Отпускай (СИ)

Жалость

— А ты что мне на работу названивал? Мне коллега говорит, мол, кто-то долбится, я думала клиент недовольный. — Девушка неловко улыбнулась, все еще сражаясь с листвой зелени.

— Мобильный недоступен. — Нейт тяжело вздохнул. — А заезжать за тобой сегодня не в моих силах.

— Так я номер сменила! — Она вскинула брови. — Блин, извини, надо было тебе новый отправить. А то я контакты себе перезалила, а прислать своим забыла. Вот же ж. — Гостья схватилась за лоб, и виновато зажмурилась.

— Диктуй. — Снова вздох. — А то опять забудешь.

Эмма затаила дыхание, затем достала телефон и принялась записывать номер. Чуть пригнулась под наружным подоконником, коснувшись коленом земли. Зубы сжимались сами собой, дыхание учащалось, а влажные пальцы скользили по экрану.

— Тебе только сегодня моя помощь нужна? Или завтра тоже?

— Еще не знаю. — Штайнер сильнее прижал к голове узелок со льдом. — Я так паршиво себя с операции не чувствовал. И не надо на меня так смотреть, твою мать, все иногда бьются головой. Завтра-послезавтра приду в норму.

Фастер сдвинула брови, и опустила непонимающий взгляд на мокрую траву. С какой еще операции? Когда это он успел сделать какую-то операцию, и почему эта незнакомка в курсе?

— Если бы не я, ты бы, скорее всего, умер от этого падения. — Глухо процедила та.

— Од благодарности в твою честь не будет. — Штайнер ехидно усмехнулся. — Если бы не я, умер бы твой сын. Будем считать, что мы в расчете, и закроем эту тему.

Эмма вытаращила глаза, сцепила зубы и присела. Что значит Нейт… умер бы? Вряд ли имелось ввиду, что он сломал бы шею, потому что в момент падения незнакомка его не ловила. Фастер горько, отчужденно усмехнулась, однако губы по углам дрожали. Она могла его убить?

Отчего Штайнер мог умереть, с чего он вообще умирать собрался? Что за операция?! По спине пополз нервный холод. Откуда-то взялось его завещание, о котором по телефону говорила Белита. С чего ему вообще писать завещание? Только если…

Она сглотнула тяжелый нервный ком. Он так старательно скрывал… свою болезнь? Самый сильный и самый здоровый Нейт… был тяжело болен? Но как, и как такое можно было не заметить?! Зачастую, смертельные болезни видны. Рак на поздних стадиях, отказывающие органы… нельзя скрыть лысую голову после химиотерапий, а Штайнер словно не потерял ни одного волоска. И как эта девушка могла спасти ему жизнь? Вряд ли она врач, хотя всякое возможно.

Даже если болезнь протекала скрытно. Не было похоже, что мужчина был когда-то в депрессии или панике. Он дежурно улыбался, трепал свою «сестру» по голове, готовил еду и ходил на работу. Продолжал перманентно стоить дом. А, вечерами, зевал и говорил, что скоро их жизнь навсегда станет лучше.

— А вы помирились? — Незнакомка неловко подняла брови. — Ну, с Эммой. После твоего перфоманса с той дамой…

Фастер вновь вытаращила глаза. Она все знает?!

— Ну. — Молодой человек замялся. — Мы живем сейчас, как соседи. Но со временем, думаю, все наладится. — Он нервно бил указательным пальцем по столу, зрачки бесконтрольно скользили по скатерти. Казалось, Нейтан сам не был уверен в том, что говорил, но пытался сделать вид, что все под контролем. Пытался выдавить из себя улыбку, правда, плохо получалось.

— Понятно. — Гостья продолжила что-то нарезать, но все еще недоверчиво косилась на хозяина. — А у нее мог кто-нибудь появиться. Ты не думал об этом?

— С какой целью ты говоришь мне это? — Штайнер сжал кулак.

— Просто мысли вслух, извини. — Она понуро опустила голову.

— Мы съездим на море. — Тихо заговорил Нейт. — Отдохнем, сблизимся. Куплю ей ракушку. — Он неловко улыбнулся. — Все наладится.

