Отпускай (СИ)

Мастер живых кукол

За стеклянными холодильными витринами прятались порезанные торты. Пирожные разных размеров, форм, с мастикой и без. Пахло сахаром, слоеными булочками, которые румяная продавщица перекладывала на деревянных подносах. Шуршали её целлофановые перчатки. Из двух широких окон лился белый свет, который только помогал желтой подсветке. Молодой человек в серой футболке и бежевом плаще ветровочного типа с аппетитом смотрел на весь этот съедобный цветник, и думал. Купить? Не купить? Съесть? Не съесть?

Скрипнула дверь, и в булочную вошли еще двое: темноволосый мужчина с конским хвостом на затылке, и его улыбчивая, миловидная спутница.

Даглас оторвался от разглядываний пирожных, переводя взгляд на новых посетителей. Брови медленно поплыли вверх, а один уголок рта опускался вниз. Врач прищурился. Лиловые глаза, в самом деле. Сколько крови в этих глазах? Может, просто преломление света? Оптическая иллюзия?

Он окинул взглядом гостя с ног до головы, и попытался скрыть ухмылку. Надо же. Мир и вправду тесен, кто бы что не говорил.

— Доброго утречка, мистер Штайнер! — С лучистой улыбкой выдала продавщица, однако тут же чуть сдвинула брови, увидев девушку с короткой стрижкой.

— Доброе, миссис Хорнсби. — Тот кивнул, окинув глазами полки. — Цельнозерновой хлеб, две буханки. Сегодняшний?

— Конечно-конечно, сегодняшний. — Женщина засуетилась. — Как там мисс Фастер? Обещала зайти во вторник, но не было… не болеет?

Врач дернулся.

— Нет… не знаю, почему не зашла. Передумала, может. — Молодой человек сухо пожал плечами, пока продавщица продолжала безотрывно таращиться на его спутницу.

— Ладно. — Миссис Хорнсби медленно кивнула. — Передавайте ей там, что конвертики со сгущенкой теперь и по пятницам привозят. Зайдет, может.

— Передам. — Мужчина со спокойным отчуждением взял из рук продавщицы белый пакет-майку с хлебом, расплатился, и тут же пошел прочь из булочной. — Спасибо, до свидания.

Майрон едва сдерживался, чтобы рот все-таки не расползся в ироничной, кривой ухмылке от уха до уха. Действительно презентабельный. С прямой осанкой, прохладным взглядом. И, казалось, такой правильный, что сводило зубы. Правильный. Хотя, обычно, как раз те, кто так выглядел, являлись полной противоположностью той самой правильности. Доктор ловил себя на предрассудках, но тут же пожимал плечами. В случае с этим человеком они работали.

Мистер Штайнер.

Стал бы такой носить в детский дом еду и подарки какой-то неизвестной девочке, которая к нему прилипла? Почему-то Даглас думал, что нет, хотя знал, что да. Интуиция упорно твердила, мол, такой просто сухо попрощался бы и ушел. Но, если на секунду представить, что все именно так… почему, все же, вернулся?

— Молодой человек? — С опаской спросила продавщица, обращаясь к посетителю, который завис возле витрины и зачарованным взглядом гипнотизировал дверь. — Что-нибудь выбрали?

— А? — Майрон спохватился, затем мягко, вежливо улыбнулся. — Посоветуйте мне что-нибудь с заменителем молочного жира, у меня плохая переносимость лактозы. Но только без гидрогенизированных жиров, пожалуйста. — Улыбка становилась шире.

— Чего? — Женщина заметно смутилась, сдвинула брови и отвела глаза.

— Какой-нибудь чизкейк, на ваше усмотрение. А лучше… лучше два. Спасибо. — Врач неловко поднял брови. Не хотел смущать, но что уж теперь.

— Хорошо! — Миссис Хорнсби тут же оживилась. — Вот эти, с клубничкой, посмотрите… они на растительных жирах у нас.

