Глава 20.
На следующее утро Настя, не дожидаясь, когда подруга станет беспокоиться из-за ее отсутствия, позвонила в офис сама.
— Эль, привет. Я на неделю на больничном, — сразу же предупредила она.
— А что случилось, вчера ты уходила вроде бы в нормальном самочувствии, — забеспокоилась Эля.
— Вчера я ногу сильно вывернула и меня врач оставил на неделю дома отлежаться.
— О господи, и где ты так умудрилась?
В этот момент в кабинет вошел Русецкий и, заметив, что Эля разговаривает по телефону, просто молча прошел вовнутрь помещения и сел на свободное рабочее место Насти, устремив свой взгляд на Элю.
Между тем Настя продолжала рассказывать Эле:
— На меня вчера возле подъезда какой-то придурошный напал, хотел сумку вырвать. В общем, свалившись на асфальт я повредила ногу. Да еще и головой о ступеньку приложилась — теперь на виске такой синяк.
Эля посмотрела на Олега и задала вопрос в трубку Насте:
— Подожди, ты что одна домой добиралась?
Русецкий даже ни словом не обмолвился, а просто внимательно смотрел и ждал.
— Олег меня до дома довез. Все случилось, когда я уже к подъезду шла, — продолжила Настя, не имея понятия, что тот сейчас сидит напротив и явно догадывается, с кем говорит Эля. — Он грабителя спугнул и потом меня в больницу отвез.
Эля посмотрела на Русецкого с любопытством.
— Так он, оказывается, у нас герой, — с небольшим сарказмом произнесла Эля, все еще глядя на мужчину.
Олег только криво усмехнулся и отмахнулся рукой.
— Ты Кочуновой передай, — без лишних предисловий произнес он, — что в этом месяце ей за переработку премию выписали — пусть гардероб обновит, а то вчера она жаловалась, что ей надеть нечего.
На другом конце провода Настя напряженно замолчала, прислушиваясь к доносившемуся до нее голосу Олега.
— Там что, Русецкий сидит? — недовольно спросила она.
— Да. Слышала, что он по поводу премии сказал?
— Да что он врет-то, — не сдержалась Настя, — ничего подобного я с ним даже не обсуждала…
Олег не стал больше дожидаться, когда Эля освободится — он просто молча ушел из кабинета. Девушка лишь посмотрела ему в след. Что у них там с Настей произошло, Эля даже узнавать не хотела — наверняка их обычные стычки. Вот уж и правда: милые бранятся — только тешатся. А то, что Настю и Олега влечет друг к другу, становилось очевиднее с каждым днем, с каждой усиливающейся стычкой.
В субботу Эля, терзаемая воспоминаниями и муками совести, поехала на детский конкурс танцев. Ее подопечные требовали все внимание к себе, поэтому к огромному облегчению девушки, ей было некогда вспоминать о нежданной встрече, произошедшей здесь пару дней назад. Однако Эля интуитивно оглядывалась по сторонам — видимо подсознательно все еще хотела увидеть Стаса, надеялась, что он снова может оказаться здесь. Но не зря же говорят, что в одну воронку снаряд дважды не попадает — еще одной возможности увидеться вновь судьба вряд ли подарит.
Конец ноября 2010 г.
Пусть и с большим усилием, но Эле все-таки удалось вернуть себе прежнее душевное спокойствие. Отчасти этому способствовала рутинная работа, отчасти занятия по танцам (Эля даже снова решилась принимать участие в конкурсных выступлениях), но самое главное — это нужно было сделать ради Анютки.
Не дать впасть в отчаяние ей также не давала Настя. Ее вечные перепалки с Русецким порой выплескивались и на Элю, которой зачастую доводилась роль рефери, но иногда Эля становилась и невольной соучастницей какой-нибудь неурядицы, которую Олег приписывал Насте. И когда все это особенно надоедало Эле, она просто разводила перед ними руки и спокойно говорила:
— Ваши разборки мне уже в кошмарах снятся. Отстаньте от меня.
Настя стала для Эли одним из самых близких людей в этой новой главе ее жизни под названием Эвелина Золотовицкая. Девушки стали все охотнее доверять друг другу свои переживания.
Сегодня, проведя важную сделку, в которой участвовали они обе, Настя пригласила Элю к себе домой. Эля согласилась, даже не раздумывая — идти в свою пустую квартиру ей совершенно не хотелось. Анюта еще два дня назад уехала с Элиной бабушкой отдыхать в пансионат, а для пущей конспирации с ними поехала и Мария Николаевна со своими внуками.
