Поскорее бы Новый год,
Я бы в полночь тебя загадала,
Твой нежданный ночной приход,
И смущенное " не ожидала?…"
Чтоб ступил ты на мой порог,
И принес с собой снег на подошвах,
И сказал: "Без тебя не смог!
Умоляю, забудь о прошлом…"
Чтобы я тебя не ждала,
В холодильнике было пусто,
Чтоб метель за окном мела,
Заметая все прежние чувства.
Чтобы стала теплей зима,
С бутербродом и чашкой чая,
Чтоб я вдруг поняла — не сама,
Я отныне рассветы встречаю!
Чтобы время замедлило ход,
Ведь влюбленным всегда его мало…
Поскорее бы Новый год!
Я бы в полночь тебя загадала!
(из просторов интернета)
Глава 38.
Эля проснулась от очень необычного ощущения тепла и защищенности. Она открыла глаза и посмотрела на спящего Стаса: он крепко прижимал ее к себе, как будто боясь потерять вновь. Эля легко потерлась носом о его плечо и блаженно улыбнулась. Какое же это счастье, что Стас рядом — такой любимый и такой желанный. Ее тело все еще хранило ощущения его ласк, и Эля почувствовала, как желание снова начинает ее охватывать даже от одной мысли о Стасе и воспоминаний о проведенной с ним ночи.
Нужно срочно отвлечся, решила Эля, иначе она рискует сгореть от собственного желания. Она легонько провела пальчиком по мужским губам, а затем так же легко поцеловала. И тихо выскользнув из объятий, поспешила встать с кровати.
Стас сквозь сон почувствовал непонятное ощущение пустоты. Он провел рукой по прохладным простыням и, так и не найдя Элю, простонал и открыл глаза. Куда она могла подеваться? На улице уже было светло. Стас осмотрел комнату: все их вещи были аккуратно сложены на кресле (хотя он хорошо помнил, что вчера им обоим было явно не до того, чтобы укладывать вещи в порядке) — не иначе, как Эля постаралась. Стас поднялся с кровати и направился в душ.
Спустившись вниз, Стас тут же уловил вкусные ароматные запахи, доносившиеся из кухни, и направился туда. Едва войдя в помещение, он остановился и стал с интересом рассматривать представшую перед ним картину: Эля, одетая в одну его футболку, стоя на носочках на табурете, пыталась дотянуться до верхней полки. Нижние края футболки сейчас были чуть задраны вверх, оставляя открытыми его взору красивые ноги и даже немножко округлую аппетитную попку, отчего Стас тут же ощутил прилив желания. Он судорожно сглотнул и дал о себе знать:
— Доброе утро, милая! — его все еще хрипловатый ото сна голос прозвучал неожиданно в тишине.
Не слышавшая его прихода Эля вздрогнула и, слегка потеряв равновесие, ухватилась руками за шкаф. Она повернулась к Стасу лицом и тут же встретилась с горящим черным взглядом.
— Доброе утро, — проговорила она. — Ты меня напугал. Нельзя же вот так подкрадываться.
— Зато какая чудесная картина мне тут открылась. Кстати, отлично выглядишь в этой футболке.
Стас вплотную подошел к Эле и обнял ее за талию, а она в ответ счастливо улыбнулась ему и нагнулась для поцелуя.
— Что ты там ищешь? — спросил Стас, все еще не разжимая объятий.
— Соль закончилась, вот я и пытаюсь достать новую пачку.
— Давай помогу, — с этими словами Стас без труда дотянулся до полки и достал то, что нужно. Он аккуратно снял Элю со стула и поставил ее на пол, но объятий не спешил размыкать.
— Чем это так вкусно пахнет?
— Завтраком, — улыбнулась Эля, — ты умылся? — И получив утвердительный ответ, продолжила. — Ну тогда садись.
— Я уже соскучился по тебе, малыш, — прошептал Стас, глядя на любимую. — Проснулся, а тебя рядом нет. — И заправив ей за ушко выбившийся локон, поинтересовался. — Как ты себя чувствуешь?
Эля улыбнулась в ответ и прислушалась к себе: на душе было так легко и хорошо, что хотелось кричать об этом. А еще было так тепло в объятиях любимого, что выбираться из них просто не было никакого желания.
— Великолепно, — и ведь ни капельки не соврала. Даже горло больше не болело, а ведь еще вчера оно ужасно першило, да к тому же ночью она выбежала на улицу одетая в легкую куртку, не надев ни шапки, ни шарфа. — Садись завтракать, а то все остынет.
