В холодном кафе не работают кондиционеры. А зачем? и так холодно, да и обогревать нет нужды, клиенты уже приходят в свитерах. На тонких витринах лежали чуть заветренные, но по-прежнему вкусные десерты, угрюмый бариста сверлил взглядом темную барную стойку, пока протирал увесистый стакан. Первый наплыв людей прошел, все, кто хотели взять кофе и завтрак перед работой уже это сделали. Помещение было практически пустым, по темным квадратным деревянным столикам скользили утренние блики. Черные стулья, изумрудные диванчики в белую полоску пустовали. Занят был лишь один столик, у окна, где слегка покачивались прозрачные, декоративные шторки из белой органзы.
Мужчина с длинными волосами в белой, классической рубашке иногда поправлял манжеты черного, льняного, неформального пиджака. Казалось, он чувствовал себя не слишком хорошо, но почему — сложно было сказать сходу. Клиент легко и быстро резал говяжий стейк на белой тарелке, хотя в зрачках не проскальзывало ничего напоминающего аппетит. Равнодушно смотрел на свою чашку с крепким кофе, а после перевел взгляд на своего собеседника.
Тот облюбовал глазами стеклянный заварочный чайник с фруктовым чаем, и маленькую стеклянную кружечку рядом с ним. Смотрел в окно на собственное отражение в бежевом пиджаке из тонкого вельвета, накинутого на такой же тонкий черный свитер. Чуть бликовали тонкие, квадратные очки.
— Майрон Энтони Даглас. — Процедил Нейт. — Пытался поступить на хирургический, но провалился. Затем пошел на физиотерапию. Доктор со странной репутацией: вежливый и добрый, но пациенты, почему-то, от него уходят без объяснения причин.
— О, вы и это обо мне узнали. — Мужчина отпил чай и легко, искренне улыбнулся. — Наверно, частые заказы из мэрии дарят вам неплохие связи. — Он зажмурился. — Ну да, все правда, и что с того? Я не стыжусь своих поражений, мистер Штайнер, они есть у каждого человека.
— Почему от тебя сваливают пациенты? — Нейт сжал зубы.
— Потому что возраст. — Даглас сочувственно пожал плечами. — В физиотерапии чаще всего нуждаются старики. Я работаю с изношенными суставами, восстановленными после операции, с частичным параличом. Люди в возрасте... склонны, бывает, к внезапным сердечным приступам, или инсультам. Склонны... к смерти. Поэтому они, как вы говорите, «исчезают». Все проще, не ищите тут теорий заговора. «Пропавшие» пациенты — часть работы любого физиотерапевта.
— Не могу понять, что она нашла в тебе. — Штайнер прищурился. — Ты такой приторный, что сводит зубы. Такой показательно сладенький, не хватает только розы в зубах.
— Это называется вежливость. Если вежливый человек вызывает у вас такие чувства, то вам нужен психолог. — Доктор пожал плечами. — А романтические перфомансы — это больше по вашей части. Сотня роз, трехэтажный торт. Мне кажется «неувядаемая классика» в вашем стиле. А так… думаю, я симпатичен Эмме оттого, что я в нее верю. — Он становился серьезным. — Она просто умница. Не гнется от критики, не забивает после неудач.
— Физиотерапевт-лицемер, что-то новенькое. — Нейт прикрыл глаза. — Она необратимо больна. Своей «помощью» ты даешь ей несбыточную надежду. Любое улучшение будет временным, в силу специфики её организма. И вместо того, чтобы помочь принять этот факт, её врач возносит её все выше над реальностью. Зачем? Чтобы было больнее падать? То есть если ты встретишь больного, бездомного кота, ты будешь в него просто верить, да? Это смешно. От твоей веры дом у него не появится. — Мужчина сжал в руках вилку. — Чтобы появился, нужно дать ему дом. Взять ответственность на себя, вот и все.
— Сравнивать человека и кота... очень самонадеянно, мистер Штайнер. — Майрон отпил чай и слегка задумался. Не мог понять, понравился ему вкус, или нет. — Ладно, перейдем к делу. Вам, уважаемый, стоит принять тот факт... что вы свой шанс на любовь и отношения бездарно просрали. — Врач раскрыл глаза. — Вы ей изменяли у нее на глазах, после стольких лет. Даже не подождали её отъезда, хотя бы из уважения. Да, я в курсе. А потом внезапно передумали. Так вот, мистер Штайнер. Даже если вы с ней... худо-бедно сойдетесь, и она будет при этом со мной... даже не заикайтесь. — В белом свете окна сверкнули темные зрачки. — Даже не заикайтесь о моногамных отношениях с её стороны. Она вольна делать что захочет, у нее перед вами больше никаких обязательств. Захочет — проведет ночь с вами. Захочет — проведет ночь со мной. А свои истерики оставьте при себе. По отношению к ней, с вашей стороны так будет честно. Вы позволяли себе... вещи и похуже. Так что, радуйтесь, что она не изменяет вам у вас на глазах в совместном доме. В вашем положении грех этому не радоваться.
