Преданный

ГЛАВА 17

Роза

Когда я встала, то я нашла его уже на кухне.

— Доброе утро. Что у тебя сегодня на повестке дня, Роза? — он открывает буфет и достает черную кружку.

— Я не знаю? Прогуляться по саду? Ты можешь принести мне какие-нибудь книги? Может, возьмешь меня с собой на работу? Просто посидеть и поговорить?

Я захлопываю рот после последнего варианта. Он, нахмурившись, проверяет свои ролекс и открывает холодильник.

— Как насчет завтрака? — спрашивает он.

Я сажусь на барный стул и смотрю, как он запускает кофеварку.

— Завтрак звучит заманчиво, — отвечаю я.

Черный костюм от Армани облегает его, как вторая кожа. Он достаточно плотный, и я почти вижу, как напрягаются его бицепсы под тканью. Но я не могу перестать смотреть на эти чертовы татуированные предплечья, когда он закатывает рукава.

— Омлет подойдет? — спрашивает он, поворачиваясь ко мне лицом.

Его глубокий хрипловатый голос творит со мной такое, чего я никогда не испытывала.

— П-прекрасно, — заикаюсь я.

Он кивает и разбивает яйца в смесительную чашу.

— Как давно ты стал боссом? — я подпираю подбородок ладонью и наблюдаю, как он готовит.

— Давно, лет семь назад или около того, с тех пор, как убили моего биологического отца.

Он стоит ко мне спиной, поэтому я не могу прочитать выражение его лица. Биологический отец?

— О, вау.

Какой странный способ говорить так о своем отце.

— Я и не знал, что у Марко две дочери, — говорит он через плечо, выливая яичную смесь на сковороду. Мои глаза расширяются от удивления. Интересно, что мой отец скрывал нас.

Я проглатываю комок в горле.

— Он не хотел, чтобы мы часто были рядом с ним, — почти шепчу я.

Несколько минут проходят в тишине, пока он готовит омлет.

Он непринужденно перекладывает один омлет-ролл со сковороды на блюдо.

— Знаешь, я никогда не знал своего настоящего отца. Я вырос на улице, и я был приемным ребенком.

— О, прости. Должно быть, это было тяжело.

Он пожимает плечами, ставя передо мной тарелку с омлетом. От одного только запаха у меня урчит в животе.

Он останавливается и хмурится.

— Ты мало ешь, малыш.

Я сглатываю, не зная, что сказать.

— У меня бывают разные фазы. Иногда я умираю с голоду, иногда меня тошнит. Но мне сейчас получше.

В данном случае это ни то, ни другое. Я просто слишком отвлечена им.

Я беру вилку, и его взгляд устремляется к моей дрожащей руке.

— Тебе нужно правильно питаться. Попкорн — это не еда, — его голос суров.

Он берет свою тарелку и садится рядом со мной. Меня окутывает запах его мужского одеколона.

Я ковыряю вилкой по тарелке.

— Так, как же ты прошел путь от приемного ребенка до босса мафии? — спрашиваю я, надеясь сменить тему.

Он опускает взгляд на мой остывающий омлет.

— Ешь, и я тебе расскажу.

У меня текут слюнки, когда я проглатываю яичницу. Я натягиваю рукава свитера, пытаясь побороть тошноту, бурлящую в животе.

— В детстве меня оставили одного в квартире, и меня забрала социальная помощь. Моя мама была наркоманкой и ее нашли с передозировкой. Они нашли ее рядом со мной. А отца они не смогли найти.

Он откусывает от своей еды.

— Еще кусочек, — он смотрит на меня, пока я робко откусываю еще кусочек.

— Меня перебрасывали с места на место. Пока одна семья не отправила меня в боксерский клуб Тони, когда мне было восемь, потому что у меня был вспыльчивый характер, — он пожимает плечами. — Они даже не догадывались, то что Тони управлял подпольным бойцовским клубом. Так что, когда все остальные от меня отказались, мне всегда было есть куда пойти. Именно там я встретил своего брата Келлера. Тони взял его к себе, и мы провели подростковые годы, сражаясь за еду и выживание.

Улыбка озаряет его лицо.

— А когда нам было по шестнадцать, миссис Руссо взяла нас к себе. Пожилая итальянка, которая только что потеряла мужа. Она пыталась приучить нас к порядку, и мы чертовски любим ее за это, как и за ее стряпню. Наши желудки были полны, у нас была теплая постель и настоящая семья. Поэтому, как только нам исполнилось восемнадцать, мы сменили наши фамилии на Руссо. Мы были ее сыновьями и всегда ими будем.

