Вика.
Я не знаю, как выразить эту тревогу. Она стучит где-то в затылке, ломит в висках, а в груди тяжелеет до тошноты. Надя спит, Оля укладывает её после кормления, и в доме наконец тишина. Но я не могу просто сидеть. Я жду. Я почти киплю внутри. И когда в дверь наконец звонят — я бросаюсь открывать, даже не заглядывая в глазок. Хотя, ну кто звонит, когда у нас охраны толпа?
Вежливый бандит. Такое бывает? Видимо,да.
Чернов. Уставший, в темной футболке, с короткой щетиной и сумрачным взглядом. Заходит в прихожую, скидывает обувь без лишних слов. Мы в гостиной. Он присаживается, но я не сажусь. Стою перед ним. Руки дрожат. Я вся словно нерв оголенный. Тронь - убью.
— Ну? Рассказывай, — говорю. — Всё. Я хочу знать.
Он вздыхает и смотрит в сторону, как будто я его раздражаю заранее.
— Вика, тебе сейчас надо думать о Максе, о ребёнке, а не копаться в этом дерьме. Всё под контролем.
— Под контролем? — я поднимаю брови. — Да ты издеваешься? Я перерыла весь интернет, нигде ни слова про законопроект! Отозван ли он вообще? И кто были те, кто нас похитили? Где они? Что с ними?!
Чернов медленно выдыхает, как будто считает до десяти. Потом хрипло отвечает:
— Законопроект отозван. Утром того же дня, когда всё началось. Макс сам дал отмашку.
Я чувствую, как подкатывает ком. Горло сжимает.
— Значит, всё это было не просто так… Значит, они и правда охотились за ним?
— За вами, Вика, — поправляет он. — За всей семьёй.
— Кто?!
Он смотрит на меня долго. Потом устало трет лоб.
— Почти всех взяли. Кто был на объектах, кто занимался транспортировкой, кто контролировал запись и распространение. Одного ещё ищем. Скользкий ублюдок, но найдём. А Маша... — он цедит сквозь зубы, — даёт показания. И все остальные тоже.
— Маша… — я сжимаю кулаки. — Психичка эта?! Маньячка?! Я хочу с ней поговорить. В глаза ей посмотреть. Мне нужно это. Я должна! Мне в морду ей плюнуть хочется и растерзать ее своими руками! Маша, Алиса… Даша… я сама скоро с ума сойду. Где вторая дурная голова?
— Не еби мне мозги, — выдыхает Чернов. — Макс проснётся и нам с тобой обоим по шее настучит, если узнает.
— Пусть! — я почти кричу. — Он не был там! Он не видел, как она смотрела, когда я рожала! Он не слышал, как она смеялась! Эта тварь хотела, чтобы я умерла, чтобы моя дочь умерла!
— Там говна, Вика, — отвечает он резко. — Там полный подвал говна. Но хочешь? Хорошо. Будет тебе встреча. Только один раз. Один. Я договорюсь. Но нужно тебе оно, нырять в этот ад еще раз. Истерики эти ваши женские…
— Истерики?! — усмехаюсь я горько. — Ты серьёзно?Не тебе говорить про такое! Понял?
Он хмурится, но кивает. На правду не обижаются…
— Сказал — значит будет. Я своё слово держу. А теперь ещё одно: Алиса. Ты же про нее? – киваю, — Она в психушке. Как и была. Они её не трогали. Она им не нужна была. Ни она, ни Маша. Это были просто... ключи. Способ добраться до вашей семьи. Макс им как кость в горле. Слишком много мог. Вот и решили надавить туда, где больнее всего. На тебя. На ребёнка.
Я сажусь. Голова кружится.
— Господи...
Чернов молчит. Просто смотрит. И я понимаю, он всё это время жил на грани. Тащил нас на себе. Дрался за нас. Без сна, без права на ошибку. Он не говорит. Но я вижу.
— Спасибо, — говорю тихо. — За всё.
Он хмыкает.
— Поблагодаришь, когда Макс на ноги встанет.
А потом уходит. Я сижу в тишине. И думаю, сколько ещё боли в этой истории. Сколько ещё невыговоренного, неузнанного. Но я узнаю всё. Я докопаюсь до каждой детали. Потому что только так смогу отпустить.
И когда Макс проснётся — я скажу ему всё. От начала и до конца. И мы переживём это. Вместе.