Обманутая

20

На следующее утро Скотту было предъявлено обвинение. Он заявил о своей невиновности и был отпущен под собственную ответственность, хотя и не без сопротивления со стороны помощника окружного прокурора, утверждавшего, что семейные традиции предполагают возможность побега Скотта до суда. Дафна настаивала на том, что такое утверждение абсолютно абсурдно, учитывая возраст Скотта, отсутствие криминального прошлого, учебу в Пенне и положение его матери в обществе, и судья согласился с ней.

Впервые за долгое время Лаура почувствовала, что закон может быть справедливым, и это придало ей немного уверенности. Кристиан вел машину, и они ехали со Скоттом домой. Пока Скотт принимал душ, Кристиан вынул «Сан» из корзины для бумаг, куда Лаура швырнула газету утром.

— Ну и статейка, — сухо заметил он.

Лаура стояла у стойки, сложив на груди руки.

— Ничего особенного по сравнению с тем, что публикует Дагган О’Нил с момента исчезновения Джеффа. Он печатает все до малейших подробностей, которые ему удается раскопать, и строит домыслы относительно остального. Подожди пару дней, Гарри Холмс еще опубликует редакционную статью по этому поводу.

— А ему какое дело? Ты что, положила гнилых вишен ему в пирог?

— Я не кормлю своих клиентов испорченными продуктами, поэтому не имею ни малейшего представления, почему он к нам так внимателен. Моя мать считает, что я должна устроить скандал и пригрозить им судом, но это будет пустой тратой времени. «Сан» не делает ничего противозаконного, они просто жестоки. Всякий раз после их статьи на нас обрушиваются новые неприятности, и я имею в виду не только бизнес. Люди показывают на нас пальцами. Обсуждают нас. Кажется, я уже привыкла ко всему, но Дебре это не легко. Некоторые из ее друзей — те, которые считались ее друзьями — перестали с ней общаться. Ее не приглашают на вечеринки. Для меня бы это ничего не значило, но ее это травмирует. Она общительная девочка.

— Она красотка.

— Да, — Лаура не смогла сдержаать улыбку.

— Она похожа на тебя.

Их взгляды встретились, и на мгновение ей показалось, что в его глазах мелькнуло восхищение, но она решила, что ошиблась: Кристиан давным-давно потерял к ней интерес. Вероятно, как и Джефф, так что никакого восхищения она вызывать не может, и уж, во всяком случае, не в силу своей привлекательности.

— По поводу вчерашнего вечера. — Она перевела взгляд на свою руку: она была аккуратно забинтована, и хотя и болела, крови видно не было. — Я должна тебя поблагодарить. Меня словно разобрали на кусочки. Я рада, что ты оказался рядом.

— И я счастлив, что так случилось, — тихо заметил Кристиан.

Тон его голоса заставил ее снова поднять голову. Кристиан, которого она знала в течение двадцати лет, скорее должен был отпустить какую-нибудь шпильку типа — «Да, я потерял целый день, ну и развалина ты была». Сейчас же он заставил ее вспомнить о молодом, более мягком и абсолютно завораживающем человеке, которого она знала еще до знакомства с Джеффом.

— Как ты здесь оказался? — Она все время думала об этом. Кристиан был не из тех, кто любит неожиданные визиты. Насколько она могла припомнить, он никогда раньше не приезжал без приглашения. — Что заставило тебя приехать вчера? Почему ты вообще приехал?

Он сложил газету пополам, потом вчетверо, опустил ее в корзину для бумаг и выпрямился.

— Прошло довольно много времени. От Джонса не поступало никаких сведений, и я начал недоумевать, что же произошло. — Он замолчал. — Я только что вернулся с Таити, и мне нечем особенно заняться. — Он снова помолчал, словно колеблясь, и, нахмурившись, неуверенно добавил: — Вчера был день рождения Джеффа. Когда он был маленьким, это всегда был веселый праздник. Он любил гостей и подарки, и мне нравилось видеть это.

— Ты презирал Джеффа со дня его рождения, — с неожиданным скепсисом промолвила Лаура.