— Вот и хорошо. — Даглас кивнул. — И пакет. А! И… дайте еще конвертик со сгущенкой. Несколько.

— Конечно. — Продавщица добродушно кивнула. — Еще что-нибудь?

— Нет, это все.

Ветер гнал по небу бесконечную толщу белых облаков. Ввысь взмывали листья и пыль, но тотчас падали на дорогу. Их сносило потоком автомобилей, затем зеленые кусочки растений опускались на тротуар, переживая свой последний фотосинтез. Лето пахло сквозняком, хотя термометр вновь застыл на двадцати четырех градусах. Не меньше и не больше.

Беспощадный свет выжигал остатки тьмы в углах крупного помещения. Бликовал на спортивных снарядах и тренажерах.

Казалось, матовый синий ковролин поглощал этот свет. Когда Эмма становилась на него босыми ногами, ощущала приятную мягкость, но за тем тут же вспоминала, что на пол ступали десятки чужих ботинок. Бабушки активно переговаривались меж собой. Одна при этом, тяжело ковыляя, ходила по кругу, а добрый доктор придерживал её за руку. Пожилые леди то и дело глядели на него с блестящими глазами, но дальше шуток дело не заходило. Никогда.

Фастер с аппетитом жевала конвертик со сгущенкой, и с легким смущением смотрела на физиотерапевта. Угостил. Еще и как-то сумел угадать, что девушка любила больше всего. Последнее время складывалось впечатление, что Даглас читал мысли. Однако, с мягкой ухмылкой Эмма гнала от себя эту глупость.

Мужчина отвлекся. Очень вежливо кивнул старушке, затем подошел к девушке и склонил голову:

— Ну как, перекусили? Готовы работать дальше? Несколько дней прогулов… скажутся на скорости достижения результата.

— Мне требовался отдых. — Фастер тяжело вздохнула, вспомнив два дня лёжки на диване с легкой температурой. Ни один стресс не проходил для девушки бесследно. Ни один. — Не от терапии, а просто. Я слегка простыла. И… можно на «ты», все в порядке.

— Хорошо. — Майрон медленно кивнул. — Что у тебя с иммунитетом, раз так? Тебя часто привозили с обмороком. Хоть раз после этого был полноценный осмотр?

— Мне диагностировали железодефицитную анемию. — Эмма пожала плечами. — Наверно поэтому. Давление падает, от усталости. — Она прищурилась, разом засунула в рот остатки слоеной выпечки, и принялась жевать. — Ты… очень хороший доктор. Я рада, что попала к тебе. Очень… очень добрый. Ты любишь помогать другим, да?

— Помогать? Не знаю даже. Не думал об этом. — Мужчина вскинул брови, озадаченно потирая двухдневную щетину на подбородке.

— Но ты же все время помогаешь другим. Помогаешь мне, и им всем. — Фастер кивнула на сидящих в рядок старушек, которые со смехом обсуждали своих внуков.

— Нет. — Даглас сузил глаза. — Тут это моя работа. И за это мне платят деньги.

— Но все равно ты делаешь это с такой заботой. — На лбу появлялась морщинка, а взгляд становился отчужденным.

— Эмма. — Мужчина прикрыл глаза и усмехнулся. — Помогают волонтеры. А я лечу людей. Это не помощь. Это — взаимовыгодный обмен, в своем роде. Они получают лечение, в котором нуждаются, а я — деньги за то, что его предоставляю. С помощью это не имеет ничего общего. Помощь, это когда один человек что-то кому-то бескорыстно дает. Дает... просто потому, что чувствует желание дать. Нужду, внутренний порыв. Эмоции. Например... сочувствие, жалость. Понимаешь, что я имею ввиду?

— Понимаю. — Фастер подозрительно прищурилась. — Сегодня ты бескорыстно дал мне слоеную булочку.

— Это был внутренний порыв. — Он протянул девушке руку, и елейно улыбнулся. — Как раз-таки. Идемте со мной, нужно кое-что сделать.

