Отпускай (СИ)

Фарш эмоциональной мясорубки

Когда она вновь смогла разлепить глаза, за окном клубилась непроглядная тьма. В ночи вырисовывались очертания знакомого, привычного шкафа, письменного столика. Высоких, кукольных манекенов, и швейной машинки. На лбу тут же проступала испарина. Приснилось?!

Эмма вскочила с узкого дивана, и осмотрелась. Никого. Однако, рука в локте была наспех перехвачена эластичным бинтом. Ей делали укол? Несколько… уколов?

Не помня себя, девушка выскочила в коридор. Сердце билось где-то в глотке, и мешало дышать. Оказавшись в коридоре, Фастер тут же столкнулась взглядом с молодой особой в белом, махровом халате, которая придерживала на голове полотенце.

— Здравствуйте. — Тихо произнесла она. — Меня зовут Белита Кин. Вы меня помните? — Взгляд становился испытывающим.

— Помню. — Одними губами ответила Эмма, и отшатнулась. Вновь мир рядом потрескался, словно старая, неказистая фреска и рухнул, не оставив надежд на иллюзию. На плохой сон.

— Вы упали в обморок утром. — Девушка едва заметно закатила глаза. — И тяжело приходили в себя. Сейчас вам лучше?

— В обморок. — Словно зачарованная, повторила Фастер. — Вы, вы…

— Я девушка вашего… бывшего. — Ей явно не нравилось это говорить, и Бел чуть ли не выдавливала из себя слова. — Вы расстались, вы помните?

— Д-да. — Ком в горле разрастался.

— Так вот, давайте мы с вами сразу все проясним. Я — теперь его новая, полноправная девушка. Прошу вас, не вешайтесь на Нейта, и не устраивайте истерик, как сегодня. Ни ему, ни мне это не будет приятно, так скажем. — Вздох. — Я понимаю, вам плохо, и все прочее. Но не пытайтесь больше к нему подмазываться, лезть обниматься, или вроде того. Он дал вам понять, что никогда не был в вас влюблен. Помните это, пожалуйста, когда будете говорить с ним. Помните, и стройте свое поведение сходя из этого. Нейт помогает вам… по доброте душевной. Будьте благодарны ему за эту доброту, и не ломайте ему его новую жизнь своим вниманием. Мы с вами взрослые люди, так ведь? Да, вас бросили, но ведите себя достойно. А то… я видела, на что вы горазды. Рыдали на весь дом, как маленькая девочка. Никто на такие провокации вестись не будет.

— Я. — Эмма снова чувствовала, как снова намокали глаза, но сжала зубы, и, через силу, проглотила ком. Только не здесь, не при ней. — Я не так уж и часто плачу. — Ладони сжались в кулаки. — Сегодня у меня были причины рыдать.

— Я надеюсь, что не часто, иначе дом превратится в цирк печального клоуна. — Кин сузила глаза. Казалось, несмотря на все, что было сделано или сказано, она все равно воспринимала хромую девушку как соперницу. Все равно.

— Не превратится. — Тихо ответила Фастер. — Не смейте так со мной говорить. Нравится вам это или нет, я здесь живу. — Голос едва не срывался.

— Это пока. — Белита продолжала прищуриваться, пока веки не сомкнулись. — Спокойной ночи, мисс Фастер.

Она прошла вдоль по тусклому коридору. Только сейчас Эмма смогла её по-настоящему рассмотреть, и глаза вновь заволакивала прозрачная пелена. Красивая, иначе и быть не могло. Блестящие, ухоженные волосы, которые двумя прядями выбивались из-под полотенца. Мягкая кожа, маленький, чуть вдернутый, женственный носик. Пухлые губы, солнечные глаза. Ну не картинка ли? Фигуристая, спортивная, грациозная. Её рука со сдержанным маникюром осторожно коснулась спальни, где еще ночь назад спала Фастер, и красавица тут же скрылась в комнате. Отдаленно послышался тихий мужской голос.

Вот какие женщины на самом деле нравились Нейту. Не восьмиклассницы.