Мужчина очень хотел верить в это.

Эмма обреченно вздохнула и села на цокольный карниз под окном. Все еще хочет увести на море, хочет… вернуть то, что безвозвратно растрескалось, стерлось в пыль. Она больше не мечтала о пляже с белым песком, все. Больше не мечтала куда-то съездить, остаться вдвоем. Но ком в горле все равно увеличивался, давил. Нейт, возможно, был тяжело болен. И у него не было никакой семьи. Почему-то из-за этого Фастер стыдливо опускала взгляд и ежилась. Все же… он сказал прямо, когда предал. Хотя бы… хотя бы так. Было бы намного больнее, если бы скрывал любовницу. Выяснилось, что скрывать такое вообще не в его духе, правда, были основания в этом сомневаться.

За то в его духе скрывать свою слабость. Что делает человека более слабым, чем болезнь? Казалось, ничего. Эмма грустно усмехнулась, прикрыв глаза. Как он мог рассуждать? Мол, инвалид не сможет на него положиться, если узнает, что он больной? Но болеют все. В той или иной мере. И если не простудой, то… чем-то еще.

Она потерла холодной рукой висок. Гостья вновь заговорила про кошек, и продолжила рекламировать Штайнеру «маленькие теплые комочки», на что тот с печальной улыбкой качал головой.

Сидеть под окнами придется еще долго.

Смеркалось.

Нейт безучастно смотрел на… некачественный салат и пересушенные стейки. Ему казалось, что он некачественный, и что Элис пересушило мясо. Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам, но сегодня Штайнер не мог. Лед из узелка растаял, и холодная вода мерно капала на льняную скатерть. Все еще кружилась голова, тошнило, хотелось прилечь, но он сидел. Грустно таращился то в окно, то на часы. Что если она… не придет сегодня? Что если он получит еще одну насмешливую СМС с фото, где его любимая сидит в чужом доме, за чужим столом?

Зубы сжимались сами собой. Вполне закономерный итог, так ведь? Сам же отказался. Сам порвал, променял на другую. Что теперь?

У входа послышалась возня, и Нейт тут же напрягся, обернулся и привстал. Девушка кряхтела, раздавался звук расстегивающейся молнии. Тело попеременно охватывала больная радость, волнение, и тут же стыд за эту радость перед самим собой. Радостно, что Эмма не уехала к любовнику, докатился.

— Добрый вечер. — Он медленно вышел в темный коридор, и тут же оперся корпусом на стену, скрестив руки на груди. Вроде бы, обычный жест, но так мужчина не пошатывался, стоя на одном месте. Не было заметно, что он не может нормально стоять. Только сидеть, или идти, как пьяный алкаш с расстройством вестибулярного аппарата.

— Привет. — Девушка тяжело вздохнула, и во тьме Нейт не мог различить её лица.

— Будешь ужинать? — Как можно более непринужденно спросил Штайнер, хотя стиснул зубы. Именно сегодня хотелось, чтобы она отказалась. Вдруг по качеству еды поймет, что что-то не так?

— Да, спасибо. — Фастер несколько раз кивнула.

Нейт нервно улыбнулся. Это хорошо, но сегодня это плохо. Какая ирония.

— Я очень рад тебя видеть. — Молодой человек неловко поднял брови, провожая девушку за обеденный стол, на котором стоял огромный букет из темно-красных роз. — А это… это тебе. В общем… извини за тот раз. Тебе нравится? — Он с надеждой всматривался в лицо Фастер, хотя видел сейчас только силуэт.

— К-красиво. — Девушка запиналась. Голос звучал отстраненно и как-то грустно. — Спасибо. Очень… очень красиво.

Казалось, Нейт слегка растерялся. Непонимающе склонил голову, но тут же кивнул. Должно быть, ей просто неловко. Неловко, оттого тот целую вечность не покупал ей никаких цветов, а тут, вдруг…

Он чуть вздрагивающими руками накладывал еду в тарелку, ругая про себя кривые куски и совсем не сочное мясо. Разложил приборы, и тут же рухнул на стул, потерев вспотевший лоб. Эмма встрянула от воды ладони, села, и принялась есть. Вроде бы, не замечала разницы. Просто ела и кивала, а после тихо поблагодарила, и отнесла тарелку в посудомоечную машину.

