23

Тэк очнулся от легкой дремы, чтобы покрепче прижать к себе Дафну. Это было непросто — ему пришлось тянуть и тащить комок простыней, в котором они оказались. Наконец он устроился, прислонившись к подушкам, и обнял Дафну. Он пальцами нежно развел волосы на ее лице и откинул их назад, потом скользнул рукой вниз по спине и его ладонь замерла на теплом изгибе ее бедра.

— М-мм, — промурлыкала она.

— Ты проснулась?

— Когда ты прикасаешься ко мне, — сонно пробормотала она, — я всегда просыпаюсь.

Он улыбнулся. Дафна обычно мало говорила, но когда говорила, находила верные слова, а если молчала, то делала очень точные жесты. С ней он чувствовал себя высоким, красивым, значимым и умным. Но главное — он ощущал себя желанным.

— Мне казалось, мы собирались поработать, — поддел он ее. Свет от лампы мягко падал на бумаги, разложенные на полу рядом с кроватью.

— Мне тоже так казалось. Я не понимаю, почему я всякий раз соглашаюсь с тобой, когда ты предлагаешь работать в кровати.

— Ты соглашаешься, потому что прекрасно знаешь, чем это закончится. Признайся себе, Даф. Ты ненасытна.

— Кто бы говорил. — Она глубоко вздохнула и коснулась волос на его груди. — Все это биохимия, — пробормотала она и еще крепче прижалась к нему.

Тэк прекрасно понимал, что объяснить все только биохимией невозможно. Он испытывал неугасающий интерес к Дафне. Она заинтересовала его сразу и продолжала интересовать и по сей день, и дело было не только в соблазнительном изгибе ее спины, упругости груди или изящности прекрасных длинных ног, которые обвивались вокруг его талии, доводя его до изнеможения. Если бы все ограничивалось этим, он бы оставил ее, как оставил Гвен. Но он не хотел расставаться с Дафной. Они занимались любовью, и он проводил у нее всю ночь. Он сохранял за собой номер в мотеле только для видимости и бывал там редко, а в Бостон ездил, только когда в этом появлялась крайняя необходимость.

— Все дело в твоей логике, — сказал он. — Меня всегда интриговала логика юристов.

— Это потому, что ты все время хотел стать адвокатом. Зачем ждать следующей жизни? Почему бы тебе сейчас не поступить в юридическую школу?

— Потому что это стоит денег. К тому же это потребует времени. И еще предполагает необходимость учиться. А мне в моем возрасте страшно даже подумать об этом.

— Старичок, — она провела пальцем по его груди.

Он напрягся, но ему не хотелось сейчас снова любви. Пока еще нет. Сначала он хотел поговорить.

— Тебя волнует мой возраст?

— А должен?

— Обычно мужчина старше женщины.

Она повернула голову, чтобы увидеть его.

— Обычно женщина моложе мужчины. Тебя волнует мой возраст?

— Только мысль о том, что ты не сможешь родить мне пятерых детей.

— Пятерых, — она нахмурилась. — Ты всегда говоришь пятерых. Почему?

— Три тоже неплохое число.

— Может, одного? Или двух?

— Ты всерьез обдумываешь это? — спросил он.

— Конечно нет. У нас проблемы с перенаселением планеты. Не забывай об этом, когда бросишь меня и увлечешься двадцатипятилетней женщиной, которая будет готова родить тебе пятерых детей.

Он приподнял волосы, лежавшие на ее плече, и зарылся в них лицом. Под ними его голос звучал приглушенно.

— Я не собираюсь бросать тебя. Ты моя последняя остановка. М-мм. Как мне нравится этот запах!

Она пользовалась яблочным шампунем. Этот слабый аромат, смешиваясь с запахом желанной женщины, его возбуждал. Он сомневался, что теперь когда-нибудь сможет спокойно проходить через яблоневый сад. Она придвинулась к нему так близко, что их лица оказались совсем рядом.

— Зачем ты говоришь это, Тэк?

— Потому что мне безумно нравится этот запах.

— О нас. — Ее глаза выражали страсть и одновременно смущение. — Ты говоришь о нас безумные вещи.

— Но мы ведь без ума друг от друга. Мы можем говорить о работе, спорте, музыке, о чем угодно. Мы оба любим пиццу, оба долго спим по воскресеньям, и ты и я неустроены в этой жизни. Малышка, разве можно найти лучшую пару? Поверь мне. Я знаю это по собственному опыту.

