Отпускай (СИ)

Клином свет

Он со вздохом поднимался наверх. Там, на кухне… ей нужно побыть одной. Смириться. Принять. Осознать реальность, в которой она теперь находится. Вытереть слезы, и подумать. Подумать о том, что они никогда не были парой. Лишь названными братом и сестрой.

Однако, что-то в душе свербело. Оставался чудовищный, мерзкий осадок. Все же… больная, и так обиженная судьбой девочка не заслуживала того, чтобы с ней это происходило. Не заслуживала внезапного краха, и таких страданий, Нейт прекрасно это понимал. Однако, ничего не мог сделать. Её чувства принять он не мог, и не собирался себя насиловать. Ради чего? Жизнь, все же, одна. Рано или поздно, Эмма смирится. Рано или поздно ей станет легче, и она его морально отпустит. Может даже простит. А пока… пока нужно планомерно делать то, что он хотел делать. Строить свою жизнь, даже если так внезапно.

Ведь так внезапно девушка, которая была очень симпатична два месяца… вызывала интерес, порождала разного рода низменные фантазии… оказалась без жилья. Внезапно оказалась не против провести день в отеле со своим внимательным шефом, который рад был помочь. И даже согласилась… принять его помощь и пожить с ним. Согласилась на отношения после первой ночи. Могло бы так повести, если бы он просто помог с жильем? Согласилась ли она быть рядом, если бы не экстренная ситуация? Нейт не был уверен. Поэтому сцепил зубы, и очень успешно торговался с совестью. Жизнь одна, и нужно использовать такие шансы. Бороться за свое счастье, которого у него и так никогда не было.

От мысли о полугоде ухаживаний сводило зубы. Слишком долго. А тут… тут быстро.

Он устал чего-то ждать.

Чего-то…

Тьма второго этажа. На двух черных чемоданах, запыхавшись, сидела девушка с короткой стрижкой и очень светлыми, золотисто-оранжевыми, солнечными глазами. Вытирала со лба потинки рукавом элегантного, серого пиджака. Штайнер резко остановился, и брови медленно поплыли вверх:

— Как ты дотащила их сама?! И почему, зачем? Могла бы оставить снизу, я бы поднял. Или, хотя бы, попросить о помощи.

— Ну, у меня со здоровьем все в порядке. — Она доброжелательно, легко улыбнулась. — Спасибо.

— В порядке или нет, женский позвоночник не предусмотрен для поднятия таких тяжестей. — Нейт вздохнул. — Идем со мной.

Он взял её за хрупкую руку, затем зашел в спальню, и тут же начал снимать постельное белье, на котором несколько часов назад спала его «сестра». Его, теперь уже бывшая девушка.

— Балдахин. — Обескураженно прошептала Белита. — Ничего себе. Да, здесь действительно шикарно. Удобно, наверно, когда хочется света, но не хочется, чтобы слепило. Удобно, и красиво.

— В каком-то роде. — Штайнер недоуменно пожал плечами. На самом деле балдахин хотела Эмма, а он просто согласился и кивнул. Но своей дорогой гостье он в любом случае об этом не скажет.

— Ты ей все сказал, да? — Тихо спросила та, глядя куда-то в сторону. — И что она сказала? Как долго… будет здесь?

— Ничего, толком, не сказала. А что она в такой ситуации может сказать? — Мужчина вздохнул, и покачал головой. — Мне жаль её. Но у меня нет двух жизней, чтобы одну из них полностью посвятить ей. Она должна это понять. Как долго, я не могу сказать. Буду искать ей достойное жилье неподалеку от моей работы, буду смотреть. Как только что-нибудь появится, сниму ей квартиру.

— А зачем такие узкие рамки? — Белита непонимающе подняла брови. — В городе куча квартир, можно просто снять, ну, приемлемую. Где будет, там и снять. Откуда такие сложности?

— Послушай. — Нейтан выдохнул и сжал зубы. — В любом случае, даже когда она съедет, продукты мне ей носить. И все… прочее, сама она не дотащит даже буханку хлеба и палку колбасы. И мне будет удобно ехать не на другой конец города, чтобы привести ей эту колбасу, а зайти с работы.

