Понять. Поверить. Простить. (СИ)

Глава 35

Глава 35.

Неделю спустя.

Эля уже битый час сидела в комнате снятой ею квартиры и гипнотизировала взглядом телефон. Позвонить или нет. В конце-концов она должна дать о себе знать отцу и Насте — они явно волнуются, не зная, куда она пропала и все ли с ней в порядке.

Первый, кому Эля позвонила, был отец.

— Папа, это я, — тихим виноватым голосом произнесла она в трубку.

— Элечка, доченька, где ты? — сразу же откликнулся Виктор. — Мы же все переживаем.

— Папочка, прости, — всхлипнула она, — у меня все хорошо.

Виктор внимательно слушал, желая узнать хоть что-нибудь существенное, но Эля больше ничего не говорила.

— Элечка, ну что случилось? Почему ты прячешься от нас?

Она тяжко вздохнула и закрыла глаза.

— Я просто хочу побыть одна. Столько всего навалилось, что я просто боюсь сойти с ума от этого. Мне очень тяжело пока оставаться в Москве.

— Солнышко мое, не глупи, возвращайся домой. Ты же большая девочка и должна понимать, что мы все тебя очень ждем и волнуемся. А ты даже не звонишь нам. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но это же не выход убегать от проблем. Тем более, что со Стасом вы еще не обо всем поговорили…

— Пап, не надо про Стаса, — попросила Эля. Было еще слишком больно вспоминать про него. — Я просто позвонила сказать, что у меня все в порядке. Вот и все. Не переживайте за меня.

— Скажешь тоже: не переживайте. За полторы недели ты позвонила первый раз — как я могу не переживать? — Виктор старался сдерживать рвущееся наружу негодование, чтобы не вспугнуть дочь. — Ты хотя бы скажи, как долго собираешься прятаться.

— Я не знаю. Мне нужно собраться с мыслями и силами. Прости, мне больше нечего сказать.

— Элечка, — быстро проговорил Виктор, боясь, что Эля бросит трубку, — у тебя точно все хорошо? Может тебе деньги нужны или еще что-нибудь?

— Нет, пап, ничего не нужно. Я сумею о себе позаботиться. Спасибо. Я тебе еще позвоню как-нибудь.

И с этими словами Эля повесила трубку. Она хотела позвонить еще и Насте, но вот еще одного такого разговора точно не выдержит — и разрыдается. Она прекрасно понимает, что все за нее беспокоятся. Вот только сил совершенно не было, чтобы вернуться и глядеть им в глаза: отцу — потому что во многом из-за его действий пришлось страдать и Стасу, и ей самой; Стасу — потому что просто больно и стыдно за всю ту боль, что он перенес по вине ее семьи, и за то, что так и не нашла в себе силы рассказать ему о дочери, пока было еще не поздно; Зариповым — потому что просто стыдно за свою семью, потому что они приняли ее как родную, хотя должны были бы обвинять за то, что произошло с их сыном по ее вине.

Еще немного повертев в руках телефон, она все же положила его и отошла.

Виктор вопрошающе посмотрел на сидящего напротив начальника службы безопасности своей фирмы.

— Ну как, удалось засечь? — спросил он, нервно вертя в пальцах ручку.

— Без проблем, Вить, — ответил тот, глядя на монитор своего ноутбука. — Абонент зарегистрирован в Нижегородской области…

Виктор удивленно вскинул брови:

— Нижегородской области? Ты уверен?

— Да, это стационарный номер, зарегистрирован на имя физического лица в квартире. Вот адрес…

Виктор, не мешкая ни минуты, сразу же набрал номер Стаса.

— У меня для тебя информация, — сразу же без приветствия и предисловий начал он. — Мне сегодня позвонила Эля. Я пробил ее местонахождения, записывай адрес. Это Нижегородская область…

Колчин продиктовал адрес, только что сообщенный ему его сотрудником.

— Как давно она звонила вам? — услышал он взволнованный голос Стаса.

