Отравленный памятью

46. Арчи

На окраине города, в заброшенной Промзоне и обитает этот загадочный Карл. Хоть и не видел его никогда, но того, что знаю хватит, чтобы понять: он совсем непрост. И вся эта история с посланным им человеком выглядит уж очень подозрительно.

Почему сразу после того, как мы оказались в том гараже по наводке его человека, нас накрыла полиция? Таких случайностей не бывает — это и дохлому ежу понятно, значит кто-то её вызвал. А если так, то, вполне возможно, именно Карл стоит за всем этим.

Мне не хочется думать плохо о друге Роджера, как не простил бы никому наговоров на Филина, но выводы напрашиваются сами, и ничего не могу поделать с разбушевавшейся паранойей.

Слишком многое в последнее время навалилось, слишком сильный крен дала жизнь, чтобы не обращать внимания на такие странные случайности. Но что делать, если друг Роджера действительно во всём этом замешан? А если сам Роджер?

Крепко зажмуриваюсь, чтобы отогнать от себя шальные мысли. Низко и подло так думать о друге, нельзя. Ни разу Роджер не давал повода усомниться в своей преданности, значит буду последним ничтожеством, если начну его в чём-то подозревать.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — говорит Роджер, когда мы слезаем с мотоциклов, — но я чем угодно могу поклясться, что Карл ни в чём не виноват. Ты веришь мне?

В каре-жёлтом глазу плещется тревога, и мне становится не по себе от того, насколько точно он угадал мои мысли. Становится стыдно за свои сомнения, что аж затылок немеет.

— Забей, — отмахиваюсь и отворачиваюсь в сторону, рассматривая окружающий унылый ландшафт с покосившимися зданиями и обветшалыми вывесками. — Я много о чём думаю, но не во всё стоит вникать.

— Ладно, но мне бы не хотелось, чтобы между нами была вся эта фигня. Всё проходит, мы во всём разберёмся, но плохой осадок уже не вычистить.

— Слушай, Роджер, — говорю, заглядывая в его лицо, — тебя я точно ни в чём не подозреваю. А если начну, пусть меня парализует прямо на этом месте. Но Карла твоего совсем не знаю, поэтому, извини, ничего конкретного сказать не могу.

— Понимаю, меня самого вся эта ситуация здорово напрягла. Но будем надеяться, что он всё пояснит.

— Ну, только надеяться и остаётся.

Превозмогая боль в рёбрах, иду к Филу и Брэйну, которые стоят чуть вдалеке и о чём-то шепчутся. Напряжение повисло в воздухе, а парни хмурые и задумчивые, и мне это совсем не нравится.

А ещё мне не нравится это место. Меньше всего на свете хочется лезть в логово "Чёрных ангелов" — не самых приятных ребят, от которых еле уносили ноги и не такие смельчаки, как мы. А, учитывая нашу везучесть, снова куда-то вляпаемся.

Сплёвываю на землю, переполненный отвращением к самому себе. С каким это пор я стал таким? Когда превратился в мнительного труса, думающего о последствиях?

— Кто такие? — спрашивает, появившийся из щели между строениями здоровый байкер с прилипшими ко лбу волосами непонятного грязного оттенка. — Проваливайте, что тут высматриваете?

Он щурит слезящиеся глазки, а на помятой небритой роже застыло хмурое неудовольствие. Мы явно ему помешали, только чем он мог заниматься? Судя по внешнему виду, дрых где-то в углу, настолько замызганный и помятый. А ещё от него воняет за версту.

— Мы к Карлу, — произносит Роджер, и часовой, сфокусировав на нём взгляд мутных глаз, криво улыбается.

— Рыжий, дружище, — растягивает обветренные губы в улыбке, — давно не виделись. Как ты, приятель?

Они довольно тепло жмут друг другу руки и даже обнимаются. Видно, одноглазый здесь частый гость.

— Эти с тобой?

— Точно, — кивает бородач. — Мы пройдём? Шеф твой в курсе.

