Отпускай (СИ)

Болезнь слепой веры

Ей никогда не давали двадцать два. Обычно пятнадцать, или шестнадцать, а когда узнавали об её настоящем возрасте, долго смеялись. Со своей дистрофией Эмма сама походила на куклу, одежду для которых шила. Довольно хрупкая, бледная. С вечно болезненными, красными губами от постоянных закусываний, словно у нее температура, и сизыми синяками под глазами. Длинные, черные ресницы казались приклеенными, даже когда Фастер была ребенком. Однако, её внешностью отнюдь не восхищались.

От нее шарахались. Все время уточняли: «девушка, вам плохо? У вас упало давление? Вы чем-то болеете?». Она совсем не производила впечатление роковой красотки. А еще не производила впечатление здоровой, спортивной леди. Скорее уж... она походила на кого-то, кого заперли в подвале со старыми платьями лет на десять. И мало того, что она побледнела сама, так еще и впитала образ этих платьев. Человека, которого снесет ветром при любом сквозняке.

А еще школьницы, которая бесстыже прогуливала уроки. Возраст выдавала лишь морщинка меж бровями, и кривая, ироничная усмешка на подобные замечания.

Нейтан только смеялся, и говорил: «не обращай внимания». Однако, не отрицал посыла этих замечаний. Как-то странно пожимал плечами, а иногда даже шептал: «что есть — то есть».

Эмма никогда не спрашивала, нравилось ли это ему. Потому что чужая хрупкость, особенно нарочитая нравилась далеко не всем. Как и далеко не всем нравились девушки, лицом и фигурой напоминающие восьмиклассниц. А в тусклом освящении — кукол. Фарфоровых, словно из прошло века. Спрашивать такое… ей было просто страшно. Вдруг Нейт скажет то, что ей не хотелось бы слышать? Вдруг что-то вроде: «я принимаю тебя такой, какая ты есть».

Ведь слово «принимаю» очень далеко от слова «люблю». На самом деле.

На самом деле болезненная восьмиклассница рядом с высоким, спортивным, красивым… импозантным мужчиной смотрелась так себе, Фастер и сама это понимала. Но он был её. А она — его. Такая, какая есть. Его, и больше ничья. Только ему посвящались все мечты. Ему принадлежало маленькое, клокочущее сердце. Ради него она могла бы попытаться примерить какой угодно стиль. Выглядеть так, как он бы просил. Только… он не просил. Никогда.

Дни безответно, молчаливо сменяли друг друга, один за другим. Казалось, безо всяких изменений.

Белое небо стало привычным для этих краев. Как и периодические теплые дожди, которые ливнем опускались на город. Иногда. Чаще здесь просто было тепло и светло, правда без солнца. Эмме нравилась такая погода. Или же… она к ней привыкла. Сложно сказать.

Ноги подгибались без, хотя бы, небольшого отдыха, но она продолжала идти. Уже второй день по городу носило остатки конфетти, хотя теперь их стало заметно меньше. Многие втоптали в асфальт безжалостные ботинки. Затем… их сметали метла дворников, и из милых цветных бумажек они быстро превращались в дорожную грязь.

Когда кто-то кого-то топчет, оно быстро превращается в грязь.

Когда Фастер отходила от своего привычного маршрута, то делала это на свой страх и риск. Вдруг присесть будет негде? Постоянно она пыталась дойти до работы Нейта, и никогда не получалось. Не потому, что она была далеко, нет. Близко. Просто по дороге туда не было ни одной лавки. И вот, стиснув зубы, Эмма вновь попыталась попробовать дойти. Несмотря на боль в мышцах ног. Она раз за разом испытывала боль, и раз за разом надеялась на другой результат.

Вдруг однажды у нее получился.

Вдруг однажды, после многих попыток краха она, наконец, станет достаточно сильной, чтобы дойти. Нейт называл это самообманом. А она — упорством.

Сегодня зашла как никогда далеко. И сердце сжималось от радости. Даже если не будет сил идти назад, сядет у клумбы, и будет его ждать. С лучистым, победным лицом скажет, что у нее получилось. И получится снова, потому что она редко сдавалась.

Однако, подняв глаза, девушка резко остановилась. Встала как вкопанная посреди тротуара, сузила глаза, и нервно сглотнула.

Его не нужно будет ждать. Мужчина стоял у входа в светлое, четырехэтажное здание, в котором работал, прямо у белесых раздвижных дверей. Очевидно, улыбался. Что-то говорил девушке с короткой аккуратной стрижкой на каштановых волосах. Протянул ей кофе. Кофе? Должно быть, это было оно.