Фастер всхлипнула. Отчего-то в этот раз она держалась, чтобы не разрыдаться снова. Медленно вернулась к себе во мрачную комнату с узким, коротким диваном, и обреченно на него прилегла. Затем стала заворачиваться в колючий, белый, но за то теплый плед. Почему-то в голове сейчас не было ни одной мысли. Словно девушку вырвали из реальности, в одночасье разрушили все прошлые уверения и догмы. Разрушили планы, мечты. Желания и стремления. Больше ничего не было, пустота. Пустота, которая играючи танцевала на нервах, и заставляла сердце биться в ритме тахикардии.

Пустота. Что теперь будет? Он сказал, снимет квартиру. Значит, она будет жить одна. Сама как-то готовить себе еду, перестилать постель. Сама как-то… за собой ухаживать. Однако, почему-то, все это не пугало. Ничего страшного, можно заваривать лапшу. Есть сырые овощи, колбасу. Еду для микроволновки. Ничего страшного, она справится. Да и постель… потихоньку можно заправить. Если одеяло будет маленьким, приноровиться не так уж и сложно. А с подушками она справится на раз-два.

Это не пугало. Пугал тот факт, что он будет приносить ей еду. Смотреть в глаза. Платить коммунальные услуги, и все прочее. А она… будет видеть его лицо. То, которое любила больше всего, и до которого больше никогда не сможет дотянуться. Лицо самого лучшего на свете человека, холодное и пустое. Равнодушное и отчужденное.

Казалось, если она не будет видеть его совсем, будет адски больно. Но видеть таким… тоже. Не лучше и не хуже. Все больно. Настолько, что хотелось сломать то, на чем стоял свет. В одночасье забыться. Исчезнуть.

В следующую секунду Фастер вздрогнула, и широко раскрыла глаза. Казалось, за стеной послышала тяжелый, женский стон. По телу тут же поползли мурашки, а влага из без того мокрых глаз полилась на плед. Еще стон. Опять. Эмма схватилась за лицо и, все-таки, тихо разрыдалась. Тихо, чтобы никто не слышал. Чтобы её не посчитали печальным клоуном.

В исступлении, она схватила небольшую декоративную подушечку, и накрыла ею голову. Однако, легче не становилось. Стоны словно прорезали все вокруг: стены, мебель, воздух.

Душу.

Он физически любил другую. Ему… было хорошо с ней. Скорее всего, он этого хотел, думал об этом. Возможно даже… представлял её на месте Фастер, когда у них что-то было. Хотел, и вот, наконец, получил. Эти протяжные звуки были тому доказательством. Долгие и страстные, как из самых искренних порнофильмов.

Хотелось исчезнуть. Навсегда.

Она вздрагивала в тяжелой дремоте, и тут же засыпала снова. Дрожала, плед оказался слишком коротким, и постоянно мерзли ноги. Отовсюду задувал холодный сквозняк. Когда небо посветлело, и проявились очертания деревьев, Эмма едва разлепила веки. Пальцы на руках казались чужеродными, высохшими, и практически онемели. Под глазами от стресса пролегли глубокие синяки.

Здесь никто не задергивал шторы, оттого слишком светло. Яркий, пасмурный свет сквозь белые облака. Обычно Фастер не любила яркий свет, оттого и мечтала о балдахинах, но… теперь он, почему-то, привлекал. Медленно поднявшись с дивана, девушка подошла к окну и уставилась за стекло. Где-то в небе пронеслось несколько высоких птиц.

Как прекрасно было бы стать одной из них.

Выходить из комнаты сейчас было, почему-то, страшно. Возле швейной машинки лежала темно-зеленая ткань, еще с тех дней, когда Фастер была счастлива. В небольшую, милую игольницу в виде лоскутного сердечка были воткнуты швейные иглы. Все казалось таким родным, таким теплым и близким…

А коридор — нет.

