Обманутая

22

Дафна провела много часов, допрашивая Скотта. Ей нужны были все подробности его взаимоотношений с Миган Таккер — когда они познакомились, кто входил в круг их общих друзей, когда они начали встречаться, когда впервые вступили в половые отношения и как часто занимались любовью. Некоторые из вопросов шокировали Скотта, некоторые из его ответов шокировали Лауру, но оба понимали степень важности этого. Откровенная честность — единственное, что могло помочь Дафне выстроить защиту.

В среду утром Скотт улетел в Пенн. Лаура с Кристианом отвезли его в аэропорт, и если при других обстоятельствах Лаура предпочла бы побыть наедине со Скоттом, сейчас она была благодарна Кристиану за то, что он был с ними. Прощание со Скоттом всегда давалось ей не легко, а сейчас особенно. Когда они возвращались к машине, глаза у нее были заплаканы. Она была рада, что ей не нужно садиться за руль.

Кристиан передал ей салфетки и дал возможность успокоиться. Когда машина уже мчалась к северу по 92-му шоссе, он спросил:

— Ну? На работу?

— Да, — откликнулась Лаура. Заниматься делом было полезно с двух точек зрения — это реально способствовало бизнесу и оказывало целительное воздействие на ее душу. — Но тебе совершенно необязательно быть сегодня там. Просто подбрось меня. У тебя, наверное, есть свои дела.

— Какие дела?

— Ну, какие-нибудь встречи, — пожала она плечами.

— Мне не с кем встречаться.

— Старые друзья.

— Из старых друзей у меня есть только ты.

— Да брось ты, — заметила она и отвернулась к окошку. — Когда это было. Я была такой юной, что иногда мне становится страшно.

— Я думал, тебе двадцать лет, когда мы с тобой познакомились.

Она изумленно посмотрела на него.

— Правда-правда, — подтвердил он. — Я и не догадывался, что ты первокурсница, да еще такая юная. Ты выглядела старше. И вела себя как взрослая.

Лаура не знала — комплимент это или нет.

— Моя мать добилась того, что я перепрыгнула через третий класс. Она умудрилась убедить учителей, что я настолько способная, что моя психика будет травмирована, если они не будут поощрять меня.

— А ты не хотела этого?

— В то время? Нет. Мне и потом это не нравилось — в седьмом и восьмом классе, когда все девочки уже носили лифчики, а я нет.

— Но ты потом догнала их, — заметил Кристиан.

Это напомнило ей о той близости, которая существовала когда-то между ними. Кристиан был ее первым любовником. Он знал ее тело так, как Джеффу никогда и не снилось. Воспоминания об этом были сладкими, волнующими и мучительными одновременно. Но она не могла избавиться от них.

— Правда, Кристиан, — глядя на него, тихо произнесла она. — Тебе совсем необязательно быть рядом со мной. Ты внес залог за Скотта, перевел деньги на мой счет и еще плюс ко всему провел вчера целый день, упаковывая продукты и перетаскивая противни. Ты даже умудрился поработать барменом. — Она до сих пор не могла прийти в себя от удивления. — Где ты так хорошо научился смешивать напитки?

— В Чарльстоне, Южная Каролина, — промурлыкал Кристиан, — когда я шатался по стране. — Лауре ничего не было известно об этом периоде его жизни. Раньше она знала почти все о его приключениях. Заинтригованная, она безжалостно допрашивала его обо всем в течение того месяца, который они провели вместе. Иногда ей казалось, что он занимается с ней любовью только для того, чтобы она замолчала хоть ненадолго. — Я оказался в Чарльстоне без денег, — продолжил Кристиан. — А когда тебе нужны деньги, быстро всему учишься.

— Мы не получили ни единой жалобы от посетителей.

— Естественно.

— Но если тебе надо работать, ты должен вернуться в Вермонт.

— Сейчас не сезон, — покачал он головой. — Пока земля не оттает, делать все равно ничего нельзя.

— А что ты обычно делаешь в это время?

— Не знаю. Работаю в своей лаборатории. Рисую эскизы домов. Пью пиво с парнями. Но во всем этом нет необходимости. С таким же успехом я смогу заняться этим через пару недель.

— Ты останешься здесь еще на две недели?

На секунду он оторвал взгляд от дороги:

— Это зависит от многого.

Она не знала, как истолковать его взгляд. На этой стадии своей жизни Кристиан был для нее загадкой.

— От чего, например?

— От того, что здесь потребуется еще сделать. Вчера дел было довольно много.

— Это потому, что у меня больная рука и я работаю не в полную силу.

— Тебе не хватает людей.

— Совсем чуть-чуть, но я не могу никого нанять, пока дела не пойдут в гору. Сегодня с рукой уже лучше, завтра будет еще лучше, и я смогу делать больше.

Она снова повернулась к окну. Они обгоняли трейлер с лицензионными табличками пяти разных штатов — машина из Алабамы, «седан» из Делавара, «фольксваген» из Юты. Глядя на водителей, Лаура принялась гадать — куда и зачем они едут. Она смотрела на пейзаж, бежавший за окном, а в мыслях унеслась куда-то далеко, в теплое и беззаботное место. Оно не имело названия. Да и не нуждалось в нем. Оно могло находиться в любой точке земного шара. И сейчас ей было неважно, где именно.