— По собственному опыту… — повторила она, и выражение ее лица стало спокойнее.

— Это правда.

Сухо усмехнувшись, она склонилась и поцеловала его в шею.

— Ты ужасен!

— А я думал, прекрасен.

— И прекрасен. И неотразим. — В какой-то момент между «ужасен» и «прекрасен» она протянула руку, и рука эта начала творить с его телом такие чудеса, что он забыл обо всех запахах на свете. Если он и собирался еще что-то сказать, то уже не мог вспомнить что. И к тому моменту, когда она обняла его ногами и они слились воедино, он желал только одного — достичь такой высоты и силы страсти, чтобы она навеки стала его рабыней.

После того, как они наконец оторвались друг от друга, они отправились под душ. Пока Дафна готовила что-нибудь перекусить, Тэк приводил в порядок постель. Не то чтобы он был таким аккуратным, но он не мог позволить Дафне работать среди измятых простыней.

Она вернулась и принесла «закуску любовников» — так она называла ломтики огурца с крекерами и ложкой арахисового масла. По ее утверждению, сколько бы люди ни занимались любовью, у них всегда хватало сил, чтобы приготовить это блюдо.

— Вкусно, — слизнув масло, с набитым ртом пробормотал Тэк.

— Ты неприхотлив, — заметила Дафна, забираясь к нему в постель. Она поправила подушку за спиной и натянула простыню до пояса.

— Все твои мужчины неприхотливы?

— Все-все, — промурлыкала она. — Конечно.

Он вглядывался в ее лицо, но оно ничего не говорило о ее потаенных мыслях. А он бы все отдал, чтобы узнать их.

— Ты всегда так легко говоришь об этом.

— Они для меня не имеют значения, по крайней мере когда я с тобой. — Она взяла крекер.

— А когда меня нет, ты думаешь о них?

Взгляд ее едва уловимо изменился.

— Нет. Все они в прошлом. — И крекер исчез у нее во рту.

— Кто-то из них причинил тебе боль?

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— На твоем лице иногда появляется такое странное выражение. Оно тревожит меня.

— Ты просто выдумываешь. — Она взяла его за руку.

— Надеюсь. Не понимаю, почему никто из них не похитил тебя.

— Я не гожусь для похищений. Я слишком занята. Никто из них не врывался в мою жизнь так, как ты.

— Это так ужасно, что я делаю?

— Неужели я бы сидела здесь обнаженной рядом с тобой, если бы так считала? — Она протянула руку и пошевелила пальцами. — Передай мне, пожалуйста, мои материалы.

— Я вписываюсь в твою жизнь.

— Ага. — Она снова пошевелила пальцами.

— Я не порчу твою карьеру.

— Начнешь портить, если не дашь мне работать.

— Но я хочу поговорить о нас.

Она вздохнула и наклонила голову. Когда она снова подняла ее, на лице было написано лишь страстное желание.

— Я знаю, но меня это пугает. Всю свою жизнь я строила карьеру, и до твоего появления ни один мужчина не угрожал ей.

— Я тоже не угрожаю.

— Ты предлагаешь мне такое, чего я страстно хочу в глубине души.

— Так соглашайся.

— Я не могу! По крайней мере, не так сразу. В течение еще нескольких месяцев мне надо будет поддержать Лауру, и только потом я смогу думать, что делать дальше.

— Лаура так много для тебя значит?

— Она моя лучшая подруга. Меня с ней связывает целая жизнь, как и с Джеффом. Я должна дождаться, когда все ее проблемы будут решены.

Что-то в ее тоне постоянно настораживало Тэка, когда она упоминала о Джеффе. Ее преданность друзьям вызывала у него ревность.

— Ты боишься, что возникнут непредвиденные обстоятельства, когда речь зайдет о закрытии дела, но, уверяю тебя, до этого еще далеко. Мы не продвинулись ни на йоту в поисках Джеффа за эти шесть недель.

— Никаких сведений от дантистов?

Джефф еще до исчезновения записался на прием к зубному врачу, и Тэк взял под контроль зубоврачебные кабинеты по всей стране. Тогда он считал это хитрой тактикой, но она не дала никаких результатов.

— Никаких. Ноль — от знакомых и клиентов, ноль — от семьи. Можно было бы ожидать, что парень позвонит кому-нибудь.

