Отравленный памятью

25. Кристина

Мотоцикл срывается с места, оставляя за собой столб пыли. Слежу за ним, пока не скрывается за поворотом. Мне так стыдно за то, что я наговорила. Так хочется отмотать время назад и просто никуда с Арчи не ехать, чтобы сейчас, стоя посреди залитого солнцем двора, не мучиться раскаянием.

Вдруг взгляд цепляется за стоящий на щербатом асфальте пакет — именно в нём Арчи приносил продукты на пикник. Зачем он мне их оставил? В чём смысл? Или ему стало так неприятно, что решил избавиться от малейшего напоминания обо мне, пусть даже это и колбаса с сыром? Не знаю.

Надо будет взять у Ирмы его телефон и отправить хотя бы сообщение с извинением за испорченный день. Всё-таки мне не нужно было говорить ему всего того, но сказанных слов не воротишь, и теперь даже в глаза не смогу ему смотреть, потому что такой идиотки он, наверное, в самых страшных снах не видел. И кто меня за язык вообще дёргал? Могла же просто сказать «нет», мол, не готова, и всё происходит слишком быстро. Нет, мне нужно было нести всю ту чушь про его образ жизни, словно я что-то в этом понимаю.

Как ему объяснить, что за меня говорил страх? Страх повторения прошлых ошибок и предательства? Никак не объяснишь, потому что всё это будет лишним и никому не нужным.

Смотрю на битком забитый пакет — мы же почти ничего не съели — и понимаю, что нужно выкинуть его в мусорный бак, чтобы ничего не напоминало о пережитом позоре. Ладно-ладно, позор — слишком громкое слово, но неловкая ситуация точно была.

— Кристина! — слышу знакомый голос, только сейчас в нём столько истерических ноток, что даже удивительно. Соня никогда не отличалась сдержанностью, но чтобы так вопить на весь двор? Что у неё на этот раз стряслось? — Это был он? Да?!

Она произносит всё это с придыханием, словно имя священного бога. Это даже забавно и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Не трудно догадаться, кого она подразумевает под этим протяжным «он», да только мне сейчас меньше всего хочется обсуждать персону Арчи, тем более с Соней. Её восторги и пошлые намёки всё только портят и путают.

Подруга выбегает из подъезда. На ней лёгкий полупрозрачный сарафан, платиновые волосы с серебристыми бликами убраны в высокий хвост, а на лице макияж а-ля свежая майская роза. Думаю, если бы Арчи увидел её, то равнодушным не остался. Во всяком случае, Соня не для того по три часа проводит у зеркала, чтобы её красоту игнорировал противоположный пол.

— Кто «он»? — делаю вид, что вообще не понимаю, о чём она. Соня сверкает глазами и упирает руки в тонкую талию, перетянутую бежевым атласным пояском.

— Не придуривайся, подруга! — произносит с таким видом, словно видит меня впервые. — Вот скажи, Арчи привёз тебя домой, а ты его даже на чашку чая не пригласила. Так получается, да?

Не понимаю, чем она-то возмущена?! И какое ей до этого дело, скажите, пожалуйста.

— А зачем мне его приглашать? — дёргаю плечом, словно она сказала такую дикую глупость, от которой даже не смешно. — Привёз и спасибо ему, только чай я с посторонними мужчинами не пью.

Господи, откуда во мне всё это? Что я, словно девочка из пансиона? Аж самой противно.

— То есть на мотоцикле с ним кататься он тебе не посторонний, — прищуривается Соня, — а как чаем напоить человека, так сразу «мы два берега у одной реки»? Странная ты, подруга. Мне казалось, ты умнее.

В её голосе — недоумение и досада, а мне становится вдруг так весело, что не сдерживаюсь и начинаю смеяться, словно от этого зависит моя жизнь. Я знала, что моя соседка со знатной такой придурью, но чтобы до такой степени...

— Отстань, Софья, — говорю, между приступами смеха. — Пошли лучше вино пить будем.

— Пошли ко мне, — предлагает бойкая подруга. — Чего на твоей кухоньке ютиться?

— Не всем же в таких хоромах, как некоторые жить.

Соня фыркает и смеётся.

— Нужно мужика правильного искать, тогда и хоромы будут и тачки с соболями.

— А если мне это не нужно, что тогда? Может, мне и в пуховике тепло, а на трамвае быстро?

— Но мужик-то хороший ещё никому не мешал в этой жизни, согласись.

Я бы согласилась, конечно, если хоть что-то в хороших мужиках понимала. Да вообще в любых. Мой опыт ограничивается Никитой и нашими странными, до боли в подреберье ненормальными отношениями, поэтому меня вряд ли можно назвать специалистом в вопросах взаимоотношений с противоположным полом.