По дороге девушки зашли в магазин. Уже дома на кухне девушки весело щебетали и готовили легкий ужин.
— У тебя хорошая квартира, — похвалила Эля подругу. — Уютная такая.
— Спасибо. Эта вообще-то мамина квартира — она в ней жила еще до свадьбы с отцом. Потом, когда они поженились, квартиру сдавали. Ну а сейчас я тут живу, обособленно от родителей.
— Одной не скучно?
— Да я уже как-то привыкла. Хотя сейчас после работы я так устаю, что даже общения никакого не хочется. Иногда кто-то из моих родных приезжает — вот с ними скучать точно не приходится. — Настя по-хозяйски суетилась вокруг Эли. — Ты не стесняйся, бери все, что видишь. Я все равно все это одна не доем.
Девушки закончили ужин и вместе принялись убираться на кухне.
— Сейчас закончим и пойдем с моей семьей знакомиться. — И уловив недоуменный взгляд Эли, пояснила. — У меня тут пару альбомов с фото есть.
Эля решила, что раз уж у них пошла доверительная беседа, то можно осторожно поинтересоваться у Насти о ее взаимоотношениях с Русецким.
— Настюш, а что у тебя с Олегом происходит?
— А ничего у нас с ним не происходит, — как можно равнодушнее произнесла Настя. — А с чего такой интерес?
— Интересно наблюдать за вашими противостояниями. Уже думаю на кого ставить: на тебя или на Олега. У кого терпения больше хватит.
— Да хватит уже ерунду говорить. Тебя послушать, можно подумать, что я специально его из себя вывожу, лишь бы он внимание обратил на мою персону.
— А тебе и делать ничего не надо. До твоего прихода в компанию Олег не очень-то часто в офисе засиживался — все по каким-то встречам мотался. А сейчас он из нашего кабинета просто не выходит. Да и чтобы вывести его из себя, нужно просто постараться. Не, подруга, он на тебя глаз-то положил.
Настя пробурчала под нос нечто вроде «Да ну тебя» и отмахнулась рукой, а затем перевела разговор на другую тему:
— Как там твой пирог «на быструю руку», не пригорит?
— Сейчас проверим.
Чай решили пить в комнате, поэтому тарелку с нарезанным ароматно пахнущим пирогом и две кружки чая девушки поставили на журнальный столик. Пока Настя ходила в кухню за полотенцами и ложечками, Эля разглядывала фотографии, стоящие на полке шкафа.
— Ну все, можно чаевничать уже, — услышала Эля сзади себя Настин голос. — О, ты фото рассматриваешь.
Настя подскочила к подруге и стала ей представлять тех, кто был запечатлен.
— Это мои родители. Говорят, что я похожа на маму. Со стороны, конечно, виднее.
С одной большой фотографии на них смотрели счастливо улыбающиеся мужчина и женщина — Настины родители. Они были очень красивой парой. И чувствовалось, что и очень счастливой. Эля почему-то подумала, что глядя на своих родителей, она никогда подобного бы не сказала. Рядом стояла еще одна фотография — Настя в их окружении. Ну и еще пара детских портретов Насти вперемешку с портретами более позднего времени.
А вот фотография, стоявшая на нижней полке, повергла Элю в шок. Счастливая пара: мужчина стоит позади Насти и обнимает ее за плечи, положив свою голову ей на плечо. У обоих глаза лучатся радостью и счастьем. И все бы ничего, если бы тем самым мужчиной не был… Стас.
— А это кто, — спросила Эля, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.
— Ооо, красавчик, не правда ли? — в голосе Насти сквозили гордость и торжество.
***
Когда я увидела эту фотографию, сначала мне показалось, что я брежу или сплю. Настя и Стас. Вдвоем. Обнимаются. И похоже, что они счастливы — настолько искренним был блеск в их глазах. То, как они обнимались, говорило, насколько близки они были друг другу. Такого удара от судьбы я не ожидала. Я стояла затаив дыхание и с какой-то мазохистской упорностью разглядывала эту пару, а у самой на душе становилось все тоскливее и гадостней. Что же их связывает: прошлые отношения или настоящие. Но если они расстались, то для чего Настя хранит его фото? Хотя я сама же делаю то же самое на протяжении четырех лет.
А если они все еще вместе? С чего я взяла, что она ни с кем не встречается или что ей нравится Русецкий? О своей личной жизни Настя всегда предпочитает не распространяться. Впрочем, как и я сама.
Интересно, как давно была сделана эта фотография — до того, как Стас стал встречаться со мной или уже после. А если после, то насколько большой срок прошел после нашего расставания? Насколько легко он меня забыл?