В коридоре могли ходить люди, искрить своим осуждающим, холодным взглядом. Однако, есть было нужно. Да и потом, она же не в самом деле ребенок, чтобы тут сидеть? Девушка выдохнула, и сжала кулаки, стыдясь самой себя. Нейт её не любит. Но это же не значит, что она должна похоронить себя в этой комнате, просто из страха посмотреть ему в глаза? Из страха громко перед ним разрыдаться.

Дрожащая ладонь коснулась ручки двери. Чуть на нее нажала, и светлая голова выглянула наружу. Никого. Обреченно выдохнув, Эмма побрела вниз. Спускаться легче, чем подниматься. Но душу точили черви, ведь подниматься все равно придется. А с этим будет помогать Нейт. Такой теплый, такой… холодный. Одновременно. Злой.

Снизу раздавался тихий говор, и сердце вновь падало куда-то вниз. Кожа покрывалась мурашками. Молодые люди завтракали, и вряд ли её ждали. Она нервно сглотнула, медленно подошла ближе, и заглянула на кухню.

Четыре глаза тут же уставились на Фастер, два удивленных, и два раздраженных.

— Рад, что ты смогла спустится сама. Тебе лучше. — Штайнер прикрыл глаза. Так и не утруждал себя надевать футболку или рубашку утром. — Я собирался занести тебе завтрак.

— Нет нужды. — Эмма вновь почувствовала, как в горле встал ком, но сжала зубы, и силой его сглотнула. Не здесь, не сейчас.

— Я вижу. — Нейт положил приборы на стол. — Ешь, и я помогу тебе подняться. Только не слишком долго, хорошо? Мне на работу.

— Аппетита нет. — Девушка стиснула зубы. Действительно: тошнило, раскалывалась голова, знобило. Тяжелый стресс легкой рукой смял ей здоровье.

— Только давай без этого, хорошо? — Штайнер прищурился. — Не будешь есть в знак протеста? Из обиды? Ну, это совсем по-детски…

— Я просто не хочу. — Она едва держалась, чтобы не повысить голос. — Поем позже. Сейчас я приму душ, и пойду на прогулку.

— Как хочешь. — Нейт встал, и равнодушно вышел из-за стола. — Захочешь — возьмешь еду в холодильнике. У меня нет времени тебя уговаривать, мне пора. — Он двинулся на Эмму, и та рефлекторно зажмурилась, однако, просто прошел мимо. Даже на нее не посмотрел. Встал возле гардероба, где оставил ранее пару рубашек, и принялся одеваться. Причин подниматься наверх внезапно не стало.

Белита медленно поднялась. Отглаженная юбка-карандаш, белая рубашка, какой-то странный, ворсистый, но явно очень дорогой жакет. Она выглядела как модель, которая сошла с обложки бизнес-журнала. Как архитипическая идеальная секретарша, не хватало только очков. Тоже прошла мимо Фастер, и направилась к выходу. Легкий, но профессиональный макияж. Красивая.

Вскоре послышался хлопок входной двери. Они оба ушли. Ушли, и Эмма тут же упала на стул на кухне, чувствуя дрожь в ногах. Почему-то они держали её сегодня особенно плохо. Совсем не хотели стоять прямо, то и дело подкашивались. Девушка сразу взялась их растирать, но лучше не то что бы становилось. Дрожь уходила, а слабость — нет. А она еще собиралась выйти на улицу. Выйти, и пойти куда-нибудь…

Подальше от этого дома.

Подальше от неземной красавицы Белиты, даже если сейчас её там не было. Подальше от Нейта, который с желанием на нее смотрит. С желанием, нетерпением, интересом. На Фастер он никогда так не смотрел. Скорее уж… со снисхождением. С заботой, или упреком.

Холодный душ не приводил в себя. Аппетита так и не было. Накинув на себя белый сарафан с мелкими розовыми цветами, Эмма медленно вышла из дома, и заперла входную дверь на ключ. Ветер шевелил бирюзовую листву на деревьях, она шумела, и раскачивалась на фоне белого, слепящего неба. Где-то вдалеке ездили машины, и легкие наполнялись прохладным, сухим кислородом.

