локтем в матрас.

— Расскажи мне о своих чувствах ко мне.

Ее тело стало твердым.

— Что? Нет.

— Да ладно. В своих сообщениях ты рассказывала Бет о них. Конечно, ты можешь рассказать и мне.

— Ну, я могу сказать, что Бет считает мои чувства ужасной идеей, и у нее наверняка случится коронарная эмболия, если она увидит нас голыми вместе прямо сейчас.

Я провел двумя пальцами по ее прикрытой груди, и сосок сразу же затвердел.

— Технически, голый только я. Ты все еще в одежде.

Она ответила с придыханием:

— Она адвокат. Я не уверена, что эта защита сработает с ней.

— Точно.

— Кроме того, что насчет Йена? Кажется, он тоже не на моей стороне.

Очарованный тугими сосками, видневшимися сквозь ее рубашку, я не поднимал глаз, отвечая:

— Не беспокойся о Йене. Никто не должен знать об этом, пока мы не выясним, что между нами происходит.

— Подожди, — она схватила мою руку и переместила ее на свой живот. — Я не могу думать, когда ты так делаешь.

Ухмыляясь, я поднял на нее глаза. Моя улыбка померкла, когда я увидел беспокойство на ее лице.

— Эй, эй, эй. Не смотри на меня так. Что происходит?

— Я не знаю. Думаю, это и есть главный вопрос. Что здесь происходит?

Я тяжело вздохнул.

— У меня пока нет ответа на этот вопрос. Час назад я не думал, что буду сидеть здесь… — я придвинулся ближе и обнял ее за шею. — Я буду честен с тобой: Это был самый глупый поступок, который мы вдвоем могли совершить в нашей ситуации. Ты согласна?

Она перевела взгляд на стену.

— Я знаю.

— Хорошо, — я отпустил ее шею и вернулся к соску.

Ее рот приоткрылся, но скептический взгляд вернулся к моему.

— И это все? Это и есть наш разговор? Мы совершили глупость. А теперь давай используем последний презерватив?

— Ну, я имею в виду, что на самом деле это не последний презерватив. Насколько я знаю, апокалипсис не наступил с тех пор, как я приехал сюда. Так, что в аптеке можно найти еще.

Она снова прижала мою руку к своей груди.

— Кейвен, я серьезно. Я запаниковала сегодня вечером, когда случайно отправила тебе те сообщения, потому что боялась, что ты разозлишься и заберешь у меня Розали. В этой ситуации все твоих руках, и как бы я ни любила каждую секунду того, что только что произошло между нами, незнание того, что ты думаешь, пугает меня.

Мысль о том, что она испугалась или подумала, что я собираюсь использовать Розали, чтобы наказать ее, если разозлюсь, было как удар в живот.

— Послушай, чтобы не случилось, между нами, я никогда не буду использовать ее как пешку.

— Я не хотела намекать, что ты это сделаешь, но я просто не всегда могу тебя понять. Ты как будто не можешь решить, ненавидишь ли ты меня или хочешь сорвать с меня одежду.

— Да. Именно так, — перевернувшись на спину, я обхватил ее за плечи и толкнул в бок.

— Несколько недель назад я тоже не знал, что чувствую. С того самого дня, как я увидел тебя на заднем дворе, я не чувствовал себя хозяином положения. И для такого парня, как я, вся жизнь которого определяется хаосом, это было парализующее чувство. Я не хотел, чтобы у тебя было что-то общее с Розали, потому что мне было страшно. Моя работа — защищать ее, а ты была единственным человеком в мире, способным забрать ее у меня.

Ее голова откинулась вверх, и она легла на мое плечо.

— Кейвен, я же говорила тебе, что никогда…

— Я знаю, что ты сказала, но в моем опыте слова ничего не стоят. Человек, который научил меня кататься на велосипеде и целовал мои ободранные колени… — сделав паузу, я переместив ее руку на свой уродливый и покрытый шрамами живот. — Он пытался убить меня.