Эти мысли мелькали в моем воспаленном сознании как яркие искры — появлялись, затухали и тут же на смену им загорались новые. Но одна мысль, появившись неожиданно как и все остальные, упорно не желала исчезать, а лишь чудовищно разгоралась во мне: а как же Настя? Как же мне теперь с ней быть? Смогу ли я общаться с ней как прежде? В моем сознании Стас был все еще МОЙ. Я готова была делить его с некими абстрактными девушками, которые были у него до меня, а возможно были и после. Но вот делить его с подругой- НИКОГДА. Пусть это было и до меня. И уж тем более — если после. Мне казалось одновременно, что меня предали и что я предательница.
Так хотелось обо всем расспросить Настю, но язык не повиновался. Я чувствовала, как внутри меня оборвалась какая-то важная нить, державшая меня все эти годы. И сейчас я лечу в пропасть одиночества и боли. Снова.
Собрав остатки силы воли и стараясь, чтобы голос не выдал моих эмоций, я решилась спросить:
— А это кто?
— Ооо, красавчик, не правда ли? — в голосе подруги я услышала нотки гордости.
— Да, — только и смогла ответить я, все еще глядя на этих двоих.
— Это мой брат — Стас.
Казалось, что этот удар был еще сильнее. Стас и Настя брат и сестра? Господи, мало мне испытаний, ты еще решил такое дать.
— Не может этого быть — еле слышно проговорила я.
— Что? — не поняла Настя.
— Вы совсем не похожи. Разные абсолютно.
— Мы родные только по отцу, — пояснила она. — У Стаса мать умерла давно, когда ему было года три что ли, а отец потом женился на моей матери. Да и что о нем рассказывать — он живет за границей, сюда редко приезжает.
— За границей? А почему? — дрожащим голосом спросила Эля волнующий ее столько лет вопрос, но Настя этого не заметила.
— Работает там по контракту. Вообще там у нас дядя живет, Стас уехал к нему учиться и жить. Потом вернулся в Москву, но снова решил уехать — говорил, что там стало привычнее.
Меня одновременно одолевали противоречивые эмоции: с одной стороны хотелось расспросить Настю о Стасе — о том Стасе, которого я не знала, о его семье. Но с другой — я снова испытала этот глупый, ничем не объяснимый страх. Я боялась узнать что-то такое, что принесет мне боль.
Захотелось обратно к себе в пустую квартиру. Спрятаться в свой кокон, чтобы никто не мог почувствовать моей боли, моей слабости.
А Стас так ничего и не рассказал своей семье о НАС. Я поняла это сейчас. Значило ли это, что он не собирался строить со мной длительные серьезные отношения? Скорей всего да. Он просто играл со мной. Я просто была одной из…, ничего не значащей для него. Я вдруг стала противна сама себе: мною попользовались, выбросили и забыли, а я столько лет его люблю и помню.
Мои мысли были прерваны Настей (и весьма вовремя, так как от жалости к себе самой я готова была разреветься в голос):
— Что, понравился мой братишка? Я смотрю, оторваться никак не можешь.
Она говорила шутливым тоном, а меня всю раздирало изнутри. Ну что ей ответить — что я уже знакома с ним? Что я люблю его уже много лет и никого больше не хочу так любить? Что я воспитываю его дочь?
— Красивый, — только и смогла произнести я.
Да, несмотря все мое сегодняшнее потрясение, для меня он так и останется самым красивым мужчиной.
— Ты чего-то загрустила, — озаботилась подруга. — Пойдем чай пить с твоим чудесным пирогом. Ну что случилось, давай выкладывай.
— Я просто очень устала, с ног валюсь, — соврала я.
— Давай-ка сначала чай — пока он не остыл, а потом на боковую.
Настя заботливо хлопотала надо мной. А я теперь никак не могла отделаться от чувства, будто я ненароком вторглась на чужую, запретную территорию. Если Настя узнает, что связывает меня и Стаса, то она непременно ему сообщит обо мне. Но теперь я уже не уверена, смогу, а главное — захочу ли увидеться с ним.
На следующий день легче не стало. Настя стала замечать, что я стараюсь отстраниться от нее и, по-моему, даже немного обиделась. А я все еще никак не могла разобраться в себе, определиться, как же быть дальше.
Мне казалось, что груз того, что я вчера невольно узнала, раздавит меня. В теле появилась такая слабость и апатия, что стало невозможно работать. Кое-как дождавшись окончания рабочего дня, я быстро поехала домой. Думала, что не смогу заснуть от тяжких мыслей, но стоило только прилечь на диван — и меня накрыл липкий, беспокойный сон.