Как ни странно, здесь было легче. Когда мимо редко сновали люди, когда перекрестки были, как близнецы, друг на друга похожи. Ничто вокруг не напоминало о том, что жизнь вздулась, словно старая консервная банка, зашипела и лопнула. Содержимое этой жизни теперь кусками валялось вокруг, и куски меж собой не стыковались. Была жизнь — и нет. Прошлое, настоящее, будущее… их в одночасье разорвало. Они перестали быть чем-то целым, перестали быть продолжением друг друга.

— Мисс Фастер!! — Послышался дружелюбный голос за спиной. — Помните про конвертики со сгущенкой?! Зайдете к нам во вторник?!

Девушка вздрогнула, затем обернулась, и натянула на себя улыбку.

— Конечно зайду, миссис Хорнсби! Спасибо! — И тут же прибавила шаг, стараясь скрыться за поворотом. Не хватало разрыдаться прямо на улице, и сказать потом продавщице: «вы были правы». Женщина часто выходила на улицу, подышать, ведь в кондитерской стояла тяжелая, сахаристая духота.

Фастер судорожно искала глазами лавку, и не находила. Вновь ноги казались ватными, словно она сделает еще шаг, и упадет. Зубы сжимались от страха. Выдохнув, она обреченно присела на асфальт, и облокотилась на какой-то дом. Становилось хуже. Даже то расстояние, которое она легко проходила пару дней назад, теперь давалось с трудом.

— Мисс, вам плохо? — Её тут же окликнул дружелюбный бас, и какой-то мужчина остановился возле Эммы, разглядывая той лицо. — Скорую вызвать? Вы бледная как лист бумаги!

— Просто присела отдохнуть. — Тихо прошептала она. — Сейчас отдохну и дальше пойду. — В глазах, почему-то, темнело.

— Мисс!! — Незнакомец взял её за плечо, и слегка потряс. — Вы меня слышите?! Да что хоть такое!! — Он впопыхах начал доставать телефон, и его руки плыли перед рассеянным взглядом Фастер. А затем и вовсе исчезли под грузом тяжелых век.

— Как вас зовут? — В коридоре городской больницы раздавался печальный женский голос. Вокруг разносились шаги по полу из широкой белой плитки, пахло спиртом, медикаментами, и бетоном от монументальных стен. Чуть покачивались грузные листья монстер возле зеленых кушеток.

— Эмма Андреа Фастер. — Ответила девушка, затем опустила глаза, и поерзала на той самой кушетке.

— Значит, от госпитализации отказываетесь, так? — Суровый взгляд мелькнул под тонкими круглыми очками. Врач что-то набирала на тонком планшете, однако в следующую секунду её лицо переменилось. Становилось каким-то недоуменным и неловким.

— Ну да, я же вам сказала. Со мной такое периодически случается.

— Да, я… я вижу. Мне переслали сейчас вашу карту. У вас… у вас дистрофия? Так почему вы не сказали?!

— Еще не успела. — Эмма неловко пожала плечами. — Вы не спросили, я не успела.

— Так, ладно. Оформлю отказ. Как вы себя чувствуйте? Голова не кружится? Не тошнит?

— Нет-нет, все превосходно. — Фастер попыталась улыбнуться. Слегка болела рука от очередных уколов, но это, вроде бы, мелочь.

— Подождите здесь пару минут. Я дам вам направление, посетите, пожалуйста, доктора, физиотерапевта. С вашим диагнозом заниматься терапией, и наблюдаться у него необходимо регулярно, а не как вы. Пару визитов за пару лет. — Женщина закатила глаза. — Сходите, это необходимо. Хотя бы для осмотра. — Она прошла вперед, и по коридору звучно разносился стук её крепких квадратных каблуков. Врач скрылась за последней дверью на этаже.

Каблуки. Эмма печально усмехнулась, и посмотрела вниз, на свои. Так привыкла к боли в ногах, что уже забыла, что это не норма. Всего три сантиметра, а так больно. Каждый шаг, словно то были не кожаные туфельки, а деревянные башмаки Золушки.