— Час или два назад. Мои телефоны сейчас стоят на прослушке и служба безопасности смогла засечь сигнал. Но это адрес жилой квартиры. Наверное, Эля снимает квартиру. В общем, я дал тебе информацию… Вот только Эля говорила, что пока не хочет возвращаться. Я боюсь, что она могла позвонить вот так в открытую только потому, что собирается еще куда-то уехать. Тебе лучше поторопиться, если хочешь с ней хотя бы поговорить.

— Спасибо, — только и ответил Стас и тут же отключился.

Стас удивленно посмотрел на лист бумаги, куда он записал только что продиктованную ему информацию. "Что же ты от меня прячешься, малыш?" — с тоской подумал он. И тут же подхватив адрес и пиджак, быстро направился к своей машине, набирая по пути незнакомый иногородний номер. Стас долго вслушивался, отчаянно надеясь услышать любимый голос. Но в ответ звучали одни лишь монотонные гудки.

— Ну ответь же, милая, я тебя очень прошу, — повторял он словно молитву, а в ответ все та же тишина: Эля не отвечала.

Стас не раздумывая направил свою машину по указанному адресу — и плевать было на то, что часы показывали уже восемь вечера, и что до нужного места он доберется лишь поздней ночью. Главное, что он должен как можно быстрее увидеть свою Элю, должен поговорить с ней. По дороге он снова и снова пытался дозвониться по указанному номеру, но ответом ему были все те же гудки.

***

Эля замерла на пороге в комнату и устало прислонилась к дверному косяку: телефон разрывался от настойчивого звонка, оглашая всю квартиру беспрестанной трелью. Она прекрасно понимала, что позвонив отцу, выдаст свое местоположение — с его-то связями и возможностями это было лишь дело времени. Вот только она не ожидала, что времени на это потребуется так смехотворно мало.

Вот только сейчас это был не отец. Эля сердцем чувствовала, что это был Стас — какое-то шестое чувство подсказывало ей это: сердце гулко отсчитывало удары, отзывающие пульсацией в висках и груди, а в душе поднялось такое волнение, которое еще не скоро сможет уняться.

Чего он сейчас от нее хочет? Ведь Стас уже все высказал при встрече. Он действительно был прав: нельзя простить того, что она скрыла от него Анюту — она действительно лишила его дочери, медля со своими сомнениями. А теперь уже ничего исправить нельзя. Стас всю жизнь будет проклинать ее за это.

А телефон меж тем все продолжал звонить. Эля почувствовала, как по щеке покатилась одинокая слеза. Как же хотелось услышать его такой родной и любимый голос — и не важно, по какой причине он звонит, главное, просто услышать! Эля бросилась к телефону и схватила трубку… Но в ответ уже раздавались монотонные гудки — она опоздала. Что ж, значит не судьба! Бросив печальный взгляд на телефон, Эля взяла свою сумку с вещами и шагнула из квартиры на лестничную клетку. Нужно ехать дальше.

***

Стас гнал свою машину по ночной трассе, отчаянно желая поскорее добраться до Эли, хотя он сомневался, что увидит ее. Все это время он пытался дозвониться по указанному Виктором Сергеевичем номером, но ему так никто и не ответил.

Дверь ему также никто не открыл. И Стас с горечью подумал, что он опоздал — на пару часов, но опоздал. И где теперь искать Элю он даже не представлял.

***

Уютно завернувшись в теплый плед, я села на диване, подмяв под себя ноги, и взяла кружку горячего чая. Со вчерашнего дня болело горло, да так, что с утра даже пропал голос. Этого и следовало ожидать: на дворе уже середина декабря, а я всегда умудряюсь в начале зимы заболеть. Да еще и подготовка школы танцев к открытию отнимает изрядное количество сил. Соглашаясь на просьбу Аллы Валентиновны, я и представить себе не могла, что это окажется настолько тяжелым и изматывающим делом. Хотя… Если бы знала, то отказалась бы? Нет, на тот период не отказалась.