Мужик кивает и пропускает нас вперёд. Бросив мимолётный взгляд на него, замечаю, что он как-то странно на нас смотрит. То ли с презрением, то ли с жалостью — сразу и не разобрать. Но то, что этот высокомерный гадёныш мнит себя пупом земли — ясно.

Мы не успели ещё толком переступить порог этого вертепа, а мне уже здесь не нравится. По хмурым лицам друзей и напряжённым спинам можно понять, что они со мной солидарны.

Все, кроме Роджера. Тот идёт, ступая уверенно, точно зная куда и к кому направляется, будто был здесь ни единожды и чувствует себя в этих стенах вполне уверенно. Надо брать с него пример и перестать рефлексировать.

Делаю глубокий вдох и чуть встряхиваю кистями рук, чтобы скинуть напряжение. Постепенно удаётся прийти в себя и унять лихорадочно бьющееся сердце.

Вокруг полумрак, затхлый запах и пыль. Пол завален ящиками и коробками, мешками и свёртками, о начинке которых лучше не задумываться, если хочешь сохранить свою жизнь.

— Так, парни, — почти шёпотом говорит Роджер, останавливаясь у небольшой двери. — Это кабинет Карла. Он человек нервный, и взгляд лучше не отводить — терпеть не может, когда глаза прячут. Ещё у него плохо с юмором, поэтому, Арчи, будь серьёзнее, хорошо?

Киваю, хотя ничего обещать не могу — иногда меня заносит, помимо моей воли. Но я постараюсь. Ради Кристины постараюсь.

Мысли о девушке тёплой волной разливаются по венам, немного успокаивают и будоражат одновременно. Перед глазами проносятся картины того, что сделаю с ней, когда весь этот бардак закончится. Мой организм, даже в такой дебильной ситуации, в которую попали по странной прихоти судьбы, реагирует весьма однозначно. Я хочу её и с этим сложно спорить. Остаётся только смириться и ждать финала всей этой странной истории.

А ещё я, кажется, влюбился. Окончательно и бесповоротно.

Роджер рывком открывает дверь, и мы оказываемся в просторном светлом кабинете. Такой бы смело подошёл главврачу какой-нибудь клиники, а не лидеру "Чёрных ангелов".

— Проходите быстрее, — доносится из дальнего угла кабинета, где за столом сидит худощавый мужчина неопределённого возраста в белой футболке и чёрной кожаной жилетке.

Наверное, это именно он — Карл. Смотрю на белоснежные волосы, доходящие до скулы и обрамляющие на удивление утончённое лицо, красные глаза, которые, кажется, никак не могут поймать фокус, бледную кожу с синими прожилками вен и понимаю, что это один из самый странных персонажей, что доводилось встречать.

Карл поднимается во весь рост и выходит к нам, указывая рукой на низкий диванчик у стены, приглашая присесть. Мы с Филом переглядываемся и, синхронно кивнув, принимаем приглашение.

— Наслышан о вас, парни, — произносит после того, как мы втроём рассаживаемся на диване. Роджер присаживается на край стола и, нахмурившись, смотрит на носки своих ботинок. — Я — Карл. Уверен, что и обо мне вы кое-что знаете от Роджера.

— Знаем-знаем, — говорит Фил, испытующе глядя на Карла. Тот ухмыляется и подходит к шкафу.

— Что предпочитаете? Виски, коньяк, бурбон?

— Мы бы предпочли на трезвую голову всё это,— обвожу рукой кабинет, — обсуждать. Очень хочется понять, что же, чёрт возьми, произошло?

Карл чуть растягивает тонкие бледные губы в усмешке и достаёт бутылку коньяка. Отвинчивает тонкими, почти прозрачными, пальцами крышку и хмурит брови. Он весь какой-то тонкий, почти бесплодный, похожий на призрака. Или вампира. Готичный персонаж, ничего не скажешь — такому впору на кладбище старушек пугать, страшно завывая средь могил, закутавшись в чёрный плащ.