— Это не так, — возразил Кристиан. — Когда он был маленьким, я любил его. Он был таким забавным, таким славным, таким серьезным. И я, как и все, изо всех сил старался сделать его счастливым в этот день, и он всегда был счастлив в свой день рождения. — Он провел пальцем по краю блюда на высокой подставке, на котором под стеклянным колпаком лежало две трети яблочного пирога. — Наверно, я подумал, что он должен появиться, или прислать письмо, или позвонить.

Лаура услышала, как Скотт выключил душ. Она решила, что нужно дать ему несколько минут, чтобы одеться, прежде чем подниматься к нему наверх.

— Возможно, он звонил. Было несколько звонков.

— И ни единого звука?

— В двух на записи автоответчика слышны помехи, — покачала головой Лаура. — А в третий раз трубку снимала Дебра, так что я не знаю.

— Жучок стоит на телефоне?

— Ты хочешь сказать, что ФБР прослушивает мои разговоры? — она сняла трубку и прислушалась, и хотя никаких звуков не услышала, начала судорожно вспоминать все говорившееся ей по телефону. — Наверное, ты прав. Они не верят, что я им сообщу, если он позвонит. Ну не смешно ли? Человек растоптал все, к чему я стремилась, во имя чего работала, и они еще считают, что я стану защищать его.

— Ты его жена, — заметил Кристиан.

— Именно поэтому я и нахожусь в такой ярости. — Она поклялась себе, что больше не будет задавать этого вопроса, и все же он снова сорвался у нее с языка: — Как он мог так поступить со мной, Кристиан? Как разумный человек, который, кажется, должен любить свою семью, может поступить подобным образом? Обрушить на меня такое?

— Он ничего не обрушивал на тебя. Он просто сбежал.

— Какая разница. Я была его женой. Если его что-то тревожило, он должен был сказать мне. Я непрерывно прокручиваю в голове нашу жизнь в течение последних лет. — Она поднесла к голове здоровую руку, словно это чем-то могло помочь ей. — Я пытаюсь вспомнить, не был ли он непривычно тих, или угрюм, или задумчив, или нетерпелив. Но я этого не замечала. Возможно, Дебра права. Возможно, я была слишком занята, чтобы замечать что-нибудь. Зато теперь у меня появилась масса времени для воспоминаний, и все же я не могу припомнить ни малейшей детали. — Она посмотрела на больную руку и провела кончиками пальцев по бинту. — Он говорил тебе что-нибудь?

— Он никогда не стал бы этого делать.

— Но ведь он твой брат.

— Да. И он познакомился с тобой, когда ты пришла вернуть мой сборник стихов. — Он понизил голос. — Что ему было известно о нас, Лаура?

Она почувствовала острую боль, которая не имела никакого отношения к ее руке.

— Немного. Он знал, что мы были знакомы. Вот и все.

— Он знал, что мы были вместе?

— Не знаю.

— Он мог о чем-то догадываться.

Она пожала плечами.

— Он должен был знать, что ты не девственница.

— Он никогда ничего не говорил.

— Как ты думаешь, он подозревал, что это был я?

— Он никогда ничего не говорил, — повторила Лаура. Ей не хотелось продолжать разговор, она не видела в этом смысла. То, что было между ней и Кристианом, давно прошло. — Он не мог держать на меня зло все эти годы. Он любил меня.

— И все же бросил.

— Да, — резко выдохнула она и посмотрела на потолок. — Я хочу поговорить со Скоттом. — И, не глядя на Кристиана, она вышла из кухни.

Скотт, вымытый дочиста, с несчастным видом сидел на краю кровати в своей спальне, уперев локти в колени.

— Как я рада, что ты дома, — промолвила Лаура, опускаясь рядом с ним и прикасаясь к его спине.

— Я тоже.

— Это было ужасно.

Он кивнул.

— Хочешь рассказать мне об этом?

Сын покачал головой.

