Отравленный памятью

45. Никита

Я знаю, чувствую, что она где-то рядом. Её страх льётся по моим венам, дурманит, сводит с ума. Когда она так близко, и час расплаты пробил, ощущаю необыкновенный подъём. Адреналин гонит меня вперёд, ускоряя сердцебиение.

Змей, чёртов гений, узнал, где она прячется. Оказалось, в квартире этого лысого придурка. Думала скрыться? Не выйдет, детка, второй раз ты от меня не уйдёшь. Это пять лет назад я был наивным дураком, позволившим себя облапошить. Ну, кто же знал, что она уложит на пол такого здорового бугая? Ан нет, смотри ты, огрела по башке цветочным горшком, и поминай, как звали.

Но сегодня всё будет по-другому. Пока её новый хрен в больнице, она беззащитна, а с ребёнком на руках тем более. Я выломаю её чёртовую дверь, если не захочет открыть по-хорошему.

Интересно, этот Арчи в курсе, насколько она ничтожна?

— Кристина, детка, впусти меня, — стою, прислонившись лбом к двери и зову, стараясь быть ласковым. Она не сможет противиться, никогда не могла.

Не получится и в этот раз.

Но за дверью — гробовая тишина. Значит, затаилась где-то, трясясь от страха за свою жалкую жизнь и жизнь мелкого уродца. Ничего, он узнает, чего стоит его мамаша. Кто-то должен будет рано или поздно открыть гадёнышу глаза. Пусть знает, что бабам нельзя верить.

— Крис, милая, это же я, Никита, открывай.

Но она молчит. Не знаю, на что надеется, да только ничего не выйдет — я умнее.

Бью со всей силы носком туфли по двери, но она крепкая и не поддаётся. Оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не следит за мной. В любую секунду кто-то может заинтересоваться моей личностью и причиной такой настойчивости. Мне не нужны лишние свидетели.

Достаю из кармана связку отмычек, доставшуюся мне в наследство от одного не очень хорошего человека, и аккуратно, одну за другой, пробую на хитроумном замке.

Всё-таки талант не пропьёшь, и вот, через несколько минут подбора, замок тихо щёлкает, впуская меня внутрь.

В квартире тихо, даже слишком. Неужели она успела сбежать? Но как? От меня ещё никто не уходил.

Её подружка, придурочная Ксюша, тоже думала, что умнее всех. До последнего надеялась, что я шучу. Не поняла, идиотка, за столько лет, что у меня нет чувства юмора — не укомплектован. Как она кричала, как плакала, когда дошло, зачем я приволок её в гараж, но поздно. Она окончательно достала меня. А ещё слишком много знала.

Получил ли удовольствие, убивая её? Нет. Ни радости, ни сожаления, ни удовлетворения.

Ни-че-го.

Но Кристина — другое дело. Тут уж я получу кайф по полной программе.

Захожу на кухню, осторожно подхожу к окну и чуть не задыхаюсь от злости: сквозь прозрачное стекло моя машина видна как на ладони. Какого чёрта я не выяснил, куда именно выходят окна?

Значит, она увидела меня и скрылась. Твою мать!

Куда она делась? От злости сводит скулы и пульсирует в висках. Кажется, что от вспышки резкой боли моя голова сейчас разорвётся на сотни маленьких кусочков. Просто взорвётся, оставив после себя кровавое месиво. Ну, нет. Пока не отомстил, помирать не собираюсь — слишком рано.

Да и после желания никакого не имею, ведь сейчас всё только начинается. Свобода, новая жизнь, новые города и страны. Весь мир будет у моих ног. Главное, с Кристиной разобраться и с Карлом разделаться.

Телефон в кармане издаёт звук. Фрэнк Синатра поёт о своём пути, а я чертыхаюсь, потому что сейчас меньше всего хочу разговаривать с Карлом, но и не ответить не могу: от него пока что зависит моё материальное положение. Вдруг снова работу какую-нибудь даст? Мне нужны деньги, чтобы начать новую жизнь, без этого будет сложно. Мне осталось совсем немного, чтобы скопить нужную сумму.

— Никита, срочно приезжай! Очень крупный заказ, плачу? по тройному тарифу. Сечёшь?

Его голос звенит от напряжения, а у меня от предложенной суммы даже голова болеть перестаёт. Вот это щедрость. Кожа зудит от предвкушения, поэтому даже согласен отложить пока поиски этой твари до лучших времён.

— Еду! — коротко рапортую, и Карл отсоединяется.

Но почему мне так неспокойно на душе? Какое-то странное предчувствие заставляет вытирать потные ладони и брюки. Почему я так нервничаю? Из-за сорвавшегося плана? Или из-за задания Карла? Не знаю, на душе слишком муторно, чтобы не обращать на это внимания.

Ха, на душе. Смешно-то как.

Почти бегом покидаю квартиру, прикрыв за собой дверь, и несусь вниз по лестнице. Карл жутко не любит, если кто-то опаздывает. Мне наплевать на его чувства и недовольство, просто не хочется выслушивать всё то дерьмо, что он решит высказать. Мне нужны деньги, чтобы поскорее уехать из этой чёртовой страны, поэтому не хватало, чтобы из-за моего опоздания он передал этот заказ кому-то другому.