Твою мать, что за мысли в голове-то бродят? Наверное, тот мент мне что-то в мозгах нарушил.

— Ну, а я, пожалуй, выпью, — произносит и наливает себе половину стакана. Секунда и тёмно-янтарная жидкость исчезает в недрах его организма. — Потому что в противном случае мозг взорвётся. Устал я что-то в последнее время, утомился.

Мы молчим и ждём, что же он расскажет. Для чего-то же вызывал сюда.

— В общем, я знаю, где ваш Никита находится,— на одном выдохе произносит Карл и снова наливает себе, на этот раз, примерно четверть. — Точно выпить не хотите?

Я не знаю, радоваться или нет. С одной стороны мы в шаге от того, чтобы схватить его за задницу, а с другой... Карл не выглядит сейчас как человек, сообщающий другим приятную новость, значит что-то здесь не так. Только что?

— Знаете, я всегда знал, что ему нельзя доверять, — начинает, переходя сразу к сути. Мне нравится, что он не тянет кота за причиндалы. — Ещё до тюрьмы он иногда выполнял кое-какие... хм... мои мелкие поручения. Работал всегда хорошо, но интуиция всегда подсказывала, что с ним нужно держать ухо востро.

Карл сверлит нас красными глазами, от чего становится не по себе. Но, памятуя слова Роджера, взгляд не отвожу, хотя терпение моё на исходе.

— И вот совсем недавно Никита снова нарисовался на моём пороге. Ему нужна была работа, а у меня накопилась целая гора мелких дел, которые всё не было времени разгрести. Ну и решил проявить заботу о ближнем и дать парню подработать. И снова он проявил себя с хорошей стороны, но я по-прежнему ему не доверял.

— Карл, — говорит Роджер, — то есть всё это время он был рядом с тобой, а ты молчал?

Вот и меня этот вопрос волнует.

— Но откуда я мог знать, что именно он вам нужен? — Карл приподнимает бесцветную бровь и поворачивается к своему другу. — Ты попросил помочь найти одного человека, но ни словом не обмолвился, кто именно этот человек! Вечно загадками говоришь. Вот и перемудрил.

Роджер спрыгивает со стола и за один длинный шаг преодолевает, разделяющее их, расстояние. Они стоят друг напротив друга, сцепившись взглядами в немой схватке, а воздух так наэлектризован, что скоро молнии полетят.

— Но именно ты прислал человека! — шипит Роджер. — Ты гарантировал, что мы можем ему доверять, что он проверенный. Какого хрена мы вляпались в такое дерьмо?!

— То есть ты хочешь сказать, что я сделал это специально? — не повышая голоса, обманчиво спокойно, спрашивает Карл.

— Ты не понимаешь? — теряя терпение, почти ревёт Роджер. Никогда не видел его таким. — Я же верил, что Карл в тёмную играть со мной не будет. А что в итоге? Нас чуть было в тюрягу не упекли после того, как твой человек навёл нас на тот проклятый гараж. И ты хочешь сказать, что ничего не знал об этом?! Не смеши меня.

Карл чуть дёргается, словно Роджер ударил его. Одногразый раздувает ноздри, сжимая кулаки, а мы, словно три вороны на ветке, сидим на диване, замерев, потому что это их разборки, в которых нам нет места.

Филин кидает на меня выразительный взгляд, и я чуть заметно киваю.

— Я похож на клоуна? — почти рычит Карл. — Я послал человека, которому, думал, можно доверять. Да, глупо, наивно, но ведь же знать не знал, что они снюхались с Никитой, понимаешь?!

— В смысле?

Карл хмыкает и отходит от Роджера на несколько шагов.

— В том смысле, что Змей предупредил Ника, что вы ищете его. Не знаю, почему они думали, что я не узнаю? Не прослежу, не выведаю? Наверное, старею, раз мои же парни себе такое позволяют.

В его голосе неприкрытая горечь. Наверное, сложно однажды осознать, что те, кому доверился, считая их надёжными людьми, — крысы.

— В общем, никакие мои оправдания сейчас не отменят того, что именно я всё запорол.