— Если бы вырваться на неделю куда-нибудь и отвлечься от всего этого, — прошептала она.

Легкий ответ Кристиана «Ты можешь сделать это» вернул ее к действительности.

— Ага. Даже если забыть о работе, то что делать с Деброй? Я не могу оставить ее одну. А что подумает Скотт, если я вдруг исчезну? — Она вздохнула: — Но, Господи, как же хочется. Возможно, именно это ощущал Джефф. Я не совершала преступлений и не живу со страхом, что меня вот-вот разоблачат, но мечтаю развернуть машину в обратном направлении и ехать, ехать. Конечно, я не сделаю этого. Но как бы хотела.

— Ты встанешь на ноги.

— Я знаю. — Она умолкла, размышляя о том дне, когда все вернется в свое русло, хотя, конечно же, ничто уже не будет таким, как прежде. Этого просто не могло быть. Ее жизнь безвозвратно переменилась. — И все-таки остается Джефф. Как только дело касается его, я впадаю в полную растерянность. Что, если он никогда не появится? Что, если ФБР не найдет его?

Кристиан напряг пальцы и снова, расслабившись, взялся за руль.

— Ты недолго пробудешь в растерянности, Лаура. Растерянность не в твоем характере. Ты — деятельный человек. Найдут они Джеффа или нет, ты будешь продолжать жить.

Он говорил настолько убедительно, что она поверила ему, но она всегда верила Кристиану. Она поверила ему, когда он впервые подошел к ней в колледже и, глядя, как она идет через университетский городок с подругами, сказал, что у нее пленительный смех. Она поверила ему, когда позднее они сидели в его крохотной мансарде, пили вино и закусывали сыром с французским хлебом, и он сказал, что у нее пленительная логика. Она поверила ему, когда еще позднее они лежали на смятых простяных и нежно любили друг друга, и он сказал, что у нее пленительное тело. Она поверила ему даже тогда, когда через несколько дней — в мерцании только что завершенного любовного акта — он сказал ей, что будет любить ее вечно.

Конечно же, он не выполнил своего обещания. Но почему-то это никак не изменило ее отношения к нему. Впервые за двадцать один год она позволила себе вспомнить о том, как соединялись их тела в постели, и теплая волна прокатилась по всему ее существу. И даже когда она заставила себя вернуться к настоящему, это тепло оставалось, пока она смотрела на него. Отрицать это было невозможно. Он казался ей столь же привлекательным, как и раньше.

Это встревожило ее, но не настолько, чтобы она стала упрашивать его уехать. Он все время проводил с ней в «Вишнях», и всякий раз оказывал значительную помощь. Когда она осмелилась предложить ему полушутя включить его в ведомость заработной платы, он так посмотрел на нее, что больше она об этом не упоминала.

Боже, сколько он доставлял ей неприятностей в период ее жизни с Джеффом, и поразительно, каким он стал для нее утешением теперь. Конечно, от него можно было ожидать какого-нибудь подвоха — что он напьется за стойкой бара, намеренно смешает не те ингредиенты коктейля или соблазнит Ди Энн, но ничего такого не происходило.

Однако Лаура продолжала быть настороже, особенно ее беспокоили его отношения с Ди Энн. Лаура считала, что Кристиан гораздо привлекательнее Джеффа со своими широкими плечами, узкими бедрами, свободной походкой и неотразимо голубыми глазами. Она ждала, когда Ди Энн начнет заигрывать с ним или Кристиан с ней.

Но хотя они часто болтали друг с другом, Лаура не замечала, чтобы кто-нибудь из них проявлял серьезный интерес к другому. Кроме того, Кристиан почти все время проводил с Лаурой. Они вместе навещали Лидию, вместе ездили в супермаркет, вместе приезжали в «Вишни», а когда день заканчивался, вместе возвращались домой. Поскольку Дебра была или в гостях, или у себя в комнате, или висела на телефоне, они уходили в кабинет и пили чай, горячий шоколад, вино, в зависимости от того, чего им больше хотелось. И еще они разговаривали.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Кристиан однажды вечером, почти неделю спустя после отъезда Скотта.

— В данный момент я просто устала, — ответила Лаура и, скинув туфли, подогнула под себя ноги и удобно устроилась в углу дивана. Кристиан сидел на другом конце дивана, тоже закинув на него ноги. — Сегодня был такой длинный день.

— Я имею в виду вообще. Ты выглядишь лучше. У тебя не такой измученный вид.

Обижаться не имело смысла — Кристиан видел ее в самом худшем состоянии.

— Я просыпаюсь за ночь теперь всего один или два раза. А раньше не меньше трех-четырех.

— А что тебя заставляет просыпаться?

— Мысли. Опасения. Кошмары.

— Ты тревожишься из-за предстоящих слушаний?

До них оставалось две недели, и, конечно же, она волновалась. Дафна связалась с кое-какими подругами Миган, но натолкнулась на стену молчания. И все же она утверждала, что ее это не пугает, чего о себе Лаура сказать не могла.

— Дело не только в этом. Я думаю о себе и обо всем том, что произошло с начала декабря, и мне становится страшно.

— В каком смысле?

Она посмотрела на кружку, которую держала в руке. В этот вечер они пили горячий шоколад. Его готовил Кристиан, и хотя он положил сверху гораздо больше взбитых сливок, чем это сделала бы Лаура, она не жаловалась. Приятно было, когда кто-то заботится о тебе, особенно когда ощущаешь усталость.

