Написано с сожалением (Эли Мартинез) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 19

Кейвен

— О, Господи.

— Не говори «Господи», — поправил я Розали со своего места в конце обеденного стола, где она и Хэдли установили что-то на подобие художественной студии. У меня был открыт ноутбук, и я просматривал некоторые данные, которые Йен прислал по сделке с Лэнсом Гудманом. Мужчина постоянно звонил мне, задаваясь вопросом, где его деньги, и хотя юридический отдел все еще просматривал все контракты и банковские выписки, что-то было не так.

— Почему бы и нет? — Розали спорила. — Молли все время говорит «О, Господи».

— Я не отец Молли.

— Я знаю. Ее отец позволяет ей есть пончики на завтрак, когда у нее даже не день рождения.

— Ее отец также, по сути, отправляет сына ее стоматолога в Йельский университет.

— Что?

Я отмахнулся от нее.

— Ничего. Почему бы нам просто не оставить «о, Господи» на некоторое время?

— Могу я сказать, о, боже?

Я поднял на нее взгляд.

— Что? Нет.

— Это плохое слово?

— Нет. Но ты говоришь так, будто тебе тринадцать, а мне осталось еще девять лет чтобы подготовиться к этому. Оставайся четырехлетней, пока тебе не исполнится хотя бы двадцать один. Хорошо?

Я взглянул на Хэдли, которая опустила голову, держа в руке карандаш. Ее плечи тряслись от беззвучного смеха. Второй урок рисования у Розали шел полным ходом, и, как будто расплавленных мелков было недостаточно, Хэдли на этот раз принесла блестки. И неважно, что она постелила на пол под ними салфетку. Если я хоть на шаг подойду к тому концу стола в течении месяца, то буду выглядеть как платиновый член стриптиз-клуба. Блестки в моем доме был лишь на одну ступень выше чумы. Но у меня была маленькая девочка.

Так что, пока она не использовала его в качестве лосьона для тела, чтобы работать в вышеупомянутом стрип-клубе, мне придется смириться с этим.

Но что я никак не мог пережить, так это то, как сильно она любила Хэдли.

Со среды до субботы я только и слышал от Розали: Хэдли, Хэдли, Хэдли. И это было

чертовски отстойно, потому что мой мозг уже зациклился на Хэдли.

Когда она улыбалась, вся комната озарялась светом.

И то, как она всегда находила способ прикоснуться ко мне.

А, что еще хуже, я всегда находил причину, чтобы позволить ей это.

В последние два раза, когда я ее видел, она была в джинсах и футболке. Но это тело было не скрыть. Хэдли была невысокой, но ноги были длинными, а задница круглой — не то чтобы я смотрел или что-то в этом роде. Это было бы просто ужасно, учитывая как я к ней относился.

Или как я должен был относиться.

И не будем забывать, как чертовски мило она выглядела в этих нелепых комбинезонах. Они не должны были быть сексуальными.

И опять же, она не должна была быть сексуальной и в моем представлении.

Хотя, наверное, не зря мы с ней вместе завели ребенка. Притяжение никогда не было нашей проблемой. Я до сих пор помню, как увидел ее с другого конца бар.

Я годами избегал рыжих.

Они все напомнили мне о той разбитой девочке в день стрельбы.

Но Хэдли была другой. Как выяснилось, возможно, это было потому, что она выполняла задание по краже моего компьютера, но неважно. Это случилось и подарило мне величайший подарок за всю мою жизнь, который в данный момент был покрыт, должно быть, галлоном блесток, украшая единорога, которого она и та самая великолепная рыжеволосая девушка нарисовали вместе.

— Папа, смотри!

Я поднял голову от ноутбука.

— О, вау! Это потрясающе, детка.

— Посмотри на рог. Я сама его сделала.

— Ну, конечно. Рог мне нравится больше всего.

Блестки разлетались повсюду, когда она трясла картиной передо мной.

— Посмотрите на ее задницу. Хэдли сделала ему попку. Правда, хорошая попка, папочка?

Так и было. Действительно, блядь, было. Не то чтобы я подсматривал в один из четырех раз, когда она наклонялась, чтобы достать что-то из сумки в этот вечер.

И не то? чтобы я считал, сколько раз она наклонялась, или что-то в этом роде.

Господи.

Мне нужно было переспать. Это было нелепо. Я ненавидел эту

женщину. Вроде как.

С тех пор как я стал отцом, моя сексуальная жизнь так сильно изменилась. Все ограничивалось сексом на одну ночь. Но они были настолько редкими, что больше походили на свидания раз в год.