Она положила руку мне на бедро и ободряюще сжала. Это было грустно, но не похоже на жалость.

— Доверие — это сложно для меня. Я позволил себе прыжок веры и разрешил тебе посещать дом вопреки всем советам, потому что это было то, что я мог контролировать. Я был готов ненавидеть тебя до конца жизни. Я знаю, мы не провели много времени вместе в ту ночь, когда встретились в баре. Но я не знал, что ты такая… — я поцеловал ее в лоб. — Черт возьми, я не был готов к тебе. И я говорю это как комплимент. Ты милая, добрая, и щедрая. Когда я появился у тебя дома в тот день, и ты высыпала на пол мусор того мужчины, потому что он не хотел уходить, пока ты его не заберешь… — я рассмеялся от воспоминаний. — И краска. У меня до сих пор есть та рубашка, знаешь? Я не могу заставить себя выбросить ее, потому что она заставляет меня улыбаться каждый раз, когда я ее вижу.

Ее голос был полон эмоций, когда она ответила:

— Если ты собираешься оставить ее себе, я отказываюсь от своего предложения заплатить за нее. Хотя, если ты когда-нибудь решишь раскрыть мою личность как Р. К. Бэнкс, это, вероятно, будет стоить целое состояние.

Я засмеялся, кайф от этой женщины ударил прямо мне в голову.

— И это. Твои умные ответы на все. Ты спросила Бет в том сообщении, когда в последний раз мужчина заставлял тебя смеяться. И я задумался об этом. Я тоже не мог вспомнить, когда в последний раз женщина заставляла меня смеяться.

Она засияла, глядя на меня.

— Правда?

— Не притворяйся со мной. Ты смешная. Странная, но забавная. И ты хорошо ладишь с Розали. Она тебя любит. Правда, она заметила, что мы трахаемся глазами через всю комнату во время рисования.

Она резко вдохнула.

— Пожалуйста, скажите мне что она не сказала «трахаться глазами».

— Нет. Но это ненадолго, если мы не займемся этим вопросом с Джейкобом. Очевидно, он эксперт по любви.

— Мы? — пискнула она.

— А?

— Ты сказал, что мы решим проблему с Джейкобом.

Я знал, о чем она спрашивает, и говорил это серьезно, но это был разговор для другого дня.

— Ты не позволишь мне отправить его в Китай. Так что, да… Нам придется найти альтернативное решение для этого маленького засранца.

Она опустила подбородок, так что я больше не мог видеть ее лица, но легкое дрожание плеч выдавало ее слезы.

Я зарылся губами в ее волосы и прошептал:

— Я буду продолжать говорить, но не хочу, чтобы ты плакала.

— Это хорошие слезы.

— Ах, тогда ладно. Продолжай.

Она захихикала, и на моем лице появилась улыбка.

Я молчал несколько секунд, наслаждаясь редким моментом счастья, которое обрел с другим человеком. У меня были друзья. У меня был Йен. Но никто по-настоящему не понимал меня так, как она.

В течение четырех лет Розали была моей единственным счастьем.

И ее было достаточно. Ее всегда будет достаточно для меня.

Но с Хэдли все было по-другому.

— Я счастлив, что ты знаешь о моем прошлом, — поспешно произнес я, словно это был маленький грязный секрет, жгущий горло. — Это делает меня ужасным человеком, но осознание того, что ты была там и понимаешь меня, с другой стороны, стало самым освобождающим опытом в моей жизни. Думаю, именно поэтому мы лежим здесь прямо сейчас. Я чувствую эту неоспоримую связь с тобой, от которой не могу избавиться, и большая часть меня совсем не хочет от нее избавиться, потому что, хотя я почти уверен, что мы — катастрофа, которая только и ждет, чтобы случиться, но зная, что кто-то другой действительно понимает всю эту катастрофу в моей голове без того, чтобы я объяснял каждую мучительную деталь, это… затягивает.