— Ладно. — Эмма легко коснулась горячей, бледной, мужской ладони и врач тут же её сжал. Помог подняться, и быстро пошел прочь из спортивного зала.

Полы халата развивались из-за быстрой ходьбы. Даглас пытался старательно пригладить вновь растрепавшиеся волосы, однако те непослушно падали на лицо. Губы растягивались в каком-то странном, незнакомом выражении, которое теперь мало напоминало улыбку. Длинные пальцы нервно теребили ручку в широком кармане, постоянно снимали, и надевали колпачок. Казалось, сегодня мужчина пах чем-то сладким, словно целую вечность проторчал в кондитерской. Или, хотя бы, пол часа.

— Ты довольно много говоришь со мной, кстати. — Фастер прищурилась, пока шла за доктором в темный коридор. В нос тут же ударил знакомый запах больничных антисептиков. — Что насчет других пациентов? Они… не ревнуют?

— Ах, поверь. — Майрон тихо, но раскатисто рассмеялся. — Женщинам преклонного возраста гораздо интереснее друг с другом, нежели со мной. Мое общество здесь мало кого интересует. Кто-то, с кем я могу без напряжения поддерживать беседу встречается не так уж и часто. Зайдешь? — Молодой человек открыл дверь тусклого кабинета перед пациенткой, и, как только та вошла внутрь, тут же её закрыл.

Послышался тихий щелчок внутри узкой замочной скважины.

— А зачем мы здесь? — Эмма окинула взглядом знакомое помещение. — Что-то по документам?

— Нет, пока нет нужды. — Внезапно мягкая улыбка стала жуткой, а глаза скрылись за бликами прямоугольных очков. — Разденьтесь, пожалуйста. Мне нужно вас осмотреть.

Почему-то он вновь перешел на «вы».

— Раздеться? — Фастер едва заметно напряглась, но тут же сомкнула веки, отринув странное чувство. Осмотреть. Должно быть, это нормально, он же врач. А у нее… проблемы с мышцами во всем теле. Быть может, хочет осмотреть масштаб работы. Прощупать плотность…

…наверное.

— Ну да. — Улыбка недвижимо застыла на его лице. — Я же ваш врач. Не будем терять время, хорошо?

Эмма тяжело вздохнула, но послушно принялась стягивать с себя очередной сарафан. На этот раз бежевый, в мелкий желтый цветок. Чуть поежилась, когда сквозняк коснулся кожи, и положила одежду на кушетку. Нервно закрыла хлопковый бюстгальтер руками, и низко опустила голову.

— Тут прохладно. — Девушка закусила губу. — Просто мне…

— Нет. — Доктор Даглас склонил голову, и тихо добавил. — Полностью, мисс Фастер. Это необходимо. Вы ведь мне доверяете, так?

Отчего-то мягкий, дружелюбный голос начал казаться жутким. Настойчивым, пустым, а интонация слегка давила. Стекла очков по-прежнему скрывали зеленую радужную оболочку и прозрачный, мутный зрачок.

— Ради вашего же блага, мисс. Разденьтесь. Я настаиваю.

— Что? — Эмма вытаращилась на врача. Брови медленно поползли вверх, а уголки губ опустились вниз, словно девушка только что попробовала на вкус порченный апельсин. По бледному телу поползли неуютные мурашки, а взгляд враждебно забегал по помещению. — Это еще зачем? Состояние моих мышц можно оценить и так. Разве нет?

— Если врач говорит вам что-то делать, значит, это необходимо делать. — По очкам вновь пополз блик. — Чего именно вы боитесь? Может, думаете, что я полезу вас насиловать?

— Нет. — Одними губами ответила Фастер, со стыдом ощущая, как по щекам пополз нервный румянец. — Просто… вы же не гинеколог. И не маммолог. Зачем тогда?

— Разве я говорил, что буду заглядывать вам в промежность? — Даглас как-то странно, тихо рассмеялся, и потряс головой. — Разденьтесь. Так измерения будут более точными.