— Я действительно в полной растерянности, — заметила она с рассеянным видом, снимая пену сливок. — Мне все представлялось совсем не так, как оно было на самом деле. Я не обращала внимания на то, что делал и что чувствовал Джефф. Мне казалось, что с моими супружескими отношениями все в порядке. Это заставляет меня задуматься о том, что же я еще упустила в течение всех этих лет. Поэтому я просыпаюсь и начинаю вспоминать.

— Например?

— Например, каникулы, которые планировала я и которые совершенно не были нужны Джеффу, или подарки, которые я ему покупала и которые ему не нравились, — ответила Лаура, не глядя на Кристиана. — Видишь эти книги наверху? — она подняла кружку, указывая на полки. — Первые издания. Я считала их самым потрясающим подарком. Я объезжала весь штат и тратила массу времени, чтобы собрать их по одной. Каждую из них я оборачивала в бумагу, которая по цвету подходила или к содержанию, или к переплету. И знаешь что? Через некоторое время Джефф уже начал различать их. Я хочу сказать, это ведь не просто — угадать книгу по внешнему виду. Мы даже шутили, — что бы это могло быть? — и он так аккуратно-аккуратно снимал обертку, складывал ее и убирал в сторону, а потом открывал книгу, и кивал, и улыбался, и все правильно говорил, а потом очень осторожно ставил ее на полку рядом с другими. Вот и все. Сомневаюсь, чтобы он когда-либо брал их в руки еще раз. Зато я брала. Если у меня была свободная минутка, я приходила сюда и прочитывала несколько страниц, или рассматривала поблекшую печать на титульном листе, или просто прикасалась к переплетам. Прикосновение к старой коже доставляет такое несказанное удовольствие. — Она поднесла кружку к губам и, так и не отпив, опустила ее и подняла свой взгляд на Кристиана. — Так кому же было нужно собрание антикварных изданий? Ему или мне?

— Разве это имеет значение? — спросил Кристиан. — На каждую из них ты тратила свое время и душу, а это должно было быть уже достаточным подарком для Джеффа.

— Но ради кого я тратила это время — ради себя или ради него? — Лауру было не так легко уговорить. — Мне нравилось покупать книги. А допустим, он бы сказал, что ему хочется коллекционировать оловянных солдатиков. Стала бы я с таким же рвением разыскивать их по всему штату?

— Зная тебя, я бы ответил утвердительно. Даже если бы тебе не нравились оловянные солдатики, ты превратила бы это в своего рода игру. К тому же, если Джеффу не хотелось получать в подарок книги, он мог бы сказать об этом.

— И обидеть меня? Неужели ты серьезно думаешь, что он мог бы сделать это? Человек, который крал у правительства деньги только для того, чтобы финансировать ресторан, который так хотелось иметь его жене?

— А это он делал для тебя или для себя? — Кристиан слегка толкнул ее ногой, чтобы смягчить смысл сказанных им слов. — Воспользуйся собственными доводами и посмотри на это с другой точки зрения. Он финансировал ресторан для того, чтобы доставить удовольствие тебе, или для того, чтобы самому ощущать себя увереннее? «Вишни» были для него ценным приобретением. Они положительно влияли на его дела. Они создавали ему имидж преуспевающего бизнесмена.

Лаура знала, что это так, но она не хотела обсуждать недостатки Джеффа. Ей хватало собственных. Подпихнув стопу под ногу Кристиана, чтобы согреться, она указала на фотографию, стоявшую на полке.

— Он не хотел, чтобы делали эту фотографию. Мы играли в теннис, когда пришел фотограф, и Джефф не хотел прерывать игру. В этом смысле он был хуже ребенка. И все-таки прервал ее. И он поехал на джипе путешествовать по пустыне. И ходил со мной по ковбойским магазинчикам, по которым я его таскала. И ел все те блюда, которые готовят на юго-западе, техасско-мексиканские кушанья и даже просто мексиканские, и только теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это путешествие было ему совершенно не нужно. Это я с детьми захотела попутешествовать. — Она с мольбой посмотрела на Кристиана: — Почему я не понимала этого раньше? Да, вы все правы. Он ненавидит жару. Но я не обращала на это внимания. В течение всех этих лет я планировала казавшиеся мне потрясающими поездки, не сомневаясь, что Джефф согласится, — это само собой разумелось. Неудивительно, что он в конце концов не выдержал.

Кристиан взял в руки Лаурину ногу и подпихнул ее себе под бедро.

— Ты собираешься взвалить всю вину за то, что он сделал, на себя?

— Нет. Лишь часть ее. Я должна взять часть вины на себя. — Она снова, нахмурившись, посмотрела вниз, и вдруг слова полились сами: — Я в полном отчаянии. Я не смогла сделать его счастливым. Мужья не убегают из дома, если им хорошо.

— Еще как убегают. Они могут иметь замечательных жен, и все равно желание чего-то необычного будет притягивать их. Возможно, Джеффу необходимо было осознать, что он все еще обладает привлекательностью для женщин. Он миновал сорокалетний рубеж и переживает кризис.

— С тобой тоже так было? — спросила Лаура, перехватывая его взгляд.