То мне снился холодный и полный ненависти взгляд Стаса, то всплывали сцены нашей любви, его крепкие объятия, жаркие губы на моем теле и хриплый шепот: "Моя". То все снова исчезало, а затем вновь появлялся он, но опять как ангел мести, отнимающий у меня Анюту. Я периодически выплывала из объятий сна, но потом снова в них тонула. И с каждым разом агония становилась лишь сильнее.
Утром я проснулась совершенно обессиленная. Постель и моя одежда были мокрыми от пота. Голова просто готова была разломиться пополам от боли, любой звук отдавался в висках и затылке словно ударом молотка по набату. К тому же горло и нос неимоверно саднили, и поднялась очень высокая температура — градусник показывал 41 °C. Только этого еще мне не хватало.
Кое-как покинув постель, я вызвала врача на дом, переоделась, поменяла постельное белье и позвонила Насте сказать, что заболела.
— Так вот почему ты вчера такая была, — предположила Настя, и отчасти это было правдой. — Сейчас везде грипп гуляет, ты давай держись, выздоравливай. О работе не думай — без тебя управимся.
На следующий день меня выдернул из сна звонок в дверь. На все еще слабых ногах я поплелась открывать дверь, даже не потрудившись посмотреть в глазок. На пороге стояла Настя с огромной сумкой. Она посмотрела на меня и поцокала языком.
— Так, обниматься не буду, — она искренне улыбнулась мне. — Ну как тут у нас больная?
— Если ты про меня, — попыталась отшутиться я, — то, как видишь, ужасно.
Настя меж тем уже по-хозяйски разбирала сумку у меня на кухне.
— Сейчас мы тебя лечить будем. — С этими словами она достала пакет с лекарствами, далее последовало что-то, завернутое в термопакет, и большой термос. — Так, вот тебе лекарства. Там в инструкциях все указано, как принимать нужно. Дальше… Вот для пополнения сил.
— Что это? — спросила я, глядя, как Настя разворачивает термопакет.
— Это фирменный бульон моей мамы. Она всегда нам его делает, когда кто-то заболевает. Пальчики оближешь. Так, и еще вот, — открыв крышку, она подставила мне под нос термос с дымящимся содержимым. — Настойка шиповника и яблок с липовым цветом.
Я рассмеялась:
— Нашла кому дать понюхать: я ж ничего сейчас не чую.
— Ах, ну да. Но тогда поверь мне на слово — аромат просто ах, а если попробовать — то еще потом попросишь.
— Настюш, спасибо тебе большое. Но зачем так беспокоиться, я сама о себе позабочусь.
— В первые дни ты точно о себе не сможешь позаботиться, а лекарства кто тебе купит, как ни я.
Я улыбнулась ей.
— Ну хорошо. Но приготовить-то себе я сама смогу.
— Если твоей мамы с тобой рядом нет, то это не значит, что у других такие же. Моя мама сама решила приготовить тебе все это. Она и приехать к тебе хотела, чтобы помочь, ну заодно и познакомиться. Но я ее отговорила пока.
Услышав это, я вздрогнула. Увидев сегодня Настю на пороге, я испытала такое чувство радости — мы все-таки подруги и сейчас Настя это показала своим приходом. Но вот от появления в моей квартире Настиной мамы точно лишило бы меня душевного равновесия. Я бы не смогла общаться с женщиной, все время гадая, знает ли та что-нибудь о мне.
— Ты что-то побледнела, — заметила подруга. — Ну-ка марш в постель. Я тебе сейчас чай наведу. Я, кстати, тебе еще печенье к чаю прикупила — уж извини, пироги, как ты, печь не умею.
Зазвонил мой телефон — это была бабушка. Она рассказывала мне, как они все вместе отдыхают, как хорошо себя ведет Анюта. Услышав мой хриплых голос, поохала и поахала, сказала забыть о работе и лечиться, чтобы не возникло осложнений.
Пока я разговаривала с бабушкой, Настя озиралась по сторонам, осматривая мое жилище. Рядом с диваном она увидела портрет Анюты и внимательно вгляделась в него. Когда я закончила разговор, она спросила:
— Это Анюта, да?
— Да, — осторожно ответила я.
— Такая красотка. Но на тебя не похожа.
— Папина дочка, — как можно многозначнее ответила ей.
— Чудно, но знаешь, кого она мне напоминает… — Настя задумчиво замолчала.
