Глава 39

Встреча с чиновниками из мэрии прошла на высочайшем уровне. Анна была безупречна — холодна, профессиональна, ослепляла цифрами, фактами, заранее подготовленными ответами на любые каверзные вопросы. Она видела, как меняются их лица — от скептически-равнодушных до заинтересованных, а затем и до почти подобострастных. Они чувствовали за ее спиной могущественную руку «АК Восток», и это делало их сговорчивыми.

Когда они ушли, договорившись о следующей встрече, Анна почувствовала не триумф, а глухую, всепоглощающую усталость. Она была идеальным инструментом. Исправно выполняла свою функцию.

Она отпустила команду пораньше — в качестве награды за успех. Осталась одна в огромном, залитом вечерним солнцем лофте. Села на диван, уставившись в окно на закат, и позволила тишине и пустоте вползти внутрь.

Именно тогда ее взгляд упал на старый графический планшет, валявшийся на одном из столов. Тот самый, с которого все началось. С ее первыми, наивными эскизами «Атмосферы».

Она машинально взяла его, включила. На экране загорелся ее старый проект. Не тот, что был одобрен и доведен до ума командой профессионалов. А тот, первоначальный. Слишком смелый, нереалистичный, утопический.

Тот, за который ее критиковал Петр. Тот, что посмел рассмотреть он.

Она провела стилусом по экрану, вызывая из памяти те самые линии, которые когда-то рождались от чистого сердца, а не от расчетов и согласований.

И вдруг ее пальцы сами понеслись по поверхности, рисуя не то, что должно было быть, а то, что хотелось ей. Безумные изгибы. Невероятные формы. Окна, похожие на крылья бабочки. Башни, стремящиеся к облакам.

Она рисовала, забыв о времени, о реальности, о всех правилах и дисциплинах, вбитых в нее. Она возвращалась к самой себе. К той самой Анне, которая могла часами сидеть в пустынном офисе с кружкой холодного чая и мечтать.

Она не слышала, как открылась дверь лифта.

— Что это? — его голос прозвучал прямо у нее за спиной.

Она вздрогнула и резко обернулась, инстинктивно прикрывая рукой планшет. Он стоял совсем близко, без пиджака, с закатанными рукавами, и смотрел на экран поверх ее плеча.

— Ничего, — буркнула она, пытаясь выключить планшет. — Просто… глупости.

— Покажи, — его рука легла поверх ее, не давая выключить. Не грубо. Твердо.

Она замерла, чувствуя тепло его кожи. Его дыхание на своей шее.

— Это… это нерационально, — попыталась она возразить, но голос дрогнул. — Слишком дорого. Нереально.

— Покажи мне, — повторил он, и в его голосе не было приказа. Была просьба. Любопытство.

Она медленно убрала руку. Он наклонился ближе, вглядываясь в экран. Его лицо было сосредоточено.

— Здесь, — он ткнул пальцем в один из «безумных» изгибов. — Если использовать новый композитный материал, который разрабатывают в Швейцарии… он сможет выдержать. И здесь… — он провел по «крылу бабочки», — можно встроить солнечные панели. Сделать не просто форму, а функцию.

Анна смотрела на него, широко раскрыв глаза. Он не критиковал. Он… видел. Видел ее мечту и думал, как ее воплотить.

— Но… это же… — она запнулась.

— Гениально, — закончил он за нее и поднял на нее глаза. В них горел тот самый огонь, который она видела у него в первую их встречу на Бали. Огонь охотника, нашедшего самую ценную добычу. — Именно это я и хотел от тебя с самого начала. Не предсказуемость. Не безопасность. Безумие. Полеты.

Он выхватил у нее из рук стилус и начал быстро что-то чертить рядом с ее эскизом. Его движения были резкими, уверенными.

— Мы можем сделать это. Не как основную структуру. Как арт-объект. Сердце всего комплекса. То, что будут фотографировать. То, что запомнят.

Он откинулся назад, чтобы оценить результат. На экране ее безумный эскиз обрастал техническими расчетами, но при этом не терял своей души. Он не ломал ее мечту. Он давал ей крылья.

— Но… комиссия… мэрия… — попыталась она возразить, но уже без прежней уверенности

— Пофиг на комиссию, — отрезал он с безразличной прямотой. — Это будет моим личным подарком проекту. Вне сметы. Вне отчетности. — Он повернулся к ней, и его глаза сияли. — Наш маленький секрет.

Он смотрел на нее как соавтор. Как равный.

И в этот момент что-то щелкнуло внутри нее. Стены, которые она так старательно выстраивала, дали трещину. Лед тронулся.

— Ты… ты действительно веришь, что это возможно? — прошептала она.

— Я верю в тебя, — ответил он просто. — Всегда верил. Даже когда ты себя в эту проклятущую башню замуровала.

Он протянул ей стилус.

— Доделывай. Я хочу видеть, что было у тебя в голове. Без купюр.

И он отошел к столу, сел в кресло и уставился в свой телефон, давая ей пространство. Доверяя.

Аня снова взяла стилус. Рука дрожала уже не от страха, а от возбуждения. Она снова погрузилась в рисование, но теперь не одна. Теперь с ним. Зная, что он где-то рядом.

Она работала несколько часов. Он не мешал, лишь иногда подходил, смотрел через плечо и кивал или задавал уточняющий вопрос.

