Работа стала ее кислородом. Ее наркотиком. Ее единственной реальностью.
Лофт на последнем этаже превратился в ее крепость, ее храм, ее единственное законное место в мире. Она приходила на рассвете и уходила глубокой ночью, когда город за окном затихал, оставляя лишь огни рекламных вывесок и редкие фары машин.
Команда, сначала смотревшая на нее с подобострастным любопытством, постепенно прониклась к ней настоящим уважением. Она была жестким, но справедливым лидером. Знала каждую деталь, видела каждую ошибку, могла работать сутками без сна, заряжая своей энергией всех вокруг.
Они называли ее «шефом» не по приказу сверху, а потому, что она им была. Мозгом и сердцем проекта.
Она запретила себе думать о нем. Заблокировала его номер. Она стирала его из своей памяти с той же методичностью, с какой когда-то учила его правила.
Но он был повсюду. В идеально подобранной команде. В неограниченном бюджете, который приходил без единой проверки. В образцах редких материалов, которые доставляли прямиком из Италии и Японии по ее первому запросу.
Он не звонил. Не писал. Не появлялся. Но его присутствие ощущалось в каждом квадратном метре этого пространства. Он был невидимым кукловодом, который дал ей все нитки и наблюдает из тени.
Однажды поздно вечером, когда команда уже разошлась, а она осталась допивать холодный кофе и править последние чертежи, дверь лифта открылась.
Она не обернулась, думая, что это кто-то забыл вещи.
— Анна.
Голос ударил ее, как током. Низкий, знакомый до боли. Она замерла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как спина покрывается ледяным потом.
Она медленно повернулась.
Он стоял в нескольких метрах от нее, в темном пальто, с каплями дождя на плечах. Он выглядел… уставшим. Глубже стали морщины у глаз, тень щетины на щеках. Но взгляд был все тем же — пронзительным, всевидящим.
— Что вы здесь делаете? — ее голос прозвучал хрипло, чужим.
— Я владелец здания, — ответил он просто. — Имею право проверить свои активы.
Он сделал шаг вперед, его глаза скользнули по столам с макетами, по стенам, увешанным чертежами.
— Идет хорошо, — констатировал он. — Очень хорошо. Ты превзошла все ожидания.
— Спасибо, — она скрестила руки на груди, чувствуя, как подходит защитная броня. — Мы стараемся.
Он подошел к главному макету «Атмосферы», стоящему в центре под специальным освещением. Провел пальцем по изогнутой линии крыши.
— Здесь будет проблема с водоотведением, — сказал он безразличным тоном. — Нужно пересмотреть угол.
Анна почувствовала, как закипает гнев. Он пришел сюда не затем, чтобы ее видеть. Он пришел, чтобы проверить работу. Сделать замечание.
— Учтено, — холодно бросила она. — Мы уже внесли коррективы. Отчет на вашей почте.
Он кивнул, не глядя на нее, все изучая макет.
— Виктория уехала в Швейцарию, — произнес он вдруг, совсем тихо, словно продолжая вслух свою мысль. — Надолго.
Аня сглотнула. Сердце заколотилось где-то в горле.
— Мне все равно.
— Врешь, — он обернулся к ней, и в его глазах вспыхнул знакомый огонь. — Тебе не все равно. Так же, как и мне не все равно, что ты делаешь с собой.
— Со мной все в порядке.
— Ты не выходишь из этой башни четыре недели, — его голос стал жестче. — Ты не отвечаешь на звонки Кати. Ты худеешь на глазах. Это не порядок, Анна. Это бегство.
— А какое вам дело? — она сделала шаг к нему, и вся ее боль, вся злость вырвались наружу. — Вы получили то, что хотели! Великий проект! Великого архитектора! Чего вам еще нужно? Моей благодарности? Низких поклонов?
Он схватил ее за руку. Его пальцы сжали ее запястье с такой силой, что она ахнула от боли.
— Мне нужно, чтобы ты перестала хоронить себя заживо! — прошипел он, притягивая ее к себе так близко, что она почувствовала запах дождя и его кожи. — Я отпустил тебя не для этого! Я отпустил тебя, чтобы ты зажила! А не чтобы спряталась в новой клетке, которую сама же и построила!
— Вы не имеете права меня судить! — вырвалась она, пытаясь высвободиться, но его хватка была железной. — Вы сами научили меня этому! Дисциплине! Контролю! Работе!
— Я учил тебя жить! — он тряхнул ее, и в его глазах бушевала буря. — Любить! Чувствовать! А ты вырезала из себя все, кроме голого профессионализма! Ты стала идеальной машиной! И я ненавижу то, во что ты превратилась!
Его слова врезались в нее, как ножи. Потому что она знала — он прав. Она замуровала себя в работе, чтобы не чувствовать. Чтобы не помнить.
— Уходи, — прошептала она, и голос ее сорвался. — Пожалуйста, просто уходи.
Он отпустил ее руку. На запястье остались красные следы от его пальцев.
— Хорошо, — он отступил, его лицо снова стало холодным и недоступным. — Я уйду. Но знай одно. Я не откажусь от тебя. Никогда. Ты можешь строить стены хоть до самого неба. Я буду здесь. Ждать. Потому что ты — моя. Не проект. Не инвестиция. Моя. И я заберу тебя обратно. Когда будешь готова.
Он развернулся и ушел к лифту. Не оглядываясь.
Злость, горячая и слепая, подступала к горлу. Она подошла к столу, где стоял макет «Атмосферы». Ее пальцы сжали хрупкую бумажную башню. И прежде, чем она сама поняла, что делает, ее рука замахнулась и макет полетел в него. Он не уклонился. Хрупкая конструкция ударилась ему в спину. Наступила мертвая тишина.
Он двинулся к ней. Не шагом, а стремительным броском хищника. Она отпрянула, наткнувшись на стол, но он был уже рядом. Его руки впились в ее плечи, прижимая к стене рядом.
Медленно, как бы возвращаясь в реальность, он опустил ее. Его дыхание было горячим и прерывистым.
— Поговорим позже, — Арсений пошел к лифту. Двери открылись, он вошел внутрь, и он уехал.
Анна стояла одна посреди огромного, залитого светом лофта, и смотрела на следы его пальцев на своей коже. И на макет их общего детища, которое вдруг показалось ей самым большим и красивым надгробием на ее могиле.
Она подошла к панорамному окну, прислонилась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза. За стеклом плыл дождь, окрашивая огни города в размытые, печальные блики.
Он был прав. Она пряталась. Бежала. От себя. От него. От боли.
И он не собирался ее отпускать.
Лифт снова загудел. Двери открылись. Она обернулась, ожидая снова увидеть его.
Но на пороге стояла Катя. В растекшейся туши, с растрепанными от дождя волосами и глазами, полными ярости и беспокойства.
— Ну, привет, стерва! — крикнула она, сбрасывая с ног мокрые сапоги. — Надоело мне получать отчеты о твоей жизнедеятельности от какого-то ледяного мудака в костюме! Обнимашки немедленно, а потом ты мне все расскажешь!
И она просто подбежала и обняла ее. Крепко, по-девичьи, пахнущая дождем, дешевым вином и домашним печеньем.
И что-то в Анне надломилось. Она обняла подругу в ответ и разрыдалась. Впервые за все эти недели — громко, безутешно, по-настоящему.
Катя не задавала вопросов. Она просто гладила ее по спине и шептала: «Все, выдыхай, я здесь, я с тобой».