— Ой, это так мило, — я набиваю еще один полный рот яичницы. Я не могу сдержать приступ грусти при упоминании матерей. Я так сильно скучаю по своей.

— И как это привело к боссу мафии? — говорю я с набитым ртом.

Он медленно пережевывает свой кусок, и я наблюдаю, как двигается его кадык, когда он глотает.

— Ну, оказывается, мой отец не был беглым наркоманом, как моя мама. Он был главой гребаной мафии. Джузеппе Лучано.

У меня отвисает челюсть. Это имя я узнала. В детстве мама и папа всегда ссорились из-за имени этого человека. Мама хотела, чтобы мы вернулись в Италию, но отец был одержим идеей перехватить власть у мистера Лучано.

Лука наблюдает за мной.

— Ты знала его?

Я качаю головой.

— Нет. Просто слышала его имя. Меня держали подальше от бизнеса моего отца.

— Хмм, — его грудь гулко вздымается, заставляя мое сердце подпрыгнуть.

Игнорируя трепет в животе, я стараюсь не отвлекаться от темы.

— Так твой отец заставил тебя возглавить мафию? Почему? — я отправляю в рот еще одну порцию еды. Я хочу узнать больше, и только так я могу продолжить разговор.

— Этого я до сих пор не знаю. И никогда не узнаю. Его советники нашли меня, затащили на заднее сиденье внедорожника и привезли в закрытый особняк моего отца. Сказали мне, что согласно завещанию, которое он составил, власть переходит к его единственному, оставшемуся в живых, сыну.

Я кашляю, пытаясь сдержать смех.

— Подожди. Раньше тебя звали Лука Лучано? Это громкое имя.

Он хихикает.

— Руссо намного лучше.

Я постукиваю вилкой по губам, пытаясь представить молодого Луку, которого втягивают в империю его отца.

— Должно быть, это было тяжело.

Его губы поджимаются, когда он задумчиво смотрит на свою кофейную чашку.

— Моя жизнь никогда по-настоящему не принадлежала мне. Я всю свою чертову жизнь боролся за выживание. Это ничем не отличается. Сейчас я в том месте, где меня уважают. У меня денег больше, чем нужно. Как только я уничтожу твоего отца, город будет моим.

— Чего-то еще не хватает? — я могу сказать, что он не выглядит довольным своей текущей миссией.

Его глаза ищут мои, когда он откидывается на спинку стула.

— Может быть. А может и нет. Я никогда не знаю, что меня ждет.

Я отодвигаю от себя тарелку с недоеденной едой.

— Мой отец изменился с тех пор, как убили маму.

Я смаргиваю слезы. Трудно говорить о своей маме. Я никогда не рассказываю о своих страданиях.

Его теплая ладонь на мгновение ложится на мое колено.

— Мне так жаль.

Я смотрю на его широкую ладонь с татуировкой, выглядывающей из-под белой манжеты.

— В нашем доме произошел взрыв. Мне было всего четырнадцать. Все произошло так быстро, что я мало что помню. Вот мы с Евой придумывали танцевальные номера в саду. А следующее, что я помню, я очнулась в больнице. Моя мама, нона и еще несколько человек были убиты.

Я сдерживаю слезы, чтобы не разрыдаться. После ее смерти мой отец даже не упоминал ее имени в доме. Все фотографии исчезли. Он даже оттолкнул меня, потому что у меня были ее темные глаза.

— Все, что его волнует, — это власть. Мы потеряли наш дом на Сицилии из-за его войны с Капри. А потом он привозит нас сюда и снова ломает.

Я закрываю лицо руками.

— О, Роза, — его голос мягкий и успокаивающий.

Я спрыгиваю с барного стула, в груди что-то сжимается. Чувство, которое я слишком хорошо знаю.

Я слышу, как он зовет меня вслед, когда я бросаюсь в свою комнату и захлопываю дверь.

Я просыпаюсь, зевая, и прижимаюсь к Луке без рубашки. Он обнимает меня своей сильной рукой и притягивает ближе.

За последние две недели мне приснилось всего пару кошмаров. Оба раза он заключал меня в объятия и шептал:

— Это я, Лука. Я здесь. Ты в порядке, малыш. Никто не причинит тебе вреда.

Затем укачал меня, чтобы я снова заснула.