Не знаю, что со мной происходит — раньше я никогда не боялась трудностей, всегда смело смотрела им в лицо. А сейчас бегу без оглядки. Все повторяется снова — я боюсь увидеться со Стасом, боюсь разговора с ним. Я чувствую свою вину и это меня буквально сжирает изнутри, вселяя только обреченность и понимание, что нам никогда уже не удастся быть вместе и стать счастливыми, как когда-то. То, что не сумели разрушить мои родители, разрушила я сама — доверие Стаса. Его уже не восстановишь. Я просто обязана была сообщить ему о дочери, но не сделала этого. Никогда в жизни не смогу себе этого простить.

В тот злополучный день, когда я узнала всю правду от матери, я не нашла ничего лучше, как отправиться к Алле Валентиновне, чтобы забыться в танце и музыке — для меня это всегда было лучшей терапией, способом выплеснуть те эмоции и напряжение, что скапливались в душе. Большой неожиданностью для меня стала ее просьба помочь ей в организации открытия новой школы-студии танцев, расположенной, правда, в другом городе. Сама она не могла пока заняться этим лично, так как ее мама была очень больна, а дочь, которая и должна была руководить школой, находилась за границей на обучении. И я, не раздумывая, согласилась, поскольку подобное предложение подразумевало под собой отъезд из Москвы на длительное время — предстояло не только помочь организовать открытие, но еще и отобрать преподавателей и присмотреться к их работе. Но для начала я вызвалась сопровождать нашу группу на межрегиональный конкурс, проходивший в Нижегородской области. После успешного выступления группы мне предложили дать мастер-класс в одной местной школе танцев — так я задержалась на неделю в том небольшом городе.

Одиночество… Одиночество — это та же пустота, только внутри самого себя. Можно и вправду находиться среди множества людей, но чувствовать себя ужасно одиноким.

Я с унынием посмотрела в окно на пугающую темноту — что же я делаю? Как бы далеко я ни уехала из Москвы, я все равно не смогу убежать от самой себя, от всех тех мыслей и переживаний, что затаились внутри меня. Сейчас я понимаю, что было глупо соглашаться уехать, но несколько тогда для меня это казалось лучшим решением.

Мысли снова вернулись к вечеру, когда я позвонила отцу — к тому настойчивому телефонному звонку, что я услышала уже на пороге. Почему я была уверена в том, что это был Стас? Зачем он звонил? Я все еще помню его суровый взгляд и голос, полный гнева и боли, когда он рассказывал мне о том, что сделали мои родители, и справедливо упрекнул в том, что я лишила его дочери. Он все мне сказал, чего же снова хотел? Просто извиниться? Да, я помню, как он пытался увидеться со мной в больнице, я помню тот букет белоснежных роз, что он передал мне — точно таких же, как когда-то, когда мы были еще вместе. В тот день я так и не смогла к ним даже притронуться — мне казалось, что едва я коснусь их, во мне оборвется та единственная ниточка, что поддерживает меня в этом мире живых. Мне казалось, что внутри меня все умерло в день, когда погибла Анечка. Но, оказывается, я ошибалась — оставалась маленькая крупинка души, которая жила надеждой и любовью. Его любовью. Стасом. И эта крохотная частичка умерла после нашей встречи. Я стала безжизненной. Я теперь жила только одними воспоминаниями.

Декабрь. Снег за окном… Завтра уже Новый год. Как незаметно быстро пробежало время: я думала, что уеду на месяц-два, ну от силы три, а все растянулось на полгода. Поначалу было очень тяжело одной в совершенно чужом незнакомом городе, начинать какое-то дело… Но в поисках хореографа для младшей группы, я сама неожиданно стала вести занятия при местном дворце культуры у девочек лет шести-семи. Это такие маленькие куколки-принцессочки: я видела, как горят их глазки, когда у них что-то получается и после занятия они показывают это своим мамочкам. И как радуются их родительницы за успехи дочерей. И я смотрела на них и завидовала — белой завистью, с доброй улыбкой на лице. Ах, если бы моя малышка была сейчас со мной… И снова на глаза навернулись слезы.

