Обманутая

26

— Зачем ты вышла замуж за Джеффа? — спросил Кристиан. Этот вопрос преследовал его много лет. Ему нужен был ответ на него.

Она потерлась щекой о его грудь:

— Потому что тебя не стало.

— Я серьезно.

— И я. Я любила тебя.

— Ты была такой юной.

— Я была в отчаянии, когда ты уехал.

— В отчаянии из-за того, что я не женился на тебе?

— Из-за того, что ты уехал. Я была уверена, что больше никогда не увижу тебя.

— И ты вышла замуж за Джеффа, чтобы иметь возможность встретиться со мной?

— Нет.

— Тогда зачем?

— Потому что мне нравился Джефф. Он был верным, и на него можно было положиться. Мне казалось, что он даст мне ту жизнь, к которой я стремилась.

Кристиан знал, что это была за жизнь. Она рассказывала ему, чего она хочет, именно этим и напугала его.

— Дом и дети.

— Не то чтобы дом сам по себе. Мне нужен был семейный очаг. — Она взглянула на него, и он живо ощутил это по выражению ее лица. — Семейные пикники в парке, велосипеды с сиденьями для малышей на багажнике, елка с гирляндами, игрушками и подарками, завернутыми в такую красочную бумагу, что не хочется их открывать. Все то, чего я была лишена в детстве.

— Но тебе едва исполнилось восемнадцать тогда. Если бы ты закончила колледж и дождалась меня, мы бы поженились.

— Я не хотела заканчивать колледж. Кроме того, ты сказал мне, что тебе всего этого не нужно.

— Я лгал, — сказал Кристиан. — Я многого хотел, но не в тот момент. Я все еще испытывал страшную обиду и злость на Лидию, Билла, Джеффа и того гада, который являлся моим отцом. Тогда я еще знал, чего хочу от жизни, и если бы было можно перевести назад стрелку часов и повторить все сначала, вероятно, я снова поступил бы так же. Я был не готов к тому, чтобы принять такое решение.

— Если бы ты достаточно сильно любил меня, то был бы готов.

— Это идеализм, — промолвил он, одновременно ощущая печаль, нежность и желание защитить ее. Лаура была такой романтичной. Она сначала фантазировала, а потом бралась воплощать свои фантазии в жизнь. Он обожал ее за это. Но и сочувствовал ей, потому что жизнь постоянно наносила ей удары. — Что нам тогда было известно о любви? Конечно же, мы испытывали друг к другу сильные чувства, но разве мы понимали, к чему они могут привести и как долго продлятся? Мне еще предстояло укротить собственных демонов, а сделать это в Нортгемптоне я не мог. Только из-за тебя я пробыл там так долго.

— Ты бы вернулся, чтобы увидеть меня, если бы я не вышла замуж за Джеффа?

— Вероятно. Может, мне бы потребовался для этого год или два. Но я бы вернулся. Разве я не приехал к тебе на свадьбу? Разве я не приехал, когда родился Скотт?

— Действительно, — с упреком откликнулась она.

Он взял в ладони ее голову и мягко притянул к себе, пока она снова не прильнула щекой к его груди.

— Я ощущал себя несчастным тогда. Я был зол на тебя, ревновал тебя к Джеффу и испытывал чувство жалости к себе, потому что в той жизни, которую вы строили, было очень много того, чего я хотел. К тому же я ощущал постоянную неловкость, стоило мне взглянуть на тебя, и я тут же начинал тебя желать. А ты уже была женой моего брата. Клянусь, будь ты замужем за кем-нибудь другим, я бы не преминул соблазнить тебя. Но он был моим братом. Я плевал на многие условности, но эту я не мог нарушить. К тому же у тебя были Скотт и Дебра, и ты казалась такой счастливой. — Он слегка приподнял ее голову: — Ты ведь была счастлива тогда, не так ли?

— Я жила так, как хотела. Я изо всех сил старалась, чтобы все получилось. — Она помолчала и добавила менее уверенно: — Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это не всегда было просто.

— Почему?

— Джефф не был главой семьи. Он не был деятельным человеком. Я пыталась осторожно подталкивать его, а когда ничего не получалось, то брала все на себя, а заслуги приписывала ему. Я не должна была этого делать. Я лишила его гордости. Если бы он добивался всего сам, то относился бы к себе с большим уважением. Я ужасно мучаюсь из-за этого.