Штайнер облегченно выдохнул. Вопросов или замечаний не было. Он вышел следом за девушкой, и тут же замер перед лестницей, раздраженно прищурив глаза.

Болела, кружилась голова. Ноги ощущались, как ватные, при чем настолько сильно, что сегодня Нейт вообще не поднимался на второй этаж. Шатало, откуда-то появился страх споткнуться, или соскользнуть со ступеней, который бесил. Он вновь стиснул зубы, сжал в ладони перила, и тут же почувствовал чужую, теплую, тонкую ручку, которая взяла его за дальний бок.

— Мне кажется, у тебя все еще кружится голова после удара. — Послышался тихий, неловкий, безучастный голос. — Будет легче, если на кого-нибудь опереться.

— Эмма, все хорошо, я правда в норме. — Штайнер пластмассово улыбнулся, с негодованием глядя на тощий женский силуэт.

— Я понимаю, но все равно волнуюсь. Ты… сам не свой немного. Так что я пройду с тобой, и все, ладно?

Молодой человек стеклянным взглядом уставился в пол. Она хотела помочь. Обнимала, волновалась, и это, вроде бы, должно было быть приятно, но… но. Отчего Нейт чувствовал себя униженным, он не мог понять. Просто чувствовал, и все, ощущал исступленное разочарование в самом себе. Это он тут должен помогать, а не наоборот. Тот, на кого должны полагаться, а не обуза или нуждающийся.

Однако, идти с помощником, все же, было легче. Оттого ему становилось еще хуже.

Она оставила его у двери спальни. Неловко улыбнулась, и эту улыбку мужчина видел даже через тьму. Взволнованную, но заботливую. Сочувственную. Улыбку, от которой Штайнер ощущал только опустошение и странную, беспричинную злость. Так не смотрят на любимого мужчину. Так смотрят на того, кого хотят пожалеть.

Нейтан знал об этом как никто другой.

Шипение. Он слышал, как внизу что-то шипело, но не мог понять, что. Раскалывалась голова, сон был неплодотворным, урывками. По-прежнему тошнило, однако, Нейт сцепил зубы и поднялся с постели. Пол под ногами словно плавал, хотелось взяться за стену, или на что-нибудь опереться. Почему-то сотрясение не проходило по щелчку пальца, и это то злило, то вызывало стыд. Сунув холодные ноги в черные тапки, мужчина завернулся в халат, затем высунулся в коридор.

Никого. Штайнер удрученно выдохнул и побрел в душ. Шипение то нарастало, то стихало, но, казалось, то просто был шелест деревьев за окном. От звона в ушах Нейт не мог точно разобрать его природу.

Вода не отрезвляла, головная боль только усиливалась. Аппетит вызывали только мысли об обезболивающих таблетках. Глядя на себя в зеркало, молодой человек отшатнулся. Замученный недосыпом взгляд полуприкрытых глаз, синяки под ними. Из-за постоянного напряжения морщинка меж бровей казалась как никогда глубокой, губы — бледными, и положение не спасало даже гладко выбритое лицо. Еще пару дней без бритвы, и Штайнер начнет напоминать себе запущенного алкоголика, хотя уже очень давно даже не смотрел в сторону спиртного.

Болезнь уродует. Нейт внезапно вывалился из собственных представлений об идеальном мужчине, настолько не вовремя, насколько то было вообще возможно. Время заниматься активной саморекламой, чтобы оттеснить доктора в лесопосадки хотя бы ментально, а не вот это вот все.

Он, держась за стену, спускался вниз. Тяжело вздыхал, мельком глядя на часы — семь утра. В таком состоянии Штайнер мог предложить Эмме на завтрак пожевать герань с подоконника, не более того.

Молодой человек сцепил зубы. Ничего, что-нибудь придумает. Все уладит, как и всегда.

На кухне у плиты мелькал знакомый силуэт. Девушка что-то напевала себе под нос, пока еда на сковороде шипела. Пахло чем-то сладким.