— У меня не было в этом необходимости. Я — холостяк. Это совсем иное, чем прожить с одной женщиной двадцать лет. Даже с Габи мы были то вместе, то порознь, и, когда мы были порознь, я встречался с другими женщинами. Они были для меня тем, чем, наверное, Ди Энн для Джеффа. — На мгновение на его лице появилось выражение недоумения. — Она хорошая женщина. И кажется честной. Я бы никогда не заподозрил ее в том, что у нее может быть роман с женатым мужчиной.

— Я бы тоже, — пробормотала Лаура, — и это тоже является моей проблемой.

— Ты слишком самокритична, — погладил Кристиан ногу Лауры.

— Возможно уже пора относиться к себе именно так, — вздохнула она. Закрыв глаза, она откинула голову на спинку дивана, и мысли ее устремились в другое, более приятное русло. Разговор с Кристианом, его голос, прикосновение его руки настолько успокаивали ее, что она не могла долго злиться ни на себя, ни на Джеффа, ни на кого-нибудь другого. Она не шелохнулась, даже когда в кабинет вошла Дебра, узнать, может ли она взять машину на выходные.

— Можешь взять мою машину, если Кристиан позволит мне пользоваться своей, — ответила Лаура и посмотрела на Кристиана.

— Твоя мама сможет воспользоваться моей машиной, — сообщил Кристиан Дебре, которая исчезла с такой же скоростью, как и появилась, оставив Лауру снова с закрытыми глазами и мыслями о том, как хорошо, что рядом с ней Кристиан.

Она думала об этом каждый вечер. Она готовилась к тому моменту, когда он объявит, что устал и ему пора ехать, но этот день все не наступал. На выходных, несмотря на работу, он повез ее на спектакль в Спрингфилд, который ей очень понравился, а в понедельник, когда ресторан был закрыт, — в Бостон.

— Напрасно я это делаю, — ворчала она в машине по дороге.

— Почему? Ты работаешь шесть дней в неделю. Тебе нужна передышка.

— Надо было заняться уборкой в доме, или бухгалтерией в ресторане, или обедом. Нам нужны новые рецепты.

— У Ионы есть все новые рецепты, которые вам могут понадобиться, бухгалтерия может подождать, а дом в безукоризненно чистом состоянии. Ты занимаешься уборкой каждое утро, потом идешь на работу, от всех приглашений на обеды и вечеринки отказываешься, должна же ты когда-то отдыхать.

Лаура подумала о слушании дела Скотта, которое должно было состояться не позднее чем через неделю.

— Я отдохну, когда все это кончится. Тогда я расслаблюсь.

Кристиан не спорил, но продолжал ее возить на шоу в музей, на обед в Бибу, а потом за покупками на Ньюбери— стрит. Она с ужасом обнаружила, что тратит деньги, но к этому времени ею уже овладело безрассудство, и она настолько позабыла о реальности, что когда Кристиан предложил ей поехать на другой конец города за канноли, о которых он мечтал, по его словам, двадцать один год, она восторженно согласилась.

Они направились домой, чтобы взять Дебру и пойти пообедать, но застали ее в панике по поводу предстоящей на следующий день контрольной по химии. Она слегка успокоилась при виде свитера, купленного ей Лаурой, но через несколько секунд бросилась к двери и побежала заниматься к Дженни.

Лаура и Кристиан остались одни. Они начали прикидывать, не пригласить ли им с собой Лидию, пока не сообразили, что та, вероятно, уже пообедала. Потом они решили выманить Дафну, но им не хотелось говорить о юриспруденции, что в присутствии Дафны было неизбежным. Мадди никто из них не собирался приглашать — они не нуждались в лишних огорчениях, а поэтому решили вовсе никуда не выбираться, поскольку и так отсутствовали дома весь день.

В конце концов они достали китайскую вермишель и начали поедать ее палочками прямо из упаковки. Лаура не могла вспомнить, когда делала такое в последний раз, — нет, могла. Это было с Кристианом много лет назад. С Джеффом они тоже неоднократно покупали китайскую вермишель, но к этому времени для нее уже стало делом чести, чтобы стол выглядел красиво вне зависимости от того, что они ели. Поэтому она выкладывала вермишель на блюдо, подавала ножи и вилки, так как Джефф терпеть не мог палочки. Кажется, она ставила на стол даже розу. Это входило в ее представление о хорошей жене.

С Кристианом она бы сделала это из соображений романтики, но она не нуждалась в помощи роз для того, чтобы ощущать его обаяние.

Впрочем, розы дома были, их принес Дэвид Фарро этим утром. За много недель это была первая весточка от него. Розы были белыми и могли означать как предложение мира, так и надежду на ее благосклонность. Как бы там ни было, ее это мало интересовало. И хотя она пригласила Дэвида в дом, она внимательно следила за тем, чтобы рядом все время находился Кристиан. А если Дэвид сделал скоропалительные выводы, что ж, может, это было и к лучшему. Лаура хотела, чтобы Дэвид знал, что у нее есть защитник, а если тот счел, что защита распространяется и на долгие одинокие ночи, — очень хорошо. После всех перенесенных ею унижений присутствие красивого мужчины придавало ей уверенности.

Не желая думать о Дэвиде, она оставила белые розы в гостиной, в то время как они с Кристианом сидели на кухне. Они разговаривали легко и непринужденно, перепрыгивая с одной темы на другую — от техники пользования палочками, путешествий в Китай до недавней поездки Кристиана. Никогда не видевшей тропического леса Лауре все было интересно. Ей хотелось все узнать про Таити, поскольку она никогда там не была. А Кристиан был не только путешественником, но и прекрасным рассказчиком. Как это было и много лет назад. Ничего не переменилось.