С каждой секундой провалиться хотелось все сильнее. Эмма сжимала в руках лямки бюстгальтера, терпела волны ужасного стыда. Должно быть, любая женщина подумала бы что-то не то, когда малознакомый мужчина просит раздеться полностью. Даже если врач. Врач ведь… совсем не той дисциплины, которая предполагает раздевание для осмотра.

— Я даже запер дверь. Никто не войдет, не бойтесь. Кроме меня вас никто не увидит. — Пряди волос разрозненно падали на его лицо, а на губах держалась тяжелая, фальшивая улыбка.

Фастер стиснула зубы, но стала покорно расстегивать белье. Довольно крупная для худой девушки грудь вывалилась из чашек, Эмма дрожащей рукой положила лиф на кушетку. Что происходит? Она правда делает это? Затем бледными пальцами стала спускать с бедер трусы, которые падали вниз, обнажая прямые серые волоски возле половых губ.

— Мне это совсем не нравится. — Румянец расползался все сильнее. Краснели уши, начинала краснеть шея и грудь, чуть-чуть. До этого ни один мужчина, кроме Нейта, не видел её голой. Даже гинекологи, которые принимали Фастер по счастливой случайности всегда были женщинами.

— Ну вот, не так уж и сложно, правда? — Даглас продолжал улыбаться. Затем на пару секунд отвернулся к столу, что-то с него забрал, и повернулся вновь.

Эмма раскрыла глаза и отпрянула. На мгновение показалось, что мужчина держал в руках шнур, или мягкую плеть, однако, то была лишь темная сантиметровая лента. На лбу выступил холодный пот, девушка отвела лицо в сторону и нервно рассмеялась.

— Каждый миллиметр имеет значение. — Стальным голосом произнес врач, подходя ближе. Он медленно вынул из кармана латексные перчатки, и стал натягивать их на руки, попутно придерживая сантиметр. — В вашем случае. Потребуется много замеров, жаль я не могу вас отсканировать, или вроде того.

— Каждый миллиметр. — Фастер чувствовала, как от волнения подрагивал уголок рта. Обреченно прикрыла глаза, когда на нее легла темная тень, и вздрогнула, ощутив прикосновение к грудной клетке прохладных перчаток.

Измерительная лента казалась холодной. Врач ловко её натягивал, затем называл вслух цифру, что-то черкал в блокноте. По коже ползли тяжелые мурашки, когда он коснулся пальцами груди и, чуть надавливая, обводил ими ореолы. Должно быть, обхват груди непосредственно тоже важен для контроля веса. Должно быть…

Ладони едва ощутимыми прикосновениями скользнули вниз, к животу. Раз за разом натягивался сантиметр, и мужчина с жуткой улыбкой бубнил цифру. Затем опускался чуть-чуть ниже, замеряя снова. Доктор сдавливал ягодицы, поправляя сбившийся измеритель, а девушка всякий раз вздрагивала от его действий. Осторожные. Уверенные. Профессиональные. Он явно знал, что делал, и из-за бликов на очках Фастер не могла понять выражение его лица. Видела только тяжелую, странную улыбку.

— Разведите ноги чуть в стороны, мисс. — Послышался тихий, низкий, мягкий голос. — Хочу померить их у основания. Если мышечная ткань будет перерождаться в жировую, на внутренней стороне бедер, как и на икрах это будет сильнее всего заметно.

— Ладно. — Голос дрогнул. Она действительно немного развела ноги в стороны, и тут же почувствовала знакомое прикосновение толстых перчаток прямо возле половых губ. А после холодное натяжение сантиметровой ленты. Казалось, доктор чуть поглаживал кожу между ног, или то было просто для того, чтобы поправить. Фастер нервно сглотнула, и отвернула лицо в сторону. Дыхание сбивалось, а биение сердца начинало бешено пульсировать в висках.

— Вы очень чувствительная. — С неизменным лицом продолжал Даглас. — Вам нравится то, что я делаю?