Она протянула руку, чтобы помассировать ему плечи, и тут же вспомнила время, когда он был маленьким и прибегал к ней за утешением, если у него что-нибудь болело. Она сажала тогда его к себе на колени, нежно покачивала и ворковала, как это делают все матери, когда любовь и близость значат больше всего остального. Со временем, когда он стал слишком большим, чтобы сидеть у нее на коленях, она просто пристраивалась рядом и прижимала его к себе. Но теперь он стал взрослым мужчиной, настолько взрослым, насколько серьезными были обвинения, предъявленные ему Миган Таккер.

— Как ты думаешь, почему она сделала это? — тихо спросила Лаура.

Скотт пожал плечами. Взгляд его был устремлен на ворсистый ковер, скрывавший многочисленные грехи прошлых лет. Теперь грехи стали более значительными, подумала Лаура, и их уже нельзя было спрятать.

— Она не хотела со мной расставаться, — ответил Скотт. — Она хотела приезжать ко мне в Пенн, а я сказал, что не хочу этого. Она разозлилась.

— Это случилось рядом с пиццерией? — Лаура узнала кое-какие подробности от Дафны. Они содержались в отчете, подготовленном полицией.

Скотт кивнул.

— Я не собирался с ней спорить, особенно там, на глазах у всех ее подруг. И я не хотел, чтоб мы так расставались, поэтому я просто схватил ее за руку и затолкал в машину. — Он взглянул на Лауру: — Я не был с ней груб. Я не сделал ничего такого, чем мог бы ответить Дебре, когда она меня доводит.

— Это не слишком обнадеживающе звучит, Скотт, потому что вы с Деброй иногда переходите все границы.

— Я не причинил боли Миган. Я посадил ее в машину и отвез домой, и самое смешное, что мы даже не занимались любовью, по крайней мере в этот вечер. Я зашел в дом, и мы снова начали препираться из-за моего отъезда. Я думаю, она спокойно бы ко всему отнеслась, если бы сама была инициатором нашего разрыва. Она любит бросать людей. Но инициатором был я, и это довело ее до белого каления.

— А где были ее родители?

— Они разведены. Она живет с матерью.

— Так где была мать?

— Где-то со своим приятелем.

— Давая хороший пример дочери, — простонала Лаура.

— Дело в том, что миссис Таккер — очень приятная женщина. За те несколько раз, что я ее видел, она мне очень понравилась. Может быть, это ее приятелю пришла мысль выудить из нас деньги… — Лауре было известно, что Миган требует компенсации, — и они решили обвинить меня в изнасиловании.

— Возможно, — Лаура даже не задумывалась о гражданском иске. Она гораздо больше боялась уголовного. — Ты знал, что она была беременна и у нее был выкидыш?

Он побледнел, но уже в следующее мгновение в его глазах блеснул гнев.

— Нет, но если это так, то не от меня. Я никогда, никогда не занимался с ней любовью, не пользуясь при этом чем-либо.

Лаура заявила об этом полиции еще накануне, хотя очень рисковала, утверждая подобное. Тот факт, что она обнаружила в ящике Скотта пол-упаковки презервативов, еще не говорил о том, что он всегда ими пользовался.

— Ты уверен, Скотт? Может, в пылу…

— Никогда. Может, я был настолько глуп, чтобы встречаться с ней, но не настолько, чтобы быть таким легкомысленным. И я имею в виду сейчас даже не беременность. Я говорю об инфекции. Миган встречается со всеми подряд. Ребята уже смеются над этим. И никому не хочется что-нибудь поцепить от нее. — И, фыркнув, он уставился в стену. — Ну так вместо венерической болезни я получил от нее обвинение в изнасиловании. Это здорово повлияет на мое будущее.

— Мы добьемся, чтоб обвинение было снято.

— А если не добьемся? — И когда он снова повернулся к ней, на его лице явственно отразился страх, придавший ему более юный и ранимый вид. — Что, если Дафне не удастся вытащить меня? Я имею в виду, если подруги Миган скажут, что они видели, как мы ссорились, а мои приятели заявят, что она спит со всеми подряд, чье мнение окажется важнее?

— Дафна говорит, что иск не подтвержден никакими медицинскими свидетельствами.