А потом вспомнился далекий Новый 2006 год. И Стас. Я до сих пор вижу его во сне, вижу, как он обнимает меня, целует, ласкает… И у меня все замирает внутри от таких снов, мне кажется, что я чувствую на себе его прикосновения. Я вспоминаю, как он был нежен со мной в моменты близости: мне так и не довелось больше почувствовать на себе чьих-то прикосновений и ласк — Стас был у меня единственным. Может это и глупо хранить верность одному мужчине, зная, что никогда с ним не будешь, но в первое время я просто разрывалась между заботой о маленькой Анюте, учебой и работой, мне было просто некогда думать о каких-то отношениях с мужчиной. А сейчас я просто не хочу этих отношений. Я понимаю, что все еще люблю Стаса — безнадежно, мучительно и сильно. Я снова хочу тонуть в его объятиях, хочу попасться под гипноз его черных глаз, хочу чувствовать его губы на моем теле, хочу засыпать в его объятиях, хочу его…

Поддавшись внезапному порыву я схватила трубку и набирала номер Зариповых. И совершенно неожиданно для меня через пару гудков я услышала его голос.

— Алло. — Я почувствовала, как замерло мое сердце, и даже дыхание задержалось. Но я молчала. И даже не потому, что у меня пропал от простуды голос — я боялась. А потом снова услышала Стаса. — Алло, говорите.

Между нами воцарилось молчание. Я закусила губу и закрыла глаза. И тут же в мыслях появился его образ. Только бы не заплакать снова, только бы не выдать себя. Наше молчание затянулось. И я услышала дыхание Стаса — оно стало сбивчивым.

— Эля, — неуверенно и тихо проговорил он, — Эля, пожалуйста, не молчи. Я знаю, что это ты. Милая, не молчи, только не молчи…

Я судорожно вздохнула, и почувствовала, как по щекам потекли слезы. Зачем я позвонила? Кроме боли мне это ничего не даст. И положила трубку. Опять я чего-то боюсь. Опять не могу сделать шаг. Опять прячусь в свою раковину.

Может уже пора начать жить дальше. Через несколько недель у Насти с Олегом будет свадьба — из-за меня ребятам пришлось отложить ее на пару месяцев в надежде, что я вернусь. Однако как ни печально и стыдно мне было, пришлось огорчить подругу и просить, чтобы она меня не ждала. Я и сама-то себе никак не могла объяснить, почему же не хочу возвращаться, а уж как сказать это Насте — я вообще не знала. Конечно же она на меня очень обиделась, хоть и сказала, что все равно надеется на мой приезд. И мне еще долго придется просить прощения за такой поступок и снова стараться заслужить ее доверие и дружбу. Но все предыдущие дни мне отчаянно не хотелось вылезать из своего кокона безэмоционального спокойствия, в котором я сейчас жила.

Но после своего неожиданного звонка Зариповым вдруг захотелось послать все подальше и вернуться в Москву. Надоело прятаться.

Захотелось вдруг к Стасу. И пусть он меня не простил — мне бы просто увидеть его, хоть еще разочек, хоть мельком.

В горле ужасно першило, поэтому я снова налила себе теплого чая, и решила впервые за все то время, что прошло после моего отъезда из Москвы, открыть электронную почту. Количество писем меня ошеломило (хотя, чего я ожидала, когда за полгода электронный ящик так ни разу не был открыт мною). Отсортировав спам и мало интересующие меня сообщения, я посмотрела на оставшиеся: каждый день приходило по одному письму от неизвестного мне адресата. Выбрав самое раннее из таких писем, я с замиранием сердца принялась читать.

"Я опоздал. Гнал на бешеной скорости и все равно опоздал. Простоял во дворе до самого утра и снова поднялся к нужной квартире, но подошедшая женщина, хозяйка квартиры, сказала, что девушка, снимавшая квартиру, съехала вчера вечером.

И что теперь делать, как тебя искать — я просто не знаю. Безумно за тебя переживаю. И еще безумнее тебя люблю.