— Ну, на это же есть социальные службы. — Девушка потупила глаза. — Ты сам сказал, она не маленькая…

— Послушай. — Молодой человек сильнее стиснул челюсти. — Я говорил тебе ранее, и скажу еще раз десять, если будет нужно. Она мне как сестра. Как родная сестра. Родную сестру я не брошу на попечение государства, даже если сам буду голодать. Не поднимай больше эту тему, пожалуйста. Просто представь, что у меня есть сестра, которая пока живет здесь, и закроем это.

— Я поняла. — Белита вздохнула. — Мне тут разобрать вещи?

— Тут мы будем спать, это спальня. — Штайнер улыбнулся. — Твоя комната напротив. Моя — в конце коридора. А левее, за стеной живет Эмма. Там её вещи, швейная машинка, и все прочее. Я думал постелить ей в гостевой, но, наверно, она захочет остаться у себя.

— Да уж, ситуация. — Девушка села на кровать, и все еще рассматривала балдахин. — Вообще шикарно тут. А детскую планировал где-нибудь?

— Если честно, я в ближайшее время не хотел заводить детей. — Улыбка становилась пластмассовой. — У меня еще жены, толком, не было. Отношений для себя, а не для кого-то еще. Если однажды я решу завести ребенка, можно будет переоборудовать одну из гостевых. Но этого точно будет не раньше следующих двух-четырех лет.

— Как прямолинейно. — Кин ответила ему взаимной улыбкой. — Ну что ж, ладно, я тоже никуда не тороплюсь. Просто… всякое может случиться. Мало ли. Беременность не спрашивает, хочешь ты заводить детей, или нет. Она просто случается, и все.

— Все случайности не случайны. — Штайнер лукаво прикрыл глаза. — Если относится к сексу без должной ответственности, это действительно может стать случайностью. Но не в нашем случае. Верно?

— Нейтан. — Бел медленно встала с кровати. Подошла ближе, и положила руки на теплую, напряженную грудь мужчины, которая скрывалась под отглаженной белой рубашкой. — Ты весь из себя такой ответственный. Такой категоричный, мне это нравится. Большинство парней не знают, чего они хотят, а еще боятся обязательств. Ты… не такой, наверно поэтому я в тебя влюбилась. Наверно поэтому тебя так обожает та девочка-инвалидка. — Она вздохнула, и вздох этот вновь сменила улыбка. — Но сердцу не прикажешь, придется это принять. Если она правда тебя любит, она должна тебя отпустить. И пожелать счастья. Вот в чем заключается… настоящая любовь.

Девушка поднялась на цыпочки, и дотронулась губами до его прохладной шеи. Штайнер тяжело, с ухмылкой выдохнул, и тихо сказал:

— Не сейчас.

— Почему? Она на кухне, ты сам сказал, ей нужно все обдумать.

— Не сейчас. Распакуем твои вещи, посмотришь комнату. Не торопись. — Ухмылка становилась странной. — В конце концов, у нас вся ночь впереди.

Она слышала сверху какую-то возню, и тремор не оставлял. Слышала приглушенные голоса со второго этажа, постоянный звук открывающейся-закрывающейся двери. Взгляд беспорядочно носился по кухне, скатерти. Натыкался на герань, которую давно стоило полить. Пульс так и стучал в висках. Ей казалось, она сейчас упадет в обморок. Закроет глаза, и больше не откроет их.

Хотя, прямо сейчас закрыть глаза и не открыть их больше казалось отличным решением всех проблем.

Эмма схватилась за лицо и тяжело, горько разрыдалась. Всхлипы разносились по помещению, слезы падали на колени. Холодные от нервов подушечки пальцев впивались в кожу, и от их давления даже ощущалась боль, но Фастер не чувствовала этой боли. Щипала себя, царапала, и сжимала зубы. Пыталась сжаться на стуле, но тот сразу начинал шататься.

Как так? Нейтан. Который каждую неделю… даже когда болел. Даже когда сам был голоден, приходил к ней. Забрал её к себе. Говорил, мол, не страшно, что у нее проблемы с ногами. Не страшно, что, когда она простывала, ему приходилось носить её на спине. Разве все это — не любовь? Разве все это время… ему было просто её жаль?