— Хвост, — поправила Хэдли. — Она говорит о хвосте.

Она рассмеялась, зажав зубы между губами.

Зазвонил телефон, и на экране высветилось имя Трента. Встав с кресла я обернулся к Розали.

— Уже почти три. Хэдли, наверное, пора уходить.

— Нет-нет-нет, — Рози заплакала. — Она только что пришла. Мы собирались сделать пегаса следующим.

Я бросил взгляд на Хэдли, и она быстро поддержала меня.

— Знаешь что? Мне правда нужно идти. Что, если я назначу рисование «Пегаса» на среду? Так мы сможем уделить больше времени его украшению.

— Я снова хочу нарисовать рог.

Она улыбнулась моей девочке, которая тут же улыбнулась в ответ.

— Хорошо, я просто нарисую его зад и крылья. Договорились?

Они продолжали разговаривать, но я кивнул подбородком в сторону Алехандры, поднимая в ее сторону зазвонивший телефон. Она стояла у раковины и в десятый раз мыла посуду. Обычно она не работала по субботам, но было видно, что она волновалась за Розали, и поэтому я ничего не сказал, когда она заглянула к нам за несколько минут до того, как должна была приехать Хэдли.

Она понимающе кивнула, и я направился к входной двери, поднеся телефон к уху.

Мы не разговаривали с Трентом уже несколько недель. Я пытался связаться с ним с тех пор, как Хэдли появилась на вечеринке Розали, но, признаться, я не очень старался. У нас с Трентом не было особых отношений. Мы общались два раза в год, независимо от того, нужно нам это или нет, и еще два раза он и его жена Дженнифер приезжали в гости. Звонки обычно совпадали с визитами и планами. А поскольку они покинули наш дом два месяца назад, время для визита еще не пришло.

— Чертовски вовремя ты мне перезвонил, — проворчал я в качестве приветствия, выходя на улицу, чтобы Хэдли не слышала.

— Ты звонил, — пробурчал он в своей лучшей манере Ларча.

— Я звонил дважды за последние две недели.

— Неужели богатому, одинокому Кейвену нужно, чтобы я положил трубку и перезвонил, чтобы помириться во второй раз?

Я закатил глаза.

— Ты мудак.

— Но ты должен признать, что у меня это хорошо

получается. — Дженнифер крикнула на заднем плане: — «Эй, Кэв!»

Я опустился на холодную кирпичную ступеньку.

— Передай ей привет.

— Он говорит: «Отвали». Думаю, он зол на тебя за то, что ты не перезвонила ему на прошлой неделе, — сказал ей Трент.

— Я не так сказал.

Дженнифер знала лучше. Смеясь, она ответила:

— Он не звонил на мой телефон, умник.

— Ах, точно, — сказал Трент. — Ну, как дела, младший брат. Как Рози?

— Довольно хорошо. Она как раз убирает блестки столовой вместе с Хэдли.

— Ты уволил Алехандру?

— Нет, — сказал я, ожидая, когда её имя дойдёт до него.

— У тебя новая девушка?

— Не-а.

— Тогда кто же такая Хэдл… О, черт!

— Ага.

— Мы говорим о Хэдли — воровке? Биологической матери Розали — Хэдли?

— Хэдли Бэнкс. И да, ты прав.

Я услышал, как заскрипело его кресло, когда он, без сомнения, вскочил на ноги.

— Какого черта, Кэв? Когда, черт возьми, она вернулась?

— Около двух недель назад.

— А я только сейчас об этом узнаю?

— Я позвонил.

— Дважды. За две гребаные недели. Это говорит о том, что ты споткнулся носком о пачку денег, а не о том, что мать твоего ребенка внезапно появилась из ниоткуда. Черт возьми. Кто-то ампутировал тебе большие пальцы? Ты мог бы прислать чертово сообщение, чтобы я знал, что это срочно.

— Да. Извини. У меня тут полный бардак.

Зная Трента, он бы щас шагал взад и вперед, требуя: — Черт возьми. Начни с самого начала. Но дай мне сокращенную версию, чтобы мы могли перейти к тому, почему она в твоем чертовом доме, а не в городской тюрьме… — была только одна часть этой длинной, гнусной истории, которая его интересовала, поэтому я решил опередить его.

— Она была в торговом центре. Там умерли ее родители.

— Что? Блядь, — вздохнул он, прежде чем его голос перешел в крик. — Что за хрень! Как такое возможно? Ты познакомился с этой женщиной в Нью-Йорке, верно? Она знает, кто ты такой? Она знает об отце?