Нам нужно о многом поговорить. Я был непростительно груб и несдержан при последней встречи. Я должен был сдержаться, но не смог. И теперь прошу — умоляю тебя — прости меня за это. И если судьба дает нам еще один шанс начать все с начала, мы должны воспользоваться им!

Эля, милая, я очень прошу тебя, не прячься. Позволь мне поговорить с тобой."

"Где же ты, милая? Я так хочу тебя найти, но понимаю, что ты сама этого не хочешь.

Очень тяжело понимать, что тебе сейчас нелегко и при этом ты совершенно одна. Я корю себя за то, что это по моей вине ты была вынуждена уехать. Если бы не мои неосторожные обвинения, сейчас ты была бы в окружении тех, кто тебя любит и поддерживает.

Я так по тебе скучаю. Постоянно вспоминаю, как мы раньше рассказывали друг другу обо всем, что произошло за день. И даже если я уезжал, то все равно был уверен, что хотя бы услышу твой голос по телефону. А сейчас я лишен даже этого.

Мне очень не хватает таких бесед с тобой.

Я буду писать тебе в надежде, что когда-нибудь ты ответишь хотя бы на одно письмо — мне и этого будет достаточно.

Каждый день я буду отправлять тебе небольшие послания, которые расскажут тебе все, что творится в моем сердце и душе — ты сможешь их услышать на радио "Романтика". (прим. автора — не нужно искать связи с реально существующим радио "Романтика" — просто название пришлось как нельзя кстати).

Я все читала и читала, не в силах оторваться. Стас с таким трепетом все мне рассказывал, что у меня возникло ощущение, будто я снова вернулась в то далекое прошлое, когда мы были вместе. Он писал мне о том, что происходило у него за день, не забывая про Настю с Олегом, своих родителей. Стас не давил на меня признаниями или обвинениями: он просто терпеливо обо всем повествовал. Лишь иногда в его письмах проскакивали отчаянные строчки: "как же мне хочется тебя увидеть" или "я очень по тебе скучаю". А я с трепетом перечитывала все написанное, пытаясь разглядеть между строк — любит или нет.

Последнее письмо было криком отчаявшейся души Стаса, и от того мое сердце неистово забилось, когда я его читала: "Ты, наверно, уже не вернешься. Я столько времени терпеливо жду тебя, надеюсь на встречу, не теряя веры. Я чувствую, что тебе грустно. Не знаю, как такое может быть, но я просто уверен, что ты сейчас так же одинока, как и я.

Я вспоминаю наши с тобой мгновения, проведенные вместе — поверь, в моей жизни они самые яркие и самые ценные. И я ни за что на свете не променяю их ни на что другое. Твои глаза, твоя улыбка, твое лицо — они навсегда запечатлены в моем сердце, и я каждый день вижу их во сне. Я бы все на свете отдал, чтобы только еще раз увидеть тебя, даже не смея надеяться прикоснуться — только бы знать, что с тобой все в порядке.»

Сидя с совершенно зареванными глазами, я вновь и вновь вспоминала, как мы были счастливы вдвоем. Вспоминала, как мы любили гулять по улицам, держась за руки — и я любила, когда он крепко держал в своей большой ладони мою ладошку. Вспоминала, какие крепкие, но в то же время теплые и уютные его объятия — находиться в них было верхом блаженства. Даже в минуты близости Стас всегда старался держать меня в объятиях, давая мне знать, что я принадлежу только ему одному. А потом, уютно устроившись на его плече, согреваемая теплом его тела и рук, я всегда засыпала, чувствуя, как его пальцы перебирают пряди моих волос. Да, он всегда любил, когда я распускала волосы, всегда старался прикоснуться к ним руками. И почему-то во всех моих воспоминаниях отразилось то, что Стас всегда старался меня оградить от всего окружающего мира, как будто укрывая или защищая.