От этой мысли хотелось кричать. «Сестра». Просто сестра, как он её сейчас назвал.

Сердце продолжало болезненно сжиматься внутри, и каждый его удар приносил боль. Сейчас ей хотелось умереть. Не терпеть это все, не думать, не осознавать. Казалось, это было слишком за гранью её мироощущения. Нейт бы никогда её не предал. Никогда бы не ушел к другой, никогда бы не разлюбил. Это… какой-то другой Нейт. Незнакомый. Чужой, холодный. Где тогда её Нейт?

Исчез?

Вновь приступ рыданий.

Был ли вообще Её Нейтан? Существовал ли он?

Перед глазами все темнело. Сестра, которую ему было жаль. Никогда не говорил этого, потому что было жаль. Вечно её… всем жаль. И сейчас, когда он нашел девушку, которая ему приглянулась… признался. Конечно она лучше хромой инвалидки. Сильнее, веселее, за ней не нужно подтирать сопли. Не нужно мотаться с ней, как с ребенком, ведь она не ребенок. Она — женщина. А Эмма — ребенок, восьмиклассница. Которой «пора взрослеть». Морально — подросток, живущий в своих иллюзиях, и фантазиях о том, что такой мужчина как Нейт на самом деле мог её полюбить. Полюбить… несмотря ни на что. Она верила, что её можно любить такой. Такой, какая она есть, какой она была.

Так вот, нельзя.

Слишком заигралась. Забыла, кто она есть на самом деле.

Дистрофичная, неловкая, неуклюжая восьмиклассница с проблемными ногами. Не женщина. Ребенок.

Конечно, на такого как Нейт будут смотреть многие леди, потому что он самый лучший. Высокий, спортивный, красивый. С невероятными, лавандовыми глазами, каких Фастер больше не видела в жизни. С бледным, точеным лицом. Ухоженными, темными, длинными волосами, которые спускались ниже лопаток. Густыми. Эмме нравилось плести из них косички, когда он, спросонья, позволял.

И снова приступ рыданий. Он много что ей позволял. Ладони мокли от слез, глаза становились красными, распухал нос. Слиплись ресницы.

Красивый. Собранный, ответственный, заботливый. Чистоплотный и аккуратный. Должно быть из всех, кто на него смотрел, он выберет самую лучшую. Улыбчивую, здоровую. Красивую, чтобы ему под стать. Воспитанную и умную, иначе быть не могло. Раз она с ним работала, значит, наверняка умная. Разбирается в математике и прикладной физике.

Не выдержав потока собственных мыслей, Фастер начала нервно улыбаться. Затем тихо, безумно смеяться себе под нос. Нейт всегда был где-то впереди, где-то далеко. А она неслась за ним следом, и кричала: «бегу, любимый, бегу!!». На её счастье он оборачивался, и протягивал руку. До сегодняшнего дня. Сегодня не обернулся. Сегодня сказал: «не беги за мной, достала».

А если всех женщин, которые вились вокруг него выстроить в шеренгу по степени привлекательности в его глазах? Должно быть, Эмма была бы какой-нибудь третьей с конца. Или четвертой. В лучшем случае.

Из кухни раздавался истерический хохот.

«Лучше бы ты меня просто однажды убил» — с перекошенным лицом, повторяла девушка сама себе. «Я же никому не нужна. Никому, ни одному живому человеку. Кому я такая нужна? Ну кому я сдалась? Зачем я вообще родилась такой? Лучше бы вообще не рождалась». Её, получается, никто никогда не любил. Даже Нейт. Никто. Её терпели, принимали, жалели. Ей сочувствовали, и смотрели как на нечто, что никогда не встанет вровень с нормальными людьми. Человек «второго сорта», дорожная грязь. Несамостоятельный, неумелый. Слабое звено. Паразит, балласт.

Теплый воздух, несущий в себе запахи летних трав, врывался в прохладное помещение кухни, словно пытался утешить рыдающую Эмму. Сорвал несколько лепестков герани, один из них взмыл к полотку, и медленно опустился ей на колени. На секунду Фастер перестала плакать. Дрожащими пальцами сняла его с ткани платья, и повращала в руках. Красивый. Приятно пахнет, нежно, и едва уловимо.