— Но есть ее заявление, а она врет профессионально. Я знаю трех парней, которые с ней встречались в одно и то же время, и каждого она убедила, что он у нее единственный. Это ее манера. Ей интересно посмотреть, сможет ли она всех обвести вокруг пальца.

— Ты знаешь этих ребят?

— Еще бы.

— Думаешь, они дадут показания?

— Наверное, — он немного расслабился.

— Ну, это уже кое-что. — Лаура и сама немного успокоилась, хотя утешение было ненадежным.

— А что, если не получится? Что, если ничего не получится?

— Не думай об этом.

— Что, если я буду осужден и меня отправят в тюрьму? В настоящую тюрьму, мама. Тюрьма — это не камера предварительного заключения. Мне хватило и сегодняшней ночи. Я не выживу в тюрьме.

— Ты не попадешь в тюрьму.

— Если я буду осужден, то попаду. И даже если Дафне удастся добиться условного срока, я могу позабыть о карьере адвоката.

— Этого не произойдет.

— Осужденному преступнику придется здорово попотеть, чтобы попасть в юридический колледж, и даже если это ему удастся, он будет долго лезть из кожи, чтобы его допустили к практике. — Он пнул ногой ножку стула. — Я не могу поверить, что это происходит со мной. Черт! — И он пнул стул еще раз, уже сильнее.

Лаура вздрагивала от каждого удара. Она знала, как он расстроен, и это еще больше увеличивало ее горе. Только усилием воли она заставляла себя говорить тихим и ровным голосом.

— Дафна добьется, чтобы обвинение было снято.

— А если нет?

— Она добьется.

— Ну ладно, мама. Дафна не одна все решает. Существуют прокурор и судья, а если дело дойдет до суда, то и присяжные. Кроме того, есть Миган.

— Но ты не виновен.

— Это знаю я, знаешь ты, но поверят ли в это остальные? Я видел статью в сегодняшней газете, мне принес ее легавый вместе с завтраком. Он решил, что я приду в восторг от того, что мое имя набрано типографским шрифтом. Черт возьми, только не я. Я чувствовал, что меня заклеймили, — он ударил кулаком себя по лбу, — словно здесь мне поставили тавро «Н» — насильник. Можно позабыть об отношениях с Келли. Она не захочет, чтобы ее видели со мной, а если слух об этом дойдет до Пенна…

— Прекрати, Скотт! — воскликнула Лаура. Она больше не могла этого слышать. Но еще более нестерпимым для нее были слезы в его глазах. — Если Келли не сможет пережить это, она недостойна тебя. То же самое касается твоего братства. Тебе предъявлены ложные обвинения. И если люди, которых ты называешь друзьями и которые, считается, должны знать тебя и понимать, что ты не можешь никого изнасиловать, не стоят на твоей стороне, значит, они не заслуживают уважения.

— Ну а мне-то что делать? — вскричал Скотт. — У меня будет сломана жизнь, хотя я не сделал ничего плохого!

Лаура не знала, что ему сказать, поэтому просто принялась массировать напрягшиеся на его спине мышцы. Через некоторое время, когда слезы высохли на его глазах, взгляд стал более спокойным, она обняла его.

— Мы справимся, Скотт. Мы справимся.

— Не знаю, — вздохнул он. — Ситуация становится все хуже.

— Мы уже достигли критической точки.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что хуже уже не может быть, — произнесла она с оттенком легкой истерики. — Смотри на все с этой точки зрения. Ты можешь себе представить что-нибудь более ужасное по сравнению с тем, что мы уже пережили?

— Да. Вынесение мне обвинительного приговора.

— Нет! Этого не может произойти! Назови что-нибудь еще.

— Найдут папу, он предстанет перед судом, и его осудят.

Лаура думала об этом.

— О’кей. Это будет действительно скверно. Но разве это будет хуже той неизвестности, в которой мы живем сейчас?

Скотт сначала не ответил, но уже через мгновение начал ожесточенно вдавливать пятку в пол.

— Ты скучаешь по нему?

— У меня нет времени. Я слишком занята, чтобы не дать всему развалиться.

— Если его найдут и он предстанет перед судом, ты будешь его защищать?

