Пара для безжалостного дракона

Глава 45

Я пришёл в себя от боли, скручивающей тело. Ожоги на коже затягивались, регенерация наконец начинала работать, но слишком медленно. Перевернулся со стоном на бок, затем попытался подняться.

Руки были покрыты волдырями, чешуя местами осыпалась, а местами была все еще впаяна в кожу.

Дракон обессилел от боли и ушёл, передав мне бразды правления.

Я встал на подкашивающиеся ноги. Дошёл до двери, что вела в другую часть подземной комнаты. Распахнул её со скрипом.

Внутри было темно, но за многие годы я запомнил, где что находится, мог двигаться на ощупь. Даже когда зрение ещё не восстановилось.

Дошёл до полки, взял бутылку и залпом выпил её содержимое. Горькая жидкость обожгла горло, но боль слегка отступила, давая пусть и мимолётное облегчение.

Вышел, продолжил идти вдоль стены по длинному каменному мешку, где путь освещал только мерцающий мох.

Впереди был грот с ледяной водой, подсвеченной бледно-розовыми разросшимися водорослями.

Я вошёл в воду. Пар пошёл от тела, кожа зашипела.

Я сам простонал, когда ледяная вода коснулась меня.

Опустился на выступ. Стало легче.

Прикрыл глаза. Чувствовал, как старая кожа осыпается, а новая начинает нарастать.

Чёртово проклятие. Как же я его ненавижу.

А ещё до глубины души ненавижу мысль передать его своим детям.

Вот почему давно решил, что буду последним из Блэкбёрнов. Родители так и не смогли этого принять.

А я смог. Поставлю точку.

Такой боли мой ребёнок не заслуживает.

Тень был прав. Оно уже брало своё, и промежутки между подобной агонией сокращались.

И только рождение наследника драконьей крови снимет его с меня и даст мне шанс дальше жить.

Отец так и поступил. Заделал наследника, дождался моего двадцатилетия, «передал» проклятие — и продолжил жить.

Но я своему ребёнку такого не пожелаю.

Сдохну сам — и вместе со мной сдохнет проклятие.

Это мой осознанный выбор — быть бездетным. Иметь детей я смогу только от драконицы. Еще одна побочка от проклятья. Потому что любой другой ребенок — просто умрет от этой боли, хоть тут проклятье «проявило» милосердие.

Чем сильнее дракон, тем сильнее проклятье. Агония длилась дольше, глубже проникала в плоть, выворачивала тело.

Наломал я немало дров по молодости.

Решил, что буду жить одним днем. Потому что каждый такой приступ может стать последним. Мне не было дела до чужих чувств. Я жил только для себя и своего удовольствия…

Но у меня было всё, кроме настоящей любви. А её испытать мне было не суждено. Мой род лишён истинной пары.

Но один единственный раз… когда я думал, что нашёл ту самую. Амелию…

Я был готов даже отречься от титула, предложить, если та захочет, взять ребёнка из приюта… Но не сложилось.

Хотя сам виноват во всём.

А когда вернулся, чтобы поговорить… было уже не с кем.

Думал подохну в ближайшей агонии, но выживал каждый раз. Живучий я сукин-сын.

Я полностью ушёл под воду. Задержал дыхание.

Водоросли, которые я сам сюда завез обладали заживляющим эффектом.

Замер на дне этого грота.

Потом вынырнул.

У меня было еще немного времени, пока дракон был в беспамятстве.

Вышел из грота. Дошёл до своей одежды.

Натянул удобный костюм, накинул капюшон на голову.

Когда выбрался из тайного хода и открыл дверь сарая, на улице уже был вечер.

Значит, провел сутки без сознания.

Вдохнул прохладный вечерний воздух. Магию Тени использовать пока не мог — все силы ушли на регенерацию.

Набросил капюшон ещё ниже, перескочил через забор и тёмными переулками направился к Амелии.

Её дом возник передо мной.

Я затаился в тени дерева.

В окнах горел свет.

Сумерки густели. Свет фонарей освещал дорожку.

Я перемахнул через небольшой забор, обошёл дом со стороны заднего двора.

Но уже на подходе почувствовал, как пахнет сладким… зефиром.

А ещё видел отблески огня.

Завернул за угол и… замер.

Дыхание сперло, сердце глухо ударило в рёбра и застучало быстрее, выбивая сбивчивый ритм.

Я инстинктивно потянулся вперёд, жадно втягивая воздух, надеясь снова почувствовать аромат фрезий, что так часто преследовал меня рядом с ней…

Но всё перебил сладкий запах зефира.

