(Не) райский отпуск с боссом

Глава 47

Самолет был маленьким, потрепанным ветрами и бесчисленными перелетами. Он летел куда-то на юг, к морю, которое не было ни усыпанным роскошными отелями Бали, ни обрамленным альпийскими пиками Швейцарии. Просто море. Без прошлого. Без названия. Без обязательств.

Анна сидела у иллюминатора, глядя на проплывающие внизу облака, похожие на разорванную вату. Рука ее лежала в руке Арсения. Они не говорили. Слова были лишними, слишком грубыми и громкими для той хрупкой, едва родившейся реальности, что возникла между ними, словно тончайшая паутина, сотканная из молчаливого согласия и взаимного страха.

Он сдержал слово. Продал все. «АК Восток», виллы в пяти странах, яхту, бесценную коллекцию современного искусства, акции, паи, доли в перспективных стартапах. Все, что годами копилось, оберегалось как зеница ока, что должно было передаваться по наследству как родовая реликвия. Оставил себе лишь один, скромный (по его невероятным меркам) счет. И этот билет в один конец. В никуда. В свободу.

Она тоже оставила все. Студию, на которую работала годами, все текущие проекты, преданную команду, смотревшую на нее с обожанием. Отправила Льву лаконичное, сухое письмо с передачей всех полномочий. Выключила телефон, вынула сим-карту и выбросила ее в аэропортовскую урну. Отрезала себя от старой жизни одним махом, словно обрубила канат, державший ее у привычного берега.

Это было страшно. До тошноты, до головокружения, до ледяных мурашек, бегущих по коже. Но под слоем страха, как горячая магма под тонкой коркой, жила дикая, пьянящая, почти безумная эйфория. Как перед прыжком с парашютом в абсолютную неизвестность.

Он сжал ее пальцы, словно угадав бурю в ее душе.

— Передумать… — спросил он тихо, глядя в спинку кресла перед собой. — Все еще можно. На следующей же остановке. Я все устрою.

Она покачала головой, чувствуя, как волосы прилипают к влажному от волнения лбу.

— Нет. — И после паузы, заставив себя добавить, добавила: — Только если ты.

Он повернулся к ней, и в его глазах не было привычной, отполированной уверенности. Была та же сырая, неприкрытая неуверенность, тот же животный страх потери и ошибки, что и у нее.

— Я уже передумал слишком много раз за свою жизнь, — сказал он, и его голос был низким и уставшим. — Всегда в пользу долга, правил, чужого мнения. Теперь только вперед, пока хватит смелости.

Они приземлились в маленьком аэропорту, пахнущем морем, мазутом и чужими, пряными специями. Купили первый попавшийся домик на окраине рыбацкой деревушки, куда их довез на своей раздолбанной машине улыбчивый, не говорящий ни слова по-русски старик. Комнату с голыми, обшарпанными стенами, потрескавшейся плиткой на полу и единственным окном с видом на черепичные крыши и узкую, синюю полоску моря вдали.

Он бросил свой дорогой, но теперь бессмысленный кожаный чемодан на пол и огляделся с легкой, почти незаметной гримасой человека, привыкшего к иному, стерильному уровню комфорта. Затем его взгляд нашел ее, и он улыбнулся — настоящей, немного растерянной, детской улыбкой, которую она видела считанные разы.

— Ну что, архитектор, — сказал он, разводя руками, будто представляя ей пустое пространство. — Где твой следующий шедевр? С чего начнем?

Она рассмеялась, и смех прозвучал непривычно громко и звонко в этой пустом, гулком доме.

— Для начала, капитан, нужно купить еды. — ответила она, подходя к нему. — А то мы, пионеры новой жизни, умрем с голоду в первый же день.

Они пошли на местный рынок — шумный, яркий, оглушительный, пахнущий свежей рыбой, неизвестными травами, жареным маслом и свежим хлебом. Он неуклюже, смущенно торговался, показывая на пальцах, тыкая в купюры. Она выбирала овощи, тыкая пальцем в то, что выглядело хоть сколько-нибудь съедобным. Они были как дети, потерявшиеся в чужом, слишком ярком и громком мире.

Вернулись, наскоро сварганили на общей кухне, пахнущей рыбой и хлоркой, какую-то похлебку из того, что удалось купить. Ели прямо из кастрюли, сидя на голом полу их комнаты, и запивали дешевым, кисловатым вином из пластиковых стаканчиков. Он рассказывал ей забавные, нелепые истории из своей прошлой жизни — о абсурдных запросах арабских шейхов, о идиотских корпоративах с переодетыми в костюмы зверушек топ-менеджерами. Она смеялась до слез, до боли в животе, и этот смех очищал душу.