Запрыгиваю в машину, газую и уже через пару минут мчу в сторону Промзоны, где меня ждёт придурочный альбинос.

— Ты быстро, — говорит Карл, когда я вхожу в его кабинет. — Похвальное рвение.

— Ты же знаешь, что на меня можно положиться.

— Конечно, знаю. — Карл как-то странно смотрит на меня, словно видит впервые. Вопросительно приподнимаю бровь, а тот машет в мою сторону рукой и улыбается. Вернее, скалится. — Пойдём, нужно в одно место зайти для начала.

Я подхожу к двери, ожидая, что он направится за мной, но Карл смеётся и указывает рукой на шкаф.

— Нет, не туда.

А куда? Пока думаю, что всё это может значить, Карл встаёт из-за стола и направляется к своему «бару». Заглядывает куда-то в сторону, нажимает что-то и раздаётся щелчок. Вдруг волшебным образом шкаф отъезжает в сторону.

— Вот это да, — выдыхаю. — У тебя там что?

— Ничего особенного, — отвечает после секундной паузы и жестом приглашает следовать за ним.

Свет зажигается, и мы спускаемся вниз по видавшей виды лестнице. С каждым шагом червяк подозрения разрастается всё сильнее, пока не превращается в липкую ледяную змею. Не нравится мне всё это, но решаю молчать, потому что всё равно никто не будет отвечать на мои вопросы.

Просто моё воображение слишком разгулялось, нужно постараться выкинуть всё это дерьмо из головы.

Карл, идущий впереди, насвистывает какой-то мотив — весьма, кстати, зловещий. Но, зная его, другого можно и не ждать. Он сам суть тлен и мрак, хоть и волосы белые.

— Куда ты меня ведёшь?

— А тебе не всё равно? — спрашивает, не поворачивая головы. — Думал, ты у нас из тех, кто на любое дерьмо согласен, лишь бы деньги платили.

Молчу, потому что с Карлом спорить — себе дороже. Сверлю взглядом его субтильную фигуру, а в голове мелькают картинки, как я разбиваю его череп о ступеньки этой лестницы. Эти мысли приносят удовлетворение, и остаток пути почти не обращаю ни на что внимание.

— Пришли, — говорит Карл, толкая обитую железом дверь. — Проходи.

Он делает знак рукой, сам оставаясь на пороге.

Делать нечего, вхожу и оказываюсь в тёмном помещении, где нет ни единого источника света, а прогорклый запах забивает лёгкие. Никак не могу понять, где я и зачем сюда пришёл. Тут какой-то склад? С оружием? Или комната для секретных переговоров, где звукоизоляция позволит избежать утечки информации? Вариантов масса, но ни один не кажется мне достаточно убедительным.

Неожиданно чувствую сильный толчок в спину, от которого теряю равновесие и лечу вперёд, в темноту.

— Ой, — произносит Карл и смеётся. — Что это тебя ноги не держат, а?

— Шеф, что вы так с ним неаккуратно? А если расшибётся? Никакого же удовольствия не получим.

Этот мерзкий голос узнаю из тысячи — он принадлежит Бугаю, которого я встретил в первых день. Самый отчаянный и беспринципный из всех головорезов, работающих на Карла.

Я не понимаю, что здесь происходит. Злость клокочет в груди, будто гейзер, но держу её в себе, потому что для начала нужно во всём разобраться.

— Мне кто-нибудь пояснит, что случилось? — спрашиваю, поднимаясь на ноги.

— Ха, ты смотри, объяснения требует, — хмыкает Бугай. — Борзый такой, смелый.

— Это легко лечится, — замечает Карл.

Смотрю по сторонам и понимаю, что из таких подвалов не выбираются. Не знаю, что эти двое хотят от меня, но намерен выяснить. Потому что гибнуть по чьей-то прихоти не входит в круг моих интересов.

— Карл, послушай...

— Нет, это ты меня послушай. Пока ты работал на меня и делал всё, что было велено, мне казалось, что всё остальное меня не касается.

Его голос спокоен, а взгляд вечно воспалённых глаз прожигает насквозь.

— Но, когда ты влез в мой муравейник, подставив вольно или невольно моего друга, это уже не может меня не касаться. Сечёшь?

— Я никого не подставлял!

— Конечно-конечно, заливай больше, — хохочет Бугай и бьёт меня наотмашь по затылку.

Боль пронзает череп, а в глазах темнеет. Разворачиваюсь и кидаюсь, не разбирая, что делаю и, не задумываясь о последствиях, на этого упыря. Мною движет ярость, которой срочно нужно найти выход.

Бугай не ожидал такого, поэтому мы оба валимся на покрытый досками пол. Бью, вкладывая в удары всю силу, стремясь нанести ущерб посильнее. Понимаю, что промедление — смерти подобно. Они убьют меня, но я ещё поборюсь. Так просто им меня не одолеть.

Боль пронзает позвоночник и я, задыхаясь от шока, замираю. Лёгкие, словно в тисках сдавили, а на глаза наворачиваются злые слёзы.