— Не мучайся, Лаура.

— Как мне остановиться?

— Скажи себе, что ты делала это из лучших побуждений. Ты же не Господь Бог. Ты не можешь придать людям те качества, которые хочешь в них видеть.

— А я действительно пыталась это сделать, — с раскаянием произнесла Лаура.

Кристиан крепко обнял ее.

— Из лучших побуждений. Все мы ошибаемся. Ты не кривила душой, и, как бы там ни было, посмотри, что ты дала Джеффу. Ты устроила ему потрясающую жизнь. С тобой он получил больше, чем мог бы получить с любой другой женщиной.

— И где он теперь?

Кристиан не знал. Его это тревожило. Чувства, которые он испытывал к Джеффу, когда тот был младенцем — улыбался, лепетал и протягивал к нему ручонки, — никогда не покидали его. Джефф был его братом, и Кристиан надеялся, что где бы он ни был, ему хорошо.

Он также надеялся на то, что тот больше не вернется. Он хотел, чтобы Лаура принадлежала ему. Он понимал, как это эгоистично, но ему казалось, что настало время и ему получить немного любви, к которой он так долго стремился.

— Ты скучаешь по нему? — спросил Кристиан.

Она ответила не сразу, а когда заговорила, то голос ее звучал очень осторожно, словно она проверяла то, о чем думала, но что еще не осмеливалась выразить вслух.

— Сначала скучала. Он был другом. Он выслушивал меня. Подбадривал. Он всегда был рядом. Потом, когда его вдруг не стало, все изменилось. — Она помолчала. — Скучаю ли я по тем мелочам, которые он делал изо дня в день? — Голос ее погрустнел. — Их немного. Он ходил на работу, выезжал куда-нибудь со мной по вечерам, оплачивал счета. Вот и все. Я заботилась о детях, вела хозяйство, занималась бизнесом. Дети заметили это еще раньше — своим исчезновением он больше повлиял на нашу жизнь, чем влиял своим присутствим. Мне потребовалось время, чтобы понять это. — Лаура приподняла голову: — Почему мне понадобилось для этого так много времени?

— Ты не хотела понимать это.

— Но почему?

— Из соображений верности. Уважения. Привычки. Возможно, даже любви.

Последнее утверждение повисло в воздухе, представляясь совершенно неуместным в еще сохранявшемся аромате страсти, витавшем над постелью.

— Ты любила его? — спросил Кристиан, ощущая, что это самый важный вопрос для него.

— Я думала, что да, — откликнулась она, уронив голову ему на грудь.

— Ты любила его, когда выходила за него замуж?

— Я хотела его любить. Я уверила себя в том, что люблю его.

— А на самом деле?

— Не так, как тебя, — произнесла она с неожиданной отчетливостью. — То, что было у нас с тобой, было страстным, жарким, волнующим. Наши отношения с Джеффом были лишены страсти.

— И ты была готова к тому, чтобы обходиться без нее?

— Тогда я еще не осознавала, что она отсутствует. Я не занималась сравнениями. Я не позволяла себе этого делать. Возможно, я не осмеливалась. Джефф был рядом, он любил меня, хотел жениться на мне, а это означало, что я могу бросить колледж и освободиться от матери, к чему я стремилась больше всего на свете.

— Настолько?

— Да, настолько. Я была старшей дочерью. Она хотела, чтобы я блистала. Она хотела, чтобы я преуспевала, вращалась в обществе. Она мечтала о том, что я пойду по ее стопам. Но я не собиралась этого делать: ее образ жизни пугал меня, он был холодным и рациональным. Я не хотела, чтобы он как-либо влиял на меня.

— Странно, что ты вообще поступила в колледж.

— Она заставила меня.

— А ты будешь заставлять Дебру?

Лаура долю молчала, а потом промолвила с сомнением:

— Я желаю ей самого лучшего. Это плохо?

— Теоретически нет. Но ты оцениваешь это лучшее со своей точки зрения, а она не обязательно совпадает с точкой зрения Дебры.

— Значит, я как Мадди?

— Ты унаследовала лучшие ее качества — интеллигентность и преданность, и добавила к ним то, чего ей недостает, — тепло и сострадание.

— Я не умею слушать. Дебра все время говорит мне об этом. То есть я слушаю, но не слышу, а это свойственно Мадди.