— Ты мне сейчас напоминаешь маму в то время, когда я был еще маленьким.
— Не забывай, что я тоже была мамой… — Эля сразу же осеклась на этих словах и поникла.
— Милая, родная моя, — Стас с нежностью целовал ее лицо, глаза, щеки, губы. — Не грусти. Я теперь буду всегда рядом и буду делить с тобой эту боль.
Он прижал к своей груди ее голову и стал гладить по волосам. Эля благодарно приняла его заботу, и они постояли так еще некоторое время, пока девушка сама не попыталась высвободиться.
— Все в порядке, — тихо проговорила она. — Давай лучше завтракать садиться, а то ведь и вправду остынет все и будет не вкусно.
Стас помог Эле поставить на стол тарелки с приборами.
— Тебе чай покрепче или как обычно? — спросил он, ставя чайник.
— А ты разве помнишь, какой я обычно чай пила? — удивилась Эля и даже повернулась к Стасу.
— Я все помню: чуть слабее крепкого. И от дольки лимона ты тоже никогда не отказывалась. И три ложки сахара.
Эля даже не нашлась, что ответить. Столько лет прошло, а Стас хранил о ней воспоминания, даже ее предпочтения не забыл. Хотя что уж там говорить, не она ли сама бережно хранила любую мелочь, напоминавшую о нем? А все его привычки отразились в Анюте — она и спала всегда так же, как и папа, и в гастрономических пристрастиях была полной его копией. Может это все было потому, что во время беременности Эля постоянно думала о Стасе и малышка еще в животике впитала в себя все воспоминания о папе?
Стас поставил на стол чашки с чаем и сел завтракать.
— С ума сойти, — воскликнул он, увидев на своей тарелке жаренную картошку с поджаренными ломтиками бейкона. — Я уже и забыл, что такое сытный завтрак. В последний меня так мама кормила, когда я еще в школу ходил, ну если не считать тех редчайших моментов, когда ты оставалась у меня на ночь.
Эля улыбнулась и села за стол напротив.
— Я тоже помню, что ты с утра любишь хорошо поесть, чтобы потом были силы на весь день. А вообще вы с Аней и в этом плане очень похожи — с ней у меня никогда не было проблем в плане еды.
Стас оглядел завтрак Эли и не смог сдержать смеха.
— Это что за рожица у тебя в тарелке?
— А это блюдо называется автопортрет: манная каша с нарисованной вареньем рожицой или солнышком — мы вегда так завтракали перед садиком.
— Знаешь, — задумчиво произнес Стас, — у меня из детства осталось очень мало воспоминаний о моей родной маме — слишком рано она умерла. Но вот одно очень яркое я до сих пор храню: как мама по утрам меня кашами кормила — она тоже мне всякие рожицы рисовала вареньем.
— Все мамы похожи в этом…
— Хочешь сказать, что и твоя мама тоже так с вами возилась?
Эля опустила глаза в тарелку.
— Нашей маме мы были абсолютно безразличны. Я с Ромкой были ей нужны лишь для того, чтобы удерживать возле себя отца. И вот таких воспоминаний ни у меня, ни у него нет. Иногда, когда мы гостили у бабушки, она с нами занималась…
Желая сменить грустную тему, Стас весело проговорил:
— Я, кстати говоря, в детстве очень любил манную кашу. Пожалуй, это была единственная каша, которую я ел.
Эля в ответ только захохотала.
— В который раз убеждаюсь в верности поговорки: "Яблочко от яблоньки не далеко падает", — все еще смеясь, пояснила она. — Из всех каш Аня только такую и ела.
— А дашь попробовать, — вдруг попросил Стас, — тыщу лет манную кашу не ел.
Эля протянула свою тарелку и ложку, и Стас стал с аппетитом пробовать забытое блюдо.
— Слушай, а это, оказывается, вкусно.
— Ну еще бы: со сливочным-то маслом и сахаром, да еще и с рожицей из варенья.
И неожиданно Стас с предельно серьезным лицом подался вперед, смотря прямо в ее глаза:
— Говорят, что если есть с кем-то из одной тарелки, то можно прочитать его мысли…
Эля тоже подалась вперед, жадно ловя взгляд черных глаз, и на полном серьезе ответила:
— Мне скрывать нечего — читай.