Нейт застыл. Вилка чуть дрогнула в бледной руке.
— А что касается тебя? — Со стеклянными глазами, тихо сказал он. — Тебе нормально жить с мыслью, что она будет проводить ночи со мной? Или в отношении нее ты тоже будешь так поступать?
— Это невозможно. — Даглас сдавленно рассмеялся. — Между нами говоря, мистер Штайнер, я запущенный фетишист. В абсолютном большинстве люди либо не вызывают у меня никаких чувств, либо отвращение. Эмма... мне очень запала в душу. Однако, в отличии от вас, я трезво оцениваю свои шансы. Если я поставлю ультиматум, она исчезнет в тот же день, а я не хочу этого. Плюс ко всему, я не самый ревнивый человек. Был когда-то ревнивым, но подавил это в себе, потому что ревность отнюдь не помогает строить отношения.
Врал доктор, или нет, Штайнер не мог понять. Возможно, пытался сделать вид, что он намного менее эмоциональный и привязчивый, чем был на самом деле.
— Я все еще не могу понять. — Нейтан жутко улыбнулся. — Ты не собираешься ей изменять. В силу того, что у тебя «не стоит» почти ни на кого. А еще потому что ты псевдоморалист, это я понял. Но при этом ты будешь жить с мыслью, что она тебе изменяет? Ты... ничего не потерял? Чувство собственного достоинства, например?
Вновь кафе оглушил тихий, но раскатистый смех.
— А вы его не потеряли, мистер Штайнер? Вы же узнали, что она у меня ночевала. Поэтому и пришли мне угрожать.
— Мое поведение тебя не касается. — Прошипел Нейт.
— Да нет, касается, напрямую. Вы делаете тоже самое, только при этом позволяете себе обнажать когти и зубы. Вы точно так же сожрали тот факт, что она была не с вами. Так же, как и я сжираю факт, когда она не со мной. Но, повторюсь, я трезво оцениваю свои шансы. Я знаю, сколько лет её с вами связывало, и как прочна такая связь. Разорвать её не в моей власти. Так что... я готов проявить терпение и понимание.
— Ты больной. — С неадекватной улыбкой сказал молодой человек, затем схватился за голову, и склонился над чашкой кофе. Если рассудить здраво... есть ли у него выбор? Скорее нет, чем да.
— Как скажете. — Даглас едко усмехнулся. — Мне плевать, я не обидчивый.
— Ты болен чем-нибудь? — С мертвым взглядом продолжал Нейт. — И что у тебя за фетиши? Я хочу знать.
— Нет, я здоров. Более того, за жизнь у меня был только один половой партнер, помимо Эммы. Это даже меньше, чем у вас. — Майрон мерзко усмехнулся. — Мы не долго пробыли вместе. Я был слишком молод, а она просто делала то, что мне нравилось. Без особых взаимных чувств.
— А что тебе нравилось? — Штайнер сузил глаза. — По пунктам, пожалуйста.
— Медицина. — Ухмылка сменилась мягкой улыбкой. — И все, что с ней связано. Я хотел себе идеальную пациентку. Люблю... лечить. Катетеры, зонды, осмотр. Может слегка против воли, в качестве игры. Пациенты... бывают буйными. И я бы не сказал, что мне это не нравится. Обездвиживание. Разного рода процедуры, электросудорожная терапия. Я... очень добрый доктор, не волнуйся. И методы лечения у меня добрые, хоть и слегка насильственные. А ты. — Во взгляде мелькнуло любопытство. — Очень любишь её ножки. Я обратил внимание, да. Очень печешься за них. Должно быть, нравится их трогать, и все прочее...
— Не лезь ко мне в голову. — Нейт с яростью стиснул зубы. — Мог бы пойти в тематический клуб со своими запросами, а не тянуть к себе кого-то из пациентов. Насколько я знаю, это зовется мед-БДСМ. На мед-БДСМ-доминанта баба бы нашлась. Эмма… больна на самом деле. И это не гребаная игра.
— Я знаю. — Даглас тут же стал серьезен. — Я не собирался делать что-то, что ухудшит её состояние. Напротив, я — её врач. В постели, или вне её, я — врач. — Он сомкнул глаза, и отпил чай. — Думаю, мы с вами договорились. Если вы её и вправду любите, будьте добры выказывать свою любовь, а не истерить, что после всего она не кидается вам на шею, как раньше.
— А если она, в итоге, скажет, что беременна?! — Рявкнул Штайнер. — Что тогда будешь делать?!