Голова гудела. Прийти в сознание в карете скорой помощи под капельницей — одна из самых неприятных вещей, которые случались с Фастер. И, к сожалению, случалась она… периодически. Иногда ей становилось очень плохо, и усталость казалась невыносимой. Потом, правда, стандартные процедуры. Документы, карты, отказ от госпитализации. Молчаливый отъезд домой на такси, вместе с Нейтом.

Однако, сегодня она ему звонить не собиралась. Одна только мысль об этом парализовывала, и заставляла внутри все сжиматься. Он бы приехал. По доброте душевной.

И только-то.

Периодически доносились незнакомые, чужие голоса. Свет из квадратных окон заполнял собой коридор, и его едва останавливали тонкие жалюзи. Вновь открылась дверь, и с несколькими листами бумаги показался знакомый силуэт в белом халате. Быстро приближался, слегка задирая голову.

— Вот, мисс Фастер, распишитесь там, где галочки. — Врач протянула Эмме листок и ручку. Та угрюмо взяла их, затем черканула завиток в нескольких местах. — Отлично. И возьмите, пожалуйста, направление. Спуститесь на первый этаж, в конце коридора есть лифт. Спуститесь, и зайдите в зал. Передайте эти бумаги доктору Дагласу. И походите на занятия, пожалуйста, ваша страховка покроет расходы. Так часто терять сознание — не норма даже для вашего диагноза. Примите к сведенью.

— Хорошо, спасибо. — Эмма кивнула, и тут же забыла фамилию доктора, которому должна была отдать. Переспрашивать было неловко, и она проводила равнодушным взглядом удаляющуюся женщину. Ничего, найдет. Быть может, в бумагах есть его имя…

Лифт, казалось, поднимался целую вечность. Ноги все еще тряслись и болели, и Фастер с горечью думала о том, что присесть придется прямо там. Как будут на нее смотреть люди? Должно быть… кто-то с удивлением. Кто-то с непониманием, или сочувствием. А кто-то с пренебрежением. Всё как всегда.

К счастью, узкий белый лифт был пуст. Можно было, хотя бы, опереться на стену. Для консультативной поликлиники городской больницы это было очень необычно, как и необычно то, спортивный зал не где-то в отдаленном корпусе, а просто на первом этаже. Не могло не радовать, ходить не так уж и долго.

Если слово «радость» теперь вообще хоть где-то уместно.

Привычный белый свет освещал толпящихся у ресепшена людей. Эмма как-то рассеяно посмотрела на них, и тяжело вздохнула. Много кто болеет, даже летом. Люди, если так подумать, довольно хрупкие создания. И при этом чрезвычайно выносливые, однако, к ней это не относилось. Красными стрелками по светлым коридорам был указан проход в зал. Везде указатели, и везде крупные, словно рассчитаны были на человека с плохим зрением. Вероятно, очень плохим.

Ходьба превращалась в пытку. Возможно, походить на физио прямо сейчас не так уж и плохо. Ведь занятия будут проходить не дома, а, значит, подальше от Нейта и его возлюбленной. Подальше от дома, который теперь вызывал не содрогание от счастья, а приступ рыданий и тошноты. Дом, который хотелось стереть из своей памяти, как и все предыдущие двадцать два года.

Коридор темнел. Превращался в узкую нору, и только в самом конце было несколько открытых дверей, из которых лился дневной свет. Она же не заблудилась? Ничего не попутала? Указатели твердили, что нет. Возможно, они прямо на такой случай.

Фастер казалось, она слышала удары мячиков о пол. Какие-то разговоры, и даже смех. В основном, разговоры людей в возрасте, и это смутило. Неловко потоптавшись возле открытой двери, девушка заглянула во внутрь, после чего медленно, обескураженно раскрыла глаза.

Спортивные снаряды. Темно-синий ковролин по всему залу, какие-то стойки, тренажеры. Лавочки для отдыха. Здесь люди учились ходить заново. Заново пользоваться руками, кистями. Сжимать-разжимать пальцы. Сидеть и не падать при этом, а еще вставать. Рядом с одной из старушек, которая, судя по всему, впервые стала на ноги после операции на коленях, стоял молодой человек в распахнутом белом халате.