Они молча смотрели друг на друга, не сводя немигающего взгляда друг с друга, и потом Стас обхватил Элино лицо двумя ладонями и, еще потянувшись к ней, поцеловал. Эля обхватила его запястья, удерживая возле себя и с наслаждением закрыла глаза. Ей и вправду было нечего от него скрывать — наоборот, хотелось все-все рассказать: как она его любит, как сильно скучала без него, как он был нужен им с Анютой.
Они решили еще на день задержаться за городом — чтобы побыть наедине, чтобы никто не мешал им. Просто отключили свои телефоны и наслаждались обществом друг друга. И не нужны были слова, ласки — просто такое необходимое присутствие любимого человека рядом — вот и все. Как дети гуляли по окрестностям, взявшись за руки, играли в снежки и до исступления целовались, повалившись в снег.
Окончательно замерзнув, они вернулись в дом, переодевшись в сухую теплую одежду (благо, что Настины вещи были Эле в пору), сели перед зажженным камином в гостиной и укрылись одним пледом. Эля устало облокотилась спиной о грудь Стаса и накрыла своими руками его руки, прижимающие ее к его сильному телу.
— Стас, а можно тебя спросить? — спустя некоторое время задумчиво произнесла она.
— О чем?
— А почему ты так и не женился до этого времени?
Стас немного отстранился, чтобы посмотреть на девушку.
— Зачем тебе это? — удивленно спросил он.
— Ответь, пожалуйста.
Ответ последовал не сразу — Стас потерся о подбородком о затылок Эли и сжал ее еще сильнее в своих объятиях.
— Я так и не нашел никого лучше тебя. — В его голосе Эля уловила и нотки удивления, и облегчения.
— Нет, я же серьезно… — попыталась возразить Эля.
— И я серьезно.
— Но ведь у тебя были с кем-то отношения?
Стас на мгновение задумался: стоит ли рассказывать Эле о его отношениях с Карлой. С одной стороны это очень неэтично рассказывать ей о другой женщине, что была в его жизни, но с другой стороны он же читал ее дневник — это тоже было не совсем красиво с его стороны. И тяжко вздохнув, решил ничего не утаивать от любимой.
— Я долго не мог прийти в себя после приезда в Германию: все надеялся, что еще смогу тебя отыскать… Но время шло, а тебя я так и не находил. В прошлом году я пытался построить отношения с одной женщиной, но… — Стас развел руками, — так и не смог: все время тебя вспоминал. Веришь ли — закрою глаза и только тебя одну вижу.
— А вы долго были вместе?
— Меньше, чем мы с тобой — и полгода-то не продержались. — Стас поцеловал Элю в висок и прижал к себе. — Зачем тебе все это нужно знать? Все уже в прошлом.
— Просто не хочется ревновать тебя к безликому прошлому. Хочу узнать все и забыть, как страшный сон. А почему вы расстались?
Стас весело хмыкнул:
— Из-за тебя.
— Из-за меня? — удивилась Эля. — Это как так?
— Я, оказывается, частенько ее твоим именем называл. К тому же твоя фотография всегда стояла возле моей кровати. А когда я вернулся после нашей с тобой встречи, она сама поняла, что я все еще люблю тебя, и ушла.
И вновь воцарилось молчание. Эля пыталась мысленно представить себе ту самую женщину, которая могла бы сейчас занять ее место и быть рядом со Стасом, но все же благоразумно отогнала от себя все это — к чему ревновать прошлое, ведь Стас сейчас рядом с ней, и он любит ЕЕ одну.
— Знаешь, раз уж у нас пошли откровения, — неожиданно начал Стас, — то давай сейчас все выясним раз и навсегда, и больше не будем к этому возвращаться.
— Давай, — вздохнула Эля, уткнувшись лицом в его плечо. Рано или поздно этот разговор должен был состояться, так пусть он будет сейчас.
Они оба понимали, что этот разговор одинаково важен и сложен для обоих, и поэтому долго обдумывали, с чего начать.
— Знаешь, — начал первым Стас, — мне все не дает покоя вопрос: что же все-таки случилось тогда, когда мы увиделись во дворце спорта, почему ты убежала?
Эля медлила с ответом, виновато опустив голову.
— Я испугалась. Сама до сих пор не понимаю, почему. — Она тяжело вздохнула. — Не знала, как быть, что говорить, как ты все воспримешь… Я ведь в то время думала, что ты сам уехал…
— Бросил тебя? — озвучил Стас невысказанное Элей.