— Какой вы... — Майрон закатил глаза и вновь улыбнулся. — Даже не надейтесь. Если скажет, что беременна, и придет ко мне с этим, я ее приму и оставлю у себя. Поженимся. Будем растить ребенка, и я даже не буду делать ДНК-тест. Потому что мне будет плевать, чей он. — Врач отпил чай. — А знаете, почему плевать? По той же причине, что и вам. Так что... не надейтесь. Я мыслю точно так же. Ребенок — идеальный способ привязать к себе человека. И не просто ребенок, а Её ребенок. Которого она выносит и родит, подарит мне семью. Самой собой она быть при этом не перестанет, и моей идеальной пациенткой тоже. Только тогда она уже вряд ли будет ходить к кому-нибудь еще, вроде вас... потому что мы будем женаты, и у нас будет семья. Мой ответ: если она придет ко мне беременная — я победил. И вы, я знаю, размышляете точно так же. Так что... нет, не надейтесь. Я не пропаду, и не откажусь от нее. Удачи... выглядеть лучшим отцом, чем я. — Он поднял руку, вежливо кивнув официантке. — Счет, пожалуйста.
— Не стоит. — Нейтан прищурился.
— Ну что вы, не скромничайте. Это же я вас пригласил. Давайте не будем игнорировать этикет. — Врач достал из кармана пиджака бумажник, затем вынул оттуда несколько крупных купюр и положил их на стол. — Приятного аппетита, мистер Штайнер. — Вновь сверкнули очки. — Еще увидимся.
Нейт чувствовал, как сжимались пальцы на чашке с кофе, и по ней поползла небольшая трещина. От злобы темнело в глазах, настолько, что чуть ли не трясло. Злоба по кругу сменялась исступлением и горечью, затем насмешливым высокомерием, а затем вновь злобой.
И что теперь делать? На самом деле переступить закон? Мужчина обреченно смеялся себе под нос. Или так, или смириться, другого выхода не было. Прямо сейчас мысли о лесопосадках намного больше грели душу, чем о смирении, но тут же за спиной вставал воображаемый образ Эммы, который шептал на ухо: «я никогда не полюблю убийцу. Я буду ненавидеть, и сделаю все, чтобы ты оказался в тюрьме, ублюдок».
Должен смириться. Должен. Обязан. Этот недохирург прав, Нейт поступал еще хуже, и она терпела. Быть может, если потерпит он, они будут квиты. Квиты, и тогда… можно будет рассчитывать хоть на что-то. Возможно, со временем у неё исчезнет тяга делать это. А, возможно, со временем она уйдет от друга детства совсем. Пальцы с силой сжимали в руках вилку, и она чуть гнулась под этим нажатием. Обязан терпеть и улыбаться. Кивать. Ждать. Больше он ничего не может, только ждать. Мечтать ночами о море и лесопосадках, чтобы хоть как-то сбросить напряжение.
Прямо сейчас мужчина не представлял, как вытерпит еще одну неявку ночью. Без секса, без объятий, без элементарной нежности… но со знанием, что она была с кем-то еще. С кем-то конкретным. «Терпи, олень, это твоя вина. Терпи. Мирись с этим».
Только так, по-другому Нейтан не мог. Бросить все, забить, отпустить. Кто-то, может, умеет отпускать, а он не умеет. Заклинило. На земле столько людей, но никто из них ему не был нужен. Только девочка из одинокого лазарета с кубиком Рубика, только она. Мягкая и теплая, которая любит кукол, и кататься у него на спине. Которая много улыбается и долго спит.
Даже после измен. Даже лежачей больной. Любая, лишь бы рядом. Лишь бы только была.
Мясо застревало в горле. Тошнило, адски кружилась голова. Штайнер на самом деле чувствовал себя ужасно, хуже, чем когда-либо. Словно сотрясение мозга было не таким уж и легким. Он сцепил челюсти, и пришел на встречу. Выглядел почти что вменяемым, но… не более того. Его шатало, когда молодой человек вставал. Все еще накатывали рвотные позывы, потому что вестибулярный аппарат отказывался приходить в норму за один день. Фастер утром, к счастью, спала, и не видела этого позора. Но что теперь?
Нейт, чуть шатаясь, поднялся из-за стола. Пытался сохранить равновесие, пытался абстрагироваться, когда делал шаги, но получалось плохо. Зубы стачивались в пыль от досады. Идеальный хозяин больше не сможет стоять у плиты. Больше не сможет доказывать, как он идеальный, по крайней мере некоторое время.
Зачем Ей возвращаться домой к несостоявшемуся насильнику, который её даже покормить не сможет? Какой от него теперь толк? Взгляд становился печальным. Бесполезный озлобленный ревнивец. «Я быстро приду в норму» — говорил он сам себе. «Быстро, ты не заметишь разницы».
Наверное.