Нейт вытаращил глаза, глядя, как Эмма что-то выкладывала на плоскую широкую тарелку. Рядом с плитой стоял табурет, и одним коленом Фастер на него опиралась. Затем разминала руки, подходила с другой стороны, и опиралась другим коленом. Она совсем не выглядела усталой, замученной, или неловкой. У нее ничего не сыпалось из рук.

— Доброе утро. — Вдруг сказала та, не оборачиваясь. — Я слышала, как ты идешь. Садись, поедим, а то мне скоро в зал, а я еще даже душ не принимала.

— Доброе. — Подавлено процедил Штайнер, шокировано глядя на спину своей сожительницы. — Что готовишь?

— Панкейки. — Довольно ответила Эмма. — С клубникой и медом, а еще я сварила брокколи. Будешь?

— А где ты взяла клубнику? — Чуть дрогнул уголок рта.

— Заказала. — Девушка лениво пожала плечами. — У нас, как выяснилось, целых три гипермаркета доставляют еду ночью.

— Что за рецепт? — С каждым вопросом голос звучал все более отчужденно.

— Нашла в интернете тот, который понравился. — Фастер с улыбкой обернулась, забрав со стола тарелку с брокколи. — Не парься. Мне теперь нормально стоять, я почти не устаю. Пакеты только роняю, но блин, это такая мелочь.

— А что это за табуретка? — Нейт мрачно усмехнулся.

— Ну долго стоять на одном месте у меня ноги затекают, а с ней нормально. — Эмма вновь пожала плечами. — Если честно, я думала, что готовить — сложнее.

Штайнер скрипнул зубами.

— Попробуй. — Продолжала Фастер, поставив двумя руками тарелку с брокколи на стол. Затем она отошла, и вернулась со стопкой из трех панкейков, вокруг которых была аккуратно выложена клубника. — Мне кажется, это должно быть съедобно.

— Спасибо. — Нейтан печально, отчужденно улыбнулся, и стал резать пухлые, воздушные блины острым ножом.

Он не любил мучные изделия. Сухие, пресно-приторные. Оставляли чувство, словно поел и не поел одновременно. Жирные. Простые углеводы — прямой путь к ожирению. Однако… это было вкусно. Мягкие, сливочные, маслянистые. Их приятно было жевать, и не хотелось запить. С цветочным медом и кислой клубникой. Вкусно. Так вкусно, что становилось обидно. Не пригорели, но пропеклись. При этом… она в первый раз их готовила.

Брокколи показалось слегка недоваренным и пресным. Чуть хрустело на зубах, оно не имело никакого вкуса, кроме травяного, словно Фастер забыла посолить воду. Правда… все равно вполне приемлемо.

— Ну? Ну? — Эмма пыталась заглянуть Нейту в лицо, пока тот сидел над тарелкой, низко склонив голову. — Ну как? Съедобно?

— Вкусно. — Тихо ответил он, с потерянной улыбкой глядя на еду. — Очень вкусно, спасибо. Ты большая молодец.

— Ну вот. А ты считал, что я безнадежна. — Она приобняла себя за плечи и прикрыла глаза. Пыталась скрыть, но ей было несравненно приятно слышать комплимент, настолько, что она едва держалась, чтобы гордо не отвести голову. Комплимент от человека, который много лет смотрел на нее сверху вниз.

— Не безнадежна. — Штайнер поднял взгляд на довольную Эмму. Лоб девушки поблескивал от пота, дыхание все еще было учащенным, и никак не приходило в норму.

Она устала. Она очень старалась. И это было вкусно. Она устала, но у неё получилось. Получилось подняться по лестнице. Получилось держать равновесие на каблуках. Приготовить нормальный завтрак, и не уничтожить при этом кухню.

На самом деле не безнадежна. И, почему-то, от этого мужчина ощущал только безысходность и печаль. Иногда даже секундную злость, которая тут же сменялась пустотой. Сегодня Эмма готовила еду своему больному другу, который еле стоял на ногах. Не наоборот, словно мир сошел с ума.