Он улыбался. Настолько тепло, мягко и мило, что Эмма нервно выдохнула и покачала головой. Что-то говорил, жестикулировал руками, объяснял. Поправлял тонкие, прямоугольные очки, приглаживал назад растрепавшиеся русые волосы, которые, казалось, не стригли целую вечность. Приглаживал, но лучше не становилось.

Нужно было его окликнуть. Нужно было, Фастер собрала глаза в кучу. Доктор… как вас там? Физиотерапевт? Это звучало бредово даже у нее в голове. Подумав пару минут, она решила обойтись классическим: «извините, можно вас?».

Девушка медленно подходила ближе. Смотрела по сторонам, и неловко ежилась, однако, мужчина сам к ней повернулся. С тем же смеющимся, дружелюбным выражением лица:

— Консультативная для беременных в другой стороне. — Сказал он, словно на автомате. Словно за день ему приходилось говорить это раз десять, не меньше.

— А. — Эмма почувствовала, как сильно в одно мгновение можно выпасть в осадок. Сконфузилась, и вздохнула. Он принял её за беременную? За молодую маму? Она внимательно осмотрела зал, и медленно подняла брови. Ни одной женщины её возрастной категории. Ни одной. Мужчины всех возрастов с травмами, и… бабушки. Много бабушек, очень. — Извините. — Фастер попыталась улыбнуться в ответ. — Вообще-то я к вам. По направлению.

— Ко мне? — Врач удивленно склонил голову, и словно пару секунд обдумывал сказанное. — Ну что ж, давайте посмотрим ваше направление. Идемте со мной. — Удивление вновь сменилось вежливой, теплой улыбкой. Молодой человек стремительно пошел прочь из спортивного зала, и Эмма едва за ним успевала.

Оказавшись в темном коридоре, он так же быстро рванул в сторону. Так, что развивались полы халата, и девушка скорчилась. Вроде бы, работал с плохоподвижными людьми, а тут…

В нескольких десятках метрах, по другой стене была приоткрыта еще одна светлая дверь, и врач скрылся за ней. Когда Фастер, запыхавшись, подошла, он уже сидел за широким, светлыми столом, на котором стоял монитор, и стопкой лежали увесистые папки. За его спиной слегка раскачивались белые жалюзи, а стены были оформлены белым микробетоном. Подоконник весь заставлен кактусами разных видов и форм. По левой стене стоял длинный широкий шкаф, из липы или светлого дуба, а по правой стояла длинная серая кушетка. Напротив стола удобно разместился широкий, устойчивый стул.

— Присаживайтесь. — С той же улыбкой сказал врач, однако, она тут же начала сползать с лица. — Очень медленно. Что-то с подвижностью мышц, я правильно полагаю?

— Можно было меня просто об этом спросить, а на заставлять бежать за вами. — Эмма обиженно сузила глаза. Присела на стул, и протянула мужчине бумаги.

— Нет. — Он покачал головой. — Вы восприняли ситуацию как экстренную, и позволили себе свернагрузки, чтобы не потерять меня из виду. Если бы вы физически совсем не успевали, вы бы окликнули. Но вы… не окликнули. Потому что могли напрячься, и пересилить себя. Проблемы с мышцами, но, видно, есть, куда расти. Вы справились. А, значит, справитесь снова. — Вновь улыбка. Казалось, к доктору просто приросло смеющееся выражение лица. Он сосредоточенно уставился в бумаги.

Девушка стала внимательно его рассматривать. Сколько ему лет? Создавалось впечатление, что ровесник Нейта, и от этого в груди что-то кольнуло. Довольно бледный, высокий, и явно неплохо физически развит. Может ли быть плохо развит физиотерапевт? Возможно, нет. Довольно длинные, напряженные пальцы на руках. Отстраненная улыбка.