Сладкий, тёплый, домашний.

И картина перед глазами окончательно выбила из равновесия.

Они сидели на клетчатом пледе у костра.

Две хрупкие фигуры, прижавшиеся друг к другу.

Амелия смеялась. Легко, по-настоящему. Её глаза светились, когда она щекотала маленькую девочку, та визжала и, извиваясь, пыталась вырваться. Но тут же снова зарывалась носом в плечо Амелии, запуская тонкие пальчики в её светлые распущенные волосы.

Девочка.

У неё есть дочь.

Как… я мог пропустить это?

Я смотрел на неё.

Смотрел — и сердце снова сжалось.

Маленький ангелок.

Так похожа на Амелию.

Те же светлые, чуть золотистые волосы. Те же карие глаза. Та же улыбка, озаряющая мир вокруг.

Голос у малышки ещё звонче. Лёгкий, как у её матери. Она что-то говорила, щебетала, а потом снова прижималась к Амелии, обнимая её маленькими ручками.

Сколько ей лет?

Пять?

И тут мне в голову ударило осознание.

А что, если…

Я закрыл глаза, пытаясь избавиться от этой мысли.

Но слишком поздно.

Я представил, как Амелия говорит мне, что ребёнок — мой.

Горячая волна накрыла, на миг заполнив всё нутро.

Но тут же её сменила паника.

Ужас.

Если бы это была моя дочь, значит, проклятие передалось бы ей.

А значит… в двадцать лет она бы сгорела заживо.

От первого же оборота. Только чистокровные драконицы способны подобное пережить.

Пальцы с хрустом вцепились в кирпичную кладку, сквозь сжатые зубы вырвался рваный вздох.

Но нет.

Человек не может забеременеть от дракона.

Это невозможно. А Амелия человек.

Значит, она девочка не моя.

Значит, это чужое счастье.

Значит… я не имею к этому никакого отношения.

Но внутри что-то ломалось.

От этой беззаботной картины, от их счастья.

От осознания, что я прикоснулся к чему-то, что мне никогда не познать.

Никогда не познать счастья семейной жизни.

Я наблюдал и не мог насытиться этим зрелищем.

Стоял, не мог пошевелиться.

Вот Амелия снова начала щекотать девочку. Та звонко и заразительно засмеялась.

А потом Амелия хлопнула в ладоши, щелкнула по носу девочку. А потом насадила кусочек зефира на прут и поднесла его к костру. Тот начал плавиться и слегка чернеть. В воздухе разлился сладкий аромат.

Амелия подула на зефир и осторожно поднесла к девочке.

Та тоже подула, ткнула пальчиком — белая тянучая масса осталась на крошечном пальце.

А потом она лизнула и…

— Так сла-а-адко! Даже слишком! — улыбнулась девочка. Кажется, она вовсе не сладкоежка.

— А я в детстве обожала жарить зефир, — улыбнулась Амелия.

— Может, у тебя был совсем другой зефир? — спросила девочка.

— Сто процентов. Такого тут не бывает.

А я стоял и думал, как дурак.

Зачем было жарить зефир? И как до этого можно было додуматься?

И Амелия же не помнила ничего о себе, но, выходит, она помнит, что любила жарить его?

А потом Амелия отбросила прут в сторону, потянула дочку на плед. Они упали на спины, обнялись и уставились на звёздное небо.

А потом Лия принялась рассказывать ей сказку.

О том, что есть один удивительный мир, в котором есть люди, способные добраться до самого неба и звезд.

Люди, строящие железных птиц, передвигающиеся огромные платформы в океане, машины, несущиеся с огромной скоростью по дорогам, и башни, которые вздымаются так высоко, что, кажется, способны пронзить небеса.

Я опустился там же, рядом со стеной.

Откинулся на кирпичную кладку и смотрел на них. На девочек.

И слушал… слушал…

Про людей, которые никогда не видели драконов, только в книжках и сказках. О людях, что жили в странном, непонятном мне мире без магии.

О чёрном, непостижимом… космосе, который был у нас над головами, и где светились наши звёзды...

И о многом другом, непонятном для меня…

Теперь мне стало ясно, почему Амелия не закончила академию. Думаю, она была беременна. И все это время воспитывала дочку одна…

Я сжал кулак. А потом разжал.

Потому что злость внезапно ушла.

А уши заполнил мелодичный голос Амелии.

Я даже не заметил, как боль в теле отступила.

Как стало легко.

Я тоже запрокинул голову к небу и смотрел в эту чёрную бездну, не мешая ей говорить… о каких-то планетах…