Эмма почувствовала, как тяжелый, внезапный страх сковывал все внутри. По спине поползли мурашки, а внутренние органы словно внезапно упали вниз, и в одночасье перестали функционировать. На лбу появился пот, а на губах нервная улыбка. Просто коллега, мало ли. Просто заказчица, беспокоиться не о чем.

Ко входу подъехало такси. Посинело в глазах, когда Нейт наклонился над лицом незнакомки, и… поцеловал её? Да? Нет? Показалось? Из-за машины почти ничего не видно. Только, как мужчина её приобнял. Открыл перед ней дверь, а следом сел сам. Фастер чувствовала, как дрожали губы. Тряслись, и становились влажными ресницы. Скорее всего, она что-то не так поняла. Быть может, это двоюродная сестра, которая нашлась, после стольких лет, и он поцеловал её в щеку. А, может, вообще не целовал, и ей просто показалось.

Когда такси проезжало мимо, Эмма тут же отвернулась и склонила голову, затем проводила мертвым взглядом удаляющийся автомобиль. Люди в салоне смотрели друг на друга. Не на тротуар.

Ноги подкосились. Предчувствуя беду, Фастер села на бордюр клумбы. Колени дрожали, и были не в состоянии больше её держать. Она тяжело выдохнула, стала бледной рукой вытирать глаза. Быть того не может, это же Нейтан. Её Нейтан. Он никогда не подорвет её доверие, никогда не сделает что-то, что причинит ей боль. Может… сейчас, на входе, это был вообще не он? Обозналась? Мало ли. Однако, руки все равно тряслись, словно тело ударило током. Все будет хорошо. Он придет вечером с работы, и все ей объяснит. Еще посмеются вдвоем над разными неказистыми домыслами…

Она в надежде смотрела в небо. Хотелось, чтобы дождя не было, ведь еще предстоит доползти до дома. Никакой Нейт ей сегодня не поможет, все же нужно думать о том, что он уехал. Просто со знакомой… уехал по работе. Нужно самой идти домой. Однако от мысли о расстоянии, которое предстоит пройти назад, становилось дурно. Правда лучше б это была единственная мысль, от которой делалось дурно. Главное — дожить до вечера. Дотерпеть, и выслушать объяснение. Станет легче.

Холодало. Набравшись сил, девушка оперлась руками на асфальт, и попыталась встать. Даже если зонами отдыха теперь станут клумбы — ничего. Если, в итоге, станет совсем плохо, вызовет такси.

В горле пересыхало. Она дрожащими руками скинула с себя платье, и упала на стул, на кухне. От усталости. Грязное платье, которое трогало сегодня не один тротуар. В нем ни на что лучше не садиться, а сразу кинуть в стирку. Ведь… Нейтан всякий раз так старается, когда чистит мебель. Приводит в порядок дом. Не хотелось добавлять ему работы.

Сердце в груди беспорядочно стучало, а сидеть в одном белье становилось холодно. Однако, Эмма упорно игнорировала этот холод. Устала настолько, что даже идея пойти за халатом сейчас казалась совершенно безумной. Она прилегла грудью на стол, и медленно сомкнула глаза. Тут же тело стала парализовывать тяжелая дремота.

Когда Фастер вновь открыла глаза, за окном уже темнело. Кожа давно покрылась мурашками от холода, а пальцы на руках и ногах словно стали ледяными. Сердце тут же беспорядочно забилось, снова. Снова все внутри сковали нервозность и страх. Уже так поздно? Он… еще не приходил домой? Дрожащими руками девушка полезла в карман платья, что лежало на полу рядом со стулом. Почти десять вечера. Ладони начинали влажнеть, как и глаза. Где Нейт? Завал на работе? Но он, вроде как, уехал оттуда… а что если все-таки не он?

Нервно сглотнув, девушка стала набирать до боли знакомый номер, затем медленно поднесла мобильник к уху. Аппарат абонента выключен. И опять холодный пот на лбу.

Вряд ли совещание в десять вечера. Может… такой жуткий завал? Может, он уезжал на обед днем, и вернулся? Не отправлял никаких СМСок, не оставлял сообщений. Губы дрожали. Может что-то случилось? Может, ему стало плохо? Или какой-то, вдруг, несчастный случай? Темнело в глазах.

В тот же момент в замочной скважине послышался тихий скрип. Сердце замерло, и Фастер подняла брови. Пришел. Вернулся домой.