Как бы то ни было, врач выглядел хорошо, несмотря на то, что был растрепан. Прямой нос без каких бы то ни было изъянов, правильная линяя губ, внимательные, болотно-зеленые глаза, в которых практически растворился зрачок. Выглядело и жутко, и… вроде бы, привлекательно. Такие глаза Эмма видела только у кукол, и больше нигде. Четкая линия бровей, четко очерченные скулы, и четкий, квадратный подбородок. Ни широкий, и не узкий. Прямоугольные, тонкие очки. Но, судя по тому, как часто мужчина выглядывал из-под них, становилось ясно, что он видел неплохо даже без линз.

— Беккер. — Озадаченно сказал врач, и потер висок. — Как интересно. Вот только… вы женщина, мисс Фастер.

— Ну да. — Она вздохнула. — Это так необычно?

— На самом деле… да. — Он прикрыл глаза, и отложил бумаги в сторону. — Меня зовут Майрон Даглас, очень рад нашему знакомству. — Молодой человек протянул девушке руку, а когда та её взяла, пожал обеими ладонями. — Я направлю вас на список анализов, и вы должны будете их сделать. Обратите особое внимание на биопсию мышц и анализ ДНК, пожалуйста, это важно. А теперь… расскажите мне о своих родителях. Так подробно, как сможете. Что за образ жизни они ведут? Чем больны, и какое лечение проходили?

— Если бы я знала. — Фастер опустила глаза. — В четыре года я попала в детский дом. Никаких воспоминаний особо не сохранилось.

— Вот как. — Мужчина поднял брови. — Извините. Соболезную вашей утрате. Совсем ничего не помните, да?

— Нет. Вроде бы, они были обычными людьми. — Она вздохнула.

— Я понял, не терзайте себя. Расскажите тогда, какой образ жизни вы ведете. Замужем, или нет. Что входит в ваши ежедневные дела? Как часто подвергаетесь физической нагрузке?

— Нет. Не замужем. — Эмма сжала подол сарафана. — Живу сейчас… в двухэтажном доме. Мой… — Она запнулась. В горле снова рос ком. — Мой друг помогал мне. Готовил еду, носил продукты, убирался. Поднимал меня на второй этаж… когда я предлагала помощь, он всегда вежливо отказывал. Наверно, понятно, почему…

— Занятно, занятно. — Даглас достал блокнот, и что-то в нем черканул. — С лестницами у вас трудности, так?

— Еще бы. — Фастер опустила глаза, которые начинали блестеть от нахлынувших воспоминаний. Сами собой начинали вздрагивать пальцы. Врач, казалось, заметил это. Покачал головой, но ничего не сказал, просто тихо продолжил:

— Ничего страшного. Когда была нужда, вы торопились за мной, и у вас отлично получалось. Повторюсь, это значит, что вам есть, куда расти. Из-за пассивного образа жизни вы слабее, чем могли бы быть. У вас есть мечта, скажите? Простая. Что-нибудь, что могут себе позволять обычные люди, но, пока что, не можете себе позволить вы.

— Ну. — Девушка нервно сглотнула. — Знаете. Прозвучит, наверно, глупо, но я скажу. Я всегда хотела ходить на высоких каблуках… с широкой юбкой. Таких женственных, квадратных, типа как на ботильонах. Хотя когда я на них становилась, я тут же падала. Ноги дрожали, казалось так высоко… сейчас я могу позволить себе каблучок в три сантиметра, и все равно быстро устаю. И кожа потом слезает… больно.

— Отличная мечта. — Мужчина оживился. — И как хорош тот факт, что несмотря на пассивный образ жизни, вы все равно пытаетесь двигаться к цели. Это чудесно. Гораздо хуже, когда человек ничего не хочет, и ни к чему не идет. Мисс Фастер, я помогу вам встать на каблуки. — Он улыбнулся, и прикрыл глаза. — Вы сможете, говорю вам, как врач.

— У меня ничего не получалось. — Она вновь сжала подол сарафана. — Совсем, хотя я старалась. Ничего не выходило.