Пока размышляю о бренности своего женского бытия, мы уже подходим к Сониной квартире — большой и гулкой, в которой царит роскошь, пустота и одиночество.

— Твой снова в командировке? — спрашиваю от нечего делать, потому что и так знаю ответ на свой вопрос.

Сан Саныч всегда и постоянно пребывает в разъездах, что его благоверной только на руку — она всегда знает, как себя развлечь.

— Ну, а как иначе? — Соня пожимает плечами, проходя в большую гостиную, где на столике лежит пачка сигарет и початая бутылка коньяка. — Зато каждую неделю деньги присылает и даже звонит иногда, а большего мне и не нужно. Не хватало его унылую рожу видеть каждый день.

И то верно: Соня явно не для круглосуточных лобызаний с Сан Санычем замуж выходила. Она часто повторяет, что однажды, встретив мужа, совершила самое удачное вложение единственной своей ценности — красоты. Мужик получил красавицу, с которой может ходить, горделиво выпятив, покрытую густой растительностью, грудь, на всякого рода светские рауты. Ну, а Соня получила массу бонусов материального характера. И её всё устраивает. Во всяком случае, она научилась очень ловко изображать счастье. И только лишь разной степени наполненности бутылки со спиртным, выглядывающие из разных углов шикарной квартиры, рушат весь её театр на подступах к вешалке.

— Сейчас посмотрим, что там у тебя за винишко. — Соня принимается бойко разбирать пакет с провизией. Достав бутылку, смотрит на этикетку, присвистывает и восклицает: — Недурно!

— Хорошее вино? — Я совсем не разбираюсь в алкоголе, поэтому мне не понять, что там такого особенного она увидела на этикетке. — Мне показалось вкусным, хотя, какой из меня сомелье? Смех один.

— Отличное! И дорогущее...

Для Сони вопрос цены — главный показатель и наивесомейшее мерило качества.

— Арчи странный тип, конечно, но точно не жадный.

— Я заметила, — произносит, шурша пакетом, и извлекая на волю прочие продукты. — Чего он накупил столько всего? На неделю, что ли, хотел в бункере с тобой запереться?

— Мы на пикнике были. — Мне не хочется вдаваться в подробности, но, зная Соню с её приставучестью и буйной фантазией, решаю ничего не выдумывать. — Вот он и затарился.

— Точно мужик сбрендил, — говорит, когда все покупки разложены на столе. — Рассказывай, как всё прошло!

В голубых глазах подруги живой интерес и жгучая жажда подробностей.

— Нормально прошло. В общем-то, ничего особенного. Выпили немного, поговорили и разъехались.

— А как он целуется? — Соня ёрзает в кожаном кресле, переполненная любопытством. — Не врут девки? Потрясно, да?

Девки? Сколько их? И что именно должно было быть «потрясно»?

И разве я была не права, когда говорила ему всё это?

Я не имею права ревновать, злиться. Тем более после того, как сама же и послала Арчи. И пусть мне всё ещё стыдно за свои слова, но быть очередной девахой в его постели нет никакого желания. Хочу сохранить хоть какие-то остатки гордости.

Но, чёрт возьми, почему так больно?

— Какие ещё девки? — не выдерживаю. — О ком ты?

— Ой, Кристина, я тебя умоляю, — машет на меня рукой Соня, — ты же не маленькая девочка. Наверное, он уже полгорода через себя пропустил. Наверное, только ты, я да глухая тётя Маша из соседнего подъезда им до сих пор неокучены. Хотя после вашего пикника я уж не уверена, что мы не вдвоём с Марусей остались.

— Да не было у нас ничего!

Я не должна ничего доказывать, но мне не хочется, чтобы Соня выдумывала себе несуществующие подробности.

— Почему это? — таращит васильковые глаза Соня. — Никогда не поверю, что он не пытался. Не такой он человек.

И откуда она знает, какой он человек? И почему все про него всё знают?

— Он мне руку поцеловал, — говорю, сама не зная, зачем. — Но больше ничего не было. Я не захотела.

Сонины и без того огромные глаза увеличиваются до размера лемурьих.

— Он тебе не нравится, что ли? — интересуется, и в голосе сквозит неприкрытая жалость, словно я дурочка какая-то полоумная. — Да, понимаю, внешность у него специфическая, но он настоящий мужик, а такие не могут не нравиться. Ты видела его руки? В таких руках хочется от всего мира спрятаться.

Ну что за чушь из любовных романов? Что у этой женщины в голове?