— Да. Она пришла ко мне после того, как увидела «Калейдоскоп» в новостях и захотела получить фотографии своих мертвых родителей.

— Верно, поэтому очевидно, что путь к этому лежит через член человека, ответственного за убийство ее родителей. Логично.

Моя спина выпрямилась, а волосы на руках встали дыбом.

— Я, блядь, не отвечаю за это дерьмо.

Это была ложь. Я был абсолютно виноват, но он не мог обвинить меня. Никто не мог, блядь, обвинить меня.

Бог знал, что я и так виню себя, не считаясь с чужими чувствами.

Он застонал.

— Я не это имел в виду. Я знаю, что ты не виноват. Это папа натворил такое дерьмо. Нет, не так. Малком сделал это. Но я достаточно долго проработал копом, чтобы знать, что жертвам нужен кто-то, кого можно обвинить. Неважно, если бы ты был почтальоном Малкома Лоу. Жертвы все равно найдут способ обвинить вас за то, что вы выполнили свою чертову работу, доставляя неизвестную посылку с боеприпасами к его дому. Вот почему мы сменили фамилию. Чтобы избежать клейма родства с этим куском дерьма. Так что нет никакого смысла в том, что она пришла к тебе, зная, что ты связан с этим человеком. Держу пари, у нее в голове полный пиздец. Наверняка у нее есть алтарь Малкому.

Я оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что дверь по-прежнему закрыта, и произнес шепотом:

— У нее не все в порядке с головой. Ну, не хуже, чем у меня.

— Прошло всего две недели. Ты не можешь этого знать. Какого черта ты пустил ее в свой чертов дом? Рози знает, что она ее мать?

— Нет. Расслабься. Розали ничего не знает. Слушай, я тоже не в восторге от этого. Но она явилась с повинной. У нее есть деньги, хороший адвокат, нет судимостей.

— Не говори мне эту чушь. Она вынесла из твоей квартиры имущество на сумму более десяти тысяч.

— Да, но ее отпечатки не совпали ни с одним из тех, что копы взяли у меня дома. Они даже не смогли предъявить ей это обвинение.

— Видишь. Говорю тебе. Эта сучка знает, что делает. Она знала достаточно, чтобы замести следы той ночью. А как насчет статьи об оставлении ребенка в опасности? Повесить бы ее на дерево за это дерьмо.

— Правильно. Значит, она может войти в зал суда и защитить себя, объяснив под запись, что страдала от ПТРС, заново переживая тот день, когда мой отец убил её родителей, и поэтому она приняла решение отдать мне ребенка?

— А сколько больниц, полицейских участков и пожарных станций она проехала по дороге к тебе в ту ночь? Есть законные и безопасные способы сделать то, что она сделала. И она не выбрала ни один из них. Я бы не доверил этой женщине ни золотую рыбку, ни тем более свою дочь.

— Не говори мне то, что я и так знаю. Я ей не доверяю. Именно поэтому битва за опекунство пугает меня до смерти. Что, черт возьми, я должен делать, если судья прикажет мне отдавать ее Хэдли каждые выходные? Ты прекрасно знаешь, насколько правовая система благосклонна к матерям, а не к отцам. Это не тот риск, на который я могу себе позволить пойти. И давай даже не будем притворяться, что разнос по полной программе, который я получу после того, как общественность узнает о папе и ее родителях, не повлияет на это решение. Я мог бы стать отцом года, но все равно останусь злодеем.

— Черт, — пробормотал он. Забудьте о том, что он мой брат — начальник полиции Трент Хант знал, что я был прав.

— Посмотри, я играю по-умному. Она добровольно согласилась на шесть месяцев посещений под присмотром. Пока что она была милой и понимающей. Не знаю, как долго это продлится, но я держу руку на пульсе. Мы ничего не сказали Рози, так что сейчас Хэдли просто… Хэдли — учительница рисования.

— Мне это не нравится. Мне это совсем не нравится.

— Ты не одинок в этом. Но на данный момент все так, как есть.

— Как твой муж справляется с этим?

Я рассмеялся.

— Йен до смерти напуган тем, что я тоже до смерти напуган. Я решил быть с ней милой, чтобы избежать дальнейших конфликтов. Но у него нет таких обязательств, так что я уверен, что он хочет быть придурком, чтобы посмотреть, сможет ли он ее прогнать.

— К твоему сведению, я в его команде.

Ухмыляясь, я поднялся на ноги, когда услышал голоса по ту сторону двери.

— Я был бы разочарован, если бы ты не был на его стороне. Слушай, мне пора идти.

