Она не знала, сколько времени просидела на холодном кафельном полу, вжавшись спиной в стену, словно пытаясь раствориться в ней. Сердце постепенно успокоилось, оставив после себя лишь глухую, ноющую пустоту и чувство абсолютной, беспросветной потерянности. Она была песчинкой, затерянной в гигантской, безупречно отлаженной машине под названием «Арсений Кронский». И у нее не было ни малейшего понятия, как отсюда выбраться.
Мысли путались, перескакивая с панических («нужно бежать, немедленно, куда угодно») на абсолютно абсурдные («а что, если он и правда хотел помочь?»). Она чувствовала себя сломанной.
За окном медленно сгущались сумерки. Сиреневое небо Бали угасало, окрашивая комнату в глубокие, печальные тона. Анна поднялась на одеревеневших ногах и, не включая свет, побрела в душ. Она стояла под ледяными струями, пока кожа не покраснела и не онемела, пытаясь смыть с себя память о его прикосновениях, о его голосе, о своем унижении.
Затем, закутавшись в самый большой и толстый халат, какой нашла в гардеробе, она забралась в центр огромной кровати, словно пытаясь найти точку опоры в этом поплывшем мире.
Она не хотела есть. Не хотела пить. Она хотела только одного — исчезнуть.
В полной темноте ее слух обострился до предела. Шепот океана за стенами, скрип дерева, шелест листьев за окном — каждый звук заставлял ее вздрагивать и вжиматься в матрас. Она ждала. Ждала, что дверь откроется, что его шаги прозвучат на террасе, что телефон зазвонит снова.
Но ничего не происходило. Только тикали настенные часы, отсчитывая секунды ее заточения.
Где-то далеко, в главном здании, играла живая музыка — томный джазовый стандарт на саксофоне. Чей-то счастливый, беззаботный смех долетал до нее обрывками. Мир жил своей жизнью, а она сидела в своей позолоченной клетке, парализованная страхом.
Внезапно ее взгляд упал на телефон, лежащий на тумбочке. Экран был темным. Мертвым. И вдруг ее осенило. Он контролировал отель, его персонал, ее перемещения. Но он не контролировал то, что было за пределами «Омеги».
С лихорадочной поспешностью она схватила телефон. Пальцы дрожали, когда она открывала приложение для вызова такси. Она вбила адрес ближайшего города, Убуда. Любое место, лишь бы подальше отсюда. Приложение выдало ей цену и предложило выбрать способ оплаты. У нее была карта. Ее собственная.
Она сделала заказ. Водитель должен был подъехать к главному входу через двадцать минут.
Одного этого действия — этого крошечного акта неповиновения — хватило, чтобы в нее вернулись немного сил. Она вскочила с кровати, сбросила халат и начала натягивать первую попавшуюся одежду — джинсы и простую футболку. Она не стала собирать вещи. Она просто хотела уйти.
Осторожно выглянув из виллы, она убедилась, что вокруг никого нет. Сердце колотилось где-то в горле, но теперь это был страх другого рода — страх пойманного беглеца, смешанный с пьянящим азартом.
Она быстро и бесшумно двинулась по самой темной тропинке, ведущей к главным воротам, держась в тени деревьев. Каждый шорох заставлял ее замирать. Каждая тень казалась им.
Но никто не остановил ее. Никто не окликнул. Охранник у ворот лишь кивнул ей, когда она прошла мимо, выходя на освещенную улицу.
Такси уже ждало. Старая, потрепанная Toyota. Анна чуть не заплакала от облегчения при виде этого куска нормальной, неидеальной жизни. Она рванула к машине и ввалилась на заднее сиденье.
— В Убуд, пожалуйста, — выдохнула она водителю, пожилому балийцу с добрыми глазами.
Машина тронулась, и по мере того, как огни «Омеги» оставались позади, Анна почувствовала, как камень сваливается с ее души. Она сделала это. Она сбежала.
Убуд встретил ее огнями, хаосом, гудками мопедов и гулом голосов. После стерильной тишины курорта это был настоящий фейерверк жизни. Она расплатилась с водителем и пошла куда глаза глядят, вдыхая воздух, пахнущий жареным арахисом, благовониями и свободой.
Она зашла в первое попавшееся кафе — открытое, полное людей, с простыми пластиковыми столиками. Заказала жареный рис и огромный национальный напиток со льдом. Еда показалась ей самой вкусной в жизни. Она сидела, наблюдая за толпой, за туристами с фотоаппаратами, за местными торговцами, и чувствовала, как постепенно приходит в себя.
Она была всего лишь песчинкой. Но теперь — в море других песчинок. Ее невозможно было найти. Она была невидима. Она была свободна.
Прогуливаясь по ночному рынку, она купила себе дешевый деревянный браслет — просто так, для себя. Она глазела на витрины с резными статуэтками, слушала уличных музыкантов, позволяла потоку жизни нести себя.
Она почти забыла о нем. Почти.
И вдруг ее телефон завибрировал в кармане.
Ледяная струя пробежала по спине. Она медленно, будто боялась обжечься, достала его.
На экране горело уведомление о SMS. Неизвестный номер.
Она открыла его.
«Убуд прекрасен в это время суток. Попробуйте местную рыбу луварь в ресторане у моста. Но будьте осторожны с уличной едой. А. К.»
Телефон выскользнул у нее из пальцев и с глухим стуком упал на асфальт.
Она замерла посреди шумной улицы, и весь окружающий ее мир — огни, звуки, запахи — мгновенно обесцветился и растворился. Остался только леденящий душу ужас.
Он знал. Он все знал. Он следил за ней. Не физически. Он следил за ее картой. За ее телефоном. За ее жизнью.
Она медленно подняла телефон. Трещина зияла на экране, как шрам. Она обвела взглядом толпу. Каждый прохожий внезапно показался ей потенциальным шпионом. Каждая тень таила угрозу.
Ее побег. Ее свобода. Ее крошечный бунт. Все это было иллюзией. Все это было частью его игры.
Она развернулась и побрела обратно к тому месту, где ее высадил таксист. Ее плечи снова ссутулились. Деревянный браслет на запястье вдруг показался ей не символом свободы, а очередной цепью.
Она поймала другую машину и молча села в нее.
— Куда? — спросил водитель.
Анна закрыла глаза. Выбора у нее не было. Никакого выбора.
— Курорт «Омега», — прошептала она, глядя в темное окно, на которой отражалось ее бледное, разбитое лицо. — Я… я домой.