— Ты ведешь хлопотливую жизнь, — заметил Кристиан. — Могу поспорить, что ты слышишь гораздо больше, чем когда-либо это удавалось делать Мадди. О’кей, возможно, ты не все слышишь. Но какая мать слышит все?

— Дебра сердится с тех пор, как исчез Джефф.

— Вполне объяснимо.

— Мне следовало бы иначе себя вести с ней.

— И это понятно. Тебе приходилось думать о многом другом. Теперь, когда Скотт оправдан и снова вернулся в Пенн, ты сможешь уделять Дебре больше времени.

— Я буду это делать, — поклялась Лаура. — Обязательно буду.

Он улыбнулся ее решительности, ощущая, что любит ее за это еще больше.

— Ты часто думаешь о своем отце? — спросила Лаура вечером в пятницу. За все дни они лишь раз выходили за продуктами, а все остальное время проводили в постели. Но в этот вечер они наконец оделись и выехали пообедать. Сейчас, вернувшись домой, они стояли во мраке и любовались долиной, залитой лунным светом. Кристиан обнимал Лауру, а она, прислонившись к нему, ощущала себя неприлично счастливой.

— Я думаю о нем, — признался он.

— Часто?

— Довольно часто.

— Ты хочешь выяснить, кто он?

— Конечно хочу, но моя мать не говорит мне этого, свидетельство о рождении тоже, Билл уже ничего не сможет сказать, так что единственные, кому это известно, — Лидия и он сам. Если он ни разу не заявил о себе в течение сорока семи лет, сомневаюсь, чтобы он это сделал сейчас.

Лауре было больно за Кристиана.

— По меньшей мере он должен быть ровесником Лидии, если не старше, — заметила она, дав волю воображению. — Может, он болен. Может, смерть уже заглядывает ему в лицо. Когда такое случается, люди начинают по-иному смотреть на вещи.

— Опять ты за старое, — с улыбкой откликнулся Кристиан, — снова рисуешь картинки.

— Но ведь такое возможно, Кристиан. Может, тебе следует нанять детектива?

— Я уже думал об этом, но для того, чтобы что-нибудь узнать, ему придется беседовать с теми, кто знал мою мать сорок семь лет назад. Я не могу заниматься этим за ее спиной.

— С тех пор как ты рассказал мне о нем, я все время присматриваюсь к мужчинам подходящего возраста и гадаю.

— Думаешь, я не делаю того же? Думаешь, меня не приводит в бешенство мысль о том, что какого-то парня совершенно не волнует собственный сын? Я хочу сказать, что умею хранить тайны. Я не собираюсь тут же мчаться в «Сан» и сообщать о нем. Я не стану требовать у него денег. Мне хватает собственных. Я просто хочу знать сам для себя — не более, только для себя.

Лаура попыталась поставить себя на место Кристиана и поняла, что испытывала бы те же чувства.

— Ты все еще сердишься на Лидию?

— Иногда, когда остаюсь один. Но трудно сердиться, когда видишь ее. Она такая старая и хрупкая. Мне жаль ее. Кто бы он ни был, она любила его и променяла эту любовь на нечто такое, что сочла более безопасным и более долговременным. Билл не был интересным человеком, но он был постоянен, и на него можно было положиться.

— Как Джефф, — заметила Лаура и вздрогнула. — История повторяется, не так ли? — Она поудобнее устроила его руки, которые обнимали ее за талию. — Только мне предоставилась еще одна возможность. — И с внезапной порывистостью она повернулась и обхватила его за шею. — Я разведусь с Джеффом. Как только мы вернемся, я тут же подам документы. Я не хочу снова потерять тебя, Кристиан. Я не хочу завершать свою жизнь, как Мадди — с блистательной карьерой и в полном одиночестве — или как Лидия, с одними лишь воспоминаниями о далеком прошлом.

— Может случиться так, что ты все равно останешься в одиночестве. Может, я умру через пять лет.

— Не говори таких вещей.

— Но такое возможно.

— Твоей матери семьдесят три, а твоему отцу, вероятно, еще больше.

— И все равно я могу умереть.

— Как и я. Как бы там ни было, у нас еще есть время до этого. И я не хочу его терять, Кристиан. А ты?

Он ответил поцелуем, который заставил ее затрепетать, а его руки обнимали ее так, словно никогда не собирались отпускать.