Когда она на несколько недель вперед насытилась рассказами о Чоу Гай Кью, Шримп Мона Мона и жареном рисе, Кристиан заявил, что хочет кусок кокосового торта, который Лаура пекла накануне. Пока он ходил за тортом, Лаура выкинула упаковку с остатками вермишели в раковину для отходов, потом попыталась спустить воду, но вода быстро заполнила раковину. Она еще несколько раз включала воду, а потом закатала рукава и запустила руку внутрь, пытаясь вытащить забившуюся вермишель. Потом она еще раз попыталась включить воду. Вода зажурчала, образовалась воронка, но внутрь так ничего и не прошло.

— Что-то застряло, — заметил Кристиан.

— Похоже на то. — Лаура безрезультатно орудовала приспособлением для прочищения труб.

— Что ты туда запихала? — спросил Кристиан, стягивая свитер и закатывая рукава рубахи.

— Еду.

Кристиан нырнул вниз, чтобы осмотреть колено раковины.

— Разве можно спускать сюда пищу?

— Я всегда так делаю, — откликнулась Лаура, устраиваясь на корточках рядом с ним. — Это мои владения. Я знаю, что она пропускает, а что нет.

Кристиан полез внутрь, чтобы проверить трубы.

— Может, Дебра туда что-нибудь затолкала?

— Не знаю, когда она могла успеть. Она целый день была в школе, а если бы она обедала до нашего возвращения, то мы бы застали здесь грязную посуду. Она не привыкла убирать за собой.

Кристиан встал, выключил воду, чтобы посмотреть, как она проходит, и направился к гаражу. Он вернулся с большим красным ящиком для инструментов, который Лаура купила для Джеффа, когда они жили еще не в этом доме, а в старом особняке, который нуждался в многочисленных починках. За все эти годы Джефф открывал этот ящик раз пять, не больше. Он выглядел почти таким же новым, как тогда, когда Лаура покупала его.

С гаечным ключом в руках Кристиан опустился на пол и, согнувшись, устроился под раковиной — что было не простым делом, учитывая его рост, — а затем начал снимать колено.

— Есть какой-нибудь горшок, чтобы подставить, когда потечет вода?

Она вытащила за шкафа горшок и передала ему, после чего устроилась рядом и принялась наблюдать за его работой. Он свободно обращался с гаечным ключом, явно зная, что делает.

— Господи, это просто потрясающе, — выдохнула Лаура.

— Что? — переспросил Кристиан.

— Какие вы разные. По-моему, Джефф никогда не держал в руках гаечный ключ. Думаю, он даже не знал, как называется этот инструмент, уж не говоря о том, как им пользоваться.

— Он никогда не испытывал необходимости узнать это, вот и все.

— Нет, дело не в этом. Ему можно было показать, как с ним обращаться, но он все равно сделал бы все неправильно. Я хочу сказать, ты понимаешь, что колено засорилось и его надо снять и почистить. Для Джеффа эта взаимозависимость не очевидна, а для тебя очевидна. И в этом выражается только одно из ваших отличий. Этот список можно продолжать до бесконечности: личность, манеры, вкусы. Как два брата могут быть настолько непохожими друг на друга?

— И ты до сих пор не поняла этого? — спросил Кристиан с напряжением, вызванным усиленной попыткой отвернуть какую-то гайку.

Лаура попыталась заглянуть ему в лицо, но это было невозможно. Чего не поняла? Странная мысль мелькнула у нее в голове, но она отогнала ее прочь.

— Объясни, Кристиан.

Он еще сильнее налег на ключ, мышцы рук напряглись. Но голос его звучал так же сухо и рассеянно, когда он заметил:

— Билл Фрай не был моим отцом. У Лидии был любовник перед тем, как она вышла за него замуж.

— Этого не может быть, — со спокойной уверенностью произнесла Лаура.

— Очень может быть, — рассмеялся Кристиан. — У маленькой леди был страстный роман, плодом которого и является ваш покорный слуга.

— Откуда ты это знаешь?

— Она мне сказала.

— Она сказала? — Спокойная уверенность Лауры дала легкую трещину. — Я не могу себе представить, чтобы она могла сказать такое, уж не говоря о том, чтобы сделать.

— Я — живое доказательство тому, — только и ответил Кристиан, и гайка внезапно поддалась. — Ну вот. — Раздался стук откладываемого ключа, а потом плеск хлынувшей воды. — Дай-ка посмотрим. — Встав над внезапно опустевшей раковиной, он принялся выуживать пальцами длинные волокнистые стебли. — Что это такое?

— Медвежья трава, — ответила Лаура. Она должна была догадаться: все, что исходило от Дэвида, всегда было приправлено шипами. — Эта длинная зеленая штука была Пакована вместе с розами Дэвида. Я обрезала ее, чтобы поставить в вазу, а концы кинула в раковину.

— И это твои владения, да? — с видом легкого удовольствия поинтересовался Кристиан.

— Продукты — да. Цветы — нет. — Она взяла его за руку. — Кристиан, ты серьезно насчет Билла Фрая?