— Сделай мне одолжение, используй немного своих денег, и купи протез большого пальца, чтобы ты мог держать меня в курсе событий. У меня не очень хорошее предчувствие по этому поводу.

Дверь открылась, и с другой стороны появилась Хэдли со своей переполненной сумкой для художников.

— Сделаю. Мы скоро поговорим. Передай Дженн, что я сказал отвалить.

Он рассмеялся, и, отведя телефон от уха, я услышала, как он позвал: — Дженн, Кэв передавал привет!

Засунув телефон в задний карман, я натянул улыбку. Меня должно было обеспокоить, насколько легкой была эта улыбка, когда я увидел ее.

— Ребята, вы закончили?

Хэдли указала на свои невидимые часы.

— Три часа дня.

— Отлично. Я провожу тебя до машины.

Ее тело обмякло.

— О, Боже. Нам предстоит еще один разговор?

— Нет, умник. Я просто пытался быть милым.

Она подняла руку к груди.

— О, вау. Я знала, что задница единорога хороша, но не ожидала такой шумихи.

Я покачал головой. Она была забавной.

Я чертовски ненавидел то, что она была смешной.

В основном потому, что мне нравилось, что она смешная.

Она повернулась к Розали, которая стояла в коридоре и держала Алехандру за руку.

— Пока, Розали. Увидимся через несколько дней, хорошо?

— Не забудь. Я хочу нарисовать рог.

— Не вопрос, Боб.

Розали хихикнула.

— Меня зовут не Боб!

Я не видел лица Хэдли, но слышал улыбку в ее голосе.

— Хорошо. Увидимся позже, аллигатор?

Розали засияла.

— Я и не аллигатор!

— До скорой встречи, бабуин?

— Хэдли!

— Пора идти, буйвол?

Моя девочка чуть не подавилась от смеха.

— Буйво-что?

Хэдли продолжала.

— Береги себя, белый медведь? Будь милой, попугайчик?

Рози так смеялась, что даже не смогла ответить.

— Тогда, как насчет этого? — Хэдли прочистила горло и низко поклонилась. — До скорой встречи. Пусть у тебя будет г-ламурный день.

Ладно, хорошо. Она была забавной… и немного странной.

Розали это понравилось. Рванувшись вперед, моя девочка обхватила ноги Хэдли руками, крепко сжав ее.

Я сделал резкий вздох, и все мое тело пришло в боевую готовность. Объятия не были долгими, но они были невероятно сильными, независимо от того, каким образом это произошло.

По крайней мере, в моих глазах.

Рози помчалась прочь, небрежно бросив через плечо:

— Пока, Хэдли.

Алехандра вышла вперед с широко раскрытыми глазами и своей фирменной нежной улыбкой, закрыв дверь.

Несколько минут мы с Хэдли стояли в тишине. Она стояла спиной ко мне, ее грудь поднималась и опускалась от затрудненного дыхания, а эмоции, бурлившие вокруг нее, почти душили меня.

— Хэдли? — прошептал я.

Ее рыжий хвост колыхнулся, и она медленно повернулась. На лице появилась огромная улыбка и ручьи слез.

— С тобой все в порядке?

Она провела рукой по щекам.

— Да. Я просто… Я правда очень люблю этого ребенка.

У меня была дочь; плачущие женщины были моим криптонитом. Так я говорил себе, засунув руку в карман, чтобы не протянуть ей.

— Похоже, ты ей тоже очень нравишься.

Она указала на свое лицо.

— Вот почему ты не можешь быть милым и проводить меня до машины. Некоторые прогулки с позором лучше совершать в одиночку.

Дерьмо. Она думала, что плакать из-за того, что дочь обняла ее, как-то постыдно. Если бы она только знала, сколько раз Розали резала мне лук в глаза за эти годы.

— Почему это позорная прогулка? — спросил я. — Ты только что нарисовал феноменальную задницу единорога. Это должна быть гордая прогулка.

Она рассмеялась, вытирая лицо плечом.

— Ты прав. Может быть, я упустила свое творческое призвание за все эти годы. Р.К. Бэнкс — всего лишь самозванка для настоящих «Британских задниц».

Мои брови взлетели вверх.

— «Британские задницы», правда?

— Эх. Это было лучшее, что я смогла придумать за короткое время. Я не хотела выбирать очевидную «Волосатые попки».

Я моргнул, а она лишь пожала плечами.

Взвалив сумку на плечо, она направилась к своей машине.

Я шел рядом с ней.

— Что ж, я рад, что мы помогли тебе разобраться этим. Ты можешь отправить оплату за услуги консультанта прямо в мой офис.