Темная тень медленно прошла по коридору, оставляя ботинки у входа. Мужчина не включал свет, не спешил раздеваться или делать что-либо. Казалось, он остановился у гардеробного зеркала, и во мраке рассматривал свой внешний вид. Тихие шаги приближались к кухне, и девушка до крови закусила губу. Вновь страх. Столь сильный, и тяжелый, что темнело в глазах.

В следующую секунду на кухне зажегся свет. Она вздрогнула и прищурилась, с непониманием, и какой-то странной надеждой глядя на сожителя, который застрял в дверном проеме.

На секунду на его лице промелькнуло удивление. Затем непонимание и досада, а меж бровей проступила тяжелая, глубокая морщинка.

— Эмма? Что ты сидишь здесь? Почему ты… ты голая?

— Нейт, я. — В горле тут же возник тяжелый ком. — Платье, оно… оно совсем грязное. Я не хотела в нем садиться на стул, и задремала потом. — Уши становились красными, словно ребенок мямлил оправдание перед строгим родителем.

— Боже. — Процедил Штайнер, и медленно вышел из кухни. Затем, через пару минут вернулся, и протянул девушке халат. — Надень. Почему оно грязное? Где ты опять лазила, что оно грязное? Некуда было сесть?

— Вроде того. — Она стала натягивать халат, и тут же в него кутаться. — Пришлось садиться на тротуар.

— Ты в своем уме? — Нейт с яростью вскинул брови, но тут же взял себя в руки. — Кроме мышечной дистрофии, тебе еще понадобилось воспаление почек, да? Чтобы в инвалидную коляску сесть. Очень умно, ничего не скажешь.

— Прости. — Фастер опустила взгляд. Ресницы все еще дрожали. — Я дошла до твоей работы сегодня. Я… я справилась.

— То есть как? — Казалось, молодой человек напрягся.

— Ну… у меня получилось. Я хотела сперва дождаться тебя, но видела, как ты… вышел оттуда с девушкой. — Вновь ком в горле. — Вы сели в такси. И я поняла, в общем, что… тебя не будет. И пошла назад.

— Вот как. — Штайнер прикрыл глаза. — Да, был такой эпизод.

— А… Нейт. — Эмма подняла блестящие зрачки на мужчину. — Кто это?

— Моя коллега. И нам нужно поговорить об этом. Сегодня поздно, завтра. Что было — то было. И я не вижу смысла от тебя скрывать что-либо. Да и скрывать… просто не честно в отношении тебя. — Он покосился на Фастер, и тяжело вздохнул. В любом случае не тот человек, который будет скрывать. Даже если бы ему было, что терять.

— А ты… ты это о чем? — Странная улыбка на лице Эммы становилась нервной.

— Завтра. Я помогу тебе подняться, а сам посплю в гостиной. Нам предстоит долгий разговор.

— Почему в гостиной? — Голос дрожал.

— Потому что я хочу спать в гостиной. — Штайнер стиснул зубы. — Закрыли тему. Вставай, я отведу тебя наверх.

Ноги не слушались. Все темнело, а пульс стучал в висках. Что он хочет сказать? Почему не сейчас? Голова изо всех сил избегала самого очевидного ответа, но губы все равно дрожали. Сегодня, почему-то, его прикосновения казались холодными и отчужденными. Он помогал, как всегда. Но сжимал челюсти, и явно думал о своем. Напрягался. Хотел скрыться с глаз, и то было очевидно. Страх подгибал голени.

На ватных ногах она влезла на кровать с балдахином, и тут же услышала, как закрылась дверь комнаты. Послышались удаляющиеся шаги. Зрачки застилала пелена слез.

Ушел.

В ту ночь ей не спалось. То и дело накатывал тремор, то и дело стыла подушка, намокающая от соленой воды. Эмма пыталась заставить себя отдохнуть, но как только смыкала веки, воображение рисовало жуткие картины завтрашнего дня. Как Нейт посмотрит на нее… и скажет, безучастно и тяжело: «она мне понравилась. Думаю, нам нужно расстаться». Какая-то девушка со стрижкой, коллега, которую он, скорее всего, поцеловал. Перед которой он открывал такси, а Фастер так глупо наткнулась на них глазами. Победила, сама дошла до его работы. Справилась.

Лучше бы не справлялась.

Её бросало то в жар, то в холод. Успокаивать себя не получалось, и периодически накатывали позывы рыдать. Она не должна рыдать. Должна выглядеть спокойно, и так же спокойно его выслушать. Кто знает, что именно он хочет ей сказать. Может, все не так плохо. Может, ему просто тяжело, по какой-то причине, и он скажет об этом…

А, может, она самозабвенно себе врет, чтобы не сойти с ума за одну ночь.