Поджав губы, Дафна откинулась на спинку кровати.

— У Лауры несколько раз были странные звонки, — заметила она через минуту.

— Я знаю. Мы записали парочку и проверили их, но это был просто неправильно набранный номер, — вероятно, абоненты ожидали, что снимут трубку и скажут: «Пиццерия» или «Газовая компания». — Когда Дафна снова поджала губы, он добавил: — Он может никогда не позвонить.

— Что тогда будет с Лаурой?

— Что тогда будет с нами?

Она вздохнула и закрыла глаза — это был не тот ответ, которого ждал Тэк. Он хотел, чтобы она обняла его, заглянула в глаза и сказала, что их отношения не зависят от того, появится Джефф или нет. Но она была невозмутима, снова была той прежней Дафной, какую он видел при первой встрече, окруженная высокой непроницаемой стеной.

— Не надо так, — прошептал он и, взяв в руки ее лицо, повернул к себе.

— Что? — Она открыла глаза.

— Не надо отстраняться от меня. Когда мы занимаемся любовью, ты страстная, открытая и почти такая же жадная, как и я, ты так же ведешь себя и во многих других делах, которыми мы занимаемся вместе. Но временами, как, например, сейчас, ты закрываешь глаза и переносишься в другой мир. Мне не нравится, когда ты меня бросаешь.

— Я просто устала. И я волнуюсь из-за этих слушаний. Я знаю Скотта с пеленок. Я должна добиться, чтобы обвинение было снято.

Но Тэк понимал, что она закрыла глаза, чтобы уйти от обсуждения их будущего. Он позволил ей переменить тему, потому что Скотт значил для нее очень много.

— Если тебе не удастся этого добиться, Дафна, то этого не сможет сделать никто.

— Я вот думаю, может, я напрасно взялась представлять его интересы. Возможно, мое отношение к нему вызывает у меня излишние эмоции.

— Но лучше тебя это никто не сделает, — с уверенностью промолвил Тэк. Несколько раз он тайком проникал в зал суда, когда выступала Дафна. Она была убедительна, спокойна и решительна. Ничто не ускользало от ее внимания. — К тому же защита в деле Скотта будет сильнее, если ее будет представлять женщина, — именно женщина утверждает, что другая, выдвинувшая обвинение в изнасиловании, клевещет.

— Так оно и есть. Миган Таккер решила поучаствовать в кампании против Фраев.

Он достаточно разбирался в судебной процедуре, чтобы понимать, что именно эта тема станет центром системы доказательств Дафны.

— Ты собираешься строить систему доказательств на отсутствии улик?

— Нет никаких улик физического насилия, абсолютно никаких. Естественно, врачи утверждают, что Миган была несколько возбужденной, когда они видели ее после выкидыша, но тогда она ничего не заявляла ни об изнасиловании, ни о том, что не хочет иметь ребенка, ни о том, кто является его отцом. Даже срок беременности представляется несколько сомнительным. Выкидыш произошел в конце ноября, когда врачи определяли срок приблизительно в три месяца, но лишь приблизительно. С таким же успехом она могла зачать ребенка в сентябре, а не в августе, а к этому времени Скотт уже был в колледже.

— А как насчет ее утверждений, что она перенесла сильное эмоциональное потрясение?

— Не настолько сильное, чтобы заставить ее обратиться к психиатру, — сухо заметила Дафна. — С ней было тяжело домашним, но ее друзья утверждают, что она всегда так себя ведет дома. Она провалилась по математике и французскому, но еле сдала экзамены по этим предметам и весной. Если с девочкой что-то и произошло в августе, это не повлияло на ее поведение с окружающими. Она вела активную жизнь в течение всей осени вплоть до момента выкидыша. После этого у нее была сильная размолвка с матерью. В больнице мать не удержалась от резких слов в адрес дочери, о чем один из врачей даже сделал запись. Потом исчез Джефф.

— Один этот факт не побудил бы ее на такой поступок.

— Конечно же. Сразу после исчезновения Джеффа, когда мы считали, что он мог стать жертвой нападения или заболеть, он вызывал сочувствие. А потом появились вы, ребята.