Лаура сама неоднократно задавала себе этот вопрос. Стоило ей подумать о Джеффе, как в ней тут же вспыхивал гнев, но…

— В течение двадцати лет он был моим мужем, и он ваш отец. Это кое-что да значит.

— Ты его любишь?

Она начала тщательно подбирать слова. Скотт был сыном Джеффа и оставался им, что бы ни произошло между его родителями.

— Да, любила.

— А сейчас?

— Я не знаю человека, в которого он превратился теперь. Вероятно, — сухо признала она, — я и раньше никогда его не знала.

— Ты пустишь его обратно?

— Он не вернется.

— А если вернется? Если он вернется, предстанет перед судом и его выпустят на поруки, как меня, ты его примешь обратно?

«Ты жестко ставишь вопрос», — хотела сказать ему Лаура, но вместо этого она только вздохнула.

— Я думаю, это будет зависеть от того, что он сможет сказать в свое оправдание. Если он виновен в том, в чем его обвиняют, то совершил страшное зло. Он причинил нам невыносимую боль. Не знаю, смогу ли я начать все сначала. Возможно ли это. Слишком многое произошло за это время. — Она внимательно посмотрела на Скотта. — А чего бы хотел ты? Ты же испытывал такую же ярость по отношению к собственному отцу. Ты бы хотел, чтобы он вернулся?

— Ну, если бы он все объяснил и если бы захотел жить с нами… — Скотт нахмурился. — Это в том случае, если я буду здесь. К тому времени я могу уже быть в тюрьме.

— Не говори так!

— По крайней мере, не мне с ним жить, а тебе.

Сжав руки на коленях, Лаура прислонилась к его плечу. В какой-то момент она перестала быть утешительницей, что казалось невероятным, учитывая тот кошмар, в который их вовлекла Миган Таккер. Но Скотт слишком быстро становился взрослым. И, разговаривая с ним, она чувствовала себя беседующей с другом.

— Ну, — промолвила она, — решение мне предстоит принимать не сейчас. А пока единственное, что я могу, — это справляться с заботами каждого нового дня.

— Я рад за тебя, что здесь Кристиан.

— За меня?

— Конечно, раз нет папы. Он действительно здорово помог вчера вечером. Он разговаривал со мной, не умолкая, и говорил при этом дельные вещи. Он меня здорово успокоил.

Лауру он тоже здорово успокоил, если иметь в виду то, как он ее обнимал, пока она выплакивала свое горе.

— Забавно, — призналась она, — когда он появился здесь, я решила, что это конец. То есть настоящий конец. Я подумала, что его появление — очередной кошмар в ряду других, а еще одного я уже вынести не могла. Но все оказалось иначе.

— Он побудет здесь?

Лаура знала, что Кристиан поставил свою спортивную сумку в гостевую комнату, набор для бритья — в ванную Скотта и вполне освоился на кухне. Но это он делал всегда, когда приезжал.

— Ты же знаешь Кристиана. Он — вольный дух. Он приезжает и уезжает, когда того пожелает.

— Он голубой?

Лаура с трудом подавила смех.

— О Господи, конечно нет! С чего это ты вдруг спросил об этом?

— Он никогда не был женат. Это странно. С ним была такая красивая женщина — Габи — в течение некоторого времени, но он так и не женился на ней. Я подумал, может, она просто служила для него прикрытием.

— С Габи у него были серьезные отношения. Я уверена, что в его жизни было и есть множество других женщин. Кристиан абсолютно полноценный мужчина.

— Так почему же он никогда не был женат?

— Думаю, потому что не хотел. Он предпочитает свободу.

Скотт задумался над этим предположением.

— Мне кажется, ему бы хотелось иметь семью.

— Кристиану? Если бы он хотел, она бы у него была.

— Может быть. — Скотт снова посмотрел на ковер, затем выпрямился и закинул голову назад. — О, черт, что же мне делать?

Лауре не надо было объяснять, что он снова и снова возвращается мыслями к предъявленному обвинению. Ее даже удивило, что он в течение столь долгого времени был в состоянии говорить о другом, хотя она была рада этому. Они оба нуждались в передышке.