— Точно.— Роджер складывает руки на груди и снова садится на край стола.— Эти твои страхи до добра не доведут. Я тебе давно говорил: ты стал параноиком. Вечно прячешься по тёмным углам, обленился. Приехал бы тогда сам, ничего бы этого не случилось.

Карл кидает на друга быстрый взгляд, в котором слишком много невысказанного, тайного, известного только им двоим, что и не разобрать.

— А почему ты сюда не приехал? Не подорвал свой зад и не приехал лично?

Роджер отводит взгляд, потом тяжело вздыхает и говорит:

— Потому что не хочу лишний раз видеть, чем ты занимаешься. Я и так каждый раз на горло себе наступаю, когда сюда прихожу. Извини, знаю, что тебя это злит, но вот так.

— Чистоплюй чёртов, — бурчит себе под нос Карл, но улыбается. — Ладно, с этим моментом, хоть не до конца, но более или менее всё решили. Теперь приглашаю вас на прогулку. Думаю, это вам понравится.

Он жестом руки, кожа на которой тонкая и светлая до такой степени, что все вены видны, указывает на свой шкаф. Брэйн хмыкает и встаёт с места.

— Пить мы не будем, — говорю, на что Карл смеётся.

— А я и не предлагаю больше, упустили вы шанс, — сказав это, подходит к шкафу, высокому и широкому, нажимает какую-то невидимую глазу кнопку, и с тихим жужжанием белоснежная деревянная махина отъезжает в сторону.

— Однако, — не выдерживаю, потому что это впечатляюще. — Там потайная комната?

— Ага, она самая, — кивает Карл, когда на месте шкафа открывается проход во тьму. — И узники Азкабана с полными карманами философских камней. Пойдёмте, нас ждут.

Карл первым ступает в темноту, но скоро проход озаряется светом — он нашёл выключатель.

— Аккуратнее, крутые ступеньки, ещё и осыпаются порой. Не сломайте шеи.

И лёгкой походкой хозяина спускается вниз, а мы за ним плотной цепочкой. Я не знаю, что там ждёт нас, но с каждым шагом становится всё интереснее. Адреналин и жажда приключений разгоняет кровь, делая тело совсем лёгким, почти невесомым. Даже, кажется, рёбра перестали болеть.

Чувствую за спиной тяжёлое, но спокойное дыхание Филина. Это придаёт мне сил, даёт надежду, что пока мы все вместе, ничего плохого не произойдёт. Правильно ли мы поступаем, что идём сейчас за совершенно незнакомым человеком? Можем ли доверять ему или кинет нас снова? И кинул ли до этого или на самом деле стал жертвой своей неожиданной доверчивости?

Вопросы кружат в голове жалящим роем. Отгоняю от себя навязчивое подозрение. Если сейчас дам волю чувствам, то сорвусь и тогда беды не миновать. Мне нужно быть сильным и держать себя в руках, потому что гнев — плохой советчик, как бы не хотелось дать ему волю.

— Так, дорогие друзья, — произносит Карл, останавливаясь на площадке возле железной двери. — Во-первых, прошу ничему не удивляться. Во-вторых, держите себя в руках, потому что мне меньше всего нужно, чтобы вы марались об этих ублюдков. Ну и, в-третьих, надеюсь, что всё, увиденное вами внутри, там и останется.

— Как в Вегасе? — спрашиваю и не сдерживаю нервный смешок.

— Именно.

Карл бросает на меня тяжёлый взгляд, пробирающий до мурашек. Теперь и без лишних слов понятно, что все слухи о "Чёрных ангелах" — не бред воспалённого сознания охотников за сплетнями.

Но что же там, за дверью? Кажется, мне никогда раньше не было настолько любопытно. Чувствую, как странная энергия струится по венам. Кажется, что там, впереди, стоит только сделать шаг, я увижу что-то, что давно искал.