— Даф…

— Знаю. — Она оперлась рукой на его грудь. — Ты сделал то, что должен был сделать. Но потом за работу взялась газета, публикуя все, что можно и что нельзя, и тут Миган, наверное, задумалась. А когда появилась таинственная женщина, лучшего и желать было нельзя. Всем известно, что Джефф изменял своей жене, значит, поверят, что сын Джеффа мог изнасиловать свою подружку. Миган таким образом решала все свои проблемы. Она становилась хорошей девочкой, которую совратили. — Дафна вздохнула: — Доказательства обеих сторон строятся лишь на голословных утверждениях, но в сложившейся ситуации симпатии могут оказаться на стороне Миган.

На минуту она погрузилась в размышления.

— Как бы мне хотелось иметь более веские доказательства. Закон, охраняющий жертву изнасилования, не дает мне возможности говорить о предшествующей сексуальной жизни Миган, поэтому тот факт, что она не воздержанна в половых связях, ничем мне не помогает. Я могла бы дискредитировать ее утверждения, если бы поймала на противоречивости показаний, но, полагаю, прокурор хорошо подготовит ее. Я надеялась что-нибудь узнать от ее подруг, и, похоже, одна из них что-то собирается сказать. Она и со Скоттом дружила, и, по-моему, он до сих пор ей нравится. Но пока она молчит. Я дважды оставляла ей свои визитные карточки с номерами телефонов, но от нее до сих пор ни слова.

— Скотт, наверное, страшно напуган.

— Ага. Я вчера говорила с ним. У него проблемы с учебой, и это у него, который получал всегда высшие оценки, и не где-нибудь, а в колледже «Айви Лиг».

— Лаура нервничает?

— Очень. Я рада, что с ней Кристиан. Он ей очень помогает.

— Кристиан — хороший парень.

Дафна подозрительно уставилась на Тэка:

— Чем это вы оба занимались на Таити?

— Мы с Кристианом?

— А что, ты еще с кем-нибудь там знаком?

Тэк принял самый невинный вид.

— Он мне показывал окрестности. Вот и все.

— Ты уверен? Иногда я в этом начинаю сомневаться. Считается, что таитянки истинные красавицы.

— Так оно и есть.

— Тэк.

— Ну, если бы я сказал, что это не так, ты бы поняла, что я лгу. Таитянки божественны. — Он поцеловал ее в кончик носа и понизил голос: — Но это еще не значит, что я предпочитаю их американкам. Ни одна из них не может сравниться с тобой.

Дафна закатила глаза.

— Я не шучу. — И чтобы доказать это, он страстно впился в ее губы, и этот поцелуй грозил длиться до бесконечности, если бы Дафна резко не дернула его за волосы, росшие на груди.

— Мне надо работать, — заявила она и, откинувшись назад, указала пальцами в сторону бумаг, которые он отобрал у нее раньше.

Достав бумаги, Тэк протянул их ей вместе с очками, которыми она пользовалась для чтения. Оправа была большой и круглой, что придавало Дафне восхитительно академический вид от шеи и выше. Однако ее тело, едва прикрытое простыней, могло принадлежать только распутнице.

— Перестань, Тэк. Если ты не прекратишь ухмыляться, мне придется надеть ночную рубашку.

— Я перестал, — откликнулся Тэк и поспешно отвернулся.

Он дал ей полчаса, что и так считал чрезвычайно великодушным жестом, учитывая силу его желания. А к этому времени она и сама уже была готова отвлечься.


Однако любовный пыл Дафны убывал по мере того, как приближались слушания. Дафна была полностью поглощена делом, пытаясь предусмотреть возможные непредвиденные обстоятельства и намереваясь до предела раздвинуть границы предварительного слушания. Это был не суд, устанавливающий вину или невиновность, а просто слушание, которое должно было определить наличие или отсутствие состава преступления. И если судья решал, что имеется состав преступления, дело передавалось присяжным для вынесения обвинительного приговора.

Тэк видел, как Дафна в своих совиных очках ночь за ночью сидела над бумагами, делая заметки и даже шепотом произнося ответы.

— У меня двойная задача, — жаловалась Дафна. — Я должна не только убедить судью в том, что не существует состава преступления и Скотт не может быть привлечен к уголовной ответственности, но и доказать прокурору, что улик недостаточно даже для присяжных. Однако если прокурор заупрямится, то может настоять на своем.