Я чувствую себя как новенькая. Та, кто действительно спит и просыпается без похмелья.

— Доброе утро, малыш, — его голос хриплый, а дыхание щекочет мне голову.

Я закатываю глаза.

— Я действительно не такая уж и маленькая.

Он поворачивается на бок и ухмыляется мне. Его темные волосы растрепаны на макушке, и у меня возникает странное желание запустить в них пальцы.

Огонь разгорается внутри меня, совершенно чуждое чувство, которое заставляет меня сжать бедра вместе. Я хочу этого мужчину, я просто не знаю, что с этим делать. Он никогда не захочет такую сломленную женщину, как я.

— Ты хорошо спала прошлой ночью.

Он усмехается, его зеленые глаза озорно искрятся.

— Почему ты так говоришь? — я наклоняю голову, чтобы лучше видеть его лицо.

Он прикусывает нижнюю губу.

— Возможно, ты схватила за мой член во сне, а возможно, и нет.

— Нет! Я этого не делала!

Я задыхаюсь. Меня охватывает смущение. Теперь мои щеки пылают.

— Ты это сделала. Это меня и разбудило.

— Боже мой, мне так жаль.

Я закрываю лицо руками. Он отводит их, и его губы растягиваются в улыбке.

Я начинаю паниковать. Что, если он заставит меня вернуться в мою собственную комнату? Я наслаждаюсь этими спокойными часами сна.

— Эй, все в порядке. Не волнуйся. Я могу придумать кое-что и похуже, чем быть облапанным во сне маленькой итальянской красавицей, которая лежит у меня в постели.

Он закидывает одну из своих татуированных рук за голову, приподнимаясь и наблюдая за мной.

Он считает меня красивой?

Я хлопаю ресницами, глядя на него.

— Прости, что?

Он смеется и отодвигается на другую сторону кровати.

— Давай, нам пора вставать. У меня есть кое-что для тебя внизу, а потом я должен на работу. Чем быстрее я разберусь с этим, тем скорее ты получишь свободу.

Моя реальная жизнь. Это как удар в живот. Думаю, он просто потакает бедному маленькому выздоравливающему наркоману. Я знала, что у него нет тех чувств, что есть у меня.

Я вздыхаю и отодвигаюсь от него, выбираюсь из кровати и хватаю свой черный шелковый халат, который висит за дверью. Оборачиваюсь я замечаю, что он пристально смотрит на меня, а его глаза сканируют мое тело, отчего у меня трепещет в животе.

— Ну, что меня ждет внизу?

Он сбрасывает одеяло, обнажая свое мускулистое тело. Темные узоры татуировки стекают по его правой руке и груди. Он надевает серые спортивные штаны и черную толстовку с капюшоном. Возможно, он всегда сногсшибательно одет, когда выходит из дома, но как только он возвращается домой, он уже переодевается в свою удобную одежду и готовится к просмотру марафона фильмов на диване.

Я открываю дверь, и мы идем вниз. Когда я достигаю последней ступеньки, он ловит меня за руку, и я останавливаюсь.

— Подожди, я хочу сначала проверить, на месте ли он.

— Хорошо, — я смеюсь. — Тогда я подожду.

Он кивает и направляется в гостиную. Я подхожу к журнальному столику напротив лестницы, заваленному фотографиями. Он, Келлер и Грейсон, когда Келлер выиграл свой чемпионский бой. На другом снимке Лука сидит, улыбаясь, и обнимает свою племянницу Дарси, а ее брат Макс прижимается к нему с другой стороны.

И фотография Луки, Келлер и пожилой дамы, которая, как я предполагаю, миссис Руссо. Я прищуриваюсь — клянусь, она выглядит смутно знакомой.

— Готово! — кричит он.

Когда моя нога ступает на последнюю ступеньку, я останавливаюсь как вкопанная, обнаружив, что он сияет, как идиот, направляя на меня огромную камеру.

— Э-э-э, Лука, что ты делаешь? — я рефлекторно запахиваю халат.

Смеясь, он подходит ко мне и протягивает камеру, это высококачественный Canon.

— Это тебе. На днях ты сказала мне, что хотела бы стать фотографом. Поэтому я записал тебя на онлайн-курс, — говорит он, вкладывая мне в другую руку новый ноутбук.

Слезы вот-вот прольются, когда я смотрю на два самых продуманных подарка, которые можно было бы купить.

— Я …. я не знаю, что еще сказать, кроме как «спасибо». Это может быть мое будущее вне мафии.

