Макс.
Я не могу оставить её здесь, где каждый шорох — угроза. Я договорился с её врачом, настоял на выписке под мою ответственность. Круглосуточная акушерка уже ждёт, охрана усилена, но я везу Вику не в нашу старую квартиру — тесную, уязвимую и полную грусти. Я везу её домой. В наш новый дом. Где в стенах не замурованы грусть и уныние. Там все новое. И мы тоже новые.
— Птичка, — говорю тихо, наклоняясь к ней. — Пора ехать. Я всё организовал.
Она кивает, но её взгляд мечется к двери, будто тот тип с татуировкой может вернуться. Я беру её пушистый плед, аккуратно укутываю её плечи, чтобы она не мёрзла, и осторожно поддерживаю под локоть, помогая встать. Она такая лёгкая, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, и я двигаюсь медленно, боясь сделать ей больно. Её рука дрожит в моей, и я сжимаю её мягко, чтобы передать тепло, уверенность.
— Я держу, — шепчу, улыбаясь, чтобы она расслабилась. — Не торопись, моя девочка.
Я веду её к креслу-каталке, которое медсестра оставила у выхода, но Вика качает головой, упрямо пытаясь идти сама. Я не спорю, только подстраиваюсь под её шаг, придерживая за талию. Она моя Птичка, всегда была сильной, но сейчас я ухаживаю за ней, как за ребёнком, помогая сделать каждый шаг.
У дверей больницы ждёт кортеж — моя машина и две чёрные с охраной позади. Давно не ездил с таким эскортом, лет пятнадцать, но теперь иначе нельзя.
Я пригибаюсь, аккуратно укладывая плед на её колени, поправляю подушку за спиной, чтобы ей было удобно, и только потом обхожу машину, чтобы сесть за руль.
— Всё в порядке? — спрашиваю, бросая на неё взгляд. Она кивает, но её пальцы сжимают край пледа, а глаза ищут что-то в тёмных окнах больницы.
— Куда мы едем, Макс? — её голос тихий, но с ноткой тревоги. — В дом я не хочу. В квартиру?
Я завожу двигатель, стараясь улыбнуться, чтобы успокоить её.
— Не в квартиру, Птичка, и не в дом,— говорю мягко. — В другое место. Безопасное. Там всё готово для тебя и Надюшки.
Она хмурится, но не спорит, только смотрит в окно, где мелькают огни города. Я ненавижу, что она боится, что этот ублюдок нагло посмел ее потревожить. Но я всё исправлю. Охрана уже усилена — я нанял лучшее агентство, и мои люди дежурят круглосуточно. Акушерка с медицинским образованием будет рядом. Никто не подойдёт к моей семье даже на пушечный выстрел.
Мы выезжаем за город, асфальт сменяется ровной дорогой, ведущей к посёлку «Золотая роща» — моему недавно завершенному проекту, моей крепости. Высокий забор с камерами, контрольно-пропускной пункт с вооружённой охраной, датчики по периметру — я проверял каждый винтик этой системы. Посёлок ещё не заселён полностью, многие дома пустуют, но наш коттедж готов. Я строил его для нас, даже когда мы были в разводе, веря, что Вика вернётся.
— Макс, это… твой посёлок? — Вика поворачивается ко мне, и её голос дрожит от удивления. — Ты говорил про него, но я думала… просто бизнес. Не думала, что ты себе дом оставил.
— Не просто бизнес, Птичка, — отвечаю, не отрывая глаз от дороги. — Это для нас. Для тебя, Ромы, Надюшки.
Охранник на воротах пропускает нас, узнав машину. Дорога в посёлке вымощена брусчаткой, вдоль неё — молодые липы, золотящиеся в свете фонарей. Дома — современные, с большими окнами и черепичными крышами — стоят на просторных участках, окружённых газонами. Это не тот городской дом, где мы жили до развода, с его скрипучей лестницей и комнатами, пропитанными нашими ссорами. Здесь всё новое, светлое, созданное для жизни, о которой...
Я сворачиваю к нашему коттеджу, и Вика тихо ахает. Дом двухэтажный, с белыми стенами и тёмной деревянной отделкой, окружён садом с розовыми кустами. Панорамные окна отражают вечернее небо, над входом горит тёплый свет фонаря. Внутри — просторная гостиная с камином, кухня с мраморной столешницей, спальня с огромной кроватью и детская для Надюшки, уже готовая. Это не просто дом — это начало, которого я ждал.
— Макс… — Вика смотрит на коттедж, и её глаза расширяются. — Когда ты всё это успел?
Я паркую машину, поворачиваюсь к ней и беру её руку.
— Я начал давно, Птичка, — говорю, и голос мой чуть дрожит. — Выкупил два коттеджа — один для нас, другой для Ромы. Тогда я не знал про Надюшку. Я просто знал, что ты вернёшься. Что мы начнём заново. И я сделал бы всё, чтобы у нас была жизнь, о которой ты мечтала.
Её глаза блестят, и я не знаю, от слёз или от света. Она сжимает мою руку, и я чувствую, как её тепло возвращает мне силы.
— Здесь безопасно, Вика, — продолжаю твёрдо. — Посёлок под моей охраной, я уверен в каждом человеке. У дома круглосуточно будут мои люди, внутри — акушерка, лучшая, с нужной базой знаний. Она уже ждёт. Никто не посмеет тронуть тебя.
Она кивает, но её взгляд всё ещё неспокоен, скользит по дому, саду, тёмным окнам соседних коттеджей, где почти никто не живёт.
— Это так… непривычно, — шепчет она. — Не как наш старый дом.
— И не должно быть, — отвечаю я. — Тот дом был прошлым. Это — наше будущее.
Я выхожу из машины, обхожу её и открываю Викину дверь. Осторожно поддерживаю её под локоть, помогая выйти, и укутываю пледом, чтобы она не замёрзла. Она идёт медленно, опираясь на меня, и я чувствую, как она доверяет мне, несмотря на страх. У входа нас встречает акушерка — Елена, женщина средних лет с добрыми глазами. Она уже подготовила всё — лекарства, медицинские приборы, уютный уголок в спальне. Вика слабо улыбается, но я вижу, как она пытается привыкнуть. Я знаю, ей нужно время. А я должен разобраться с теми, кто угрожает моей семье, в попытке достать меня.