— Что за бред? — В ту же секунду Эмма почувствовала, как от возмущения и шока все посинело перед глазами, но это чувство тут же сменял стыд. — Я просто нервничаю.

— Значит, ваш организм рефлексивно на меня реагирует. Мне… даже лестно. — Улыбка становилась шире. — Все нормально, не хотел вас смутить. На цикл полового ответа человека я смотрю больше с профессиональной точки зрения, и понимаю, что в такой ситуации это вполне нормально. Мне… наверно стоило тактично промолчать, да? — Голос из насмешливого становился виноватым. — Извините.

— Даже не знаю, что вы имеете ввиду. — Зубы сжимались все сильнее, и девушка чувствовала, как само по себе начинало дергаться нижнее веко. Настойчивые прикосновения продолжались, и она обреченно выдохнула. — Нервы, доктор Даглас. Меня впервые голой видит… незнакомый мужчина.

— Я понял, что неправильно вас понял. — Казалось, молодой человек вновь говорил весело, но интонация поменялась. Словно он пытался скрыть удовлетворение, или какую-то жуткую, беспричинную уверенность в чем-то. — Расслабьтесь. В конце концов, я просто врач. В глазах пациента врач вообще не должен иметь пола.

— Пациент в глазах врача тоже, мне кажется. — Фастер прищурилась, но тут же вновь отвела голову в сторону. Должен, или не должен… доктор имел пол. И забыть об этом девушка не могла.

— Расслабьтесь. — Повторил он. — Когда мышцы напряжены, измерения будут не такими точными. А для нас это очень, очень важно.

— Не могу. — Тяжело дыша, сквозь зубы пробормотала Эмма. — Я пытаюсь. Все равно, когда я голая, а человек передо мной практически на коленях, не очень получается.

— Вам помочь? — Мужчина невинно поднял брови, а Фастер дернулась от этого вопроса, затем неловко отпрянула. Должно быть, он имел ввиду что угодно, но только не то, что она подумала, и чего испугалась. А почему вообще она об этом подумала?

— Нет, я… я сейчас. — Голос прозвучал сдавленно. Девушка силой сглотнула ком в горле, и попыталась представить, что рядом лавка, и ей вот-вот можно будет присесть. Получалось. Мышцы расслаблялись, но ноги начинали чуть-чуть дрожать.

— Вы умница. — С улыбкой сказал Даглас, и вновь блеснули стекла очков. Навязчивые прикосновения по теплой коже внутренней стороны бедра продолжались, из-за чего Эмма виновато подняла голову к потолку. Это приятно, и вновь за это было стыдно. Приятно даже то, что он её похвалил, но это уже рождало тяжелый, мерзкий осадок. В глубине души хотелось, чтобы врач повел пальцами немного выше, но даже самой себе Фастер ни за что бы в этом не призналась.

— Ну вот. — Мужчина встал, вновь что-то записал в блокноте, затем жестом пригласил пациентку на кушетку. — Остались икры, руки, и стопы. Не так уж и страшно, да?

Она кивнула, и судорожно выдохнула. Чуть вспухшие и влажные от рефлексивного возбуждения половые губы мешали ходить, а факт, что доктор это заметил, ввергал в ужас. Когда накатывало понимание произошедшего, Эмма прятала взгляд. Дома на самом деле теперь нечего делать, домой не хотелось. Мысли о доме убивали. Но мысли о том, что после сегодняшнего доктору, как ни в чем не бывало придется смотреть в глаза, сверлили не меньше. Видел голой. Трогал, и… сказал. Что может быть хуже?

Даглас с бессменной улыбкой замерял ей икры, затем навис над лицом, и начал мерять руки. В нос тут же ударил запах больничного антисептика, и Фастер прикрыла глаза. Хлоргексидин. Чуть-чуть спирт, и совсем немного… что-то еще. Что-то еще, от чего девушка сдвинула брови.

Кровь?

— Я надеюсь, вы не сбежите от меня после сегодня. — Вдруг сказал физиотерапевт. — Я просто очень хочу помочь вам, вот и все.