— Потому что не было рядом человека, который сказал бы вам, что именно вы делаете не так, и почему не получается. За то был тот, который одергивал вас, чтобы вы, вдруг, не поранились из-за своих «наивных» желаний. Как-то так же было, да? — Доктор Даглас чуть прищурился, хотя все еще казался невозмутимо-веселым.

— Меня пугает ваша проницательность. — Эмма напряглась.

— Это видно по вашему лицу. Не беспокойтесь… просто обычно рядом с юными людьми, которые страдают от недугов такого плана всегда есть некий «взрослый», который будет пресекать «опасную» инициативу. Чаще это мамы с гиперопекой, папы, или бабушки. Но в вашем случае… друг, и такое бывает. — Майрон пожал плечами.

— Он за меня беспокоился. — Она вздохнула. — Переживал. И ноги болели потом…

— Я все это понимаю, правда. И никак не отрицаю того факта, что ваш друг делал это только из благих побуждений, но факт остается фактом. Вы с трудом себя обслуживаете, и даже не можете позволить себе каблуки, которые так хотели. Еще раз скажу, мы с вами исправим этот факт. Поверьте мне. — Он достал из верхней папки на стопке какой-то бланк, и протяну его пациентке. — Каждый день, в девять утра. Что скажите? Сможете ходить? Справитесь?

— Смогу. — Фастер пробежала глазами по бланку. — Спасибо. А… а до скольки? Тут нигде не сказано.

— Ну вообще зал работает до восьми вечера. А так. — Выражение лица врача изменилось. Через стол он наклонился к девушке. Сверкнули стекла очков, застыла привычная улыбка. Однако, его глаза не смеялись. И взгляд становился каким-то тяжелым, странным. Пристальным. — Насколько хватит вашей силы воли, Эмма. Четкого времени нет. Вы можете проводить со мной столько времени, сколько захотите. Почему бы и нет.

— Понятно. — Она внимательно посмотрела мужчине в лицо. — Её намного хватит, доктор Даглас. Дома мне делать нечего. — Руки сжимались сами собой.

— Ну вот и славно. — Врач вновь стал дружелюбным и милым, в тот же момент. — Запишу вас завтра… на полдень, чтобы успели сдать анализы. Можете приходить раньше, или позже, время просто ради маркера. Думаю, мы… подружимся с вами. — Глаза вновь странно блеснули, но тут же скрылись за бликами стекол очков. — Обязательно подружимся.

Он скидывал халат, и вешал его на небольшой крючок у входа. Разминал усталые плечи и как-то странно, тяжело улыбался. Иногда эта улыбка сходила с лица, и уступала место сухому, жуткому, слегка высокомерному выражению лица. У него было скользящее мнение о других. Этого мнения, в каком-то роде… не было вовсе.

Без стука скрипнула дверь, и тут же открылась. Во мрачный кабинет физиотерапевта вошел врач с тяжелым, напряженным взглядом. Он был ниже своего коллеги примерно на пол головы, и, казалось, из-за этого избегал смотреть тому в лицо.

— Доктор Даглас, куклы. Сегодня подвезли новых кукол. Вы остаетесь?

— Серьезно?! Так быстро? — Майрон оживился. Схватил с крючка халат, и тут же начал натягивать его на себя, назад. — Это же превосходно. Я почти настроился на то, что у меня будет бесполезный вечер. Спасибо за такие новости. — Он как-то странно, жутко улыбнулся, и во тьме блеснули стекла очков.

— Только уберите за собой. — Коллега недовольно скрипнул зубами.

— Ладно. — Улыбка не сходила с лица, пока мужчина натягивал на руки толстые латексные перчатки. — Я постараюсь не мусорить. Спасибо.

— Тогда… приятной вам ночи. — Врач слегка сконфузился, и даже чуть скривился. Он бы явно не счел ночь за таким времяпровождением приятной, но все равно это сказал. С жутким физиотерапевтом, почему-то, очень хотелось навести мосты. Может даже… построить приятельские отношения.

— Да-да, и вам. До завтра.