— Совершенно серьезно. — Он продолжал вытаскивать длинные стебли медвежьей травы.

— Если не он твой отец, кто же?

— Не знаю. Она не хочет говорить мне.

— Зачем тогда она вообще об этом сказала?

— Потому что мне было очень тяжело, когда умер Билл. Мне было девятнадцать лет, и я весь был поглощен самоанализом, как это бывает в таком возрасте. Я стоял на его похоронах и единственное, что ощущал, это все ту обиду, которую испытывал в течение многих лет. Никакого горя. Абсолютно никакого. Я решил, что со мной что-то не в порядке. Думаю, она испугалась, что я буду травмирован на всю жизнь, если она не сообщит мне.

— Это помогло?

— О да. Это сразу многое объяснило. — Он вытащил последнее травянистое волокно из раковины. — Возможно, было бы лучше, скажи она раньше об этом, когда я страдал от наносимого мне урона.

— Какого урона?

— Боли.

Он снова исчез под раковиной, предоставляя Лауре возможность переварить услышанное. Это очень походило на правду, слишком походило, — Кристиан был настолько другим, к нему относились как к чужому, он был отвергнут собственной семьей. Они с Джеффом унаследовали материнские черты, что объясняло определенное сходство, но ростом Кристиан явно пошел в отца. Была ли его отвага также унаследована от отца или она являлась всего лишь реакцией на отношение к нему, которое он видел дома, — это уже другой вопрос.

— Расскажи мне об этой боли, — попросила Лаура, снова опускаясь на пол и прислоняясь к шкафчику.

Сначала Кристиан не откликнулся. Он закончил работу, убрал гаечный ключ и горшок и закрыл дверцу шкафчика, прежде чем опуститься рядом с Лаурой. Лаура протянула ему полотенце, чтобы он вытер руки, а потом кусок кокосового торта, который он себе отрезал.

— Вкусный торт…

— Кристиан.

Он откусил еще торта и прислонился затылком к шкафчику.

— Когда Джефф был маленьким, я его обожал. Моя жизнь кардинально изменилась с его появлением, но я решил, что так бывает во всех семьях, когда появляются младенцы, и, хотя мне не нравилась моя роль, я не взваливал вину на Джеффа. Я просто не мог этого сделать — он был таким смешным, таким невинным и совершенно беспомощным. Я часами играл с ним, и он улыбался мне гораздо чаще, чем другим. Когда я приходил из школы, он начинал смеяться и болтать ручками и ножками, — Кристиан улыбнулся при воспоминании об этом, — а потом, когда научился ходить, он ждал моего возвращения, стоя у окна. Знаешь, как мне это было приятно. Мои родители были полностью сосредоточены на малыше, а малыш думал только обо мне. — Улыбка его угасла. — А потом, когда Джеффу исполнилось четыре, наш старик решил, что я оказываю на него дурное влияние. Думаю, это началось с его дня рождения.

— А что тогда случилось?

Кристиан с минуту задумчиво ковырялся в торте.

— Понимаешь, они устроили для него день рождения. Они с трудом могли позволить себе такие расходы — и уж, конечно, никогда не стали бы устраивать ничего подобного для меня, — но тут они пригласили фокусника развлекать соседских ребятишек. На мой взгляд, фокусник был отличный, но дети к моменту его появления уже подустали, а до их возвращения домой оставался еще час. И тогда все закутались и пошли на улицу испытать санки, которые подарили Джеффу на день рождения. Они были легкими и подвижными, настоящие красавцы, полозья смазаны воском — только садись и лети. Мы направились по улице к холму, и старик решил, что раз это день рождения Джеффа, то он должен прокатиться первым. Но Джефф не умел управлять санками. Поэтому я сел за ним, чтобы тормозить ногами, и мы как стрела понеслись с горы и врезались в дерево. У Джеффа тут же пошла кровь, которая начала заливать все вокруг, а мне здорово влетело за это.

— Я не хотел причинить ему боль, — с мольбой в глазах промолвил Кристиан. — Никогда в жизни я не ощущал себя таким беспомощным, как в тот день, когда он стоял, заливаясь кровью и слезами. — Кристиан отвернулся.

— Как бы там ни было, с той поры наш старик начал меня преследовать. Я стал врагом. Я превратился в того, кто при малейшей возможности мог обидеть Джеффа. Если Джефф совершал что-нибудь нехорошее — я имею в виду не серьезные вещи, а всякую ерунду, вроде того что писал свое имя задом наперед, или называл кого-нибудь сопляком, или отказывался обедать, — в этом был виноват я. Ребенок, который обожал меня, стал взваливать на меня вину за все свои проступки.

— Но где же при этом была Лидия? — потрясенно промолвила Лаура. — Я не могу себе представить, чтобы она спокойно наблюдала за тем, как тебя травят.

— Лидия была связана словом, — вздохнул Кристиан. — Билл Фрай женился на ней, дал ей свое имя и усыновил ее незаконнорожденного сына в обмен на создание дома и семьи, в которых он нуждался. Если она и мучилась из-за того, что он говорил мне и как со мной обращался, то никогда не показывала вида. Она была решительно настроена сдержать свое слово. Короче говоря, я думаю, она смирилась с тем, что я — «плохой». Это давало ей возможность оправдывать его отношение ко мне.

— Лидия слишком умна, чтобы так поступать, — покачала головой Лаура. — Если ты прикидывался плохим, она наверняка понимала это.