— Как ты относишься к идее закрыть ресторан? — спросила Лаура.

Кристиан выразительно посмотрел на нее:

— Мне кажется, ты ждешь, чтобы я убедил тебя в абсурдности такого решения, изволь. — Был вечер понедельника, и они возвращались в Нортгемптон. Она сидела прижавшись к нему. Все пять дней они не расставались более чем на несколько минут. Он не мог насытиться ею, будь то прикосновения, беседы, просто взгляд или занятия любовью. Он был влюблен в нее без памяти, но ни разу это не помешало ему выразить откровенное мнение по какому-либо вопросу. — Ты приложила все силы, чтобы организовать его. У тебя хороший ресторан и персонал, который тебе предан.

— Дела идут плохо. Мы бьемся из последних сил.

— Только по сравнению с тем, как они обстояли раньше. Я заглядывал в твои бухгалтерские книги, Лаура, поэтому мне все известно. Вы преуспели со дня открытия. Сейчас ситуация выровнялась, а не ухудшилась, что само по себе замечательно. Подожди немного. Слухи затихнут. Люди позабудут о Джеффе, но в животах-то у них всегда будет урчать. Дела пойдут в гору. К тому же ты любишь свой ресторан.

Ее пальцы скользили по внутреннему шву его джинсов, что могло привести его в безумное состояние, если бы она отдавала себе отчет в своих действиях. Но он сомневался в этом: ее мысли были далеко.

— Этот ресторан отнимает все, — пожаловалась она. — Он забирает столько времени и сил. Я не хочу работать по вечерам и в выходные, когда ты будешь рядом.

— Через месяц я сам начну работать.

— Но не в выходные же. Может оказаться, что это будет единственным временем, когда мы будем видеться. Если я закрою ресторан, то буду заниматься только выездным обслуживанием. Я смогу приезжать к тебе на выходные, или ты будешь приезжать ко мне, или мы будем где-нибудь встречаться. В Южном Вермонте есть очаровательные гостиницы в сельской местности…

Он сжал ей руку:

— Ты боишься, потому что мы возвращаемся в Нортгемптон и ты не знаешь, останется ли там все по-прежнему между нами. Останется, Лаура. Я не буду проводить ночей в твоей постели, потому что Дебра еще не готова к этому, но мы по-прежнему будем вместе.

— Только этого я и хочу, — выдохнула она.

— Значит, так и будет. Мы просто будем вместе изо дня в день.

Он думал о ее словах по поводу развода с Джеффом. В глубине души он желал этого больше всего на свете. Но одновременно он испытывал чувство вины за то, что вожделел к жене собственного брата, — Джефф продолжал оставаться частью их жизни.

— Я хочу поговорить с Тэком Джонсом, — заметил Кристиан. — Наверняка мы можем еще что-нибудь предпринять, для того чтобы найти Джеффа.

— Я все равно подам документы на развод, — повторила Лаура. — Я больше никогда не смогу с ним жить. Если он предпочел исчезнуть, почему бы не предоставить ему это право?

— Потому что, даже если ты разведешься с ним, он по-прежнему будет оставаться отцом твоих детей. Над ним все еще висит обвинение в совершении налогового мошенничества. И все это по-прежнему будет омрачать нашу жизнь.

— Но если его найдут, он предстанет перед судом и его осудят, будет еще хуже.

— По крайней мере, мы будем знать, что он жив и здоров. Дебра и Скотт будут знать, где находится их отец. Они смогут видеться с ним. Возможно, он даже объяснит им, зачем он это сделал. Может, он и тебе что-то объяснит.

— Я не переменю своего решения.

— Я понимаю, но это положит конец всей этой истории. Надо покончить с этим, Лаура, поэтому нужно найти Джеффа.

Джефф затормозил у дома Глори и протянул руку, чтобы разбудить ее. Она так устала, что ему страшно не хотелось этого делать, но ей надо было отдохнуть как следует.

— Приехали, Глори. — Он сдвинул большую шерстяную шапку с ее лба. — Давай, милая. Просыпайся.

Она открыла глаза и с минуту смотрела на него не узнавая, пока наконец не сообразила. На губах ее появилась улыбка, но уже в следующее мгновение глаза погрустнели, и улыбка исчезла. Она вся подобралась, насупилась и взялась за ручку дверцы пикапа.