И почему-то вдруг подумалось: а каким отцом был бы Стас? Мария Алексеевна, помнится, как-то сказала, что он только внешне похож на свою родную мать, а вот по характеру он такой же как и отец: уверенный, сильный, на него всегда можно положиться. А я успела заметить, с какой теплотой и любовью Игорь Михайлович относится к своей семье — ради них он готов на все. Смог же он отказаться от своих планов и претензий, когда дело коснулось здоровья Стаса. И вспомнила, с каким трепетом относился ко мне Стас… Наверно, Анечку он бы обожал, души бы в ней не чаял… Избаловал бы до невозможности… Ах, если бы все вернуть назад… Я бы пересилила себя, я бы все рассказала Стасу… И быть может Анечка была бы сейчас с нами…

Я снова зашла в интернет и открыла интернет-портал с записью эфиров радиостанций и отыскала нужную мне. Если я правильно поняла, то Стас хотел отправлять мне свои сообщения в то время, когда ди-джеи зачитывают сообщения от радиослушателей. Открыв ту дату, в день которой пришло первое сообщение от Стаса на мою электронную почту, я стала слушать. И спустя некоторое время услышала, как радиоведущий зачитал сообщение: «Я совершил непростительную ошибку и очень обидел свою любимую женщину. И теперь она уехала далеко от меня. Элечка, прости меня, милая моя. Я очень тебя люблю. И буду всегда ждать твоего прощения. Твой Стас». А далее следовала песня Scorpions "Still loving you".

Я прослушала все эфиры и была очень удивлена и растрогана одновременно: Стас, как и говорил, каждый день оставлял мне небольшое сообщение и песню, которые открывали передо мной все грани его чувств и переживаний. И я слушала их и плакала. Westlife "Soledad", Серов "Я люблю тебя до слез", Билан "Стань для меня", Bon Jovi "Always" и много других.

Зайдя снова на свою электронную почту, я увидела свежее сообщение — от Стаса.

«Я знаю, что ты сейчас звонила. Мне все еще больно думать, что ты не желаешь со мной разговаривать. Я чувствую, что тебе сейчас одиноко и тяжело, но поверь мне, то же самое чувствую и я сам. Только мне вдвойне тяжелее от того, что я понимаю, что это я виноват в том, что ты уехала.

Я бы мог приехать к тебе, как в прошлый раз — узнать адрес, где ты сейчас находишься по телефонному звонку не так уж и сложно. Вот только понимаю, что ты пока сама этого не хочешь. А давить на тебя я просто не имею права.

Поверь мне, я все так же отчаянно жду тебя и переживаю. И люблю. Все так же сильно».

Сразу же после праздников у Насти с Олегом будет свадьба, и я все же решила — все, хватит прятаться и убегать. Я возвращаюсь. А там уж как распорядится судьба. Не буду ничего загадывать. Между нами со Стасом слишком уж много недомолвок и обид. И как сложатся наши отношения в дальнейшем, я не могла предположить.

***

Я с трудом дождалась утра с, быстро уложив свой чемодан, поехала на вокзал. Наверно судьба была сегодня на моей сторону — в кассе оказался всего один свободный билет на сегодняшний поезд до Москвы. За оставшиеся пару часов до отправки я быстро съездила в школу танцев и предупредила, что на новогодние праздники уеду в Москву, не зная, правда, вернусь уже обратно или нет. И услышала в ответ, что, оказывается вчера звонила Алла Валентиновна и просила мне передать, что вернулась ее дочь и сразу же после праздников приступит к своим новым обязанностям. Действительно, сегодня судьба мне улыбалась.

Я с непонятными чувствами села на поезд и поехала обратно домой — навстречу неизвестности. Вечером я буду уже в Москве. Я сознательно не стала никому звонить и говорить о том, что возвращаюсь, иначе все тут же приедут ко мне, срывая все свои планы, и станут упрекать, что я так долго ото всех скрывалась. Да, я это заслужила — не спорю. Но упреки я выслушаю завтра, а Новый год хочу встретить одна — хотелось прислушаться к своему внутреннему голосу, понять, что же я сама хочу. Хотя я итак уже знала: я хочу быть с ним — со Стасом, хочу, чтобы он меня простил, хочу его любви.