Близился туманный, тусклый рассвет. Нити этого тумана обволакивали деревья, и даже дорогу от дома из окна было не разглядеть. Однако, Фастер знала, что этот белый густой слой скоро осядет, просто еще очень рано.

Слишком рано.

На ватных ногах она поднялась с постели. Потуже завязала халат, вышла и медленно, ступенька за ступенькой стала спускаться вниз. Спускаться проще, чем подниматься, но все равно не то что бы легко. Оказавшись в коридоре, она нервно сглотнула. К своему ужасу, не обнаружила ботинки Нейтана на полке. Куда ушел в такую рань? Или уехал? Обещал же, что будет разговор. Который сейчас час? Шесть, семь утра?

Аппетита не было, хотя из кухни пахло едой. Судя по всему, он что-то приготовил, прежде чем уехать, однако, Эмма даже не думала заглядывать на сковородку или в холодильник. Медленно прошла в кухню, и присела на стул, на котором провела вчерашний день. Должно быть, отошел за продуктами. Или очень срочно понадобился на работе.

В шесть утра.

Тики настенных часов отдавались внутри новыми нервными всплесками. Ждать тяжело, особенно чего-то мерзкого. Чего-то, что совсем не обещало радости, и висело над шеей словно дамоклов меч. Туман медленно оседал, сквозь открытое настежь окно доносился шелест шин об асфальтовое покрытие. Сквозняк шевелил чуть увядшую на подоконнике красную герань.

Она ждала. Пальцы вздрагивали сами собой, звенело в ушах. Просто сидела и ждала. Чего-то.

Скрипнула входная дверь, и сердце тут же опустилось куда-то глубоко в живот. В коридоре, казалось, послышался тихий говор. Говорил Нейт. И, вроде бы, еще раздавался мягкий, женский голос.

Вновь ладони влажнели. Вновь начинали трястись губы, а глаза бесконтрольно бегать по кухне. Кто там? Кто пришел? Фастер поднялась из-за стола, и медленно поплелась к двери. Из коридора раздавалось шевеление, словно кто-то что-то перекладывал. Два силуэта растворялись во тьме, мужской и женский.

— Доброе утро. — Сухо сказал Нейт, увидев в дверном проеме свою сожительницу. — Знакомься. Это — Белита Кин, моя любимая женщина. Так сложилось, что ей негде жить, и она… будет жить здесь. — Он повернулся к силуэту с короткой стрижкой и тихо сказал. — Поднимись, пожалуйста, наверх, я скоро догоню тебя.

— К-кто? — Потемнело в глазах. На секунду Эмме показалось, что её сердце остановилось. Что это все сон. Просто неадекватный, тяжелый сон.

Незнакомка кивнула, и во мраке было невозможно понять её выражение.

— Идем, нам нужно поговорить. — Мужчина приближался, и Фастер попятилась. Он зашел на кухню, прикрыл за собой дверь, и тихо сказал. — Садись.

Казалось, она не понимала, что происходит. В одно мгновение язык онемел, а мозг отказывался верить в то, что это было все в самом деле. Отказывался, и все тут. Тело рухнуло на стул. Дыхание учащалось, ком в горле разросся до такой степени, что мешал дышать.

— Эмма. — Так же тихо продолжил Нейт, и прикрыл глаза. — Вечера вечером я изменил тебе.

— Ч-что? — По коже с некоторым запозданием пополз нервный холодок.

— И это… можно сказать, назревало. Я познакомился с Белитой два месяца назад, когда она пришла устраиваться ко мне на работу. Мы проводили достаточно много времени вместе, и меж нами… был флирт. Однако, вчера был не просто флирт. Вчера был секс. — Он вздохнул. — Мне жаль, что я предал твое доверие. Честнее было бы не доводить до этого, а рассказать обо всем раньше. Не знаю, зачем я тянул. В общем. — Штайнер поднял на девушку безучастный, холодный взгляд. — Мы с тобой довольно долго вместе, это так. Но ты всегда была для меня кем-то вроде младшей сестры. Я правда переживал за тебя, и старался заботится, но… от романтических чувств это далеко. Это я понял совсем недавно. Только тогда, когда встретил её. — Нейт кивнул на коридор. — И я понимаю. То, что происходит сейчас, ужасно. Но Белита в этом городе не так давно, у нее нет своего жилья. Из-за проблем с арендодателем она осталась на улице, и вчера я снял ей номер в отеле. А сегодня… привез к себе домой.