Джефф выскочил из машины, обошел ее и протянул Глори руку, чтобы ей было на что опереться.

— С папой будет все в порядке, Глори, — промолвил он, взяв ее за руку и направляясь к дому. — В больнице за ним очень хорошо ухаживают.

— Но выглядит он не очень хорошо.

Это было еще мягко сказано. Папа выглядел чертовски плохо — как и большинство страдающих раком легких, особенно когда метастазы затронули мозг. Прогноз был плохим, хотя Глори этого и не знала. Она все еще считала, что папа просто болен.

— Завтра он будет выглядеть лучше, — заверил ее Джефф. — Вот увидишь. Он сегодня хорошо выспится. — В этом можно было не сомневаться: обезболивающие, которые ему давали, могли свалить и слона.

— А когда он вернется домой? — спросила она тем же испуганным голосом, каким задавала этот вопрос на протяжении всего дня.

— Это знают только врачи. Возможно, они скажут нам завтра. — Он открыл входную дверь и увлек ее внутрь дома. Не успел он закрыть за собой дверь, как в прихожую ввалилась огромная женщина. Ганна Мэк жила по соседству. Она была немногословна и трудолюбива. Ее муж был рыбаком, и когда она не занималась починкой его сетей, то пекла хлеб местному пастору и всем остальным, кто в этом нуждался. Когда папа попал в больницу, в этом стала нуждаться Глори. И Ганна оставалась с ней на ночь, чтобы та не была одна в доме.

— Привет, миссис Мэк, — сказал Джефф и принюхался. — Вы что-то готовили. Пахнет потрясающе. — И, повернувшись к Глори, он начал разматывать шарф с ее шеи. — Как ты думаешь, что это? — тихо спросил он.

Глаза у Глори были грустными, но она включилась в предложенную им игру.

— Жаркое?

Стаскивая шапку с ее головы, Джефф задумался.

— Пожалуй, с томатным соусом.

— Может, спагетти? — предположила она.

Он начал расстегивать ее пальто.

— Не совсем. Не сыр ли я чую?

Ее грустный взгляд слегка оживился.

— Лапша?

— Я бы сказал, да, — улыбнулся Джефф: когда дело касалось пищи, он неплохо угадывал — у него была большая практика. — Спросим?

— Это лапша, миссис Мэк? — спросила Глори.

И Джефф увидел, как женщина кивнула.

— Она любит лапшу, — заметил он, направляясь к двери, чтобы повесить пальто Глори на крючок. — Спасибо вам.

— Я не очень хочу есть, — зашептала Глори, вновь оказавшись рядом с ним.

— Но ты не ела целый день. Тебе надо поесть, Глори. Тебе нужны силы ради папы.

— Мне так страшно. — Ее глаза наполнились слезами.

— Бояться совсем нечего, — обняв ее и склонившись к ее уху, промолвил Джефф. — Миссис Мэк останется с тобой на ночь, а я приеду утром, чтобы отвезти тебя к папе.

— Останься сейчас. Пожалуйста. Тебе тоже надо поесть.

Во взгляде ее сквозило такое отчаяние, что Джефф посмотрел на миссис Мэк.

— Там достаточно еды?

— Больше чем достаточно.

И он остался. Он уселся вместе с ними на кухне и стал есть лапшу, удостоверившись, что Глори получила большую порцию. А когда она попросила его, чтобы он не уходил и после ужина, устроился в гостиной и прочел ей статью из «Нэшнл Джиогрэфик». Он делал это и раньше, когда бывал у них. Ей нравилось, когда ей читают, а ему нравилось читать. Это занятие вселяло в него мир и покой, а она была так благодарна, что он специально стал подбирать для нее книги из своих. Он читал ей, когда она приходила к нему в хижину: папа позволял ей это делать в выходные дни. Она слушала с напряженным вниманием, понимая почти все, однако, когда он просил ее прочесть какой-нибудь абзац, это превращалось в настоящее мучение. Джефф потакал ей, и она вознаграждала его за это лучезарными признательными улыбками.

В этот вечер она настолько устала, что, как только он дочитал, сразу же ушла спать. По дороге к своей хижине Джефф думал о Глори. Как говорили врачи, папе осталось жить не больше нескольких месяцев. И Джефф не знал, что Глори будет делать без него. Не знал этого и папа.

