Глава 21

Дни превратились в череду одинаковых, отточенных до автоматизма ритуалов. Подъем в шесть утра. Холодный душ. Завтрак под наблюдением Лиры — без сахара, без кофеина, только чистая энергия. Затем тренировка — уже не только боевые искусства, но и йога, растяжка, медитация под руководством нового, молчаливого инструктора.

Ее тело, сначала бунтующее и ноющее, начало меняться. Мышцы стали упругими, движения — точными и экономными. Даже дыхание изменилось — стало глубже, спокойнее.

После обеда — уроки. Искусство. История. Философия. Матвей и его коллеги вдалбливали в нее знания с методичной, почти жестокой настойчивостью. Ее мозг, привыкший к творческому хаосу, учился структурировать, анализировать, видеть связи.

Она почти не видела его. Арсений появлялся эпизодически, всегда неожиданно. Мог прийти на тренировку и молча постоять в стороне, наблюдая. Мог войти во время лекции и задать каверзный вопрос, проверяя, насколько она усвоила материал. Его присутствие было как удар током — кратковременным, болезненным и заряжающим.

Он никогда не хвалил ее. Лишь иногда, очень редко, кивал, и этот кивок значил больше, чем любая похвала.

Однажды вечером, после особенно изматывающей сессии медитации, когда Анна сидела на террасе своей виллы, пытаясь заставить дрожащие руки поднести ко рту чашку с травяным чаем, он появился без звука.

— Иди за мной, — сказал он просто.

Она послушно встала и пошла за ним, не спрашивая куда. Ее воля, ее сопротивление, казалось, остались где-то далеко позади, в первые дни ее пребывания здесь.

Он привел ее не на причал, а в небольшую, скрытую в скалах бухту, куда не доносились звуки курорта. Песок здесь был черным, вулканическим. Вода — абсолютно черной, отражая звездное небо.

— Ложись, — приказал он, указывая на песок.

Она легла, чувствуя под спиной прохладную шершавость. Он лег рядом. Так близко, что их плечи почти соприкасались.

— Смотри, — сказал он.

Она подняла глаза к небу. И замерла.

Она никогда не видела такого неба. Без городской засветки, без единого облачка, оно было усыпано бесчисленными бриллиантовыми брызгами. Млечный Путь простирался через весь купол, живой, дышащий, невероятно реальный.

— Видишь? — его голос прозвучал тихо, почти задумчиво. — Все твои страхи, твои амбиции, твои «проекты»… Они ничего не значат в масштабе этого. Абсолютно ничего.

Она молчала, подавленная величием открывшейся перед ней картины.

— Я не показываю тебе это, чтобы унизить, — продолжал он. — Я показываю тебе это, чтобы ты поняла. Свобода — не в том, чтобы делать что хочешь. Свобода — в том, чтобы осознать, насколько ты мала. И принять это. Перестать бороться с ветряными мельницами. Начать использовать ветер.

Он повернулся на бок, оперся на локоть и смотрел на нее. Его лицо в лунном свете казалось высеченным из камня.

— Ты учишься контролировать свое тело. Свой разум. Но главный контроль — это контроль над своим несовершенством. Над своим страхом перед ним.

Он протянул руку и коснулся пальцами ее виска. Прикосновение было легким, почти невесомым.

— Здесь, внутри, ты все еще бьешься и кричишь. Я это чувствую. Перестань. Просто смотри. Просто дыши. Просто будь.

Его слова падали в тишину, как камни в черную воду. Она лежала и смотрела в бесконечность над собой, и что-то внутри нее действительно затихало. Суета, страх, гордыня — все это таяло, уносилось куда-то прочь, оставляя лишь тихое, пустое спокойствие.

Она не знала, сколько времени они пролежали так. Когда она наконец опустила взгляд, он уже сидел, обхватив колени, и смотрел на океан. Море шептало им старые сказки на непонятном языке. Он смотрел на горизонт, она — на его профиль, освещенный луной. В этом молчании было больше правды, чем во всех их словах. Они были как два разных чертежа одного здания — еще не соединенные, но уже неразделимые.

— Завтра, — сказал он, не глядя на нее, — мы начнем работать над твоим проектом.

Он встал и ушел, оставив ее одну под звездным небом.

Анна осталась лежать на черном песке. Она чувствовала песчинки под руками, слышала мерный шум прибоя. Браслет на ее запястье вдруг перестал чувствоваться тяжестью, а стал частью ее. Напоминанием не о подчинении, а о… принадлежности. К чему-то большему. К нему. К этому месту. К этим звездам.

Она закрыла глаза и впервые за долгое время не пыталась ничего анализировать. Не пыталась понять, манипулирует ли он ею, или говорит искренне. Она просто была.

И в этой простоте была странная, немыслимая свобода.

Когда она вернулась в виллу, на столе лежала папка. На обложке было вытиснено одно слово: «АТМОСФЕРА».

Она открыла ее. Внутри были не только ее старые эскизы. К ним прилагались расчеты, чертежи, финансовые выкладки, анализ почв и материалов. Все, что она сама не смогла или не успела сделать. Все, что было нужно, чтобы ее мечта стала реальностью.

Он не просто давал ей шанс. Он давал ей инструменты. Он вкладывался в свою инвестицию.

Она села за стол, достала карандаш и погрузилась в работу. Не потому, что он приказал. А потому что хотела. Потому что могла.

За окном рассветало, когда она наконец откинулась на спинку стула. Перед ней лежал новый, переработанный, жизнеспособный план.

Она посмотрела на браслет на своей руке. Потом на первые лучи солнца, окрашивающие океан в розовый цвет.

Он сломал ее. Чтобы собрать заново. Сильнее. Точнее. Лучше.

И она к своему ужасу и изумлению была ему за это благодарна.

Загрузка...