— Да, — виновато прошептала она. — Я ведь ничего не знала. Впервые услышала, как все было, от твоего отца. А тогда… Я когда тебя увидела, все разом нахлынуло: любовь, боль, обида, одиночество. Не смогла я просто в тот день посмотреть в твои глаза… Прости меня за это…
Стас заметил, как Эля украдкой вытирает ладонью слезы, и прижал ее к себе.
— Не плачь, родная.
Он нежно укачивал ее в своих объятиях, аккуратно растирая ее подрагивающие плечи.
— Я так виновата, — еле слышно прошептали ее губы на выдохе, однако Стас все услышал.
— Не говори так, — мягко произнес он, — я тебя ни в чем не виню. Просто пытаюсь понять, что же с нами происходило, что же привело к таким событиям. Хотя в какой-то степени твои страхи только все усложнили.
Они сидели некоторое время в молчании: Стас задумчиво прислонившись подбородком к Элиной макушке и устремив печальный взгляд на огонь в камине, а Эля уткнувшись лицом в его плечо и закрыв глаза, чтобы ненароком не расплакаться.
— Почему ты не рассказала мне все тогда, когда узнала, что Настя моя сестра?
Не поворачивая лица, все так же пряча его в плечо любимого, Эля ответила:
— Боялась, что ты не поймешь. Ты столько боли перенес из-за моей семьи… Меня… Что я просто боялась, что ты меня отвергнешь или захочешь отомстить, забрав Анюту.
— Глупенькая ты моя, — Эля сначала почувствовала тяжкое дыхание у своего виска, а затем горячие губы Стаса легко поцеловали ее в затылок, — я же не какой-нибудь зверь, чтобы мстить, не разобравшись во всем. Чтобы судить, нужно всегда выслушать обе стороны — так у вас, юристов, ведь говорят? Ты боялась, только видишь, к чему это все привело… — Стас на минуту задумался, а потом продолжил. — Все же именно в этой ситуации у меня больше вопросов к родителям и Насте: почему ОНИ молчали?
— Это я их попросила не говорить тебе, все тянула сама с решением встретиться с тобой…
Стас покачал отрицательно головой.
— Нет, Эль, они все видели со стороны, все знали… Отец, по крайней мере, точно… И ничего не сказали. Ну да Бог им теперь судья, что толку сейчас устраивать им взбучку — все равно прошлого не исправишь.
— Мне жаль, что из-за меня ты теперь обижаешься на свою семью…
— Эль, ты тут ни при чем, — тут же прервал ее Стас. — Они все взрослые люди и отдавали себе отчет, к чему могло привести это молчание. Тем более, что они прекрасно знают мой характер, знают, что я терпеть не могу, когда от меня что-то скрывают… Ладно, не хочу больше обращаться к этой теме. Ты мне лучше расскажи, где ты пропадала все эти полгода? Я думал, что с ума сойду, не зная, где ты и все ли у тебя хорошо. Ты знаешь, а я ведь даже бросился за тобой в тот городок в Нижегородской области, но опоздал… Не застал уже…
— Я прочитала это в твоем письме. Как ты смог найти меня?
— Когда ты позвонила своему отцу, он сумел выследить твое место нахождения и позвонил мне. Я не стал ждать и сразу же поехал. Господи, — Стас устало потер переносицу, запрокинув голову назад, — я до сих пор помню, как тревожно мне тогда было: пытался постоянно дозвониться по номеру, с которого ты звонила, но в ответ тишина. А когда приехал, то тебя уже не было — ты уехала на каких-то пару часов раньше…
Эля почувствовала, как ее сначала бросило в жар, а затем сразу же в холод: ее чувства не обманули — в тот вечер это был Стас, это он пытался дозвониться до нее. И если бы не ее нерешительность, то она ответила бы на тот звонок. А Стас… Забыв про свою обиду, гордость — он просто поехал к ней. Господи, какая же она дура! Вот так просто решить все сгоряча, не думая ни о ком, а только о себе. Она в который раз все испортила своими порывистыми решениями, глупым поспешным бегством. Эля сдавленно простонала и закрыла лицо руками. Ей нужно научиться уже, в конце концов, не сбегать от трудностей, а смело смотреть им в глаза.
— Ведь я же чувствовала, что это ты звонил, — прошептала она. — Но долго сомневалась… И не успела ответить. Я не думала, что ты вот так все бросишь и поедешь ко мне…
— И все-таки, куда же ты уехала так надолго? — Эля почувствовала, как Стас успокаивающим жестом погладил ее плечи и руки.