— О, пожалуйста. Ты еще не видел мой счет за занятия рисования. Давай просто предположим, что они компенсируют друг друга.

— Достаточно справедливо.

Когда мы подошли к ее машине, она наклонилась внутрь, чтобы положить сумку на пассажирское сиденье. Затем она подперла рукой дверь, и повернулась ко мне.

— Могу я попросить тебя об одолжении?

Вот оно. Момент, о котором предупреждали Йен и Даг. Неделя хорошего поведения, и теперь она собирается просить об одолжении. Возможно, о займе, хотя я просмотрел ее картины в Интернете, и она сказала правду. Они продавались за огромные деньги даже при перепродаже.

— Конечно, — натянуто ответил я.

Ее взгляд переместился с дома на землю, а затем вернулся ко мне.

— Мне было интересно, не против ли ты, если я буду иногда называть ее Рози.

Моя голова резко откинулась назад.

— Что?

— Меньше всего мне хотелось бы расстроить тебя или ее. И я обещаю, что никогда не посмею назвать ее Рози Пози. Это принадлежит только тебе. Но я несколько раз слышала, как Алехандра называла ее Рози, и мне нравится. В моей семье принято давать прозвища… — она тяжело сглотнула и пожевала нижнюю губу, прежде чем продолжить. — Я не помню, чтобы мой папа говорил «Хэдли». Он всегда говорил Хэдди. В любом случае… Я прекрасно понимаю, если ты предпочитаешь, чтобы я этого не делала. Прошло не так много времени, но я подумала…

Слишком знакомое чувство вины поселилось в моем желудке, пока она болтала о проклятом прозвище. Насколько мне известно, никто никогда не спрашивал меня, можно ли называть ее Рози. Это было просто сокращение имени Розали.

— Хэдли… — я замялся, не зная, что сказать, — Черт возьми, тебе не нужно спрашивать у меня разрешения на такую мелочь.

Но при этом сохраняя границы, потому что следующая вещь, которую она попросит, может оказаться не такой уж и маленькой.

— Знаешь что, забудь, что я спрашивала. Мы можем обсудить это через несколько месяцев, когда все не будет таким… новым.

Она забралась в машину и начала закрывать дверь, когда я схватил за ее верхнюю часть.

— Подожди.

Она ткнула пальцем в кнопку запуска, а затем стала возиться с ремнем безопасности.

— Кейвен, все в порядке. Правда. Я понимаю. Я не должна была спрашивать.

Подойдя к отверстию, я уперся предплечьем в крышу и наклонился, чтобы видеть Хэдли. Ее подбородок был прижат к груди, и она смотрела на свои колени.

— Эй, — мягко сказал я. — Посмотри на меня.

Мое лицо побледнело, когда ее ярко-зеленые глаза поднялись, и слезы снова наполнили их.

— Я не возражаю, если ты будешь называть ее Рози. И я ненавижу, что тебе пришлось спросить меня об этом, и еще хуже, что ты заметно нервничала, когда делала это. Но я ценю это. И знаю, что тебе нелегко. И то, что ты понимаешь, что мне тоже тяжело, ну… это многое значит. Так что, спасибо.

— Я стараюсь, Кейвен. Это так странно. Я чувствую, что в моем сердце она моя, но в то же время я знаю, что она твоя во всех остальных отношениях. Все границы так размыты.

Я достал из заднего кармана бумажник и вынул из него фотографию, которую всегда носил с собой. Я обновлял ее каждый год в день рождения Розали, и, несмотря на появление Хэдли, этот год ничем не отличался от предыдущих. Это первая фотография, на которой моя малышка больше не выглядела ребенком. Смеясь заднем дворе с пузырями вокруг себя, она больше не напоминала трехкилограммовый ужас, который я держал в больнице.

Передавая ламинированную фотографию Хэдли, я сказал:

— Они не размыты. Думаю, что бы ни случилось, пока она в центре нашего внимания, все остальное будет ясно.

Она прикусила нижнюю губу, на глаза навернулись слезы.

— Можно…

— Можешь оставить фотографию себе.

Ее плечи округлились, и она прижала фотографию к груди.

— Она замечательный ребенок, Кейвен. Ты должен гордиться ею.

— Я горжусь. Каждый божий день.

— Спасибо тебе за это. Это самый лучший подарок, который мне когда-либо делали.

— Да, ну. То же самое можно сказать и о том, что ты отдала мне ее…

Слезы наконец потекли, и она кивнула.

Я кивнул в ответ, похлопал по крыше ее машины и понял, что пора уходить.