— Что? — Эмма раскрыла глаза. Вновь словно читал мысли, и вновь по лицу полз румянец.

В ту же секунду врач нагнулся еще ниже, словно сквозь бликующие стекла очков изучал лицо своей пациентки. Казалось, еще пара сантиметров, и пряди его волос коснуться кожи её щек. Фастер резко выдохнула, снова слыша в ушах грохот собственного сердцебиения.

— Не хочу вас пугать. Состояние, в котором сейчас ваш мышечный каркас, плачевно. И я… правда хочу помочь. Возможно, не только из профессионального интереса. — Даглас резко выпрямился, затем дружелюбно улыбнулся и поправил очки. — Ну, вот и все, можете одеваться. Ничего страшного, правда? Ничего особенного.

— То есть как? — Одними губами спросила Фастер. — Подождите. Что вы сейчас имели ввиду? Что значит «возможно не только»? А из-за чего тогда? Скажите… скажите прямо. — Она низко опустила голову, и уставилась на собственные колени. — Скажите. Иначе я буду думать об этом.

— Эмма, ты мне симпатична. — Вдруг выдал доктор, бесхитростно вскинув брови. — Пока я буду тебя лечить, я буду твоим врачом, не больше и не меньше. Но в целом… я буду рад, если ты решишь со мной пройтись, или вроде того. Я знаю, у тебя сейчас сложный период. Мужчина, которого ты любила, предал тебя. Мало того… он еще и маячит у тебя перед глазами день ото дня. Не то что бы я рассчитываю на ответную симпатию, просто грустно смотреть, как тебе плохо. Потому что ты… симпатична мне. Как я и сказал. Думаю, я бы мог… поддержать тебя.

— Симпатична? — Фастер почувствовала, как все внутри сжалось. Как тут же потемнело в глазах, а сердце, казалось, пропустило один удар.

Силуэт человека в белом халате расплывался. Мужчина. Мужчина-врач, с которым Эмма познакомилась. Симпатична? Симпатична… в том самом смысле?

Ему нравятся восьмиклассницы? Кактусы? Воздуха в легких не хватало. Холодели ладони, а затем покрывались влажной пленкой нервного пота. Только что он трогал её голой, а теперь говорит, что симпатична? Сами собой дрожали губы. И тут же из недр подсознания выплескивались воспоминания о прикосновениях Нейта. Совсем других. Совсем не вдумчивых, разрозненных, и отстраненных. Становилось страшно, настолько, что Фастер не знала, что отвечать. Никто до этого не говорил ей «ты мне симпатична». Штайнер только отвечал «да» на вопросы о любви. Картонно улыбался, и привычно кивал.

Картонно. Но не так, как доктор Даглас.

— И-извините. — Девушка нервно сглотнула. — Я не знаю, просто…

— Все в порядке. — Мужчина весело улыбнулся и развел руками. — Это ни к чему тебя не обязывает, и я ничего не жду, правда. Просто позволь мне… помочь тебе. Просто помочь, хорошо? А дальше ты сама. И ты не обязана будешь благодарить меня потом ответной симпатией. Сейчас желание что-то дать тебе — мой внутренний порыв. И я ничего за него не жду. Просто прими его и не убегай, ладно? В конце концов, каблуки… хотят, чтоб вы их покорили. — Он склонил голову, и вновь за бликами стали видны его мутные, болотные глаза, как у манекена. Даглас едва заметно подмигнул.

— Ладно. — Тяжело дыша, Эмма уставилась ему в лицо.

— Одевайтесь. Мне нужно отойти на пару минут, но я вас запру. Будет не очень приятно, если кто-нибудь войдет в неподходящий момент. — Молодой человек поправил очки. — Хорошо?

— Д-да. — Все еще с трудом осознавая, что сейчас произошло, Фастер кивнула. Врач махнул ей рукой, снял перчатки, и стремительно вышел. Из замочной скважины послышался тихий щелчок.