— После разговора с матерью я поехала в студию танца. Наша руководительница предложила мне помочь ей в организации открытия ее студии танцев в Рязани, так как сама она не могла уехать туда из-за больной матери. Собственно, все это время я была там — оставалась до тех пор, пока дочь руководительницы не сменила меня.
— А в Нижегородской области что ты делала?
— Сначала я поехала туда, чтобы сопровождать девочек на конкурсе танцев. Задержалась на неделю, чтобы в одной школе преподать мастер-класс, а после уже уехала в Рязань.
— Эль, ну а почему ты за эти полгода не давала о себе знать? Ведь ты же должна была понимать, как все о тебе переживают…
— Сначала просто хотелось побыть одной… А потом снова страх — перед тобой, папой, бабушкой: что я им скажу? И с каждым днем становилось все боязнее.
— Ответь мне только на один вопрос: почему ты мне позвонила тридцатого?
— Очень тебя не хватало, — просто без затей ответила Эля. — Так соскучилась, что не было сил — захотелось хотя бы услышать твой голос.
— А сама почему молчала? Я ведь чувствовал, что это ты. Снова испугалась?
— В этот раз нет, просто в этот день у меня из-за больного горла голос пропал. Знаешь, — задумчиво произнесла Эля, — я ведь после этого звонка только прочитала все твои письма. Во мне словно что-то щелкнуло — не могу я больше без тебя. И я, послав все подальше, вернулась.
— Трусишка ты моя, — вздохнул Стас, — ну что же мне с тобой такой вот делать?
— Не знаю, — пожала плечами Эля и развернулась в его объятиях, чтобы прямо смотреть в его глаза. — Что хочешь делай… Только не оставляй меня больше одну, умоляю тебя.
— Никогда больше не оставлю, родная моя, — Стас притянул к себе ее голову и, зарывшись пальцами в густые темно-каштановые волосы, стал покрывать Элино лицо поцелуями.
Жаркие, нежные, исцеляющие, прощающие, — эти поцелуи стали для обоих обещанием новой жизни, нового счастья.
Стас все никак не мог насытиться теплыми нежными поцелуями Эли. От его уже колючей щетины ее губы припухли, но все же не спешил покидать их уютный приют. Стас любил наблюдать, как от страсти глаза Эли заволакивало пеленой наслаждения, а ее тело словно магнитом тянулось к его рукам и губам.
Да разве может он ее обвинять в чем-то? Она ведь была еще совсем девочка, когда оказалась одна, без поддержки семьи, ими же и оклеветанная — ей и двадцати-то тогда не было. Она столько лет жила в страхе за себя и дочь, за их благополучие — так есть ли у него право винить Элю за то, что она поддалась ему еще раз.
Стас почувствовал, как тонкие пальчики осторожно приподняли его футболку и стали легкими касаниями исследовать его тело. А нежные губы уже скользнули к его шее с теплыми поцелуями, а затем стали спускаться ниже, к вороту футболки. И вдруг Эля остановилась и подняла на него глаза, в которых застыл вопрос. "Нашла", — мелькнула у Стаса мысль.
Эля меж тем резко задрала его футболку вверх и стала с нескрываемым волнением разглядывать тело Стаса, а затем и вовсе стянула ее с него. Стас замер и теперь следил за любимой, чуть откинувшись на спинку дивана. Он знал, что именно так привлекло ее внимание — его шрамы от пережитых покушений. Стас настороженно ждал Элиной реакции. А Эля неуверенным движением коснулась белых шрамов, которые протянулись под ребрами и на животе, и дрожащими пальцами стала гладить ужасные отметины. Стас почувствовал, как напряжена теперь девушка, как воспоминания и чувство вины вновь захватили ее.
— Эля… — тихо позвал он ее.
— Было очень больно? — с болью в голосе спросила Эля, прижав пальцы к самому большому и, видимо, самому глубокому шраму.
Стас накрыл Элины пальцы своими и как можно безразличнее ответил:
— Я уже не помню.
Эля отрицательно покачала головой и заглянула в его глаза:
— Врешь, — голос сорвался на шепот, — все ты прекрасно помнишь… Только не говоришь. Не надо меня щадить, Стас…
Договорить она так и не смогла, потому что Стас поднял к ее лицу руку и нежно провел ладонью по ее щеке, осторожно проведя большим пальцем по сладким губам.
— Это уже не важно, милая. Теперь это уже прошлое.