Ее лицо изменилось так быстро, что во мне вспыхнуло чувство вины. Черт. Почему я признался ей в этом?

Мой гребаный отец убил ее родителей из-за меня.

И, как эгоистичный ублюдок, я сказал ей, что рад, что она была там в тот день, потому что я ценю то, что она могла понять меня.

Каким же я был куском дерьма.

— Я…

— Не делай этого. Не смей извиняться передо мной, — она перевернулась так, что оказалась наполовину на мне. Свет в коридоре освещал ее, когда она, опираясь на локоть, приблизила свое лицо к моему. — А что, если нет? Что, если мы не катастрофа, которая только и ждет, своего часа?

Я моргнул, совершенно потрясенный.

— Как тебе это удалось? Как ты услышав все, что я только что сказал, и зная обо мне все, просто игнорируешь это? Как будто это ерунда.

— Потому что это ерунда, Кейвен. Ты был таким же ребенком, как и я в торговом центре с монстром.

В горле образовался комок. Иисус. Эта женщина.

— Это было по-другому.

— Нет, не было. Это всего лишь игра, в которую ты играешь в своей голове. Факты таковы, что ты был пятнадцатилетним мальчиком в торговом центре в тот день, когда больной человек решил выместить свое недовольство жизнью на невинных жертвах. Но мы выбрались. Это было нелегко. И никогда не будет легко. Но в первую очередь, ты должен научиться перестать извиняться за то, что ты никогда не мог контролировать.

И вот тут она ошиблась. В тот день мне следовало быть в полицейском участке и сдать властям найденный мною тайник с трофеями отца. И если бы в тот день я отправился именно туда, а не пошел сначала на работу, сорок восемь человек, включая ее родителей, были бы живы.

— Я не хочу больше говорить об этом, — я полез целоваться, но она легко уклонилась.

— У тебя всегда будет этот шанс со мной. Всегда, Кейвен. Но позволь мне сказать, прежде чем ты это примешь. Не зря время движется только в одном направлении. Ты можешь выбрать любую секунду, чтобы начать все сначала.

Я уставился на нее: зеленые глаза сверкали, рыжие волосы беспорядочными волнами рассыпались по плечам. Мне хочется верить ей. Поверить, что я могу сбросить с себя непосильное бремя, которое взвалил в тот день в Аду, несколько лет назад.

Перевернув ее на спину, я стянул одеяло из-под нас.

— Ты сказала, тебя пугает не знать, о чем я думаю. Ну, вот, что я думаю. Мы два взрослых человека, которые по обоюдному согласию понимают, что все, что происходит между нами, может обернуться против нас, и поэтому мы оба будем осторожно ступать в эти неизведанные воды. Но я клянусь тебе, что наша дочь не является фактором в том, что происходит в этой части нашей жизни. Как Бет с Йеном. За пределами этой комнаты мы будем продолжать строить свою жизнь так же, как делали это последние три месяца. — Я провел рукой от ее живота вниз по шелковистой длине бедра, осторожно раздвигая ноги, чтобы обнажить влажную киску. Она откинула голову назад, когда я погрузил палец. Я придвинул свой рот к ее, дразня поцелуем и позволяя нашим губам коснуться друг друга, и закончил: — Но сейчас, в этой комнате я хочу трахать тебя. Я хочу, чтобы ты кончила на моих пальцах и на моих губах. Я хочу, чтобы твоя задница была в воздухе, когда я возьму тебя сзади, и чтобы все твои волосы разметались по моему животу, когда ты возьмешь мой член в горло… — я добавил второй палец и провел языком по ее губам. — И это все, о чем я думаю об этом прямо сейчас.

Она зашипела, ее рука взлетела вверх, чтобы схватить меня за задницу.

Разговор окончен.

Через несколько минут она кончила на мою руку. Вскоре после этого она кончила на мой член.

И три часа спустя, когда я вылез из ее постели, чтобы вернуться домой к дочери, единственное, о чем я пожалел, так это о том, что на ней все еще была эта гребаная футболка.