Арсений Кронский стоял за затемненным стеклом своего кабинета на вилле, смотря на монитор. На экране в высоком разрешении транслировалась картинка с камеры у бассейна. Он наблюдал за Анной.
Она только что получила его шампанское. Он видел, как ее пальцы дрожали, когда она брала записку. Видел, как она отнесла бутылку вглубь виллы, явно пытаясь спрятать. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Бунтует. Как испуганный котенок, который шипит на протянутую руку.
Он откинулся в кресле, потягивая виски. Этот «корпоративный конкурс» был его личной игрой. Ежегодным ритуалом, чтобы развеять скуку. Он просматривал анкеты победителей, как меню, выбирая себе развлечение на месяц. Обычно он выбирал самых ярких, самых жадных до внимания. Их было легко соблазнить, легко купить и так же легко забыть.
Но в этом году его взгляд зацепился за ее фото. Анна Светлова. Строгое, почти неуместно скромное фото на пропуск. Минимум макияжа, волосы убраны в хвост. Но глаза… В них была не просьба, не подобострастие. В них была глубина. И та самая искра, которую он мельком поймал на том дурацком благотворительном вечере. Она смотрела словно видя что-то за пределами своей серой реальности.
Это вызвало в нем странное раздражение. И интерес.
Почему именно она? — вопрос вертелся в голове. Потому что она была вызовом. Потому что ее нельзя было купить бутылкой шампанского. Ее нужно было… завоевать. Сломать. И собрать заново, как самый сложный пазл в его коллекции.
Власть была его наркотиком. Контроль над людьми, обстоятельствами, эмоциями — единственным, что заставляло его чувствовать себя живым. Он был королем в своем стеклянном замке, но замок этот был невероятно одинок. Он окружал себя людьми, но они были либо марионетками, либо, как Виктория, частью сделки, холодной и безжизненной.
Анна была другой. В ее попытках сопротивляться была какая-то дикая, неукрощенная жизненная сила. Она напоминала ему его самого — двадцать лет назад, голодного, злого, рвущегося к власти любой ценой. До того, как он стал тем, кем стал.
Он наблюдал, как она вышла на пляж, как зашла в воду. Ее фигура, хрупкая и одновременно сильная, вызывала в нем не только желание, вызывала жажду обладания самого тотального свойства. Он хотел не просто ее тела. Он хотел подчинить себе ее волю, ее ум, ее душу. Сделать так, чтобы эта самая душа добровольно легла к его ногам.
Он видел, как она обнаружила его взгляд, как испугалась. И это доставило ему острое, почти физическое удовольствие. Охота началась. И он знал, что эта добыча станет его самой ценной трофеем. Потому что, сломав ее, он, возможно, наконец почувствует что-то настоящее. Хотя бы на мгновение.