Штайнер стискивал зубы. Он не слабак. Но в какой-то момент не заметил, что она тоже больше не «безногая», хотя так её кликали в приюте. «Сестренка» может встать и пойти, и это вызывало то ужас, то безнадегу, то глубокую грусть. Теперь у неё есть выбор. Играть за окном с другими, или сидеть за книжками с одиноким отщепенцев. А кто выберет отщепенца, а не светлую поляну с друзьями?

— Нейт. — Фастер выдохнула, и легкая улыбка становилась какой-то странной. — Скажи, у тебя есть… родственники?

— Что? — Вилка вывалилась из рук. Молодой человек напряженно покосился на девушку и нервно лязгнул зубами. — Почему ты решила спросить об этом? Мы же с тобой из детского дома.

— Ну… у нас не было родителей. Но, может, там, дяди, тети… кузены. — Взгляд становился пытливым.

— Не имею понятия. — Штайнер прикрыл глаза. — У моих родителей не было ни братьев, ни сестер.

— Понятно. — Эмма кивнула, затем медленно поднялась из-за стола, забрав тарелки. — Может не пойдешь на работу сегодня? Мне кажется, тебе стоит отлежаться после всего. Полежишь немного в гостиной, или у себя, придешь в норму.

— Я и так в норме. — Нейт прищурился. — Ничего не случилось. И сегодня не выходной, так что я еду в офис, как и планировал. Все нормально.

— Ладно. Я просто за тебя переживаю.

И вновь этот взгляд. Грусть, сочувствие, «ненавязчивая» забота и подбадривание. Она его жалела, осталось только положить руку на плечо, и сказать: «все будет нормально, не переживай, ты поправишься. Булочку хочешь?» Молодой человек чувствовал, как от внезапной ярости чуть вздрагивали веки на левом глазу. Это он тут тот, кто заботится, не наоборот. Так было, до сегодняшнего дня.

Жалость далека от влюбленности, восхищения, желания. Жалеют слабых и несчастных, а любят сильных. Разве нет? Кто захочет быть со слабым мужчиной?

Она не должна была видеть его таким. Никогда.

— Эмма, я сказал, что в норме. — Процедил Штайнер. Теперь хотелось заботится чуть ли не в отместку, чтобы все встало «на свои места», но голова продолжала болеть.

— Ладно. — Она пожала плечами и тут же отвернулась. — Мне нужно в душ, а то скоро уходить.

Фастер слегка потянулась, затем с безупречно ленивым видом вышла в коридор, и тут же послышались удаляющиеся шаги. Девушка шла наверх.

Холодный взгляд скользил по ступенькам. Иногда Эмма сжимала зубы, но тут же расслаблялась. Нейтан изо всех сил пытался сохранить лицо, отчего девушка неловко, грустно улыбалась. Ей самой всегда очень хотелось сохранить лицо, но не всегда получалось. Чаще она просто падала к нему на грудь, а он мягко ставил её, отряхивал и брал под руку. Но не сейчас. Где-то глубоко внутри, ей нравилась мысль, что Штайнер, хоть немного, но побудет на её месте. А, значит, сможет, наконец, её понять. Глубоко внутри, «снаружи» Фастер себя одергивала.

Она медленно зашла в ванную и заперла за собой дверь. Достала из кармана сарафана телефон, набрала номер, затем поднесла аппарат к уху. Несколько гудков, после чего на другом конце послышался мягкий женский голос:

— Да-да, слушаю вас?

— Здравствуйте. — Эмма фальшиво улыбнулась и прикрыла глаза. — Я — секретарь мистера Штайнера. Он просит вас подъехать сегодня к нему домой, в полдень. Ему нужна ваша помощь.

— Что, опять? — Фастер не видела её лица, но, казалось, незнакомка закатила глаза. — В полдень? Блин, у меня работа, я только в час могу.

— Хорошо, думаю, его устроит это время. — Эмма кивнула. — Он будет вас ждать. А, и пожалуйста, если будут изменения, звоните мне, я ему передам. У него некоторые проблемы…

— Ды я знаю, ладно, хорошо. На этот номер звонить?

— Да. Спасибо вам. — Фастер прищурилась, и сжала кулаки. — До свидания.