Тэк на своем веку перевидал немало упрямых прокуроров, и обычно он был на их стороне. Однако сейчас, как ни странно, его полностью занимали проблемы защиты. Он так хотел, чтобы Дафна добилась снятия обвинения, что сделал бы все, даже если бы это граничило с нарушением им своих служебных обязанностей. Она рассказывала, что ей доводилось проигрывать дела, но относилась к этому философски. Она понимала, что нельзя выигрывать все время. Она также знала, что проигрыш иногда никак не связан с квалификацией адвоката или с его манерой защиты. Но это дело ей необходимо было выиграть.

За день до слушания Дафне наконец-то позвонила та самая девушка, которую Дафна преследовала с мягкой настойчивостью, та самая, которая была подругой Миган и которой нравился Скотт. В сопровождении своих родителей она пришла к Дафне в офис. Когда через несколько часов Дафна приехала домой, торжеству ее не было предела.

— Свершилось, — сообщила она Тэку. — Наконец я получила первое действенное оружие. — Но когда она села планировать, как именно она использует это оружие, к ней снова вернулись серьезность и сосредоточенность.

На следующий день утром мысли Дафны были настолько далеко, что Тэк испугался.

— Ты прекрасно со всем справишься, Даф, — промолвил он, когда она натягивала колготки.

— М-мм.

— Слушание начнется в одиннадцать? — спросил он, когда она застегивала свою шелковую блузку.

— М-мм.

Прежде чем задать следующий вопрос, он подождал, когда она заправит блузку в гармонирующую с ней по цвету юбку.

— Как ты думаешь, сколько оно продлится?

Она пожала плечами и надела пуловер.

Но ему действительно нужно было знать это, чтобы рассчитать, когда ей можно будет позвонить.

— Тридцать минут? Час? Шесть часов?

Она поправила воротник.

— Не знаю.

— Но ты ведь имеешь хоть какое-то представление об этом.

— Не знаю, — резко повторила она.

— Ты всегда такая раздражительная перед судом?

— Тебя никто не просит здесь находиться, — заявила она, бросив на него свирепый взгляд.

Это он прекрасно знал и без нее. Дафна не раз говорила: «Приезжай ко мне на ночь», или «Не уезжай до следующей недели», или «Что я буду без тебя делать?» — и он оставался с ней, потому что сам хотел этого. Когда Дафна любила его, казалось, что она говорила ему об этом всем своим телом. Но по своей сути он был прагматиком, которому довелось влюбиться.

— Я не жалуюсь, — заметил он, когда она проверяла, не выбились ли случайные пряди из узла волос. — Я просто пытаюсь понять — дело во мне или в тебе.

— В суде, — откликнулась она и схватила сумочку.

Он спустился вместе с ней на кухню, где стоял приготовленный им кофе. Пока она наливала себе стакан сока, он налил ей в кружку темную ароматную жидкость.

— Значит, положение улучшится, когда все будет закончено?

— Это зависит от исхода, — предупредила его она. — Если я проиграю, я на неделю впаду в черную меланхолию.

— Это очаровательно.

Она пожала плечами:

— У меня так всегда.

— Прелестно.

— Может, на некоторое время тебе лучше исчезнуть?

— Меня это совершенно не привлекает, — откликнулся Тэк и, запустив руки под ее полувер, прижал ее к себе. На нем был короткий махровый халат, и хотя он был бос, а она в туфлях на каблучках, он все равно был выше ее. — Ты пытаешься от меня отделаться?

— Вовсе нет. Я просто предупреждаю тебя о том, какие у меня бывают настроения.

— Предупреждение принято. А теперь если ты мне дашь хоть какие-то сведения, когда может закончиться это чертово слушание, я смогу позвонить тебе. Я буду сидеть как на иголках. Ты же знаешь.

Она отклонилась назад, держа стакан с соком так, чтобы он оказался между ними.

— Знаю, — ответила она уже более мягко и поставила стакан ему на грудь, туда, где сходились полы халата.

— Ну так сколько? — он поднял за подбородок ее голову.

— Два часа. Может, три. Точнее я сказать не могу.

Тэка это вполне устраивало.

— Все это время я буду думать о тебе. Надеюсь, это ты тоже понимаешь?

— Понимаю, — прошептала она и робко поглядела на него.

И этот робкий взгляд, и ее близость, и сладкий аромат ее духов «Джой», столь подходящих ей, объяснило ему все.

Ну так вот. — Тэк решительно отступил и протянул ей кружку кофе: — Пей.

Загрузка...