Эля еще раз покачала головой и сильно обняла его. А потом Стас почувствовал, как ее губы решительно коснулись его щеки, затем дорожка поцелуев переместилась к уху, потом к шее, ниже к плечам. Эля немного нерешительно задержалась на его широкой груди и, заглянув в любимые черные глаза и найдя в них одобрение, погладила пальцами плоские соски, после чего прикоснулась к ним губами и провела по ним язычком. Стас инстинктивно прижал руками ее голову к себе, запустив пальцы в ее длинные волосы. Еще некоторое время он ощущал ее пьянящие поцелуи и ласки на своей груди, но потом ее губы переместились вниз — туда, где были шрамы и тут же почувствовал ласковые прикосновения на них. Эля с отчаянной нежностью покрывала каждую отметину поцелуем, возвращаясь к ним по несколько раз, как будто пытаясь выпросить прощение за каждую из них. И Стас стал задыхаться от такой нежности. Он без всяких слов приподнял Элино лицо и наклонился в голодном поцелуе. Его пальца запутались в мягких локонах, притягивая Элину голову все ближе к себе для более глубокого поцелуя.
— Никуда не отпущу больше, — тяжело дыша, прошептал Стас, прижавшись лбом к ее лбу и заглядывая в подернутые поволокой страсти карие глаза.
Эля не заметила, как с ее плеч легко соскользнул теплый халат — горячее тело Стаса грело еще жарче. Его объятия, ласкающие ладони, поцелуи — все это разбудило внутри нее огонь, который растекался по всему телу, зарождая неутоленное желание. Они оба балансировали на грани своего желания, сегодняшний разговор окончательно стер между ними границы отчужденности — и теперь их души отчаянно стремились слиться друг с другом. Поэтому когда Стас овладел Элей, с их губ сорвался стон облегчения. Растворяясь друг в друге, читая по глазам и по едва слышным вздохам все эмоции друг друга, они были счастливы. И когда, наконец, оргазм накрыл их обоих, Стас крепче прижал к себе Элю — ему казалось, что он даже стал слышать ее мысли.
— Я больше не хочу ждать, — все еще не размыкая своих объятий, чуть хрипловато проговорил он.
— Ты о чем? — не поняла Эля.
— Как только эти чертовы праздники закончатся, мы поедем в подавать заявление… Я хочу, чтобы ты поскорее стала моей женой.
Эля смущенно посмотрела на Стаса.
— Разве штамп в паспорте что-то меняет?
— Меняет или нет — главное, что мы станем официально мужем и женой. — Он прижался лбом к ее хрупкому плечу и о чем-то задумался, и спустя некоторое время добавил. — К тому же мы с тобой ведь даже не предохранялись… Если у нас будет малыш, то лучше, чтобы мы уже были одной семьей.
— Малыш? — растеряно проговорила Эля. Она совершенно не подумала о возможности забеременеть после сегодняшней ночи и дня. Но как же ей теперь быть: сможет ли она дать столько же любви и тепла этому ребенку, если в сердце все еще не зажила рана от потери? И Эля поняла, что в душу заползает паника.
— Стас, — испугано прошептала она, — я наверно не смогу…
— Чего не сможешь, милая?
— Я боюсь, что не смогу дать ему столько же любви, как и Ане. Я все еще никак не могу смириться с тем, что ее больше нет.
Стас перекатился на бок и крепко прижал Элю к себе, устраивая ее голову на своем плече.
— Родная моя, ну почему ты так думаешь? Ведь ты не заменяешь Аню другим ребенком — и на него у тебя будет своя, другая любовь. Как бы тебе это объяснить… Мы с тобой встретились, полюбили друг друга, у нас родилась Анюта. Ведь ты же не заменила меня ею — ты любила нас обоих, каждого своею любовью. А когда в семье несколько детей — ведь с рождением ребенка у родителей рождается и любовь к нему. Будет трудно, но я всегда с тобой. Вместе мы справимся, милая, только поверь мне.
И Эля верила. Ей так отчаянно хотелось ощутить его поддержку, его любовь — она так устала быть сильной, выдерживать удары судьбы. Хотелось быть слабой, доверяться. Время покажет, что преподнес им этот Новый год — просто второй шанс для счастья или же еще и новую жизнь, которая может зародиться внутри нее. Однако Эля поверила в то, что именно рядом со Стасом она сможет обрести спокойствие и любовь. Его теплые и крепкие объятия убеждали ее в этом.