На белую скатерть в мелкий цветочек, одна за одной падали слезы. Стекали по недвижимому, бледному лицу.

— Я повторюсь. — Продолжал он. — Понимаю, как это выглядит. И не собираюсь тебя гнать, вышвыривать, или вроде того. Я подберу тебе достойное жилье, обеспечу достойную жизнь. В конце концов, в прошлом, ради меня ты продала квартиру. Не думай, что я забыл. Для меня… ты всегда останешься младшей сестрой, которая в любой момент может обратится ко мне за помощью.

— Н-нейт. — Едва ли выдавливала из себя Эмма, с ужасом глядя вперед. — Что… что ты несешь? Ты же… ты любишь меня. Ты мне так говорил. Ты помнишь? — Не помня себя, девушка встала, и попыталась обнять мужчину, однако он сухо её отстранил и усадил назад, на стул.

— Хватит этого. Я тебя люблю. Как сестру, как близкого человека, который вырос со мной. Но это не та любовь, на которую ты рассчитываешь.

— Но ты говорил, что. — Глаза раскрывались все сильнее, и походили на две крупные, бликующие монеты. — Ты говорил, что ты всегда будешь со мной, что бы не случилось. Ты, ты так говорил, ты обещал. — Слезы оставляли на щеках красные борозды. Руки тряслись. Сон. Все это тяжелый сон.

— Не так давно ты сказала мне, что больше не ребенок. — Нейтан сжал зубы. — Так вот. Я буду платить за твою квартиру, когда найду её тебе. Я буду перечислять тебе деньги, пока ты не станешь самостоятельной. Но, я надеюсь, хотя бы позаботится о себе ты в состоянии!! — Он едва держался, чтобы не повысить голос. — Море людей живут на земле с разной степенью инвалидности. И как-то справляются. Ты тоже справишься, пора взрослеть.

От такого тона Фастер отшатнулась. Изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Звон в ушах усиливался, сердце начинало болеть.

— Пока такая ситуация, я постелю тебе кровать в гостевой. — Штайнер нахмурился и прикрыл глаза. Затем молча встал, и направился прочь из кухни.

— Н-нейт. — Зачем-то продолжала шептать девушка, глядя ему вслед. Словно… скажи она его имя еще раз, и злостный мираж развеется. Сон закончится, и она проснется.

— Не заставляй меня произносить это вслух. — Ответил он, не поворачиваясь, сжимая зубы.

— Ч-что произносить? — Никак не могла перестать заикаться, однако следом этого вопроса послышался горький, ироничный смешок.

— Между нами все кончено, Эмма. Прошу, возьми себя в руки, и смирись с этим. Я буду помогать, но на этом все. Не надо сцен, или истерик. Никому от них лучше не будет, а твоему здоровью в первую очередь. Подумай о себе.

Дверь закрылась, и послышались удаляющиеся шаги. Схватившись за лицо, Фастер разрыдалась. Кусала до крови губы, сжалась на стуле, схватившись за колени. Кошмарный сон никак не заканчивался, напротив, туман полностью сошел. С улицы доносился щебет птиц и сигналы автомобилей. Волосы вставали дыбом, начинался тремор.

Что только что произошло? Любимый Нейт… привел в дом другую?

Он больше не её Нейт?

Как это произошло, когда? Почему?

Воздуха не хватало. Она ежилась, вытирала пальцами глаза. Какая-то незнакомая женщина, лицо которой Эмма даже не рассмотрела. Короткая стрижка, каштановые волосы. Он все это время любил брюнеток? Даже фигуру не рассмотрела. Было не до того. И кем… он ей представил саму Фастер? Сестрой? Девушкой-инвалидом, которую нельзя прогнать, но с которой пообещал расстаться?

Сердце болело от горя. Ноги, на какое-то мгновение, перестали ощущаться. Больно, слишком больно. Сон. Она же… ему верила. Верила, что они будут вместе и без свадьбы. Хотя, разве свадьба остановила бы его? Верила, что Нейт никогда не оставит. Ведь не оставил, когда ушел из детского дома. Верила, когда он говорил, что будет рядом. Когда кивал на вопрос «ты меня любишь?». Верила, что полюбил несмотря на то, что она «дефектная». Совершенно несамостоятельна и нежизнеспособна. Несуразная. Ничего не может сама.

Верила.

Слепую веру можно было назвать болезнью. Или наоборот, лекарством. Лекарством от иллюзий с течением времени, но с одним тяжелым побочным эффектом.

Болью.