Когда она наконец откинулась назад, затекшая и счастливо-измотанная, на экране сияла новая, невероятная версия ее мечты. Их мечты.

Он подошел, посмотрел и свистнул.

— Вот черт, — произнес он с искренним восхищением. — Это… это нечто.

Он повернулся к ей, и его лицо было серьезным.

— Завтра же начнем прорабатывать. Тайно. Без лишних глаз.

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Он посмотрел на нее, и его взгляд смягчился.

— Ты голодна? — спросил он неожиданно. — Я не помню, чтобы ты сегодня ела.

Она пожала плечами, вдруг осознавая, что действительно не ела.

Он достал телефон, набрал номер.

— Привезите нам чего-нибудь поесть. — Он посмотрел на нее. — Что ты хочешь? Не ту диетическую дрянь, что ты обычно заказываешь. Что-то настоящее.

— Пиццу, — неожиданно для себя выпалила она. — С колбасой. И побольше сыра.

Он ухмыльнулся и повторил в трубку.

Через полчаса они сидели на полу среди чертежей, уплетая пиццу прямо из коробки и запивая ее газировкой из банок. Он рассказывал ей о каком-то сложном случае из своей практики, она смеялась, вытирая пальцы о бумажную салфетку.

Когда пицца закончилась, он посмотрел на нее, и его улыбка медленно исчезла.

— Я не хочу, чтобы ты пряталась, Анна, — сказал он тихо. — Ни на работе. Ни в жизни. Ты заслуживаешь большего.

Она молчала, глядя на него, чувствуя, как старые раны ноют, но уже не так сильно.

— Я не знаю, что я заслуживаю, — честно призналась она.

— Тогда позволь мне решать это за тебя, — он протянул руку и коснулся ее щеки. — Иногда. Только иногда.

И он поцеловал ее. Медленно, нежно, без требований. И на этот раз она не оттолкнула его.

Ее губы размякли, а тело, еще мгновение назад напряженное, будто струна, лишилось опоры. Арсений почувствовал это изменение каждой клеткой. Его рука, которую он положил на талию, скользнула ниже, притягивая Анну еще ближе, стирая последние следы дистанции.

Он не повалил ее резко. Это было медленное падение. Он сам опустился на колени, увлекая ее за собой, и их губы не размыкались ни на секунду. Спиной она ощутила мягкую, густую ворсу ковра. Он был ее островом, ее единственной твердью в уплывающем мире.

Арсений оторвался от ее губ, чтобы заглянуть в глаза. В темноте ее зрачков плясали отблески огня, и в них он не увидел ни страха, ни сопротивления — лишь смиренное ожидание и пробудившуюся жажду. Его пальцы медленно, с невозмутимым спокойствием, принялись расстегивать пуговицы на ее блузке.

Когда они остались обнаженными, кожа к коже, он снова покрыл ее тело поцелуями — нежными, исследующими, от виска до изгиба груди, от трепетного живота до внутренней стороны бедра. Она вздыхала, ее пальцы впивались в его волосы, то притягивая, то пытаясь отстранить от переполнявших ее ощущений.

Он вошел в нее медленно, давая ей привыкнуть к каждому миллиметру, к чувству заполненности. Анна ахнула, ее глаза широко распахнулись, но Арсений не отводил взгляда, держа его, как якорь. Он начал двигаться, и это был не грубый напор, а глубокий, размеренный ритм, в такт их учащенному дыханию. Ее бедра сами потянулись ему навстречу. Ладонью он прижимал ее плечо к ковру, а другой рукой поддерживал ее поясницу, помогая ей найти нужный угол. Мир сузился до пространства между их телами, до шепота кожи, до запаха ее волос и его пота.

Не выходя из нее, он перевернул ее на бок, прижав спиной к своей груди. Его руки обвили ее, одна легла на ее грудь, другая — на живот, чувствуя, как вздымается ее тело с каждым его движением. Его губы прильнули к ее шее, к мочке уха, шепча сбивчивые, горячие слова, смысла которых она не понимала, но чувствовала их нежность и страсть.

Он позволил ей оказаться сверху. Робко, неуверенно, опираясь руками на его мощную грудь, Анна нашла новый ритм. Теперь она контролировала глубину и скорость, а он лишь лежал, глядя на нее снизу вверх с таким обожанием, от которого перехватывало дыхание. Ее волосы падали на его лицо серебристой завесой, и в ее глазах он видел, как робость сменяется властью, а затем — нарастающей, неудержимой волной наслаждения.

Кульминация настигла их почти одновременно. Он снова перевернул ее, прижав к ковру, и его движения стали глубже, быстрее, требовательнее. Крик Анны был тихим и надрывным, он утонул в его поцелуе. Ее ноги судорожно обвились вокруг его бедер, тело выгнулось, а затем обмякло в полной, блаженной истоме. Через мгновение его собственное тело напряглось, и он, с глухим стоном, рухнул на нее, заботливо перенеся свой вес на руки.

Тишину нарушало лишь их прерывистое дыхание. Он не отпускал ее еще долго, лежа рядом и прижимая к себе, накрывая ее бедро своей ногой, как бы защищая от всего мира. А в воздухе витал сладкий и тяжелый аромат любви.

Загрузка...