Карл ещё раз окидывает каждого взглядом, словно размышляет, нужно ли нам туда входить. Первым не выдерживает Роджер:

— Слушай, папа Карло, открывай ты эту золотую дверцу, потому что мы так до утра стоять будем. А Арчи ещё в больницу нужно успеть вернуться до вечернего обхода.

Карл кивает и распахивает дверь.

Яркий свет сотен лампочек, приделанных к потолку, на миг ослепляет. Пока пытаюсь проморгаться, до слуха доносятся странные звуки: мычание, какой-то стук, шипение.

Делаю шаг вперед и отхожу чуть в сторону, чтобы дать пройти другим, а Карл, тем временем, произносит:

— Вот он, красавец ваш, собственной персоной. — Жест рукой куда-то в угол. — Правда, уже не столь красив как раньше, но какая разница, с какой рожей помирать. Да, Никита?

— Ух, ты, чёрт, — шипит Филин, толкая меня в бок. Я подпрыгиваю от неожиданности, потому что от увиденного даже забыл, что не один здесь. — Ты глянь... однако.

Тот, кого мы искали, из-за кого чуть не оказались за решёткой висит на крюках, подцепленных к его коже на спине, и из более чем десятка ран тонкой струйкой сочится кровь.

Впечатляюще.

— И ты ещё спрашивал, почему я к тебе редко прихожу? — хмыкает Роджер, в упор глядя на Карла. — Не можешь без театральщины, да?

— Ты же меня знаешь: терпеть не могу скуку и банальщину, — улыбается Карл почти безумно, глядя на дело рук своего помощника — здоровенного русоволосого мужика с кожаном переднике.

Вот не зря мне фильм "Пила" мерещился, нужно доверять своей интуиции.

— Скажите, друзья, этот товарищ тогда на встречу приезжал?

Карл указывает рукой на ещё одного типа, кровоточащим мешком висящего на крюках рядом с Никитой.

Нет, это не подвал, это какая-то бойня.

— Да чёрт его разберёт, — Роджер нервно дёргает плечом. — Твой приятель слишком уж его разукрасил. Так сразу и не признать.

Карл приподнимает за слипшиеся волосы, поникшую было, голову, чтобы свет лучше освещал разбитое в кровь лицо.

— Да, это он.

Я узнал его — такое характерное лицо сложно забыть, хоть оно и изменилось почти фатально.

— Всё-таки моя разведка хорошо работает, — ухмыляется Карл. — А знаете, как он попался? Придурок же, право слово, даже стыдно за него. Наболтал в моём же собственном баре, что скоро "обует Карла по самые причиндалы". Мол, я у него уже чуть ли не с руки ем, под сапогом сижу и не гавкаю. И о Никитосе нашем дражайшем наболтал с три короба, гнида мерзостная.

Карл сплёвывает на пол, будто само нахождение рядом с этим куском болтливого дерьма вызывает у него отвращение.

— Повезло, — произносит Фил, морщась.

— Везение — странная штука, — ухмыляется Карл, — но тут соглашусь. Кстати, в том же баре он рассказывал какой-то пьяной в дымину шалаве, что они с Никитой на пару сделали с бедной девочкой в том гараже. Никогда мне не постичь уровень подобного идиотизма, когда развешивают на стенках трупы в моём же собственном гараже. Неужели и правда надеялись, что я ничего не узнаю?

Мужик что-то хрипит, видно пытаясь оправдаться, но Карл не слушает его.

— Навели туда ментов, падлы, — продолжает хозяин подвала. — Хорошо, что я перед этим, как чувствовал, товар оттуда забрал, а то бы шухер был на всю округу. Замахались бы откупаться.

Карл многословен, будто пытается доказать, что невиновен. И я верю ему, безоговорочно, хоть вся эта ситуация и дикая до предела.

— Чего вы бледные такие? — смеётся, обращаясь к нам, Кожаный передник. — Лёгкое садо-мазо ещё никому не повредило. От этого не умирают, просто выглядит эффектно, но всё под контролем — сдохнуть раньше времени не дам. 1

Мне кажется, что я попал в какую-то параллельную реальность, но в глубине души нравится думать, что этим козлам не сойдёт с рук всё, что натворили.