Цветок. Цветы красивые, их все любили. Хотя, многие из них требовали тяжелого, муторного ухода, их все равно любили. Их холили, лелеяли, ими любовались. Цветы ничего не умели. Не приносили никакой пользы или выгоды. Они просто… красивые, и все. Только за это их любили.

А некрасивые цветы не любили.

Со страхом Эмма подняла глаза, и уставилась в собственное отражение на поверхности оконного стекла. Пустые, светлые глаза, которые теперь закрыла плотная сосудистая сетка. Распухший нос, красные, закусанные губы. Нездоровая бледность и дрожащие, склеенные меж собой ресницы. Кое-где на щеках проглядывали застарелые следы пролеченной розацеа. Раньше, ко всему, у нее были еще и неестественно красные щеки. Однако хотя бы это, вроде бы, ушло в прошлое.

Не очень красивый цветок. Пухлый, бирюзовый кактус, с крошечным, белым цветочком в центре. Без запаха.

Девушка обреченно выдохнула. Слезы все еще капали на колени. Вот герань — красивый цветок. А она — нет. Кактусы до иронии неказисты. В цветочном магазине Нейт на него даже не посмотрел бы.

Сквозняк носился по дому.

Опираясь на перила второго этажа, мужчина тяжело вздыхал, и с грузной печалью смотрел вниз. Хотелось спустится. Сказать ей, что все нормально, что они по-прежнему будут близки. Но это… дало бы ей только пустую надежду. Она бы снова посмотрела, и попыталась бы обнять. Попыталась бы назвать «мой Нейт», хотя он давно не был её.

Он никогда не был её. И больше не хотел давать пустых надежд, это продлило бы боль. Если от нее отстраниться… отгородиться, общаться как можно меньше, она меньше будет страдать. Ему так казалось. Со временем… со временем она отпустит. Научится быть взрослее, найдет себе новых друзей. В конце концов, она же еще так молода. Переживет это, отпустит. Справится.

Если общаться с ней отдаленно, сухо и по делу, как общаются занятые брат с сестрой. Штайнеру… это казалось лучшей альтернативой, пока он не подберет ей квартиру. Пока не отселит от себя. Уйдет время на то, чтобы Фастер пришла хоть в какую-то норму. Горечь её слез доносилась даже до второго этажа, и он очень хотел спустится. В какой-то момент… больше всего хотел спустится. Однако, одергивал себя и стискивал зубы. Довольно её жалеть. Она всегда просила её не жалеть. Может… хоть раз стоило прислушаться к этой просьбе.

За спиной послышались тихие шаги, и Нейтан прикрыл глаза. Тонкая ручка опустилась к нему на спину, и слегка его погладила.

— Не кори себя за то, что произошло. Ты сам сказал, у тебя нет двух жизней, чтобы одну из них посвятить ей. Конечно ей плохо сейчас, но это пройдет. Ей нужно… побыть одной, я думаю.

— Ей нужна чья-то поддержка. — Тихо ответил Штайнер. — Но не моя. Я… достаточно её поддерживал. Если продолжу делать это даже сейчас, будет только хуже.

— Правильно. — Бел кивнула. — В конце концов, можно будет найти ей психолога, когда съедет.

— Хорошая мысль. — Нейт, раздумывая, покачал головой.

— Не стоит тебе тут стоять. — Продолжала девушка. — Оттого, что ты слушаешь эти рыдания, легче ей не станет. Не рви себе душу, идем в комнату.

— Наверно ты права. — Он, было, хотел отойти от светлых перил, однако плач внезапно прекратился. Следом послышалось тяжелое, глухое падение. — Этого еще не хватало! — Мужчина сжал зубы, и рывком направился вниз. — Наверно, упала в обморок. Твою мать. Нужно было дать ей успокоительных, или еще как-то помочь, или…

— О нет. — Тихо прошептала Белита. — Может, она просто симулирует, чтобы привлечь твое внимание. Не подумал?

— Она никогда не симулирует. Вызови врача, Бел, или скорую. Может у нее нервный срыв.

— Хорошо. — Гостья устало вздохнула. Въехала, а проблемы только начинались.