— Так, всё, отстань! — прошу, пока разговор не принял совсем уж угрожающих моему психическому здоровью форм. — Это совсем неважно. Потому что вряд ли он захочет ещё раз меня видеть.

Вот кто меня за язык тянул, а? Почему я не могу молчать, когда это просто необходимо?

— Рассказывай, подруга, что ты там устроила! — Соня, приготовившись слушать, устраивается удобнее в кресле, берёт сигарету и, чиркнув зажигалкой, обращается в слух.

Делать нечего, рассказываю. Потому что сама не могу уяснить, что чувствую сейчас. Мне нужен кто-то, опытный в этих делах, чтобы посоветовать, вразумить. Никого ближе Сони у меня нет.

— Знаешь что, подруга? — говорит Софья, когда мой рассказ о неудачном пикнике окончен. — Ты самая настоящая идиотка. Это ж надо было мужику такую дичь нести: "я против отношений на одну ночь", — передразнивает меня. — Ну и жди свой трамвай!

— В каком это смысле?

— В самом прямом. — Соня явно возмущена моим поведением, да и я с ней солидарна, потому что только такая идиотка, как я могла так поступить.— Я вообще не понимаю, как ты могла до такого додуматься? Он же на тебя не набросился, в постель не тащил. Может быть, Арчи вообще спать с тобой не собирался!

— Ну, спасибо, подруга...

— Ты не поняла! — вскрикивает Соня, жестикулируя. — Я имела в виду, может быть, ты ему так понравилась, что он захотел бы от тебя большего.

Что-то не верится, что закостенелый бабник всё бросит и падёт к моим ногам.

— Думаешь, такое вообще возможно?

— Чтобы Арчи решил с кем-то завести серьёзные отношения? — Она задумывается на мгновение, потом пожимает плечами и продолжает: — Зная, какие ходят о нём слухи и, зная тех, кто был с ним, отвечу, что это маловероятно. Понимаю, что неприятно такое слышать, зато, правда. Но! — Соня поднимает вверх палец, тыча в потолок, украшенный лепниной. — Никто не знает, что у него в голове. Он же странный, ты заметила?

— Сложно было не заметить, — улыбаюсь, вспоминая, как он назначил мне встречу в хлебном магазине. — Но мне почему-то не верится, что я настолько уж прекрасна, что ради меня он согласен хоть немного измениться. Чёрная собака не побелеет.

— Тут ты права, конечно, только вот, говорят, он не всегда был таким.

— Кобелиной, в смысле?

— Не только. — Соня понижает голос до шёпота, будто нас кто-то может подслушать, наклоняется ко мне и шипит: — Говорят, у него была девушка, которую любил очень. Она погибла, и после этого Арчи очень изменился: не заводит отношения, с головой ушёл в работу, друзья, пьянки, драки. Вроде бы раньше он таким не был.

Вот же, засада. Тут уж точно без вариантов: бороться с призраком горячо любимой девушки у меня вряд ли хватит сил. Значит, всё-таки правильно поступила. Хоть и выглядела при этом странно, зато не вляпалась в ещё большие неприятности. Всё-таки моя дурь иногда оборачивается во благо.

— А всё-таки жаль, что ты с ним не поцеловалась, — произносит Соня, чуть растягивая слова и мечтательно закатывая глаза. — Такой шанс профукала.

— Не думаю, что я совершила, прям фатальную ошибку.

— Фатальную или нет, я не знаю, но хоть рассказала бы мне, как он целуется. Говорят, что потрясающе.

Вот бы и мучила тех, кто «говорит» — их вон целая толпа, по всей видимости.

— Да ты и без меня уже обо всём в курсе, в подробностях, наверное, даже, — смеюсь, глядя на Соню, которая болтает вино в высоком бокале. — Вряд ли я так бы тебя удивила.

— Согласна, подробностей я много знаю, — соглашается она, — но, когда дело касается Арчи, подробности лишними не будут.

— К сожалению, ничем не могу помочь.

— Вот и дурочка, — смеётся Соня. — Ладно, давай выпьем и поедим, а то от всех этих разговоров в горле пересохло, и аппетит проснулся волчий.

Я согласна, потому что этот, кажущийся бесконечным, день порядком вымотал меня. Мысли роятся в голове, и у меня одно желание: поскорее избавиться от неприятного осадка, который давит на сердце, словно я камни глотала.

Увижу ли его ещё хоть раз? Не обиделся ли он?

И что, чёрт подери, значила последняя фраза, которую услышала от него перед тем, как он газанул на полной скорости, поднимая пыль столбом?

«Ты даже представить себе не можешь, насколько я замечательный, милая Крис. Но скоро поймёшь».