— Собирайся, — сказала она ему, — и завтра вернешься в Пенн, как и собирался.

— Как, интересно, я смогу сосредоточиться на занятиях?

— Как-нибудь. У тебя есть выбор, Скотт? Ты что, намерен сидеть три недели здесь в ожидании, когда начнутся слушания?

— Может, мне начать пить и пробыть эти три недели в состоянии опьянения?

— Не смей, — насмешливо выпалила она, лишь потом осознав, что это вовсе не смешно. Скотт был хорошим мальчиком. Ей никогда не приходилось читать ему нотации. Но ему никогда и не предъявляли обвинения в изнасиловании.

— Сейчас очень важно, чтобы ты хорошо себя вел. Я имею в виду действительно хорошо. Не то чтобы за каждым твоим движением будут следить, но если что-нибудь произойдет в Пенне — разгульная вечеринка с массой выпивки, или, не дай Бог, какая-нибудь девушка начнет кричать, что ее оскорбили, даже любая далеко зашедшая шутка, — здесь сразу же обо всем станет известно, и обвинение тут же уцепится за это. Ты понимаешь это, не так ли?

— Понимаю, — ответил Скотт.

— Поэтому прежде, чем что-нибудь сделать, подумай. И помни, — голос ее стал нежным, — если ты захочешь с кем-нибудь поговорить, тебе стоит лишь снять трубку, и я буду рядом.

— Ты говоришь как адвокат.

— Я не шучу. Звони, когда пожелаешь. А если тебе захочется домой, садись на самолет и прилетай.

— Мы сейчас не можем позволить себе такие расходы. Это будет стоить нам целого состояния, — он закатил глаза.

— На это не жалко денег.

— Но у нас их нет.

— Они у нас будут. Дела в ресторане выравняются. Обвинение, предъявленное тебе, будет снято. Прошение Дафны потрясет судью, и он разморозит мои счета. Все наладится. Вот увидишь.

Скотт посмотрел на нее с таким видом, словно считал ее или необычайно замечательной, или сумасшедшей.

У меня не укладывается в голове, как ты можешь сохранять спокойствие после всего происшедшего.

Подумав, Лаура решила, что в ее голове это тоже не укладывается. Несмотря на то что уверенность то приходила, то покидала ее, по сравнению с предыдущим вечером она чувствовала себя гораздо лучше. Часы, проведенные с Деброй в ожидании Скотта, а потом известие о том, что он проведет ночь в тюрьме, стали самыми страшными в ее жизни. Ей казалось, что она достигла дна, ниже опускаться уже некуда, можно было только подниматься.

— Ты действительно думаешь, что дела пойдут лучше? — спросил Скотт.

— Да.

— Почему ты так уверена?

— Не знаю. Я просто чувствую это.

— Ты не сомневалась, что они найдут папу, ты убеждена, что он не совершал преступления, но, похоже, в обоих случаях ты ошибалась.

— Это совсем другое дело.

— Почему?

— Почему? — Лаура и сама не знала почему. Единственное она понимала, что ощущает себя лучше, чем прежде. — Может быть, потому, что здесь Кристиан, — промолвила она и встала. — Поедешь со мной в ресторан?

Скотт откинулся назад, переместив всю тяжесть тела на руки.

— Я не хочу, чтобы меня видели. Пожалуй, я останусь дома.

— Ты должен иногда показываться на людях. Разве можно найти место лучше, чем «Вишни»?

— Я могу только навредить делу.

— Нет. Поехали, Скотт. Мне нужна твоя помощь.

— Мне надо складывать вещи.

— Сложишь позже. Я помогу тебе. И Дебра поможет.

— Мне надо позвонить Келли.

— Позвони, а потом поехали со мной. Пожалуйста. Ты доставишь мне такое удовольствие.

— Это шантаж.

— Еще одно преступление?

Скотт улыбнулся и посмотрел в сторону. Когда он снова перевел взгляд на нее, углы его рта поползли вверх, и Лаура поняла, что победила, хотя победа далась нелегко.