Никита, если это, конечно, он, потому что я его в глаза ни разу не видел, мычит и о чём-то словно сказать хочет, но не могу разобрать, что именно. Осторожно подхожу к нему, переступая лужи на полу, о природе которых стараюсь не задумывать. Это похоже на обычную воду, но кто знает, чем на поверку они могут оказаться — от «Чёрных ангелов» можно ожидать чего угодно.

На Никите из одежды лишь бо?ксеры. Он высокий — гораздо выше меня, но в плечах у?же. Смотрю на него внимательно — на разбитые губы, сочащийся кровью нос, опухшие глаза, прилипшие ко лбу светлые волосы — и понимаю, что Женя чертовски на него похож. Даже, несмотря на побои, сходство очевидно.

Только не дай Бог, чтобы в глазах Женечки поселилась такая же злоба и неизбывная тьма.

Никита фокусирует на мне взгляд голубых глазах и кривит рот в усмешке. Морщится, но затею свою не бросает, и вскоре мерзкая ухмылка появляется на его лице.

— Кристина всегда была идиоткой и шлюхой, — шипит он, выпуская слова на волю со странным свистом. Чтобы расслышать, приходится наклониться к нему совсем близко, хоть сама мысль находиться рядом с этим ничтожеством противна. — Скажи, зачем она тебе нужна? Неужели все нетраханные бабы в городе кончились?

И я не выдерживаю, потому что многое могу понять и простить, но только не могу позволить, чтобы всякий мусор и отброс позволял себе такие слова в адрес Кристины. Да и не только её — ни одна женщина, будь она хоть сто раз идиоткой, не заслуживает этого.

И я бью, не задумываясь о последствиях, не соображая, не обращая внимания на нестерпимую боль в рёбрах. Просто бью, потому что не могу по-другому.

— Арчи, прекращай! Хватит! — Фил хватает меня за плечи, зажимает рукой шею, пытаясь отодрать от Никиты. — Ты его убьёшь, зачем тебе это? Он же не сто?ит этого, остановись!

— Отпусти меня, придурок! — ору, глядя на то, как Никита, запрокинув голову, истерически смеётся, захлёбываясь кашлем. — Он же издевается, как вы не понимаете?!

— Мы всё понимаем, но не марай руки, — шипит на ухо Фил. — Ты же понимаешь, что он уже не жилец. Думаешь, из таких подвалов выбираются? Да его найдут завтра, в лучшем случае, на помойке. Уймись, не бери грех на душу. Подумай о Кристине.

— И правда, — вклинивается Карл. — Не пачкайся, мальчик, не надо. Этим дерьмом всегда успеешь замараться, но будешь умным — не дойдёшь до этого.

— Что ты собираешься с ними делать? — Роджер подходит к Карлу вплотную.

Его друг молчит, словно размышляет о чём-то, а я, оттащенный Филом и Брэйном в дальний угол, зажатый между ними, пытаюсь отдышаться и привести мысли в порядок и успокоить дыхание. Слепая ярость клокочет во мне, сердце лихорадочно бьётся о покалеченные рёбра, и я борюсь с темнотой в глазах и болью.

За широкой спиной Роджера мне не видно Никиту, но я слышу его смех и какие-то вопли, больше напоминающие крики умалишённого. Такой человек не должен жить — это противоестественно, но и убить его своими руками не могу.

Потому что если убью его, стану таким же. Словно демон, живущий в этом белобрысом подонке, выйдет на волю и поселится на дне моей души, питаясь всю оставшуюся жизнь чужой болью, тленом и разрушенными судьбами других.

Я много дерьма совершил в этой жизни. Делал людей несчастными, плевал на заботу, рисковал собой, обманывал, но именно в этот момент, прижатый к стене, с тяжёлым срывающимся дыханием и ноющими костями, понимаю, что готов начать новую жизнь, в которой будет место памяти, но не будет — боли.