— Чего это ты драться удумал? — слышу над ухом скрипучий голос Карла. — Не рыпайся, дружок, только хуже будет.

Бугай тяжело сопит и спихивает меня со своей туши. Перекатываюсь на спину и пытаюсь прийти в себя, но боль в ушибленной спине не даёт покоя. Не знаю, что они со мной сделали, чем огрели, да только кажется, что попал прямиком в ад.

До слуха доносится:

— Полей на него из шланга, а то он совсем зелёный.

— Перестарались вы, походу. Сейчас ноги протянет.

— Меньше слов, — скрипит Карл.

Раздаётся шум стекающей на пол воды, и в следующее мгновения ледяная струя бьёт в лицо. Обжигающая студёная жидкость льётся за шиворот, забивается в ноздри, течёт в горло. Но это отрезвляет и приводит в себя.

— Очнулся, — слышу над самым ухом. Открываю глаза и взгляд с трудом, но фокусируется на бледном лице Карла.

— Знаешь, Никита, ты неплохой парень. Отбитый наглухо, конечно, но мне других и не нужно. И всё бы было хорошо, но твоя жажда мести тебя же и сгубила. Нужно быть проще, тогда и жизнь легче.

— И это ты мне говоришь? — выдавливаю из себя, задыхаясь от накатывающей боли.

— Да, — кивает Карл, но перед глазами всё плывёт и мне неясно, с каким выражением он смотрит на меня. — Одно из важнейших качеств сильного человека — умение прощать своих врагов. Ты не смог, потому и почти свихнулся.

Собрав волю в кулак, пытаюсь подняться, и с пятого раза всё-таки удаётся. Мне никто не помогает, но я и не рассчитываю — не хватало ещё.

— А сам-то ты многих простил?

— Речь не обо мне, но скажу по секрету, что да, многих. Если обращать внимание на всех, кто посмотрел на тебя косо, то можно весь город в капусту порубить.

Перед глазами возник образ таксиста с привокзальной площади.

— Но ты же знаешь, что Кристина не просто косо на меня посмотрела.

Карл вздыхает и смотрит на меня с жалостью.

— Знаешь, я не мировой судья и не ангел, но так над бабой измываться, а потом ещё и в карты её проиграть... — Карл делает паузу, отвернувшись и глядя куда-то в сторону.

— Но она не сопротивлялась!

— В пятнадцать-то лет? — хохочет Карл, вытирая выступившие на глаза слёзы. — Ты бы ещё в детском саду себе невест искал.

— Так ты, Никитос, ещё и малолеток предпочитаешь? — удивлённо спрашивает Бугай. — Чего, от бабы постарше боялся сдачи получить?

Откуда они вообще всё это знают? Ах, ну да. Это же Карл и его сотоварищи — эти в курсе всего на свете.

Эта болтовня мне уже порядком надоела. Нужно выбираться, пока Карл расслабился. Только как? Оглядываюсь по сторонам в поисках обломка какой-нибудь трубы или толстой цепи — мне нужно какое-то оружие.

Вдруг раздаётся какой-то шум сверху. Карл ухмыляется и делает знак рукой. Бугай кивает и идёт к лестнице.

— Твоего приятеля привели.

Карл всё ещё не смотрит на меня, но чувствую, насколько ледяным стал его голос.

— Какого это приятеля?

— Не ломай комедию, хорошо? У меня совершенно нет времени смотреть твои представления. Всё ты понял, не нужно мне тут.

И он прав.

Лязг замков, шум и топот оглушают. Слышатся звуки яростной борьбы, проигравшим в которой будет явно не Бугай.

— Что стряслось-то?

Змей кубарем летит с нижних ступенек, предварительно ускорившись благодаря мощному толчку сапогом в пятую точку. Бугай смеётся, а Карл смотрит на, распластанного у его тощих ног, Змея.

Когда мой приятель поднимает голову, непроизвольно морщусь. Его лицо разбито, а из уголка рта стекает струйка крови. Змей отплёвывается, довольно резво для избитого вскакивает на ноги и оглядывается по сторонам, гневно полыхая водянистыми глазками. Встретившись со мной взглядом, он прищуривается и, тыча толстым пальцем в мою сторону, шипит:

— Это ты, сука?

— Пошёл нах, ясно? Я сам ничего не понимаю.

— Шеф, — встревает Бугай, — идите кофе попейте, а я пока поясню этим товарищам, в чём их вина и что нужно сделать, чтобы её загладить.

— Ну, это вряд ли, конечно, — улыбается Карл. — Хоть я и говорил о прощении врагов, но не всякие их прегрешения прощать нужно. В данном случае не вижу никакой необходимости. Но предложением твоим воспользуюсь, тем более что нужно сделать один очень важный телефонный звонок.

И Карл, окинув на прощание нас взглядом, в котором плещется лишь ненависть и презрение, тряхнув головой, идёт в сторону лестницы.

А я смотрю на приближающегося Бугая и понимаю, что живым отсюда вряд ли получится выбраться.

Твою же мать.