Оказавшись в темном, как нора, коридоре, Даглас едко прищурился. Улыбка сползала с лица, словно краска со старого, облысевшего забора. Взгляд становился сосредоточенным и насмешливым. Он резко выдохнул, и пошел вперед, нервно пощелкивая ручкой в глубоком кармане.

Она верила всему, что он говорил, и его это забавляло. Милая, наивная Эмма. Такая наивная, что врач ощущал тяжелое, больное возбуждение. Завтра он скажет, что для диагностики мышц ей нужно ввести в анал зонд, а она, должно быть, шарахнется, но нехотя кивнет. Ляжет на кушетку, и раздвинет ноги.

Куколка. С бледными, тонкими ручонками, неловкими движениями, и подозрительным взглядом. С длинными ресницами и обворожительными, красными, болезненными губами. Что ни на есть… куколка. Может ли быть что-то более идеальным? Даглас безумно улыбался. Ему казалось, что нет. Столько лет ожиданий… ради того, чтобы она, однажды, просто пришла к нему на процедуры. Подлечить больные руки и ноги, чуть-чуть улучшить свое положение и состояние.

Куколка с разбитым сердцем.

«Ты мне очень нравишься, Эмма» — с улыбкой повторял он. Сказал то, что нужно было сказать. Она хотела услышать, что врач не будет ждать ответной симпатии, и он сказал это. А она? Поверила? Ему хотелось смеяться с этого, но вместо смеха Даглас с нежностью смотрел куда-то вглубь коридора. Разве не прелестно, что поверила? Хотя и наивно, все равно прелестно.

Просто идеальная пациентка. Настолько, насколько это вообще возможно.

«Тоска по бывшему тебя быстро отпустит» — продолжал бубнить врач. «Потому что зонд — это не только страшно, но и приятно. Вряд ли ты будешь в этот момент думать о ком-то, кроме меня»

Он резко остановился, и дернул на себя темную, высокую дверь, затем стремительно вошел в тусклое помещение, отделанное белой кафельной плиткой. Уборная. Пусто. Мужчина бесцеремонно двинулся к одной из кабинок, а когда оказался внутри, стал нервно расстегивать ремень на поясе. Послышался щелчок, затем тихий звук разъезжающейся ширинки. Даглас тяжело выдохнул, когда вынул из штанов плотный, эрегированный член. Давно такого не чувствовал. Казалось… целую вечность.

Ладонь плотно сдавила горячий ствол. Пальцами мужчина чуть-чуть начал двигать на нем кожу, безумно скалясь в полумраке над белым унитазом. Где-то позади капала вода, тек кран.

Приятно. Хотелось сдавить сильнее. А еще хотелось сдавить руками грудь своей наивной пациентки, и зажать меж пальцами плотный сосок. Хотелось раздвинуть в стороны половые губы, и сказать: «ты же хочешь расслабиться, правда?».

Рука рефлекторно скользила по твердому члену. Возле уретры собралась капля прозрачной жидкости, которая чуть-чуть стекала вниз. Молодой человек склонил голову, жарким становилось все тело. Хотелось разрядки. Перед пустыми, болотными глазами мелькали кадры, как она могла бы… неловко раздвинуть перед ним ноги, развести ягодицы в стороны. Лечь, и спросить: «я правильно делаю? Так нужно, да?»

Он стиснул зубы, тяжело выдохнул, и раскрыл глаза. Из члена брызнула белая, вязкая жидкость, которая стала волнами вытекать наружу, капать на воду в унитаз. Тело охватывало низменное, больное удовольствие, все вокруг плыло.

Ходячая куколка. Прямо как та, с какими Даглас привык работать, только живая и говорящая. Милая, неловкая, грустная. То, что нужно.

Еще рано пересекать черту, она может исчезнуть в тот же момент. Еще рано что-то говорить ей, потому что печаль предательства ест её изнутри. Только врачу казалось, что время лечит лучше всяких таблеток. По крайней мере, душевные травмы.

Время и зонд.

Главное — убедить, что он ей необходим.