— Это твоя мать поняла бы, почему я это делал, — возразил Кристиан. — Это ее профессия. Ты тоже понимаешь, почему я это делаю, потому что ты — дочь Мадди. Но Лидия этого не понимала. Она была зашорена при решении любых практических вопросов. Она заключила сделку с Биллом и не могла позволить себе думать о нем плохо.

— Он был плохим? — спросила Лаура. Она даже представить себе не могла, что довелось вынести Кристиану, живя все эти годы с человеком, которому было отвратительно его присутствие.

— Нет. Он любил мою мать и любил Джеффа. У него были плохие отношения только со мной. — Он еще откусил торта. — К тому же я давал повод для этого. Господь свидетель, уж я старался. Он считал меня плохим, и я был плохим. Он считал меня дерзким, и я был дерзким. Он считал меня глупым, и я был глупым, пока не сообразил, что только собственными мозгами смогу ему отомстить, и тогда я начал заниматься. Я думаю, именно благодаря ему я попал в такой колледж, как Амхерст. Клянусь, я сделал это назло ему.

— Да нет.

— Именно так, — подтвердил Кристиан.

— Ты жалеешь об этом?

— Я жалею о той враждебности, которую испытывал по отношению к нему. Нельзя жить с такой злостью. Из-за нее я многое пропустил из того, что происходило вокруг меня.

— Но ты со всем справился.

— В каком-то смысле. У меня хорошая работа. Я веду комфортабельную жизнь. — Он улыбнулся: — Думаешь, старина Билл переворачивается в своей могиле? Думаешь, ему невтерпеж видеть, что я оказался не таким уж непутевым, как он считал? Черт, если бы он был жив сейчас, то винил бы меня в том, что у Джеффа неприятности. Он бы убеждал полицию, что за всем этим стою я. Биллу нужен был козел отпущения для всего того, что шло не так, как надо, и этим козлом отпущения был я. — Кристиан поднялся на ноги. — Вот почему мы с Джеффом такие разные. Потому-то я был таким трудным ребенком. — Он выкинул остатки торта в раковину и пробормотал: — Ну-ка, испытаем эту штуковину.

Вода протекла совершенно нормально.

Лаура обняла его за плечи, сострадая и обиженному маленькому мальчику, и испытывающему злость юноше, и зрелому мужчине, который старался, но не мог избавиться от ощущаемой им горечи.

— Прости меня.

— За что? Ты ни в чем не виновата.

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это. Я ничего не знала.

— Обычно о таком не рассказывают. Кроме Лидии об этом теперь знаешь только ты.

— А Джефф не знает?

Кристиан покачал головой.

Лаура провела рукой по его спине — мышцы были крепкими и упругими. Почти двадцать один год она не прикасалась к нему, но он оставался таким же сильным. Годы пощадили и его лицо. Морщинки в углах глаз только явственнее подчеркивали его характер, а складки у рта говорили о решимости. Его темные волосы, подернутые теперь сединой, были густыми, жесткими и длинными.

Двадцать один год назад она считала его неотразимым. Теперь он стал еще более неотразимым.

— Жаль, что Джефф не знает об этом, — тихо проговорила она.

— Почему? — посмотрел на нее Кристиан сверху вниз.

— Возможно, он был бы добрее.

— Он и так был слишком добр, — заметил Кристиан, странно улыбаясь и посмотрев на губы Лауры. — Он позволял мне видеться с тобой.

Сердце у Лауры екнуло. Она пыталась понять, действительно ли он имел в виду то, о чем она подумала, как вдруг задняя дверь распахнулась и вбежала Дебра. Увидев их, она резко остановилась.

— Привет, девочка, — промолвила Лаура. Она сняла руку со спины Кристиана и повернулась к Дебре, но, прежде чем она успела вымолвить хоть слово, Дебра кинулась в прихожую. — Все в порядке? — крикнула ей вслед Лаура и, не получив ответа, встревоженно посмотрела на Кристиана: — По-моему, лучше мне пойти к ней.

Он легко прикоснулся к ее щеке тыльной стороной ладони, отпуская ее к дочери.

Как только Лаура приблизилась к двери в комнату Дебры, та тут же набросилась на нее.

— Что это ты делаешь? — свирепо поинтересовалась она, настолько напоминая Мадди, что Лаура испуганно моргнула.

— Прости?

— Что это вы с ним там делаете?

— С Кристианом? — отшатнулась Лаура.

— А что, ты еще с кем-нибудь проводишь по двадцать четыре часа в сутки за последние две недели? Если бы сюда зашел кто-нибудь посторонний, он мог бы принять его за твоего мужа. Правда, мам, это отвратительно. Папа неизвестно где, в беде, а ты кокетничаешь с его братом.

— Я не кокетничаю с Кристианом, — изумленно вымолвила Лаура.

— А мне кажется, кокетничаешь. И я говорю не только о сегодняшнем дне. Вы каждый вечер воркуете в кабинете. Интересно, что здесь происходит в мое отсутствие.

— Ничего не происходит, — оправдываясь, произнесла Лаура и сама не поверила собственным ушам. Дебра была ее дочерью, а не матерью. Даже от Мадди Лаура не потерпела бы такого. — А даже если бы и происходило, то это не твое дело, — вспылила она.