Ночью они легли на жесткий, продавленный матрас, прижавшись друг к другу для тепла, потому что одеяло было тонким и колючим. За окном шумело незнакомое море, кричали чужие чайки. Он обнял ее, и его руки были уже не властными, не требовательными, а просто держащими. Защищающими.

— Я не знаю, как это делать, — прошептал он ей в темноте, и его голос был голым, без привычной брони. — Быть просто… человеком. Без титула. Без козырей в рукаве. Просто тем, кто я есть.

— Я тоже, — призналась она, прижимаясь к его груди, слушая знакомый, успокаивающий ритм его сердца. — Но научимся. Вместе.

Утром он разбудил ее нежным, сонным поцелуем. Они снова пошли на рынок, купили банки с яркой, пахучей краской, кисти, несколько простых, ржавеющих инструментов. И начали с того, что покрасили стены своей комнаты в кричаще-яркий, ультрамариновый синий цвет — цвет моря, которого почти не было видно из их окна. Цвет свободы.

Она рисовала забавные узоры у потолка, он помогал, испачкав свои невероятно дорогие брюки в краске, и это его не волновало. Потом они повесили на самую видную стену тот самый, смятый в спешке рисунок углем — единственную вещь, которую он взял с собой из прошлой жизни. Их талисман. Напоминание. Их «Атмосферу».

Дни текли медленно, лениво, вне времени и расписаний. Они много гуляли по узким, крутым улочкам. Он, к всеобщему удивлению, учился ловить рыбу с местными, загорелыми стариками, слушая их непонятную речь и кивая. Она делала наброски в своем блокноте — не проекты небоскребов, а просто зарисовки жизни: старые деревянные лодки, разбросанные сети, уличные кошки, спящие на солнце в пыльных дворах.

Иногда на нее, как внезапная волна, накатывала паника. Острая, удушающая. Что она все бросила. Что ее карьера, ее имя, ее мечта о «Атмосфере» рухнули и канули в лету. Что они совершили чудовищную, непоправимую ошибку, променяв реальность на мираж.

Однажды такая волна накрыла ее с особой, сокрушительной силой. Она сидела на пустынном пляже, сжавшись в комок, и смотрела на бесконечный горизонт, чувствуя, как слезы подступают к горлу, соленые, как море перед ней.

Он сел рядом на теплый песок, не говоря ни слова. Просто положил свою большую, твердую руку ей на спину, и это молчаливое прикосновение было красноречивее любых слов.

— Я не знаю, кто я теперь, — выдохнула она, не в силах смотреть на него, глотая слезы. — Вся моя жизнь, вся моя идентичность была в работе. В достижениях. В планах. А теперь… я никто. Просто женщина на пляже. Без имени.

— Ты не никто, — его голос был спокойным, как поверхность моря в штиль. — Ты — женщина, которая может, наконец, позволить себе быть просто женщиной на пляже. Без планов. Без обязательств. Без необходимости что-то доказывать. По-моему, это и есть самая большая, самая недостижимая роскошь.

Он взял ее за подбородок, мягко, но настойчиво заставил посмотреть на себя. Его глаза были серьезными.

— Давай докажем, что можем жить и без них. Просто жить. Быть счастливыми без титулов и банковских счетов. Это самый сложный проект в нашей жизни.

Она посмотрела в его глаза — серьезные, уставшие от многолетней гонки, и такие бесконечно родные в своей новой, человеческой простоте. И поняла, что он прав. Их величайший, самый дерзкий и самый страшный проект начинался только сейчас. Проект под названием «жизнь».

Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и слабо улыбнулась.

— Ладно. Но если завтра мне вдруг страшно захочется спроектировать и построить замок из песка, ты мне поможешь? Будешь моим главным инженером?

— Обязательно, — он наклонился и поцеловал ее в лоб, его губы были теплыми и мягкими. — Я же твой главный инженер. До конца.

Они встали и пошли вдоль кромки прибоя, оставляя на мокром песке следы, которые тут же смывались набегавшими волнами. Как их прошлое. Как все, что было до этого момента.

Впереди было неизвестное, туманное будущее. Без гарантий. Без четких планов. Без карт. Только они двое, бесконечное море и ослепительная, пугающая возможность начать все с чистого листа. С первого шага по мокрому песку.