Он лучезарно улыбается мне, берет камеру и ноутбук из моих рук и кладет их на стеклянный кофейный столик позади себя.

Я качаю головой. Спасибо. Я могу делать что-то получше.

Я подхожу к нему, обнимаю за талию и крепко сжимаю. Он тут же обнимает меня в ответ. Его сердце колотится у моей щеки.

— Я подумал, что было бы неплохо иметь что-то, чем ты будешь занята в течение дня. И когда ты освободишься, то ты можешь продолжать дальше свое дело.

Я смотрю на него сквозь ресницы и замечаю страдальческое выражение на его лице.

— Это лучший подарок в моей жизни.

Он слегка улыбается мне и его руки крепко сжимаются вокруг меня.

— Ты заслуживаешь всего, Роза, — шепчет он, отчего по моей коже бегут мурашки.

— И ты тоже, Лука, — непролитые слезы щиплют мне глаза.

Его губы касаются моей щеки, когда он убирает волосы за плечо. Каждая клеточка моего тела реагирует на его прикосновение.

— Пора собираться к назначенной встрече. Доктор Дженкинс скоро будет здесь.

Нервы сводят меня с ума. Мой первый прием у психиатра. Я выпускаю руки из объятий, но Лука крепко держит меня.

— С тобой все будет в порядке, малыш. Я обещаю тебе.

Его мягкие слова наполняют меня уверенностью.

После ухода доктора Дженкинса возникает странное чувство. Я вся на взводе, и в то же время меня охватывает чувство облегчения. У меня была консультация, и я не сломалась, она не считала меня сумасшедшей или наркоманкой.

Я направляюсь в ванную и включаю душ в ванной комнате в своей комнате. Возможно, я буду спать в кровати Луки, но я перенесла свои вещи в свою прежнюю комнату. Я не хочу, чтобы он чувствовал, что я полностью вторгаюсь во все аспекты его жизни.

Я открываю дверь, чтобы взять еще полотенец, и врезаюсь прямо в твердую грудь Луки.

Его большая рука хватает меня за локоть, удерживая от падения.

— Как прошел твой первый сеанс? — он улыбается мне сверху вниз.

— Хорошо, — я делаю шаг назад, оставляя между нами некоторое расстояние. Но на самом деле это для того, чтобы моя кожа не перегрелась от его прикосновений. Он чешет затылок, и между нами воцаряется тишина.

— Я приготовлю какао. Хочешь посмотреть фильм? — он переминается с ноги на ногу и наблюдает за мной.

Я сдерживаю улыбку.

— С удовольствием!

После того как я приняла душ и надела пижаму, у Луки на столе уже стоят две кружки какао со взбитыми сливками и огромная миска попкорна. Я присоединяюсь к нему на диване и сажусь на соседнюю подушку. Мне так и хочется придвинуться ближе, наши тела всего в нескольких сантиметрах друг от друга.

Теперь его очередь выбирать, поэтому я устраиваюсь поудобнее, кладу голову на одну из его серых подушек.

Когда мои веки начинают закрываться, я трясу головой, пытаясь побороть усталость.

Лука хихикает, и я оборачиваюсь и вижу, что он с удовольствием наблюдает за мной, запихивая в рот попкорн.

— Не фанатка Супермена? — его брови приподнимаются, когда он поворачивается ко мне.

— Ммм, а кто не фанатеет от Генри Кавилла? — я смеюсь. — Я просто устала. Я думаю, все эти сегодняшние разговоры вымотали меня.

— Разговаривать — это хорошо, да?

— Хм, сегодня мы не углублялись, просто обсудили некоторые основы моих привычек, как бороться с тягой на начальном этапе, как справиться с моей… — я замолкаю. — …травмой.

Его улыбка смягчается, и теплая ладонь поглаживает меня по колену.

— Я здесь, если захочешь поговорить. Не важно когда.

Слезы застилают мне глаза. Мне никогда никто этого не говорил. Но я не могу, у меня пока нет слов.

— Спасибо, Лука.

Он грустно улыбается мне, напоминая мне, насколько я сломлена. Мне не нужно сочувствие людей, я просто хочу снова чувствовать себя нормальной.

Я подтягиваю колени и обнимаю их, снова переключая внимание на телевизор.

— Малыш, что случилось? — от беспокойства в его голосе мои слезы текут ручьями по щекам.