— Нет, мое. Ты замужем за моим отцом.

— Твой отец бросил меня. Он оставил меня без денег, без источника дохода, даже не задумываясь над тем, что здесь творится. Единственное, что он оставил, — это кипу грязного белья той жизни, которую он вел у меня за спиной.

Но эти аргументы не могли остудить ярости Дебры.

— И все равно, он твой муж, — мотнула она подбородком, — а этот — твой деверь.

— Это верно. Он мой деверь. Он — член семьи и именно поэтому находится в нашем доме. Он здесь, потому что его волнуют дела брата, волнует положение семьи брата, и хочешь ты этого или нет, он беспокоится и обо мне.

— О да, он беспокоится. Его очень волнует, удастся ли ему провернуть это.

— Что провернуть?

— Украсть жену у своего брата, — сверкнула глазами Дебра. — У тебя с ним роман?

— Конечно же нет, — в ярости воскликнула Лаура.

— Но ты вполне готова к нему. Я это вижу. Ты с ним проводишь больше времени, чем когда-либо проводила с папой.

— Потому что Кристиан находится здесь. Он не сидит в офисе, зарывшись с головой в бумаги, не проводит встреч с клиентами и не работает за компьютером в кабинете.

— Значит, теперь ты утверждаешь, что папа напрасно так много работал?

— Я просто говорю, что Кристиан работает не так много и поэтому у него есть время на то, чтобы быть здесь.

— Ты могла бы сказать ему, чтобы он уезжал к себе домой.

— Я не хочу, чтобы он уезжал к себе домой. Он для меня отдушина после почти двух месяцев непрерывных травм. И он пробудет здесь столько, сколько захочет.

Впервые, казалось, гнев Дебры был поколеблен. Глаза ее расширились, и в них появился страх.

— И ты всерьез считаешь, что папа может вернуться, пока он здесь? Папа терпеть не мог, когда Кристиан приезжал к нам в гости. Если ты будешь удерживать Кристиана, папа никогда не вернется.

Лаура почувствовала причину опасений Дебры, ощутила, как угасает и ее собственный гнев.

— О Господи, девочка, — тихо промолвила она и попыталась обнять Дебру, но та отступила и насупилась.

— Мне не нравится, когда он у нас.

— Мне жаль, что это так, — тихо заметила Лаура.

— Нет, не жаль. Ты думаешь только о себе.

— Я думаю также о тебе и о Скотте. Кристиан помогает мне пережить все это, а когда дела поправятся у меня, они поправятся у нас всех. Нравится тебе это или нет, твой отец выпал из нашей жизни. И из практических соображений теперь я глава дома.

— Ты всегда была ею.

— Нет, главой дома был твой отец.

— Нет, не был. Неужели ты до сих пор этого не понимаешь? Неужели ты до сих пор не можешь признать этого?

Лаура пристально уставилась на свои ногти, поглаживая подушечкой большого пальца их лакированную поверхность. Она многое передумала за прошедшие недели, увидев то, о чем никогда прежде не догадывалась. Дебра была права. Лаура не хотела признавать этого вслух, потому что не желала приуменьшать роль Джеффа в глазах детей. Но Джеффа не было, а она оставалась, и теперь на карту было поставлено доверие к ней.

— О’кей, — подняв глаза на Дебру, ответила она. — Наверное, действительно я была хозяйкой дома. Я отдавала твоему отцу должное, но когда дело доходило до окончательного решения, тут главную роль играла я.

Если она считала, что такое признание удовлетворит Дебру, то заблуждалась — Дебра тут же обернула его против нее.

— Он не мог играть главную роль. Ты всегда поступала по-своему. Ты не предоставляла ему ни малейшей возможности проявить самостоятельность.

— Я предоставляла ему массу возможностей. Он просто не пользовался ими.

— Потому что знал, что ты рассердишься, если будет не по-твоему. Признайся, мама. Ты — диктатор.

— Поосторожнее, Дебра…

— Поэтому папа и сбежал. Он больше не мог выносить своего положения. Это был своего рода протест.

— Ты разговаривала с бабушкой, — другого объяснения такого агрессивного поведения Дебры Лаура не могла найти.

— В этом не было необходимости. Я достаточно наслушалась ваших разговоров о самовыражении и подавлении, обиде и бунте, чтобы получить колледжский диплом по психологии, если бы он мне был нужен, но он мне не нужен, поскольку я не собираюсь поступать в колледж и участвовать в этих тараканьих бегах. И не говори мне, что ты не закончила колледжа, но все равно в них участвуешь, потому что ты — это ты. В тебе столько же тщеславия, сколько в бабушке. Ничего удивительного, что папа сбежал!

Лаура одновременно ощущала обиду и возмущение.

— Это бесцельный разговор, — с напряжением произнесла она. — Ты сердишься…

— Я права!

— …а поскольку сердишься, произносишь вещи, о которых лучше было бы пока помолчать. Я ухожу. Мы вернемся к этому разговору позднее. — И Лаура вышла из комнаты.

— Мое мнение не изменится, — крикнула ей вслед Дебра.

Лаура, не останавливаясь, спустилась вниз. Она знала, что Дебра скучает по отцу и боится, что тот никогда не вернется, и свои переживания выплескивает на самого близкого ей человека — мать. Но Лаура тоже ранима сейчас. Поэтому надо подождать, когда Дебра успокоится.