Последний луч заходящего осеннего солнца, слабый и выцветший, уперся в стеклянную стену небоскреба напротив и погас, словно не в силах пробиться сквозь московскую мглу. В огромном офисе, погруженном в синеватую, неестественную темноту мониторов в режиме энергосбережения, воцарилась кладбищенская тишина. Воздух, еще днем пропитанный гулом голосов, ароматом свежемолотого кофе и запахом новенькой оргтехники, теперь был неподвижен, холоден и стерилен. Только в самом углу, в небольшой кабинке начинающего junior-архитектора, мерцал одинокий островок теплого желтого света от старой настольной лампы — подарка отца на защиту диплома.
Анна Светлова, сдвинув на затылок очки, с упрямой, почти отчаянной сосредоточенностью водила стилусом по графическому планшету. Кончик ее языка легонько скользил по губе — детская привычка, которая всегда возвращалась в моменты наивысшего напряжения. На мониторе жил своей жизнью изящный, футуристичный макет жилого комплекса — ее дипломный проект, в который она вложила душу и который вот уже несколько месяцев безуспешно пыталась протолкнуть здесь, в «АК Восток». Это была не просто работа. Это была ее мечта, воплощенная в цифрах, стекле и бетоне.
— Нереалистично, Светлова, — утром снова бубнил ее непосредственный начальник Петр, тыча коротким, ухоженным пальцем в виртуальную 3D-модель. Его голос, противный, с придыханием, до сих пор стоял у нее в ушах. — Где твои расчеты по нагрузке на эту изогнутую балку? Кто будет платить за эти панорамные лифты из закаленного стекла? Это утопия. Возьми лучше типовой проект «Атаман-3» и адаптируй под участок. Надежно. Практично. Проверено.
Утопия. Она ненавидела это слово. Оно пахло пылью, пораженчеством и офисным кофе из автомата, который всегда отдавал горелым привкусом. Анна с силой ткнула стилусом, добавляя еще одну стеклянную панель в атриум, делая пространство еще более воздушным и светлым. Ее пальцы, затекшие от долгой работы, задели остывшую кружку и остатки холодного чая расплылись темным, уродливым пятном по чертежу соседнего проекта — как раз того самого проекта «Атаман-3», унылого и практичного, как казенные трусы.
Она с раздражением, почти с ненавистью, отшвырнула испорченный лист в мусорную корзину. Тишина вокруг была звенящей, давящей, физически ощутимой. Где-то в глубине здания гудели серверы, слышалось мерное, гипнотическое тиканье часов на стене — звуки, которые днем тонули в общем гуле, а ночью становились полноправными хозяевами пространства, нашептывая о бессмысленности этого ночного утомительного занятия.
Она потянулась, чувствуя, как ноет спина от долгого сидения, и позволила себе на мгновение закрыть глаза. Под веками заплясали разноцветные круги. Взгляд упал на фотографию, прикрепленную к перегородке канцелярской иглой: она с подругой Катей в Геленджике, два года назад. Они смеются, загорелые, с растрепанными ветром волосами, в их глазах — беззаботное будущее. Сейчас Анна чувствовала себя старше той девушки на лет десять. Работа в «АК-Восток», месте ее мечты, обернулась бесконечной рутиной правок, согласований и подавленной творческой энергии. Она чувствовала себя винтиком, крошечной шестеренкой в гигантском, идеально отлаженном механизме, чей собственный голос тонул в лязге и грохоте чужих шестеренок.
Она допила последнюю каплю холодного, горьковатого чая, смахнула с клавиатуры крошки от печенья, съеденного на бегу за обедом, и снова уткнулась в экран, в свое единственное убежище. Ей нужно было закончить правки к утру. Петр ждать не будет. Никто не будет ждать. Ее упрямство, ее желание доказать, называлось здесь «нелояльностью» и «некомандной работой».
Она вздохнула, снова надела очки, смахнула со щеки предательскую влагу и ткнула пальцем в кнопку «старт». На мониторе ее проект, ее утопия, начал оживать, сияя идеальными, невозможными линиями и светом. Нереалистичная. Быть может. Но в этот момент она была ее единственной и такой хрупкой реальностью.
За окном, за стеклом, за которым она сидела в своей золотой клетке, зажглись огни ночной Москвы — холодные, далекие, абсолютно чужие. Мир жил своей жизнью, а она застряла здесь, в плену у своих амбиций и чужого непонимания. Анна сняла очки и потерла переносицу, чувствуя накатывающую волну усталости и щемящего одиночества.