Я смотрю на экран с размытыми пикселями, мои мысли возвращаются к тому дню. Я крепче обхватываю колени, задерживая дыхание. Я слышу голос Данте, что звучит в моем мозгу. Боль начинает отдаваться от моей ключицы, когда я чувствую, как его зубы впиваются в мою плоть.

— Черт, — я зажмуриваюсь.

Сегодня доктор Дженкинс научила меня технике «Квадрат дыхания». Я делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание на четыре секунды и выдыхаю на четыре секунды, представляя, как рисуются стороны квадрата. Но не его.

Я едва слышу глубокий голос Луки, зовущий меня по имени, но я отключаюсь. Я отгораживаюсь от всего. Сосредотачиваюсь только на свистящем дыхании, представляя, как оно течет по квадрату, захватывая нарастающий страх, который угрожает вырваться наружу.

Это жажда дозы, чтобы спрятаться от него.

Через несколько минут я смотрю на Луку, который с интересом наблюдает за мной и выражение его лица теплое.

— Что это было? — тихо спрашивает он.

Я нервно прикусываю губу.

— Это был небольшой срыв, но я использовала технику дыхания, которой научила меня доктор Дженкинс. «Квадрат дыхания».

Его лицо напрягается, а одна бровь приподнимается.

— «Квадрат дыхания»?

— Да. Оказывается, это вроде как работает.

Удивительно.

— Расскажи мне, как это работает? Знаешь, на случай, если мне когда-нибудь придется помочь тебе?

Мое сердце колотится, кожа краснеет, пока он ждет моего ответа. Доктор Дженкинс попросила меня закрыть глаза и нарисовать квадрат вокруг коленной чашечки, чтобы представить форму.

— Можно я покажу тебе?

— Конечно, можешь.

Он ставит кружку на кофейный столик и ставит фильм на паузу.

Я придвигаюсь ближе к нему, ставя ноги на пол, чтобы оказаться рядом с ним. Я дрожу в предвкушении, когда наши колени соприкасаются.

— Итак, я собираюсь нарисовать квадрат вокруг твоего колена.

Он смеется.

— Ладно…

— Пока я это делаю, ты вдыхаешь четыре секунды, задерживаешь дыхание на четыре секунды, выдыхаешь на четыре секунды и снова задерживаешь так же. Ты должен представить, как твое дыхание рисует стороны квадрата, как я делаю это кончиком пальца.

— Понял, — он ухмыляется, когда я поднимаю на него взгляд.

Мои щеки пылают, и я отворачиваюсь, сосредоточившись на его колене. В ту секунду, когда мой палец касается его, я слышу, как за спиной у него перехватывает дыхание. Положив руки на его мускулистые бедра, я начинаю инструктировать его, повторяя тот же рисунок пальцами.

Он откидывается назад, его рука лежит позади меня на спинке дивана, глаза закрыты. Я пользуюсь моментом, чтобы полюбоваться им, даже когда его волосы взъерошены и первые несколько пуговиц на рубашке расстегнуты. Любая женщина пускала бы на него слюни, в том числе и я. Кому нужен Супермен, когда у меня есть свой собственный, прямо рядом со мной?

Он подсматривает одним глазом.

— Ты остановилась.

— О, извини, — мое лицо краснеет по совершенно новой причине: тот факт, что он поймал меня, когда я пялилась на него, когда он должен был расслабиться.

— Все в порядке. Не могла бы ты еще немного поделать эту штуку у меня на колене? Это так приятно, — удовлетворенно рычит он.

Я сглатываю, мои глаза расширяются. Осознание того, что я могу доставить ему удовольствие, заставляет меня улыбаться. Я подтягиваю ноги вбок, пытаясь устроиться поудобнее, чтобы прислониться к его телу. Моя голова всего в нескольких сантиметрах от его груди, но веки все еще наливаются тяжестью. Я напрягаю руку и удерживаю свой вес. Он попросил меня показать ему, а не начинать обниматься и использовать его в качестве подушки.

Я продолжаю водить пальцем по невидимому квадрату на его колене, а его хриплое одобрительное хмыканье убаюкивает меня.

Я резко просыпаюсь, когда моя голова касается подушки. Лука стоит надо мной.

— Ты уснула, и это было не очень удобным. Я отнес тебя сюда на руках.

Я кутаюсь в одеяло.

— Спасибо, — мне удается прошептать, прежде чем я снова проваливаюсь в глубокий сон, но не раньше, чем кровать прогибается, и он прижимается ко мне.

В этот момент я наконец-то могу позволить себе уснуть.