Еще бы не знать! Аня не просто напоминает — она просто копия папы.
Настя не стала продолжать расспросы про Аню, а стала ухаживать за мной. Я почувствовала себя маленькой девочкой — когда-то вот так за мной и Ромкой ухаживала бабушка. Она принесла мне теплый бульон и налила в кружку заваренный Настиной мамой "витаминный настой" — так она это называла.
Пока я пыталась запихнуть в свой ослабленный организм хоть немного еды, Настя увидела на полке фотографии и, спросив моего разрешения, пошла их посмотреть. Я не видела смысла что-то скрывать. Рано или поздно все равно все раскроется. Настя с улыбкой разглядывала фотографии маленькой Ани. "Какая миленькая", "Ой, какие щечки" и что-то в этом роде восклицала она. И вдруг ее лицо поменялось: брови удивленно сошлись вместе, взгляд стал напряженным.
Она повернулась ко мне с одним вопросом:
— Стас?
Я опустила глаза, тихо ответив:
— Да.
Настя долго смотрела на фотографии. Мы обе молчали. Я просто ждала реакции подруги.
— Аня его дочь, — сделала вывод Настя. — Я ведь права?
— Да.
— Почему ты мне ничего позавчера не рассказала? — я ожидала от нее гнева или чего-то подобного, но никак не сочувствия. — Ты знала раньше, что он мой брат? Хотя нет, откуда… Теперь понятно, почему ты так себя повела. Испытала шок, наверное.
Поразительно, насколько она меня понимает. Даже со Светой у меня раньше не было таких доверительных отношений, чтобы мы понимали друг друга с полуслова.
— Да уж, ситуация, — вздохнула она и присела рядом со мной. — Что между вами произошло? То, что ты мне рассказывала — это все правда?
Мне стало обидно за то, что подруга мне не верила, но с другой стороны, я ее прекрасно понимала — ведь теперь дело касалось и ее брата тоже.
— Все правда. Мы познакомились у общего друга — у Макса Тихонова. — Настя кивнула в ответ, показывая, что помнит такого. — А потом все как-то быстро закрутилось-завертелось. Мы встречались, если эти урывки можно так назвать, чуть меньше года. А потом у моего отца возникли проблемы по бизнесу, нашей семье пришлось уехать. К сожалению, Стасу я смогла сообщить об этом. А потом он уехал. И больше я о нем ничего не знаю.
— А беременность?
— Я поняла это уже после возвращения нашей семьи домой, когда Стас уже уехал. — По щекам покатились предательские слезы. — Так хотела его найти, но не смогла. Он как будто исчез.
Настя обняла меня.
— Насть, почему он уехал?
Настя лишь пожала плечами.
— Я не знаю. Я в то время уже жила отдельно. Я знаю, что после учебы он вернулся, вроде хотел даже насовсем. Мы редко встречались — я училась, а он то по командировкам мотался, то мы по времени не пересекались. А потом мама сказала, что Стас переводится в Германию на постоянную работу.
Я тогда подумала — значит про командировки он не врал мне. Но вот причины столь внезапного отъезда так ясны и не стали.
— Знаешь, — вдруг сказала Настя, — мне одно не понятно — если вы встречались столько времени, почему он тебя нашей семье не представил? Лично я впервые узнала, что в тот период у него кто-то был.
— Ты у меня это спрашиваешь? — Что я могла ей сказать? Что меня саму этот вопрос волнует даже больше, чем ее?
— Эль, мы должны ему об Ане рассказать, — серьезным тоном заявила она.
— Я знаю. Но сейчас я не смогу. Еще одно потрясение — и меня точно можно в дурку забирать.
— Эль, ну не можешь же ты всю жизнь от него это скрывать. Тем более сама всегда говорила, что хочешь его найти.
— Насюш, пожалуйста, не говори пока ничего ни ему, ни родителям своим. Я пока не готова. Дай мне немного времени.
— Эль, это не серьезно…
— Пожалуйста. — Я подняла умоляющий взгляд на нее.
— Ну хорошо, — сдалась она, — только не затягивай.
Настя еще немного посидела со мной, но потом, заметив, что я почти что засыпаю от усталости, уехала домой, дав напоследок напутствия:
— Ты должна хорошо есть, чтобы организм мог сопротивляться болезни. Да и еще — не затягивай с обдумыванием: Стас — Анин отец и должен это узнать. Да и пора уже, наконец, все выяснить.
Она ушла, а я была не в состоянии о чем-либо думать. Сон снова увлек меня в свои объятия, и я вновь окунулась в забытье.