— Я волнуюсь за нее, — хрипел он всякий раз, когда Глори выходила из палаты. Он руководил жизнью Глори, и она полностью зависела от него. Она умела заботиться о себе лишь настолько, чтобы одеться, вымыться и причесаться, она могла даже приготовить пищу, если в доме были продукты. Она легко справлялась с небольшими поручениями, как, например, обязанности официантки в столовой: более сложные задания вызывали у нее затруднения.

Папа болел уже давно. После появления хронического кашля год назад он бросил курить, но врачи предполагали, что его опухоль к этому времени уже значительно разрослась. Он быстро слабел, уставал, а кашель становился все сильнее. По воскресеньям, когда столовая была закрыта, он не выходил из дома. Он почувствовал себя значительно хуже вскоре после Нового года и однажды упал в столовой.

Джефф присутствовал при этом. И пока двое соседей отвозили папу в больницу, он еще с одним соседом остался в столовой. Им удалось обслужить посетителей, подавая им то, что уже было приготовлено папой, Они также умудрились приготовить бутерброды, сосиски и поджарить картошку с беконом, что до сих пор не переставало удивлять: он никогда не готовил. Но кому-то нужно было заниматься этим, иначе столовую пришлось бы закрыть, а это усугубило бы положение Глори.

Всю неделю Джефф каждый день приезжал работать в столовую. Он отвозил Глори в больницу утром, а потом еще раз днем, а между этими двумя посещениями она обслуживала посетителей, а он готовил. Обычно с ним рядом был кто-нибудь, кто лучше разбирался в кулинарии, но он был внимателен и быстро учился, так что вскоре уже мог самостоятельно приготовить жаркое. Это было огромным достижением даже по сравнению с ремонтом хижины.

Он решил, что Лаура умерла бы, если бы увидела его. Она была бы в полном изумлении. Она бы тут же придумала, как придать столовой более привлекательный вид, как сделать меню более изысканным и как привлечь новых посетителей. Но все это было бы здесь неуместным, о чем он не преминул бы ей сообщить. Он сказал бы ей, что ему нравится непритязательность меню, как нравится и местным жителям, и что ему не нужны новые посетители. Их появление означало бы увеличение количества работы, а он предпочитал более простую и размеренную жизнь по сравнению с той, что вел раньше. Ему также нравилось, что он может самостоятельно справляться с работой. Глори и папа зависели от него, и он делал для них все возможное, что приносило ему огромное удовлетворение. Горожане принимали его как своего, особенно с тех пор, как заболел папа. Для человека, который находится в бегах, он неплохо проводил время.

Он скучал по Дебре и Скотту. Иногда вспоминая о них, он ощущал себя негодяем. Уж конечно, они думали о нем наихудшее, и вероятно, он заслуживал это. Ему хотелось объяснить им, почему он так поступил, рассказать о том, что он приобрел взамен.

Но они бы не поняли его — они были детьми Лауры. Скотту был присущ Лаурин дух авантюризма, а Дебра, как бы ни клялась в обратном, со временем превратится в такую же деятельную женщину, как ее мать, независимо от того, поступит она в колледж или нет. Они не нуждались в нем. Никогда не нуждались.

И все же он думал о них.

Дав задний ход, он развернулся, спустился со склона и двинулся в восточном направлении, пока не нашёл заброшенную телефонную будку. Из этой будки он еще не звонил. Он соблюдал все меры предосторожности. Он набрал номер, опустил монеты в щель и стал ждать. На часах было половина десятого. Она должна быть дома.

Она сняла трубку после второго звонка. Голос звучал непривычно — не то она запыхалась, не то говорила спросонья, — но это был не тот уравновешенный голос, который он так хорошо знал.

— Привет, — сказал Джефф.

С минуту она молчала.

— О, привет, — ответила она непривычно высоким голосом, и дыхание у нее явно перехватило. — Послушай, ты очень некстати. Можно, я тебе перезвоню как-нибудь в другой раз?

Она узнала его голос. Он не сомневался в этом. Ему показалось, что она не одна, что также было новостью. Интересно, с кем, подумал он.

— Отлично, — промолвила она, когда он не ответил. — Тогда и поговорим.

И на этот раз она повесила трубку раньше его. Он медленными шагами вернулся к пикапу и поехал прочь.